К вопросу о специфике образной системы в «Новой Аркадии» (1590) Ф. Сидни

К вопросу о специфике образной системы в «Новой Аркадии» (1590) Ф. Сидни

Л.Р. Никифорова

«Новая Аркадия» Ф. Сидни — интеллектуально-проблемное произведение, своеобразно вливающееся в английскую ренессансную традицию создания образов — носителей определенного круга идей. Выдвинутая автором в «Защите поэзии» идея «говорящей картины» — синтеза образного изображения и идейно-проблемного начала — в определенной мере претворяет горацианскую формулу «in pictura poesis». Но в визуалистичном маньеристическом мышлении писателя намечается стремление объединить и трансформировать в новом единстве аллегорию средневекового образца и приближенный к ренессансному толкованию «пример». Исходный сидневский тип соотношения идей и образов — главный художественный принцип построения образной системы «Новой Аркадии», ставшей ключом к постижению ее сложного проблемно-тематического комплекса.

Сквозной сюжет «Новой Аркадии» связан с двумя главными сюжетными героями — принцами Мусидором и Пироклом. Они представлены в процессе поисков идеала — свойстве, роднящем их с героями Лили больше, нежели эвфуизм, — в единстве деяния и мысли, что и придает им качества сюжетных героев, обусловливает динамику в раскрытии характеров. В пафосе интенсивной эмоционально-психологической и интеллектуальной активности принцев реализуется основная проблема романа и «магистральная» для всего Возрождения как культурно-исторической эпохи: выработка концепции человека, его предназначения, отношения к миру. Наряду с общегуманистическим интересом к самоценности отдельной человеческой личности в них сильна ориентация на специфическую английскую программность. Сидни, как по-своему Лили, Лодж, Делони, откликается на традицию создания программных героев, предвосхищающую один из принципов поэтики просветительского романа. Подобно Эвфуэсу, Джеку из Ныобери, Мусидор и Пирокл — сюжетные и идейные герои одновременно, воплощающие самобытные социально-этические идеалы Сидни-гуманиста.

В рациональной, тяготеющей к раннеклассицистическому типу оппозиции двух героев — двух вариантов мироощущения художественно воссоздается актуальная для Сидни и его современников — английских гуманистов послереформационной поры — дилемма «активное - созерцательное» как проблема выбора образа жизни. Одна из важнейших тем ренессансной литературы — «молодой человек в процессе получения архитектонического знания» — реализуется в «Новой Аркадии» не как гармония одного времени и одного пространства. Неразвернутый в «Старой Аркадии» героико-авантюрный пласт развивается во втором романе в обширную предысторию героев (II книга) и описание их героических деяний в русле экзотической романной действительности (III книга), где принцы представлены в сфере активной гражданственно-политической деятельности, в качестве будущих правителей, доблестных воинов. В синхронном романном времени они подвергаются испытанию типично ренессансным идеалом созерцательной жизни. Но созерцательность как условная категория пасторального мира оказывается для них не столько альтернати­вой активному образу жизни, сколько актуализацией соотношения ценностей героического и любовного испытания, достигая в III книге своего апогея.

Интерес к психологизации повествования, драматизации внутреннего конфликта личности обнаруживается в «умножении» обликов главных сюжетных героев «Новой Аркадии» — приеме, новаторская художественная функциональность которого реорганизует весь сюжетно-композиционный строй романа. Каждой ипостаси персонажа соответствуют определенные имя, социальное положение, место и время действия, повествовательный слой: пасторальный, рыцарский, героико-эпический, где вызревают тенденции жанровой трансформации, ведущей к галантно-героическому роману. Аналитическое расщепление «я» героев (рыцарь, воин, государственный деятель, частный человек, амазонка, пастух) формирует маньеристическую мозаичность, воплощенную здесь не в персонажах-вариантах, но в вариантности облика каждого из героев.

Проникновение главных, а часто и второстепенных, персонажей из одних повествовательных слоев в другие (из пасторального в героико-эпический или рыцарский, из «вставных» историй в синхронное повествование, из романного прошлого в настоящее и наоборот) скрепляет связующей нитью романные миры «Новой Аркадии», вращающиеся каждый по своей орбите, в некую художественную Вселенную, подчиняя этот жанровый конгломерат общему идейному и сюжетному знаменателю. Многогеройность, рождающая романный полицентризм, становится смысловой композиционной направляющей экстенсивного типа сюжетного развертывания.

Несколько линейно-хронологически развивающихся фабульных линий «Старой Аркадии» заменяются в «Новой Аркадии» единой фабулой, какая при всей ее раздробленности, придает роману сюжетную цельность. Появляются перспективные формы соотношения основного сюжетного повествования и «вставных» историй. Персонажи историй замкнуты поначалу в автономную систему. Однако сам принцип их ввода и характеристики, где существенны родственные связи с сюжетными героями и героями-критериями (Аргалус — кузен Гинецеи, друг сына Каландра, Парфения — племянница Каландра; Цикропея — жена родного брата Базилия; Амфиал — племянник Базилия), переплетение судеб (Демагора — предводитель илотов, его преемником будет Пирокл; Филоклея — возлюбленная Амфиала) нарушают ее статичную замкнутость, оказываются залогом последующего выхода персонажей в синхронное романное время. «Вставные» эпизоды «Новой Аркадии» можно рассматривать как предыстории отдельных персонажей, особенно Амфиала и Цикропеи — главных сюжетных героев III книги. Это художественное решение позволяет теснее увязать интриги «вставных» историй и основного действия, углубить индивидуализацию в разработке персонажей историй, придать им внутреннюю системную и проблемную соотнесенность с сюжетными героями. Такая структура системы персонажей способствует вызреванию в романе не просто экстенсивной эпичности, но и содержит в себе элементы интенсивных романных видов повествования.

Многообразие миров-вкраплений обнаруживается в расширении персонажей фона, наделенных социальными характеристиками: пастухи, участники восстания из Эниспа, безымянные правители разных стран, деспоты, тираны, советники, министры, странствующие рыцари, пажи, воины из войска Базилия — всего более 80 персонажей.

Специфика разработки «рыцарского» материала в «Новой Аркадии» на примерах историй о тщеславном Фалантусе, хвастливом Анаксии, «фальшивом Энее» — Памфилусе оборачивается развенчанием подвигов во имя личной славы. Облаченные в старые доспехи мнимо-ложной рыцарственности эти персонажи выходят на авансцену синхронного повествования в III книге, принимая участие в кровопролитных поединках. В столкновениях Аргалуса, ведомого «тиранией чести». Забытого и Черного Рыцаря — Мусидора. Рыцаря Могилы — Парфении с Амфиалом обнаруживается критическая полемика Сидни с изжившей себя узкосословной феодальной куртуазностью и утверждение новой как более широкого этического идеала, включающего доблесть, героизм, гражданственно-политическую активность. Экстенсивная разработка проблемы власти доводит до крещендо политический конфликт. Сюжетные коллизии: нападение зверей, народный бунт, гражданская война — этапы заговора Цикропеи, элементы ее политической интриги. Наделение Амфиала и Цикропеи функциями сюжетных героев на фоне усиления социально-политической проблематики, заострения «гражданского» аспекта личности превращает «Новую Аркадию» в особую форму галантно-героического романа как романа политического. Усложненное соотношение персонажей в их разнообразных связях, событий интриги с намечающейся причинно-следственной зависимостью свидетельствует об эволюции Сидни-романиста, а также о трансформации признаков и приемов романной техники, ведущей к изменению жанрового облика «Новой Аркадии».

Л-ра: Системность литературного процесса. – Днепропетровск, 1987. – С. 163-167.

Биография

Произведения

Критика


Читати також