Вопросы морали и воспитания в комедиях Р.Б. Шеридана

Вопросы морали и воспитания в комедиях Р.Б. Шеридана

Н.Е. Ерофеева

В отечественном и зарубежном литературоведении давно утвердилась мысль о том, что в творчестве Р.Б. Шеридана (1751-1816) английская комедия нравов достигла вершины своего развития. С этим трудно не согласиться, потому что в каждой комедии драматурга есть его оценка современного состояния нравов буржуазного общества, решение вопросов морали и воспитания на примерах судеб персонажей. Именно на «нравственную» сторону пьес Р. Шеридана обращали внимание и первый биограф драматурга Т. Мур, и исследователи творчества писателя как за рубежом (В. Тичел, Дж. Дюрант, Фисайн, Н. Сауэр, К. Уэйс и др.), так и в нашей стране (Н. Маршова, И. Лазарева). Однако в русском литературоведении проблема нравственности и вопросы воспитания в комедиях Р. Шеридана целостно не рассматривались. В свое время Э. Троллоп использовал «Соперников» Р. Шеридана как пример для доказательства своих мыслей в споре о современном романе. Он писал: «Некогда существовало много людей, а возможно, что они есть и сейчас, и даже у нас в Англии, полагавших, что девушка ничего не должна и знать о любви до замужества. Так, несомненно, думал и сэр Антони Абсолют и миссис Невпопад. Но мне кажется, что прежние порядки лучше наших, коль дело касается чистоты нравов. Лидия Томность, хотя и боялась, что тетка найдет у нее книгу, все же прятала «Перегрина Пикля» у себя в библиотеке». Троллоп заостряет наше внимание на круге чтения Лидии Ленгвиш. Действительно, в одной из первых сцен комедии она поспешно убирает, кроме «Перегрина Пикля», «Овидия», «Родрика Рэндома», «Слезы чувствительности», оставляя на глазах лишь «Нравственный долг человека», знаменитые в то время «Поучения миссис Шапон», «Проповеди Фордайса» и «Письма лорда Честерфилда». Перечень книг, которые читает Лидия, показывает уровень нравов и характер моральных требований времени. В отличие от комедий нравов других драматургов, в комедиях Шеридана нет резонеров, которые прочитали бы традиционные нравственные сентенции, расставили бы границы между плохим и хорошим.

В «Соперниках», выдвигая на первый план нравственный конфликт, драматург пытается поставить прежде всего морально-этические проблемы, связанные с семейным воспитанием в Англии. Многие критики связывают это с тем, что комедия написана на основе реальных событий, связанных с женитьбой Шеридана на Элизабет Линли. А. Р. Хьюм, например, замечал: «Обе (пьесы — Н. Е.), «Соперники» и «Дуэнья», ограничены и определены представлением «семейных сцен», то есть сцен, в которых приглушались и делались неузнаваемыми образы Шеридана и его жены.., а также членов его собственной семьи или семьи его жены, из которых он черпал образы для своих произведений».

Традиционный конфликт «отцов и детей» раскрывается в комедии через столкновение миссис Малапроп и ее племянницы Лидии Ленгвиш. Именно с характером старой тетки автор связывает свой протест против насилия над волей и самостоятельностью молодежи в семье. Вместе с образом миссис Малапроп на мировую сцену пришел образ, давший в английской литературе название целому явлению — «малапропизм». Сущность его заключается в том, что использование персонажами слов (как правило, иноязычного происхождения) без знания их точного лексического значения приводило к комическому эффекту.

Вспомним, что миссис Малапроп называет аллигаторов аллегорией, а орфографию ортодоксией и тому подобное. В очерках о Шеридане русский критик А.В. Дружинин писал, что все это смешит публику, «причиняя ущерб правдоподобию». На наш взгляд, критик не совсем црав. Шеридан в комедии еще раз доказал типичность явления, выраженного в образе миссис Малапроп, характерного для любой страны, когда происходит перемена социальных слоев общества. Примером могут служить и мольеровский г-н Журден, и Марья Антоновна из «Ревизора» Н.В. Гоголя, стоящие в одном ряду исторических типов подобного характера в мировой литературе. К тому же тип Малапроп, «щеголяющей употреблением изысканных выражений, — отмечала Венгерова, — ...тоже встречаются еще до Шеридана в романах Филдинга и Смолетта, в комедиях Стиля и м-сс Шеридан. Но в обработке заимствованных мотивов и сказалась оригинальность Шеридана, сумевшего вдохнуть жизнь и движение в банальный уже для того времени сюжет». Кроме того, благодаря образу миссис Малапроп, Шеридан сумел концентрированно показать уровень среднего сословия, претендующего на роль воспитателя молодого поколения. По мнению автора, за взглядами тетки на поведение девушки в семье и самими поступками миссис Малапроп стоит официальное требование послушания, которое не просто предписывалось молодым, но на основании которого пуритане стремились ограничить самостоятельность мышления в обществе. Не случайно тетка строго следит за тем, что читает Лидия, а автор беспрекословно поддерживает девушку в ее стремлении обойти контроль. Представление об «идеале» деятельного, живого человека, лишенного налета ханжества и лицемерия, со всей отчетливостью проступает в образах молодых героев комедии. Однако тенденция молодых к самостоятельности и независимости пока еще стоит у Шеридана за «чересчур романтическим характером Лидии Ленгвиш». Более четко она выражена в образе Джулии, обладавшей «твердостью характера и практическим взглядом на вещи».

Уже первая комедия показала, что Шеридан пришел на английскую сцену как противник всему ханжескому, неестественному в жизни человека, в поведении людей, как противник полного бесправия молодежи в семье. Более четко позиция драматурга проявилась в комической опере «Дуэнья», поставленной в том же 1775 году. Кроме того, Шеридан направляет свое перо против распространившихся буржуазных отношений в самой прочной ячейке общества — семье. Он объединяет проблемы частного семейного воспитания с нравственными проблемами всего общества, черты которых обнаруживаются в диалогах персонажей. Такая двуплановая картина жизни современного общества характерна для пьес драматурга вообще — от «Соперников» до «Школы злословия».

Во втором акте, когда Фердинанд пытается убедить отца, что лучшим женихом для Луизы будет Антонио, читаем:

Жером: Фи! Вы рассуждаете, как болван! Благородство без имущества так же смешно, как галун на фризовом кафтане.

Фердинанд: Сэр, эти слова были бы к лицу голландскому или английскому торговцу, но не испанцу.

Жером: Да, и эти голландские и английские торговцы, как вы их изволили назвать, мудрые люди. Когда-то, болван, в Англии они были так же разборчивы в вопросах происхождения и семьи, как мы, но они быстро обнаружили, что золото — прекрасный очиститель, и теперь они смотрят родословную только у лошади...

В связи с образом дона Жерома возникают естественные ассоциации с мольеровским господином Журденом. Дон Жером, подобно французскому персонажу, также стремится содержать свой дом в духе и стиле нового времени, к этому хочет приучить и дочь. Неслучайно он старается выдать ее выгодно замуж за преуспевающего торговца. Но, в отличие от Журдена, дон Жером стремится не к титулам, а к богатству. Брак в целом воспринимается как сделка. «Через него, — писал о Жероме Ю. Кагарлицкий, — метко раскрыты качества буржуазного индивида той поры, когда крупные спекулянты покупали себе дворянские титулы, а старая аристократия легко сочетала спесь с чисто буржуазным стяжательством». Герой Шеридана словно продолжил судьбу графа Доранта в английской пьесе, доказав прозорливость французского драматурга. Прежняя тенденция к моральному вымиранию дворянства в комедии английского драматурга представлена как живой и активный процесс. Этот момент хорошо подметил композитор С. Прокофьев, когда писал либретто оперы «День чудесных обманов» на основе «Дуэньи». Он ввел свою первую сцену, которую можно условно назвать «Сделка», во многом определившую идейную сущность пьесы Шеридана на русской сцене. Дон Жером с самого начала воспринимается как сложившаяся личность. В объяснениях с сыном по поводу замужества Луизы глава старинного рода обнаруживает свои корыстные интересы, питавшие его с молодости. Он не стесняется сказать, что когда-то брак тоже был для него сделкой и что именно дукаты будущей супруги решили исход дела. В кратких репликах спора отца с детьми видим, как изменились понятия родины, чести в старой Севилье, для драматурга — в Англии. Главное – выгодная сделка, при которой товаром выступает красота и привлекательность Луизы. «Какое значение имеют честь и титулы в жизни, — говорит дон Жером, — когда существует собственность? Благородство — это лишь помощник в хорошей фортуне, и, подобно японской жене, могло бы погибнуть на руинах имущества». Дон Жером и Мендоза составляют сделку, которая так и не завершилась браком Луизы и Мендозы. Но сам союз торговца и аристократа свидетельствовал о новом уровне нравственных отношений в английском обществе конца XVIII века. Шеридан зло смеется над всепродажностью в буржуазной Англии в стилизованной комедии. Он все надежды вновь возлагает на молодежь. Его Луиза и Клара, Фердинанд и Антонио сохраняют в себе лучшие черты своего народа. В нравственной чистоте помыслов и поведения их поддерживает дуэнья. Используя традиционную маску служанки из комедии дель арте, Шеридан, независимо от своих политических убеждений, представляет нам народную оценку поступков персонажей пьесы. Живой, запоминающийся образ старой служанки концентрирует на себе все действие интриги, заставляя проявить свои положительные и отрицательные качества знатных вельмож. Поведение дуэньи оттеняет и грубость взаимоотношений в семье дона Жерома. Шеридан четко определяет свое отношение к тому всевластию родителей над детьми, против которого действует дуэнья, помогая своей воспитаннице. Автор не только позволяет своим героям вместе с дуэньей околпачивать главу семейства, подобно мольеровским персонажам, но и откровенно высмеивает страсть к наживе, делающей смешными дона Жерома и Мендозу.

М. Морозов писал: «XVIII век ассоциируется с изысканными манерами... Между тем английский XVIII век... был век очень грубый... Вообще это век ярких контрастов как в смысле социальном, общественном (богатство и роскошь и крайняя бедность), так и тем, что даже в самых богатых домах у людей, казалось бы, образованных, наружное изящество манер причудливо сочеталось с большой грубостью». В «Дуэнье» таких контрастов предостаточно. С одной стороны, звучит прекрасная серенада, с другой, — грубая ругань дона Жерома; то в прекрасных словах отца воспевается красота Луизы, то устами, того же дона Жерома дуэнья характеризуется как «перезрелая Ева», «первородный грех», «каверзная ведьма», «драконья голова» и т. п. Правда, дуэнья тоже не забыла в ответ наградить господина эпитетами типа «старый, подлый, грязный». Грубость проявлялась во всем. Так, не может сдержаться и Фердинанд при виде Мендозы, когда тот сообщает о побеге Клары и ее просьбе привести к ней Антонио. Несдержанность в отношениях вообще была характерна для людей современного Шеридану общества на всех уровнях. Об этом свидетельствуют многочисленные исследования того времени (см. книги О. Шервина, Дж. Лофтиеа, В. Вроусона, Д. Хирста и др.), где подробно анализируется процесс становления и развития английской литературы на фоне развития английского общества. Однако Шеридан не стремится специально в концентрированной форме вывести все пороки на сцену. Он использует их в качестве деталей, позволяющих расширить рамки частных историй его комедий. В данном случае за испанскими персонажами легко угадывались чисто английские нравы и типы. Драматург и в этой пьесе, как, впрочем, и в других, не обходит вниманием лживых церковников, наделяя их всеми земными грехами. С точки зрения пуритан драматург допускает кощунство по отношению к служителям веры и когда изображает монахов-пьяниц, и когда заявляет, что монашеская ряса очень хороша для маскарада, но не для женщин приятной наружности.

«Дуэнья» — единственная пьеса, где на сцену выведены представители нескольких социальных групп. Шеридан дал довольно широкую картину состояния современной нравственности на примерах своих персонажей. Он представил происходящие в обществе и частных судьбах процессы на завершающем этапе утверждения буржуазных отношений. Конфликт нравственности и денег, получивший начальное развитие в «Дуэнье» на примере семьи дона Жерома, найдет более конкретное выражение в комедии «Поездка в Скарборо», где Том Фешон ловко обманет старшего брата в борьбе за богатое приданое невесты. Спустя два года, драматург покажет, как страсть к наживе постепенно овладевает и молодежью. Для Тома, как для дона Жерома, теперь определяющим началом в жизни являются деньги.

В лучшей комедии — «Школе злословия» — Шеридан уходит от частных проблем семейного воспитания к проблемам нравственности всего общества. Частных вопросов он лишь касается в связи с образом леди Тизл.

В конце XIX столетия русский критик заметит: «Талант Шеридана достиг в этой пьесе своего апогея...».

В «Школе злословия» четко выражен объект сатиры — конкретное общество и конкретное явление, утвердившееся в этом обществе. В «Посвящении» к комедии автор сам указывает на типичность явления, положенного в основу действия:

Скажите мне, высокомерные питомцы школы злословия,
Которые злословят по предписанию и унижают по правилам,
Не живет ли среди вас такой образ,
Настолько испытанный, настолько известный,
С таким благородством, не похожем на ваше,
Что даже вы помогаете вознесению его славы,
Одобряя завистью и молчаливой похвалой?
Внимание! — Этот образец привлечет ваше внимание,
Дочери клеветы.—Я взываю к вам!
А вам решать, подлинный этот портрет
или всего лишь излюбленное творение Музы и Любви.

Авторская позиция к изображаемому явлению выражена четко: злословие предстает как социальное явление, пустившее корни во все сферы жизни. Шеридан поднимает его на общественно-политический уровень, обличая и уничтожая тех, кто способствует его развитию.

Если в ранних комедиях драматург решал проблемы морали и воспитания на судьбах представителей знатного (и даже обедневшего) дворянства, то в главной комедии он обращается к высшей аристократии. Он показал мир отношений, знакомых из повседневной жизни. «Шеридан разоблачает «высший свет», который по-прежнему оставался законодателем официального мнения, руководил наиболее влиятельной прессой или, точнее, приказывал ей, вознося одних и подвергая других беспощадной травле по своему произволу... Хотя Шеридан сам с увлечением посещал великолепные светские салоны, высшее общество было... «декорацией» его жизни, декорацией, всю искусственность и фальшь которой он остро ощущал». В словах М. Морозова мы видим ответ на вопрос о взаимосвязи комедий Шеридана с общественным строем своего времени. Только связями личного и общественного обусловлено поведение персонажей комедии и потому они не потеряли своей актуальности до наших дней. Само же злословие выступает как закономерное явление.

Носители норм современной морали представлены в комедии как два противодействующих лагеря: с одной стороны, леди Снируэл, Джозеф Сэрфес, Снейк и им подобные; с другой, — Мари, сэр Тизл, Чарлз Сэрфес, Оливер Сэрфес. Конечно, деление персонажей на положительных и отрицательных в данной комедии достаточно условно, потому что, несмотря на все симпатии драматурга к младшему брату, мы вынуждены признать его поведение не всегда корректным, что наблюдаем и в сцене продажи родовых портретов, и в общении с Мари. Тем не менее, типичность характеров комедии не вызывает сомнения. В центре комедии, на наш взгляд, могла оказаться и леди Снируэл, которой была бы противопоставлена Мари или леди Тизл, потому что еще в 1893 году Венгерова увидела в образах Шеридана жизненные типы. Она, в частности, писала так о Джозефе Сэрфесе: «Иосиф Сюрфес не драматический тип лицемера и ханжи вроде Мольеровского Тартюфа — это лишь светский практический человек, умеющий скрывать истинные мотивы своих поступков под маской притворной добродетели. Изобразив в конце пьесы печальный исход хитрых маневров Иосифа, Шеридан вовсе не хочет преподавать нравственный урок и покарать зло — он сам слишком близок по духу к веселой, но беспринципной стюартовской комедии, чтобы вводить мораль в свои картины общественных нравов. Иосиф Сюрфес является у него продуктом общества, в котором притворство и ложь — основные элементы жизни, и разоблачения его истинного характера лишь пикантный эпизод, героем которого мог бы быть каждый из его прежних друзей» и вспомним, что еще в начале действия леди Снируэл признается Снейку в том, как однажды в молодости сама стала жертвой сплетни и с тех пор мстит людям, избрав оружием то же злословие.

Линия двух братьев, традиционная в мировой литературе, позволила Шеридану обрушиться на лживость пуританской морали, носителем которой здесь выступает Джозеф. Противопоставление младшего брата во всей его бесшабашности поведения добродетельному старшему брату не отвлекало зрителей от размышления над историями персонажей до того момента, как они появились на сцене, но полностью сосредотачивало на главной мысли автора, который утверждал противоестественность и опасность ханжества, корыстолюбия, лжи в поведении человека. Характеры братьев позволили Р. Хьюму сделать вывод о том, что в них нашло выражение два «я» самого драматурга. Мы не можем с этим согласиться, потому что Шеридан, будучи представителем того круга, который выведен на сцене, все-таки прежде всего показывал реальные жизненные процессы в обществе, выраженные в типах, подобно Джозефу, Чарлзу и их окружению. Моральная деградация аристократии достаточно ясно показана и во второстепенных сценах. В салоне леди Снируэл не только рождается и распространяется сплетня, но здесь легко потерять честное имя в результате сплетения интриг. Вершиной саркастического смеха драматурга над нравами своего времени является эпизод, где рассказывается о потере репутации мисс Пайпер. Именно в подобных сценах дано социальное обоснование выведенных характеров комедии и той среды, которая не могла дать иных типов. Не случайно сэр Питер в русском переводе Вс. Чешихина — Ветринского восклицает: «...к ним я бы применил «коммерческий закон» во всех случаях, когда пойдет в обращение сплетня, а того, кто ее выпустил, нельзя найти, — оскорбленные стороны имеют право начать иск против посредников клеветы».

Таким образом, от частных проблем семейного воспитания Шеридан приходит к постановке вопроса о состоянии нравственности в обществе вообще. Следуя законам реалистического искусства, драматург выводит на сцену частные и общественные пороки современности, объективно приходя к пониманию абсурдности и вредности буржуазной морали, построенной на лжи, лицемерии и злословии. Но в то же время Шеридан дальше постановки нравственно-этических проблем не пошел, что отчасти объясняется законом о театральной цензуре 1737 года. Однако уже в «Школе злословия» он вплотную подошел к общественной комедии, получившей свое развитие в творчестве драматургов последующих поколений.

Л-ра: Проблемы нравственности в зарубежной литературе. – Пермь, 1990. – С. 27-35.

Биография

Произведения

Критика


Читати також