11-02-2017 Гайто Газданов 1581

«Рождению мира предшествует любовь...» (Заметки о романе «Полет»)

Ласло Диенеш

«Каждому состоянию души соответствует известное мировоззрение...»

«Полет»

...Какое незаурядное сочетание: острый ум, хорошее образование, тонкое знание «движений души», глубокое понимание человеческой судьбы, большой жизненный опыт, накопленный еще в начале жизненного пути, когда впечатления особенно свежи и сильны, прекрасный дар слова и повествования, — все что нужно, и даже больше, для того, чтобы стать настоящим писателем!..

«Полет» — одно из самых утонченных произведений Газданова-психолога. Это «камерная драма», или, может быть, правильнее было бы даже сказать — «камерная музыка». Вполне вероятно, что это самая удачная его попытка создать музыкальное впечатление. Это повествование о жизни узкого круга лиц, в основном, членов одной семьи, о самом сокровенном в их жизни, об их любовных взаимоотношениях. В нем дается тончайший анализ их «психологического существования», самых потаенных чувств и мыслей. Писатель изучает и славит любовь, глубоко исследует ее сентиментальные «путешествия» и «полеты», пристально вглядывается в бесчисленное множество форм, которые она принимает. Через роман проходит несколько рискованная тема любви юноши к его тетке и тема весьма запутанных любовных отношений членов семьи Сережи, юного главного героя романа (его отца, Сергея Сергеевича, и его матери, Ольги Александровны; его отца и тети Лизы; его тетки и его самого; его матери, тетки и их любовников; других второстепенных персонажей). Этот роман может также служить во многих отношениях иллюстрацией стиля и проблематики всего творчества Газданова (особенно довоенного периода), поэтому большинство наших комментариев можно отнести не только к роману «Полет», но и ко всей его прозе.

В «Полете», как и в других произведениях (за исключением, пожалуй, некоторых поздних романов 60-х годов), Газданов предстает последовательным агностиком и психологом-сенсуалистом. Он (так же, как и отец Сережи, один из «выразителей» его мыслей в романе) считает, что истоки всех достижений разума и интеллекта, общественных явлений и исторических событий можно отыскать в инстинктах и эмоциях, врожденных наклонностях и влечениях. Такое видение мира находит свое выражение в особом построении повествования и выборе тем. Эпизодичность повествовательной манеры Газданова, которую много критиковали, но никогда до конца не понимали, отражает его неверие в логическую последовательность событий, складывающихся в человеческую жизнь. В мире Газданова нет начал и окончаний, есть только поток форм жизни, бесконечное течение, и единственное, что интересует писателя, это — «движения души», как он часто их называет, эволюция чувств. Каждый эпизод в его произведениях построен так, чтобы представить метафизическую сущность его темы: характеров и событий, ситуаций и переживаний. При таком освещении невозможно выстроить вещь по горизонтальной временной оси причинных связей; она должна быть расположена по вертикальной, вневременной, сущностной оси. Писатель пытается объять всю полноту данного существования («В некоторых, почти сверхъестественных, состояниях души, глубина жизни открывается во всей своей полноте, и каким бы заурядным ни было представшее зрелище, оно становится ее символом», как говорит Бодлер), и именно в этом смысле мы можем говорить о глубине исследования человеческих эмоций, описаний эпизодических персонажей и событий у Газданова. Такого рода повествование не ограничивает изложение событий одним, как это происходит при последовательно развивающемся сюжете, или двумя направлениями — вперед и назад, когда оно начинается, а позволяет ему развиваться последовательно и (или) одновременно во многих направлениях. Именно такое движение, перенесенное в сферу психологии, Газданов называет «движениями души», «эволюцией чувств», и это разнонаправленное движение и составляет «сюжет» его произведений. Чем больше «эпизодов» (каждый из которых состоит из одного или нескольких «движений души») содержит роман, тем богаче он становится. Такое композиционное построение точно отражает авторское видение жизни. Каждая человеческая жизнь, по Газданову, состоит из ряда эпизодов, начало которых затеряно во тьме и цель которых нам неизвестна. Любая попытка выстроить в художественном произведении схему жизни так, как будто в ней есть разумная внутренняя логика или последовательность событий, обречена на неудачу. Таким образом, на этой горизонтальной плоскости не может быть иного единства, кроме единства восприятия, «внутреннего видения» и сентиментального, лирического контекста или подтекста. На вертикальной плоскости, однако, как совершенно четко резюмирует Газданов в одном из ключевых романов «Эвелина и ее друзья», в каждой человеческой жизни существует некий «центральный момент», к которому, по-видимому, было направлено все ему предшествующее, а все происшедшее позже является его следствием: «Этими долгими зимними вечерами, когда я сидел в своей квартире, в той идеальной душевной пустоте, в которой я находил столько положительного, а Мервиль столько отрицательного, я думал о разных вещах, но думал так, как мне почти не приходилось этого делать раньше, — вне всякого стремления придти к тому или иному, заранее намеченному выводу, который мне лично казался бы желательным. Я убеждался в том, что классическое построение всякой литературной схемы чаще всего бывает произвольным, начинается обычно с условного момента и представляет собой нечто вроде нескольких параллельных движений, приводящих к той или иной развязке, заранее известной и обдуманной. От этого правила бывали отступления, как например, введение пролога в старинных романах, но это было, в сущности, отступлением чисто формальным, то есть переносом действия на некоторое время назад, когда происходили события, не входящие в задачу данного изложения. Вместе с тем, мне теперь казалось, что всякая последовательность эпизодов или фактов в жизни одного человека или нескольких людей имеет чаще всего какой-то определенный и центральный момент, который далеко не всегда бывает расположен в начале действия, — ни во времени, ни в пространстве — и который поэтому не может быть назван отправным пунктом в том смысле, в каком это выражение обычно употребляется. Определение этого момента тоже заключало в себе значительную степень условности, но главная его особенность состояла в том, что от него, если представить себе систему графического изображения, — линии отходили и назад, и вперед. То, что ему предшествовало, могло быть длительным, и то, что за ним следовало, коротким. Но могло быть и наоборот — предшествующее могло быть коротким, последующее — долгим. И все-таки этот центральный момент был самым главным, каким-то мгновенным соединением тех разрушительных сил, вне действия которых трудно себе представить человеческое существование».

Этот центральный момент, в котором сходятся все силы, играющие сколько-нибудь значительную роль в жизни и который определяет значение прошлого и направление и возможности будущего, эта центральная точка непригодна ни для «горизонтального восприятия», ни для «горизонтальной трактовки». Каждый эпизод романа посвящен одному такому центральному моменту. То, что предшествовало или следует за этим критическим моментом, освещено им и представлено только в той степени, в какой связано с ним. Сюжета в традиционном смысле нет, его не может быть, потому что отсутствуют причинные связи.

Герои Газданова во власти мимолетных мыслей и образов, настроений и ощущений, и все это жизненно важно для них. «То, что мы видим, определяется тем, что мы собой представляем», — говорят его персонажи и верят этому. Большинство его автобиографических персонажей — истинные интеллектуалы, которые не могут не думать, и единственный выход, известный им, — это погружение в мир инстинктов, страстей, чувств, по сравнению с которым мир разума кажется бедным и неинтересным. Их беда в том, что они не могут постоянно пребывать в этой жизни. Все герои произведений Газданова мечтают о такой жизни, но очень немногие из них оказываются созданными для нее. Они — странники, они в поисках «реального», своей подлинной сущности и мира, так как он живет в этой сущности и ею. Рассказать об этих поисках, попытаться рассмотреть их изнутри, во всей полноте — наиболее интересная задача для Газданова. Его книги — это описания таких поисков (или «путешествий», как он любит метафорически их называть) в духовно-психологических перипетиях личной жизни. То, что автор не всегда отделяет себя от «искателей», населяющих его романы, может показаться слабостью, отсутствием дистанции и, вследствие этого, контроля над ними, но, с другой стороны, это также может объяснить чрезмерную эмоциональность, поэтическую напряженность его лучших страниц, где муки поиска все-таки выражены Газдановым с присущей ему классической ясностью и сдержанностью (наилучший пример идеального равновесия этих двух принципов — творчество Пушкина).

В лице Газданова мы имеем русского писателя, который прошел через разрушительный опыт мировой и гражданской войны, полное крушение цивилизации, и, что еще более важно — человека, который приобрел тот особый опыт двадцатого века, который можно назвать «арзамасский ужас», т. е. потерю самого себя, своей личности, муки и тревогу, которые овладевают человеком, когда он размышляет над наивысшими проблемами человеческого существования в мире, сведенном им самим до чисто человеческих измерений, и в котором он таким образом — превыше всего. Газданову удается передать этот экзистенциальный опыт, что делает его подлинно современным писателем XX века (в том смысле, как понимается это слово на Западе). «Полет» — одновременно и пример такого «ужаса», и попытка его преодоления. С одной стороны — слепой и бессмысленный случай, правящий человеческой жизнью, как это видно из заключительной части романа, или ирония и цинизм Сергея Сергеевича, с другой же стороны — гимн любви, безусловная вера в любовь, исповедуемая почти всеми остальными героями романа.

Для стилистики «Полета» характерна строгая экономия образных средств, тщательный отбор деталей, наводящих на размышление, опора на звук и ритм, тонкое чувство языка. Эмоциональная напряженность смягчается классическим стилем, неукоснительно соблюдаемым, не позволяющим смятению сердца разрушить или исказить строгий строй прозы. Манера изложения ровная, фразы следуют друг за другом свободно и легко, несмотря на то, что автор любит многосоставные, сложные предложения; безупречный непрерывный ритм делает его прозу — в лучших ее образцах — подлинно поэтической. Воздействие на читателей оказывают прежде всего язык и стиль произведений Газданова: выделить «содержание» практически невозможно, так как то, что он говорит, определяется тем, как он это говорит. Форма, в которую он облекает содержание, выражает самое это содержание: они неразделимы. Его прозе присуща умная элегантность, поскольку она никогда не бывает бесцельной, и элегантный ум, поскольку ее (прозу) невозможно смутить. Можно оспаривать или отвергать его позицию, агностицизм, сенсуализм, но нельзя отрицать, что он стремится быть верным себе и становится таким, что его книги верны своей внутренней музыке, и именно это постоянство создает индивидуальное и поэтому уникальное видение мира. Лирическое Я автора-рассказчика — главного героя находится точно в центре, выстраивая его, по большей части автобиографичные, т. е. личностные лирические произведения. Повествование почти всегда ведет лирический герой, оно — ассоциативное и рефлексивное: эпизоды, где повествование ведется от первого лица, произвольно чередуются с эпизодами, излагаемыми объективным, всезнающим рассказчиком, что по сути тоже является скрытым авторским монологом. Писатель зачастую избегает прямых комментариев событий и поступков героев, необходимый эффект достигается точно выбранным ракурсом изображения.

Своеобразие стиля Газданова состоит в его способности вернуть словам их первоначальное значение, а также сочетать чрезвычайную чувствительность к тонкостям языка и эмоций с классически ясным способом их выражения. Он один их тех писателей, которые мечтали, как говорит Бодлер в предисловии к своим «Маленьким поэмам в прозе», «в часы душевного подъема создать чудо поэтической прозы, музыкальной без ритма и без рифмы, настолько гибкой и упругой, чтобы передать лирические движения души, неуловимые переливы мечты, содрогания совести».

Многозначность такой прозы происходит из ее чувственности и пластичности; проницательность, интуиция, интеллектуальные размышления передаются с помощью чувственных и зрительных измерений существования. Обманчивая простота такого искусства возникает благодаря очевидной легкости, с которой писатель обращается со своим материалом, и кажущемуся отсутствию средств, которыми он создает свои достоверные картины настроения и атмосферы. Его проза непосредственна и неприукрашена, но при этом всегда изысканий и никогда не однообразна и не банальна. Несмотря на свою прямоту, она всегда живая и яркая, отчасти — благодаря ритму, отчасти — необыкновенной пластичности, тому качеству, за которое Газданова единодушно хвалили критики!

Столь же необычно в «Полете», как и во всем творчестве Газданова, талант рассказчика, делающий его произведения «захватывающими» и увлекательными, даже в том случае, когда они написаны «ни о чем» (в качестве характерного примера можно привести написанный в 1938 году рассказ «Бомбей», остроумный полемический ответ на критическое замечание Ходасевича о том, что Газданову «нечего сказать») сочетается с его склонностью к созерцательной, интеллектуальной прозе (черта, которая особенно развилась в поздних рассказах, написанных в 60-е годы, таких как «Нищий», «Письма Иванова», и представляет собой попытку создания новой медитативной прозы в классической форме, возможно, в стиле Камю, с которым французские критики сравнивали Газданова). Самой поразительной особенностью стиля Газданова в «Полете», однако, является отрегулированное напряжение (или, другими словами, добытые тяжким трудом гармония и равновесие) между высоким эмоциональным накалом историй жизни и любви, которые он описывает, т. е. жизненно важным «подтекстом», и сдержанностью и простотой свободно льющегося, прозрачного и чистого языка. Это вполне можно считать французским влиянием: как указывал Ремизов, ассимиляция западного влияния, вероятно, была важнейшим вкладом, сделанным вторым поколением русских писателей-эмигрантов (включая и Набокова) в развитие русской прозы.

«Полет» можно назвать «французским» романом и в некоторых других отношениях. Смелая тема, относительно откровенная трактовка любви, как в эмоциональном, так и в физическом плане, то, что действие происходит в основном во Франции, — все это делает роман «не-русским» в традиционном смысле, хотя, за некоторыми исключениями, его главные герои — русские, («в голосе его послышалась невольная и неожиданная улыбка») до наблюдения о том, что одинаковые имена отца и сына могут иметь для Лизы, которая теперь ненавидит одного Сережу и страстно любит другого, совершенно разные эмоциональные оттенки («Но она прекрасно понимала, что Сергей Сергеевич — если предположить, что в нем вдруг вспыхнет ненависть, — будет ей более страшен, чем кто бы то ни было. И какая глупая мысль — назвать сына своим собственным именем! А вместе с тем в этом втором имени — Сережа, — казалось бы точно похожем на первое, звучали те интонации, которые невозможно было даже предположить; казалось невероятным, что в этом же самом слове сначала — только гулкая пустота и ожидание, а потом, во втором, настоящем... Что во втором? ручей, зеленая трава, далекий серебряный колокольчик, легкий ветер над поверхностью мягкого моря — самая лучшая, самая чистая любовь».). В «Полете» есть ряд других тем и мотивов, которые встречаются и в других произведениях Газданова: анализ детской или юношеской психологии (здесь это пробуждение эротического чувства у Сережи) был очевиден уже в «Счастье» и в «Ошибке». Метаморфоза Лолы созвучна событиям многих последующих работ — «Пилигримы», «Эвелина и ее друзья», «Пробуждение» и т. д. Писание мемуаров, тип старой и глупой актрисы или постоянно влюбленного мужчины, открытие мюзик-холла, появление посредственных писателей, а также «негров», пишущих мемуары за знаменитостей, — все эти второстепенные мотивы вновь встретятся в произведениях Газданова, особенно в «Эвелине и ее друзьях».

Возможно, что Газданов перевел «Полет» или, по крайней мере, его первую главу, на французский язык и в конце 30-х годов передал его французскому издательству. В одной из записных книжек сохранился черновик сопроводительного письма, в котором Газданов кратко излагает содержание романа и свой замысел. Это единственный известный нам «кратко изложенный сюжет» и рассуждение о художественном замысле, оставленные Газдановым, и уже хотя бы поэтому стоит процитировать этот очень интересный документ.

«Роман, главные персонажи которого появляются в первой главе, переведенной и представленной в издательство, происходит в нескольких параллельных плоскостях. Его герои связаны друг с другом единством времени и действия, и той общей трагической развязкой, которой кончается книга. Центральный конфликт сосредоточен на судьбе Сергея Сергеевича, Лизы и Сережи. Во время пребывания Лизы и Сережи на Ривьере, она, уступая своей страсти, в чудовищности которой она отдает, однако, себе отчет, становится любовницей Сережи, который ровно вдвое младше ее: ей 32, ему 16 лет. С наступлением осени они расстаются: она возвращается в Париж, Сережа уезжает учиться в Англию. Он не может, однако, удержаться от соблазна вернуться на несколько дней в Париж, где Лиза ждет его в той квартире, которую снял для нее Сергей Сергеевич в те времена, когда они были близки. В вечер приезда Сергей Сергеевич, после долгой прогулки по городу решает поговорить с Лизой о самых важных вещах — идет к ней на квартиру. Он застает ее одну, в кровати: она в ужасе умоляет его уйти. Он колеблется некоторое время и начинает говорить ей об их прошлом: в это время отворяется дверь и входит его сын, который вышел на несколько минут за покупками. Он слышит последние слова отца, бросает пакет, который держал в руках, и уходит. В ту же ночь, в Лондоне, он стреляется, но пуля не задевает сердца и жизнь его вне опасности. После его ухода в квартире Лизы происходит трагический диалог между Сергеем Сергеевичем и Лизой: он требует, чтобы она навсегда отказалась от Сережи — во имя той самой любви к нему, о которой она говорит. Он пытается убедить ее, что настоящая любовь заключается в готовности отречения от своих собственных интересов — и впервые за всю жизнь он говорит ей о себе, том, каким он является в действительности, а не том, каким он кажется окружающим — человеком, главное побуждение которого — это жалость к людям. Она, однако, не безгранична — и в своих требованиях к Лизе он остается неумолим. Он покидает ее на том, что не остановится ни перед чем в своем стремлении сделать так, чтобы Лиза никогда больше не увидела Сережи. Утром ему звонят из Лондона и сообщают, что Сережа покушался на самоубийство — и в это время входит Лиза. Он заказывает три места в первом аэроплане — для жены, себя и Лизы. Чтобы известить об этом жену, он посылает за ней своего друга, Слетова, а сам уезжает с Лизой на аэродром.

В этом же аэроплане летит Людмила Кузнецова — в Англию, чтобы там выйти замуж за богатого и пожилого человека, который ее ждет с нетерпением — и Лола Энэ, совершающая этот полет, чтобы получить деньги, оставленные на ее имя в одном из лондонских банков одним из ее давно умерших любовников, много лет тому назад. Мать Сережи, предупрежденная слишком поздно, опаздывает на этот аэроплан, что спасает ее от смерти. Книга кончается ее свиданием с сыном, который вне опасности. Первый аэроплан загорается в воздухе и гибнет со всеми пассажирами.

Таковы, в нескольких словах, главные события романа. Но то, для чего я писал «Полет», это внутренняя психологическая последовательность разных жизней, остановленная слепым вмешательством внешней силы, уравнившей в несколько секунд судьбы этих героев, независимо от того, в какой мере каждый из них заслуживал или не заслуживал этой участи (и это) не может, конечно, быть разрешено в этом кратком изложении, вынужденном ограничиться только перечнем событий. Я позволю себе только привести пассаж, в котором заключены более или менее сжато некоторые комментарии автора — и где сохранены, таким образом, общий стиль и тон повествования, характерного для последней главы романа».

Этот отрывок из последней части романа, лишь полвека спустя после создания опубликованный в России журналом «Дружба народов», является действительно одним из лучших мест в творчестве Гайто Газданова, где с особенной ясностью и лаконизмом выражается его философия человеческой судьбы. Позвольте и мне закончить свои заметки словами самого писателя. Вернемся к последним страницам романа и перечитаем их, начиная с вот этих прекрасных строк: «В этом небольшом пространстве, внутри аэроплана, летевшего над Ламаншем, был сосредоточен в эти последние минуты целый мир разнообразных и неповторимых вещей, несколько долгих жизней, множество правильно и неправильно понятых чувств, сожалений, надежд и ожиданий...»

Л-ра: Дружба народов. – 1993. – № 9. – С. 131-139.

Биография

Произведения

Критика