15-11-2017 Лоренс Стерн (Laurence Sterne) 374

Концепция каузальности в художественной структуре «Тристрама Шенди» Лоренса Стерна (к постановке проблемы)

Е.В. Максютенко

Исследователи, неоднократно обращавшиеся к изучению поэтики «Тристрама Шенди» (1760-1767) Стерна, как правило, акцентируют причудливый хаотичный характер художественной структуры романа, отмеченной ослаблением традиционной последовательности синтагматического повествовательного ряда и преобладанием эстетики «фрагмента», угасания и дисперсии сюжетной линеарности.

На первый взгляд, возможность применения принципа каузальности к анализу данной романной формы весьма гипотетична. Однако Стерн не столько избегает проникновения этой традиционно закрепляемой за абстрактным типом мышления философской категории в художественную структуру «Тристрама Шенди», сколь парадоксально обнажает ее многоплановость, связанную с расщеплением повествования на составляющие (конвенциональная реальность романа, ориентированная на жизнеподобие, пересоздающее ее авторское сознание, регулируемое эстетическими канонами написания текста), что ощущают и неоднократно акцентируют ученые.

В литературе о Стерне бытует истолкование оригинальной структуры «Тристрама Шенди» как своеобразной художественной параллели развития той переломной вехи национального варианта сенсуализма от Локка до Юма, когда возникает связанное с философскими скептическими идеями Юма сомнение в объективной ценности научного знания и утверждается юмовская теория познания, ядром которой был индетерминизм, убеждение мыслителя в том, что существует непреодолимое несовпадение в человеческом мышлении между логической моделью каузальности и психологическими механизмами ее искажения, в основе последнего лежит произвольный принцип сменяющих друг друга ассоциаций.

Вероятно, часто закрепляемая за романом Стерна репутация художественной версии иллюстрации идей Юма не может быть однозначно соотнесена с «Тристрамом Шенди». Ощутимые в произведении типы каузальности, соотнесенные с зазорами между выделенными повествовательными уровнями, обнажают причудливую работу сознания автора-рассказчика, разрушающего цепочку событийного ряда, вскрывая разрыв между фабулой и сюжетом.

Так, в романе лимитированные эпизоды, связанные с развитием действия, отличающиеся разрозненностью, соотнесенностью лишь с каким-либо из героев, представлены в виде микрофабул, в основе которых сохраняются законы простой объясняющей каузальности (зачатие, рождение и взросление Тристрама Шенди, развитие любовной интриги дяди Тоби и вдовы Водмен, рассказ о топографически последовательном путешествии Тристрама по Франции).

Однако на уровне сюжетного развертывания и описания данных локальных историй-фрагментов концепция монодетерминизма сменяется идеей мультикаузальности, обнажающей нетривиальность и вариативность соотношения причин и следствий событийного уровня романа. Это - и воссоздаваемый автором прием обратной причинности (выбор старшим Шенди имени для несуществующего наследника; датировка факта рождения Тристрама Шенди, опережающая его предысторию; обряд крещения, предшествующий появлению младенца на свет), и иной тип совмещения обстоятельств в форме составного детерминизма (нарушение миссис Шенди условий брачного договора, забывчивость и недостаточная оснащенность доктора Слепа, неуклюжесть повитухи как серия внешних причин, определивших удел автора-повествователя), и динамика повтора, умножающего звенья доходящей до абсурда цепной реакции тривиальностей (неправильное произношение служанки, повлекшее неверно выбранное имя главного героя, вызванная этим необходимость посещения совета богословов и т.п.), и параллельное совмещение нескольких нитей причин и действий (в серии вставных историй о Слокенбергии, Лефевре, андуэзских монахинях, эпизодах, связанных с рождением Тристрама , сценах бесед Вальтера и Тоби Шенди), и обнажаемое Стерном комическое несовпадение бытового и бытийного в чреде причин и следствий (горничная Лолли как вина путаницы в человеческом уме, длина костюма в качестве основания упадка красноречия) и др.

Подобная оригинальная концепция воплощения событийного ряда обусловлена в «Тристраме Шенди» замеченной Ю. Лотманом зависимостью поэтики сюжета от типа героя, общеизвестными характеристиками истолкования индивидуальности которого в романе становится мотив лицедействующего шута-мудреца, вносящего собственную игровую логику анекдота, противоречия-парадокса в осмысление целесообразности абстрактных и объективных законов причинно-следственного упорядочивания мира и человека, а также идея кихотизма как предпочтение субъектом некоей книжной версии реальности.

Категория выстраиваемой в романе реальности представлена не столько как цепь объясняемых и линеарно расположенных этапов и законов, вех жизни «маленького человека» (зачатие, рождение, крещение, женитьба, обзаведение семьей), попадающего на перекрестки больших социальных бурь и испытаний, сколько как прихотливо нарушаемый проникновением случайности узор внутренних и внешних причин и следствий.

Цепочки преследующих автора-повествователя внешних обстоятельств, сниженных до уровня сцепления тривиальных физических причин (несостоятельность повивальной бабки и доктора Слопа, и излишняя пунктуальность мистера Шенди, глупость служанки), иллюстрирующих несовершенство сторон человеческой природы персонажей, субъективно переносятся им в сферу внутренней каузальности, обладающей собственным парадоксальным ядром.

Пласт условной реальности «Тристрама Шенди» оказываета враждебным категориям жизнеподобия, поглощаясь сознанием главного героя, в котором доминирует спектр ассоциативных потоков, создающих альтернативу рациональным стереотипам мышления по законам случайности (парадоксально обессмысливающей и целесообразность мнений персонажа, и детерминированность законов его жизни) пространственно-временной инверсии (вариативное авторское воплощение субъективного восприятия времени, отрицающее идею системности и причинности), художественной креативности (обыгрываемые ссылки на богатую литературную традицию и клише западноевропейского романа 18 века).

Сложнее установить границы наложения форм сознания автора-рассказчика (работа которого обнажена в ситуации саморефлексии, причудливости создаваемой романной структуры, функционировани механизмов памяти) и текста, где препарированная Тристрамом Шенди реальность моделируется не по законам рационального построения, а как некая субъективная версия макромира.

Это, в частности, проступает в особой каузальности текста, по рождаемого «странным» героем в полемике с нормами создания литературного произведения (множественность посвящений, открытость концовки, перестановка глав, синтаксические и графические эксперименты, вариативные типы диалога с читателем, лингвистические игры и др.).

Несмотря на то, что предлагаемые наблюдения над спецификой авторского воплощения идеи каузальности в художественной структуре «Тристрама Шенди», представляющие, скорее, заявку, намечают лишь некоторые подходы к анализу этой темы, очевидно новаторство Стерна, проступающее в противопоставлении логизированному типу сознания, доминирующему в эпоху Просвещения, оперирующему образами взаимодействующих событий и фактов, - особый тип игрового акаузализма, нашедшего воплощение в различных типах причинности отрицающих тотальное применение концепции детерминизма.

Л-ра: Від бароко до постмодернізму. Збірник наукових праць. – Дніпропетровськ, 1999. – С. 50-53.

Биография

Произведения

Критика