21-11-2017 Уильям Годвин (William Godwin) 159

Уильям Годвин. О собственности

(Отрывок)

Глава I

ИЗОБРАЖЕНИЕ ИСТИННОЙ СИСТЕМЫ СОБСТВЕННОСТИ

Значение этой темы. — Искажения при ее обсуждении. — Критерии права собственности: справедливость. — Она разрешает каждому человеку удовлетворять свои физические потребности до таких пределов, которые допускаются общим состоянием запасов. — Она же позволяет пользоваться материальным благополучием. — Оценка роскоши. — Ее гибельное влияние на людей, пользующихся ею. — Идея труда как источника рассматриваемой нами собственности. — Неразумие ее. — Характер народной нравственности, проистекающий из собственности. — Ее недостатки.

Вопрос о собственности представляет краеугольный камень, на котором покоится все здание политической справедливости. В зависимости от того, правильны ли наши представления о ней, они помешают или помогут нам представить себе последствия установления простой формы общества без правительства и устранить предрассудки, диктующие нам его сложную форму. Ничто не способно так сильно искажать наши суждения и мнения, как ошибочные представления, касающиеся значения богатства. Наконец, системе принуждения и наказания будет положен пре дел в ту эпоху, в которую право собственности будет основано на справедливых началах.

При управлении собственностью совершалось бесконечное количество совершенно непоправимых злоупотреблений. Каждое из них можно было бы с большой пользой сделать предметом особого рассмотрения. Мы могли бы изучить притеснения, вызванные помышлениями о национальном величии или тщеславием властей. Это привело бы нас к правильной оценке разного рода обложения, относящегося к недвижимости или к торговле, и имеющего своим объектом предметы необходимости или роскоши. Мы могли бы исследовать злоупотребления, которые присовокупились к коммерческой системе в виде монополий, хартий, патентов, покровительственных пошлин, правительственных запретов и поощрений. Мы могли бы обратить внимание на последствия, проистекавшие из феодального порядка и иерархической системы в виде сеньоральных оброков, поземельной подати, пошлины за провоз, наследственной пошлины, фригольдов, копигольдов и маноров, вассалитета и права первородства. Мы могли бы изучить права церкви в виде права на первые плоды и на десятину. Мы могли бы рассмотреть вопрос о правильности такого порядка, при котором человек, обладающий неограниченным правом на значительную собственность в течение своей жизни, может располагать ею по своему усмотрению тогда, когда законы природы установили предел его власти. Изучив все это, мы поняли бы огромное значение этих вопросов. Однако не будем на них останавливаться, но конец настоящей работы посвятим не каким–нибудь отдельным злоупотреблениям, связанным с управлением собственностью, но тем общим началам, которые лежат в ее основе и которые при всей своей ложности должны рассматриваться не только как источник перечисленных выше злоупотреблений, но и множества других, слишком многочисленных и сложных для краткого перечисления.

На основании какого же критерия можно установить, что такие–то вещи, пригодные для увеличения человеческого благополучия, должны рассматриваться как ваша или моя собственность? На этот вопрос может быть только один ответ — на основании справедливости. В таком случае, обратимся к принципу справедливости.

Кому должен по справедливости принадлежать какой-либо предмет, скажем, каравай хлеба? Тому, кто больше всех нуждается в нем или кому обладание им будет наиболее полезно. Перед нами шесть человек, измученных голодом, и каравай может удовлетворить их всех. Кто же вправе предъявить разумные претензии на то, чтобы одному воспользоваться теми свойствами, которыми наделен этот хлеб? Возможно, что все эти люди братья, а по праву первородства хлеб должен быть предоставлен одному старшему. Но разве такое решение было бы справедливым? Законы разных стран распоряжаются собственностью тысячью разных способов, но только один способ может быть согласен с разумом.

Легко можно представить себе случай гораздо более яркий, чем только что изображенный. Я владею ста караваями хлеба, а на соседней улице живет бедный человек, умирающий с голоду, которому один из этих караваев мог бы сохранить жизнь. Лишая его этого хлеба, разве я не поступаю несправедливо? А если я наделяю его хлебом, разве я не делаю как раз то, чего требует справедливость? Но кому же должен принадлежать по справедливости хлеб?

Предположим, что я нахожусь в хорошем материальном положении и не нуждаюсь в этом хлебе для обмена на что-нибудь другое или для его продажи, чтобы приобрести какие-нибудь другие предметы, необходимые для человека. Наши животные потребности давно уже описаны и, как известно, состоят из нужды в пище, одежде и убежище. Если справедливость вообще что-нибудь значит, то не может быть ничего более несправедливого, чем то обстоятельство, что один человек обладает всякими излишними вещами, в то время как имеются человеческие существа, лишенные в значительной степени даже необходимого.

Но действие справедливости не останавливается здесь. Поскольку хватит общих запасов, каждый человек будет иметь право не только на все средства к существованию, но и на хорошее существование. Несправедливо, чтобы один человек трудился так, что губил бы свое здоровье или жизнь, в то время как другой нежился бы в роскоши. Несправедливо, чтобы один человек был лишен досуга для развития своих интеллектуальных способностей, в то время как другой не делал бы ни малейшего усилия для увеличения общего количества благ. Способности всех людей одинаковы. Справедливость требует, чтобы каждый человек, за исключением того случая, когда он используется иначе с большей пользой для общества, участвовал в работах, необходимых для получения урожая, из которого каждый потребляет свою долю. Эта обоюдность, обсуждавшаяся тогда, когда она была предметом особого рассмотрения, представляет самую сущность справедливости. Теперь мы посмотрим, как обеспечить вторую часть этой обоюдности, именно необходимый труд, обеспечивающий каждому человеку право требовать свою долю продуктов.

Если мы на минуту подумаем о природе роскоши, то увидим ее в поразительном свете. Весьма понятно, что богатство каждого государства может рассматриваться как совокупность всех доходов, ежегодно потребляемых в этом государстве без уничтожения материала, предназначенного для такого же потребления в следующем году. Рассматривая этот Доход как результат труда жителей, чем он почти во всех случаях и является, придется сделать вывод, что в цивилизованных странах крестьянин часто потребляет не больше двадцатой части продукта своего труда, в то время как его богатый сосед потребляет порой результат труда двадцати крестьян. Выгода, получаемая таким счастливым смертным, конечно, должна считаться чрезмерной.

При этом совершенно очевидно, что условия, в которых он находится, все же далеки от благоприятных. Человек, получающий сто фунтов стерлингов в год, находится в условиях в тысячу раз более благоприятных, если только он сам понимает, в чем счастье. Что может сделать богач со своим огромным богатством? Может ли он съесть бесчисленное количество блюд из самых дорогих сортов мяса или выпить бочки вина самого лучшего букета? Умеренность в еде гораздо полезнее для здоровья, для ясности рассудка, для бодрого расположения духа и даже для хорошего пищеварения. Почти все остальные расходы служат только для удовлетворения тщеславия. Никто, кроме самого низкого сластолюбца, не станет оплачивать даже просто обильный стол, если у него не окажется зрителей, будь то слуги или гости, чтобы любоваться его богатством. Для кого наши роскошные дворцы и дорогая мебель, наши экипажи и даже сама наша одежда? Дворянин, который позволил бы впервые своему воображению углубиться в вопрос, как бы он устроил свою жизнь, если бы никто за ним не наблюдал и ему не надо было бы никому угождать, кроме самого себя, несомненно очень бы удивился, обнаружив, что тщеславие было главным двигателем всех его поступков.

Тщеславие ставит себе целью добиться восхищения и одобрения зрителей. Нам нет надобности обсуждать истинную цену одобрений. Даже признав, что оно не менее ценно, чем люди предполагают, надо отметить, как презренна причина такого одобрения, к которому стремится богатый. «Аплодируйте мне, потому что мой предок оставил мне большое состояние». Какая в этом заслуга? Затем, первое следствие богатства заключается в лишении собственника способностей к рассуждению, он становится неспособным понимать истинную правду. Богатство побуждает его любить то, что не удовлетворяет человеческие потребности и не нужно человеческой душе, вследствие чего уделом собственника становятся разочарование и несчастье. Самое большое из всех личных благ — это душевная независимость, позволяющая нам чувствовать, что наши радости не зависят ни от людей, ни от судьбы, а также душевная активность, хорошее расположение духа, вытекающее из труда, постоянно применяемого ради целей, внутренняя ценность которых признается нами самими.

Таким образом, мы сравнили счастье человека чрезмерно богатого со счастьем человека, получающего сто фунтов стерлингов в год. Но вторая часть сравнения была взята в соответствии с существующими предрассудками. Даже при теперешнем состоянии общества мы можем понять, что человек, который бы постоянно зарабатывал необходимые средства к существованию посредством очень умеренного труда, причем его делам не мешали бы сварливость или капризы соседей, был бы не менее счастлив, чем человек, уже рожденный с этими средствами. При том состоянии общества, которое мы рассматриваем и при котором, как мы сейчас увидим, требующийся труд будет очень легким, каждому человеку отнюдь не будет казаться несчастьем необходимость проявлять умеренную деятельность и вследствие этого сознавать, что никакие удары судьбы не могут лишить его средств к существованию и чувства довольства.

Но указывалось, «что разные люди проявляют совершенно разные степени трудолюбия и усердия и что поэтому было бы несправедливо, чтобы они получали одинаковое вознаграждение». Конечно, нельзя отрицать, что достижения людей в добродетелях, как и их полезность, ни в коем случае не могут быть сравниваемы. Очень легко установить, насколько теперешняя система собственности содействует справедливому их вознаграждению. Она предоставляет одному человеку огромные богатства на основании случайности рождения. Человек же, которому удается из нищеты подняться до достатка, как известно, обычно не совершает этого перехода способами, делающими честь его добросовестности и полезности. Самые трудоспособные и деятельные члены общества часто лишь с большим трудом спасают свои семьи от голода.

Но пройдем мимо вопроса о несправедливости, вытекающей из неравного распределения собственности, и рассмотрим, каково должно быть вознаграждение за труд. Если вы трудолюбивы, то вы получите в сто раз больше пищи, чем вы в состоянии съесть, и в сто раз больше одежды, чем вы сможете носить. Где же тут справедливость? Если бы даже я был величайшим благодетелем человечества, то разве это основание, чтобы одарять меня тем, что мне не нужно, особенно, когда имеются тысячи, которым бы эти излишки принесли огромную пользу? Получая их, я не приобрету ничего, кроме удовлетворения тщеславия, и, возбуждая зависть, испытаю жалкое удовольствие от возвращения бедным под именем великодушия того, на что разум дает им бесспорное право: так порождаются предрассудки, заблуждения и пороки.

Учение о неправедности накопления богатств лежит в основе нравственности, проповедуемой религией. Целью этого ученья было возбуждение в людях личных добродетелей, которые бы противодействовали этой неправедности. Самые деятельные учителя церкви были силою вещей принуждены излагать истинную правду об этом важном предмете. Они учили богатых, что принадлежащие им богатства только доверены им, что богатые должны будут дать отчет в каждом расходе, что они являются только управителями и ни в коем случае не собственниками. Недостаток этого учения заключается в том, что оно побуждает нас не отказаться от нашей несправедливости, а лишь слегка смягчать ее.

Нет истины более простой, чем та, которую оно предполагает. Не существует ни одного человеческого действия и тем более ни одного действия, относящегося к собственности, которое не знало бы градаций в лучшую или худшую сторону и которое нельзя было бы оценивать с точки зрения разума и морали. Человек, признающий, что другие люди обладают такой же природой, как и он сам, и способный понять, какое точно место он занимает с точки зрения беспристрастного наблюдателя, должен ясно сознавать, что деньги, затраченные им на приобретение предмета, не приносящего никакой пользы ему самому, использованы плохо, так как они могли бы принести существенную пользу кому-нибудь другому. Человек, рассматривающий свою собственность в свете истины, будет стремиться каждому своему шиллингу дать назначение, соответствующее требованиям справедливости. Но в то же время он будет испытывать большие страдания, не зная, какое же назначение должно быть дано деньгам с точки зрения справедливости и общественной полезности.

Может ли кто-нибудь сомневаться в правильности этих утверждений? Может ли кто-нибудь сомневаться в том, что, употребляя какую–то сумму денег, большую или малую, на приобретение предмета чистой роскоши, я становлюсь виновен в порочном действии? Давно пора, чтобы этот вопрос был правильно оценен. Давно пора либо совершенно отказаться даже от упоминания таких слов, как справедливость и добродетель, либо признать, что они не позволяют нам окружать себя всяческой роскошью, в то время как другие лишены необходимых средств к существованию и счастью.

Религия внушала людям мысль о беспристрастном характере справедливости, но ее учителя были слишком склонны трактовать дело осуществления справедливости не как обязанность, какой ее надо считать, а как добровольное проявление благородства и великодушия. Они призывали богатых быть милосердными и сострадательными к бедным. Вследствие этого богатые, давая самую ничтожную долю своих громадных средств на так называемые дела благотворения, ставили себе это в заслугу, вместо того, чтобы считать себя преступными за то богатство, которое они сохраняли.

В действительности, религия приспособляется во всех своих предписаниях к предрассудкам и слабостям человечества. Ее создатели сообщили миру как раз такую долю истины, которую, по их мнению, мир был склонен признать. Но наступило время отложить наставления, предназначенные для слабых разумом, и рассмотреть саму природу и сущность вещей. Если бы религия ясно предписывала нам, что по справедливости люди должны получать все необходимое для их потребностей, то мы начали бы подозревать, что добровольные пожертвования со стороны богатых представляют весьма обходный путь и недейственный способ для достижения указанной цели. Опыт всех времен учит нас, что такой порядок дает совершенно случайный результат. Основная цель, преследуемая им, заключается в том, чтобы снабжение бедных было передано на усмотрение немногих лиц, которые проявляют мнимое великодушие, распоряжаясь тем, что по существу им не принадлежит, и приобретают благодарность бедных, уплачивая лишь свой долг.

Это — система милосердия и благотворительности вместо системы справедливости. Она преисполняет богатых безосновательной гордостью, вследствие фальшивых похвал, расточаемых их поступкам, и в то же время делает бедных угодливыми, так как побуждает их рассматривать те убогие блага, которые они получают, не как бесспорно им принадлежащие, но как результат соизволения и милости их богатых соседей.

Глава II

ПРЕИМУЩЕСТВА, ВЫТЕКАЮЩИЕ ИЗ ПРАВИЛЬНОЙ СИСТЕМЫ СОБСТВЕННОСТИ

Противопоставление правильной системы собственности злу, производимому существующей системой; это зло состоит: 1) в чувстве зависимости; 2) в постоянном лицезрении картины несправедливости, сбивающей людей с правильного пути в их желаниях и препятствующей здравомыслию их суждений, — богатые превращаются в настоящих нахлебников; 3) в противодействии интеллектуальным достижениям; 4) в умножении пороков — распространение преступлений среди бедных, страсти богатых, бедствия войны; 5) в уменьшения народонаселения.

После того как мы поняли справедливость равномерного распределения собственности, нам надо рассмотреть связанные с ним преимущества. И здесь мы должны с горечью признать, что как бы ни было велико и распространено зло, создаваемое монархиями и их дворами, плутовством священников и несправедливостью уголовных законов, это все глупости и пустяки по сравнению со злом, вызываемым существующей системой собственности.

Первый ее результат — это уже упоминавшееся нами чувство зависимости. Несомненно, что придворные настроены низменно, что они интриганы и низкопоклонники и что этими склонностями заражаются от них все слои общества. Но собственность непосредственно порождает в каждом доме подобострастие и раболепие. Понаблюдаем за бедняком, льстящим с отвратительной низостью своему богатому благодетелю и не находящим слов для выражения благодарности за то, что он имел право требовать с поднятой головой и с сознанием полной обоснованности своих требований. Понаблюдаем за слугами, сопутствующими своему богатому господину, когда они ловят его взгляд, готовые предупредить его приказание, когда они не дерзают отвечать на его грубости, отдавая все свое время и все усердие в угоду его капризам. Понаблюдаем за торговцем, за тем, как он изучает страсти своих клиентов не с целью их исправления, а с целью удовлетворения, за низостью его лести и за той неизменной последовательностью, с которой он превозносит достоинства своего товара. Понаблюдаем за ходом выборов, когда в них участвует широкая масса, которую привлекают угодничеством, спаиванием и подкупом или понуждают недостойным страхом бедности и преследования. Конечно, «век рыцарства» еще не «кончился». Еще жив феодальный дух, низводящий массу человечества на уровень рабов и скота, созданного для угождения немногим.

Мы немало слышали о химерических и нереальных способах улучшения положения. Конечно, ждать добродетели от человечества было бы химерично и нереально, пока оно ежечасно подвергается развращению и от отца к сыну продает свою независимость и совесть за ту низменную награду, которой его одаряет гнет. Ни один человек не может быть полезен другим или счастлив сам, если он лишен достоинств, создаваемых твердостью, и не привык предпочитать веления собственного чувства справедливости всем деспотическим приказаниям и обольстительным искушениям. Здесь религия может послужить для иллюстрации нашего положения. Религия была следствием благородного кипения людей, которые давали волю своему воображению в высоких вопросах и без удержу пускались в безбрежную область исследований. Поэтому нечего удивляться, если они приходили к несовершенным идеям самого возвышенного свойства из числа тех, что создаются интеллектом. Можно привести в виде примера учение религии о том, что истинное совершенство человека заключается в освобождении от влияния страстей, что он не должен иметь искусственных потребностей, чувственных желаний и страхов. Но мысль о возможности освободить человеческий род при теперешних условиях от влияния страстей представляется фантастической. Люди, ищущие истины и желающие облагодетельствовать человечество, хотели бы устранить внешние влияния, содействующие его дурным наклонностям. Но истинная задача, которую надо было бы всегда иметь в виду, заключается в искоренении всех представлений о снисхождении и о превосходстве и во внедрении всем людям сознания, что добросердечие они проявлять обязаны и что на просимую ими помощь они имеют право.

Второе зло, вытекающее из существующей системы собственности, заключается в том, что она постоянно выставляет напоказ несправедливость. Это зло выражается частью в роскоши, частью — в своенравии. Ничего нет более губительного для человеческого духа, чем роскошь. Этот дух, будучи по своей собственной природе существенно активным, неизбежно сосредоточивает свои усилия на какой-либо общественной или личной задаче, а в последнем случае стремится к достижению в чем-нибудь превосходства над другими и чего-нибудь, что должно вызывать уважение и признание других. Сама по себе эта наклонность ценнее всяких других. Но существующая система собственности направляет ее в сторону приобретения богатства. Показная роскошь богатых постоянно вызывает у зрителей жажду достатка. Вследствие раболепства и чувства зависимости, которые создаются богатством, богатые выдвигаются над общим уровнем как единственное средоточие общего уважения и признания. Напрасны будут умеренность, честность и трудолюбие, напрасны самые высокие силы духа и самое горячее милосердие, если обладатель их будет находиться в материально стесненных обстоятельствах. Поэтому приобретение богатства и щеголяние им стали всеобщей страстью. Все построение человеческого общества привело к системе самого узкого эгоизма. Если бы себялюбие и милосердие явно имели бы единую цель, то человек, начавший со стремления к знатности, мог бы со дня на день становиться все более великодушным в своих взглядах и филантропически настроенным. Но люди привыкли думать, что страсть, описываемая нами здесь, удовлетворяется на каждом шагу путем бесчеловечного попирания чужих интересов. Богатство достигается посредством обмана ближнего и растрачивается в надругательстве над ним.

То зрелище несправедливости, которое выставляет напоказ существующая система собственности, частью заключается в проявлении своенравия. Если вы цените в человеке его любовь к справедливости, то вы должны стараться, чтобы принципы ее были усвоены им не только на словах, но на деле. Мы видим порой, что в процессе воспитания начала честности и бескорыстия внушаются систематически и что воспитатель не дает простора низменным соблазнам себялюбия и лукавства. Но как разрушаются и опрокидываются эти внушения, когда ученик вступает на жизненную арену! Если он спросит: «Почему почитают этого человека?», то получит готовый ответ: «Потому, что он богат». Если же он задаст затем вопрос: «Почему он богат?», то в большинстве случаев услышит: «По случайности рождения или вследствие мелочного и низкого стремления к стяжательству». Система накопления собственности является следствием гражданского порядка, а он, как нас учат, является продуктом накопленной мудрости. Мудрость же законодателей и сенаторов была направлена на обеспечение самого безобразного и беспринципного распределения собственности, которое представляет собой вызов началам справедливости и основам человеческой природы. Человечество оплакивает бедствия крестьянства во всех цивилизованных странах, а когда оно отвращает свой взгляд от этой картины и видит зрелище, представляемое роскошью господ, роскошью высокомерной и расточительной, то оно, конечно, испытывает чувства не менее острые. Вот это зрелище и было той школой, в которой обучалось человечество. Оно так приучилось к виду несправедливости, гнета и неправедности, что его чувства притупились, а разум стал неспособен понимать природу истинной добродетели.

Когда мы приступали к перечислению зол, проистекающих из накопления собственности, то мы сравнили их размер с размером зла, создаваемого монархиями и дворами. Самое острое осуждение вызывали раздача подачек и денежная коррупция, благодаря которым сотни людей получают вознаграждение не за то, что они служат, но за то, что они предают интересы народов; заработки, достающиеся в результате тяжелого труда, служат для откармливания низких прислужников деспотизма. Но земельная рента в Англии составляет гораздо более крупную сумму платежей чем та, которая, как мы предполагаем, употребляется для приобретения необходимого для правительства большинства. Все богатства вообще, но особенно наследственные богатства, должны рассматриваться как плата за синекуры там, где сельские и мануфактурные рабочие исполняют свои обязанности, а принципалы тратят доход на роскошь и безделье. Наследственное богатство — это, в сущности, премия, выплачиваемая за безделие, это огромный ежегодный сбор, затрачиваемый на то, чтобы человечество оставалось в состоянии грубости и невежества. Бедные остаются невежественными за отсутствием досуга. Богатые имеют, конечно, возможность получать лоск и образование, но их оплачивают за то, что они беспутны и ленивы. Самые сильные средства злонамеренно и систематически применяются для того, чтобы помешать им развить свои способности и стать полезными для людей.

Если бы цитирование работ авторитетных лиц заменяло правильный метод рассуждения, то многим читателям было бы интересно вспомнить тех писателей, которые открыто нападали на систему накопления богатств. Самый известный из них Платон и его трактат о государстве. По его стопам пошел Томас Мор в «Утопии». Образцы очень глубоких рассуждений на ту же тему можно найти в «Путешествиях Гулливера», особенно в ч. IV, гл. VI. Мабли в книге «О законодательстве» широко показал преимущества равенства, но затем оставил этот вопрос в сознании безнадежности дела, так как придерживался мнения о неисправимости человеческих пороков. Уоллес, современник и противник Юма, в трактате, озаглавленном «Различные представления о человечестве, природе и судьбе», щедро восхваляет ту же систему и отказывается от нее только из опасения чрезмерного перенаселения земли (см. гл. VII). Большое практическое значение имеет опыт Крита, Спарты, Перу и Парагвая. Этот перечень можно было бы легко расширить, если прибавить к нему те труды, в которых была сделана лишь попытка приблизиться к изложенным принципам и авторы которых лишь вскользь положительно высказывались об учении, таком интересном и ясном, что его уже никогда нельзя будет с корнем вырвать из человеческого сознания.

Указания на несовершенства системы Платона и других писателей несущественны. Они, скорее, укрепляют воздействие их суждений, так как свидетельствуют о значении поддерживаемых ими взглядов, убедительность которых была так велика, что они овладели умами, несмотря на невозможность для них устранить трудности, связанные с их принципами.

Это приводит нас, в-третьих, к замечанию, что существующая система собственности есть подлинно уравнительная система для человеческого рода, поскольку мы признаем, что развитие интеллекта и поощрение истины более ценны и более существенны для человека, чем удовлетворение его тщеславия и его вожделений. Накопление собственности втаптывает в грязь мыслительные способности, оно глушит искры дарования и погружает большую часть человечества в низкие заботы, помимо того, что оно лишает богатых, как мы уже говорили, самых благодетельных и целесообразных побуждений к действию. Если бы излишняя роскошь была устранена, то исчезла бы надобность в значительной части физического труда, а остальная часть, добросовестно распределенная между всеми трудоспособными и здоровыми членами общества, не была бы обременительна ни для кого. Каждый человек пользовался бы умеренной, но здоровой пищей, каждый имел бы возможность разумно осуществлять все свои физические функции, что создавало бы бодрость духа, никто не тупел бы от усталости, но все имели бы досуг для развития доброжелательных и человеколюбивых склонностей души и для упражнения способностей, направленных на интеллектуальное совершенствование. Какой контраст представляет эта картина с теперешним состоянием человеческого общества, где крестьянин и рабочий трудятся, пока их разум не оцепенеет от изнурения, пока их мускулы не огрубеют и не отвердеют от постоянного напряжения, а тела не будут поражены болезнями, обрекающими их на безвременную смерть. Каков же результат такой несоразмерной и беспрестанной работы? По вечерам они возвращаются к своим семьям, полунагим, изнуренным голодом и живущим в жалких убежищах, предоставленные на волю немилосердных стихий. Эти люди лишены малейших знаний, за теми редкими исключениями, когда им помогает показная благотворительность. Но тогда первые же полученные ими уроки приводят их к бесчестному раболепству. И все это в то время, когда их богатые соседи…, но о них мы уже говорили.

А как быстро и великолепно шло бы развитие умственных способностей людей, если бы все они имели доступ в мир познания. Сейчас девяносто девять человек из ста имеют не больше возможности систематически упражнять свои склонности к мышлению и удовлетворять свою любознательность, чем животные. Каково могло бы быть состояние общественной мысли у народа, если бы все люди были наделены знаниями, если бы все освободились от оков предрассудков и слепой веры, приняли бы с безбоязненным доверием внушения истины и сон душ был бы прерван навсегда! Можно предположить, что различие в силе рассудка до известной степени сохранилось бы навсегда, но правильно было бы думать, что в эту эру гений человечества превзойдет все достижения мысли, известные до сих пор. Талант не будет подавляться искусственными потребностями и скаредным покровительством. Люди будут проявлять свои дарования, освобожденные от ощущения пренебрежительного отношения к себе и терзающего их чувства гнета. Они будут свободны от тех страхов, которые постоянно направляют мысль на личные выгоды, и потому сумеют вольно развиваться в чувствах великодушных и в сознании общественного блага.

От вопросов умственного развития обратимся к проблеме нравственного совершенствования. Тут также очевидно, что все поводы к преступлениям будут пресечены навсегда. Все люди ценят справедливость. Они понимают, что они существа одной общей природы, и сознают правильность такого обращения друг с другом, которое основывалось бы на одной общей мерке. Каждый человек стремится помогать другим, как бы ни объяснять это; мы можем приписать это свойство инстинкту, присущему человеческой природе, благодаря которому оно становится источником личного удовлетворения, или считать, что такое поведение вытекает из понимания разумности взаимного содействия. Во всяком случае, оно настолько неизбежно входит в состав человеческого сознания, что ни один человек не совершает ни одного, самого преступного действия, не измыслив прежде какого-нибудь ложного умозаключения, какого-нибудь оправдания, которое должно доказать ему самому, что он поступает правильно. Отсюда вытекает, что преступление, нарушение одним человеком безопасности другого, чуждо человеческому сознанию и что ничто не могло бы побудить его к этому, кроме давления острой необходимости. Если остановиться на существующем сейчас устройстве человеческого общества, то очевидно, что первым совершил правонарушение тот, кто создал для себя преимущественное положение, то есть воспользовался слабостью своих соседей для обеспечения за собой некоторых исключительных привилегий. Понятно, что, с другой стороны, человеку, который решился положить конец этому положению и настоятельно потребовал себе то, что было излишним для владельца, но крайне нужно ему самому, казалось, что он лишь восстанавливает нарушенные законы справедливости. Надо признать, что если бы не приведенное правдоподобное объяснение, то нельзя было бы поверить в существование на свете таких явлений, как преступления.

Обильный источник преступлений заключается в том обстоятельстве, что один человек с излишком обладает тем, чего другой лишен. Надо переделать самую природу человеческого сознания для того, чтобы помешать этому обстоятельству могущественно влиять на человека, когда он начинает ясно понимать существо положения. Человек должен быть лишен чувств, удовлетворенные вожделения и тщеславие должны перестать доставлять ему удовольствие для того, чтобы он мог спокойно лицезреть исключительные права других на такие удовольствия. Он должен быть лишен чувства справедливости, чтобы целиком и полностью оправдывать совместное существование бок о бок излишеств и нужды.

Конечно, правильный метод исправления неравенства должен быть дан разумом, а не сводиться к насилию. Но существующий порядок непосредственно ведет к тому, что люди убеждаются в бессилии рассудка. Несправедливость, вызывающая их нарекания, сохраняется при помощи насилия, и они чересчур легко склоняются к мысли исправить ее с помощью силы же. Они стремятся только к частичному устранению несправедливости, которая, как их учат, необходима, в то время как более мощные силы разума признают ее деспотической вообще.

Насилие было порождено исключительными привилегиями. Оно могло случайно появиться среди дикарей, чьи аппетиты превосходили их припасы или чьи страсти разгорались при виде предмета их вожделений, но постепенно такое насилие должно было прекратиться по мере развития разума и цивилизации. Однако накопленная собственность установила свое владычество, и с этого времени началась открытая борьба между силой и хитростью одной стороны и силой и хитростью — Другой. В этом случае ожесточенная и необдуманная борьба нуждающихся представляет несомненное зло. Они стремятся нанести удар тому самому делу, в успехе которого они глубочайшим образом заинтересованы; они задерживают торжество правды. Но по-настоящему преступны злобные и пристрастные склонности людей, думающих только о себе и пренебрегающих интересами других; к таким людям относятся богатые.

Дух угнетения, дух рабства и дух обмана — вот они-то и представляют непосредственное порождение существующей системы собственности. Они одинаково враждебны умственному и нравственному совершенствованию. А неотделимыми их спутниками являются другие пороки, именно зависть, злоба и мстительность. В таком обществе, в котором люди жили бы, пользуясь избытком всего, и где делили бы поровну дары природы, подобные чувства неизбежно исчезли бы. Узкие принципы эгоизма пропали бы. Люди не были бы вынуждены создавать свои собственные маленькие запасы или с трудом удовлетворять постоянно дающие о себе знать потребности, они слили бы свое индивидуальное существование с помыслом об общем благе. Никто не был бы врагом своего соседа, потому что отпало бы все то, за что надо бороться; в итоге человеколюбие приобрело бы ту власть, какая предназначена ему разумом. Дух людской избавился бы от постоянных забот о телесных потребностях и свободный вступил бы в область мысли, предназначенной для него. Все помогали бы друг другу в деле расширения познания.

Обратим на минуту наше внимание на переворот в принципах и привычках, проистекающий непосредственно из неравномерного распределения собственности. Пока не было такого распределения, люди знали, что нужно для удовлетворения их потребностей, и доставали то, что им требовалось. Все то, что выходило за эти пределы, не вызывало интереса. Но как только началось накопление собственности, люди тотчас приступили к изучению тех способов, которые позволили бы им располагать излишками с наименьшей выгодой для соседей или, иными словами, таким образом, чтобы эти излишки составляли их собственность. Они в течение некоторого времени продолжали скупать только одни предметы потребления, но уже скоро начали покупать и людей. Тот, кто сам обладает избытком или наблюдает его у других, вскоре начинает замечать ту власть, которую избыток дает над умами других людей. Отсюда проистекают такие страсти, как тщеславие и чванство. Отсюда деспотические навыки людей, испытывающих отраду от сознания собственного ранга, отсюда беспокойное тщеславие тех, чье внимание сосредоточено на возможном будущем.

Из всех человеческих страстей самые большие опустошения производит тщеславие. Оно захватывает область за областью и королевство за королевством. Оно распространяет кровопролития, бедствия и войны по всему лицу земного шара. Но самая эта страсть, как и способы ее удовлетворения, представляет собой следствие господствующей системы распределения собственности. Только благодаря накоплению один человек может приобрести непререкаемый перевес над множеством других люден. Благодаря определенному способу распределения дохода существующие сейчас в мире правительства удерживают свою власть. Нет ничего более легкого, чем ввергнуть народы, так организованные, в войну. Но если бы Европа была сейчас вся населена людьми, обладающими достатком, и ни один не имел бы ничего излишнего, то что могло бы заставить разные страны вступать между собой в войну? Если вы хотите ввергнуть людей в войну, то вы должны выставить какие-нибудь приманки. Если нет такой системы, которая, господствуя и владея силой издавна, могла бы дать вам людей для ваших целей, то вы должны для привлечения каждого отдельного человека применять убеждения. Но ведь это совершенно безнадежная задача — побудить людей таким способом к уничтожению друг друга. Отсюда ясно, что война во всех своих ужасных проявлениях представляет собой порождение неравномерного распределения собственности. До тех пор, пока остается этот источник зависти и коррупции, все разговоры о всеобщем мире будут химеричны. Как только будет уничтожен этот источник, исчезнут также его следствия. Собственность сливает людей в одну общую массу, чтобы легко распоряжаться ими как примитивным механизмом. Когда этот камень преткновения будет удален, каждый человек будет в тысячу раз теснее соединен со своим соседом в любви и взаимном доброжелательстве, но каждый человек будет думать и судить самостоятельно. Пусть защитники существующей системы по крайней мере задумаются над тем, что они защищают, и пусть они не сомневаются в существовании доводов в пользу нового порядка, приобретающих большой вес, когда наблюдаешь указанные пороки.

Существует еще одно обстоятельство, хотя и менее значительное, чем перечисленные, но все же заслуживающее упоминания. Это вопрос о населении. Было вычислено, что средний уровень земледелия может быть настолько улучшен, чтобы дать питание населению, в пять раз превосходящему современное. В человеческом обществе действует правило, по которому количество населения постоянно удерживается на уровне, соответствующем имеющимся средствам существования. Например, у бродячих племен в Америке и Азии мы никогда на протяжении долгого времени не наблюдали такого роста народонаселения, которое потребовало бы обработки земли. Среди цивилизованных народов Европы количество средств существования удерживается в определенных пределах вследствие монопольных прав на землю, поэтому если бы население сильно возросло, то низшие слои населения оказались бы еще менее способны обеспечивать себе необходимые средства существования. Бывают, несомненно, исключительные стечения обстоятельств, благодаря которым порой в этом отношении происходят какие-то изменения, но в обычных условиях количество населения в течение веков остается на одном уровне. Таким образом, можно считать, что установившаяся система собственности душит большое количество наших детей уже в колыбели. Какова бы ни была ценность человеческой жизни, или, правильнее, какой бы ни стала способность человека к счастью в обществе свободных и равноправных людей, система, против которой мы здесь возражаем, может рассматриваться как система, на самом пороге жизни уничтожающая четыре пятых ее ценности и счастья.

Биография

Произведения

Критика