Морская война в изображении Марриета

Морская война в изображении Марриета

Т.Г. Струкова

Изображение служебных взаимоотношений на корабле, воспроизведение безжалостных дисциплинарных взысканий, казни, бытовых условий существования на судне и жизни моряков на берегу создает всеобщую картину флота как особого феномена. В свою очередь детальное повествование о сражениях, являясь частью общего полотна и выполняя особую художественную цель реализации действий военно-морского флота, не становится самоценным в романах Марриета, а восстанавливает важную часть функционирования всей флотской системы. Во времена англо-французской морской войны парусные суда выполняли определенную боевую задачу, будь то крейсирование у собственных берегов или высадка десанта, или защита торговых кораблей на основных морских путях от неприятеля и пиратов, или атака противника в океане. Скотт только мельком упоминает в «Пирате» о разбое в Вест-Индии, автор не прибавляет ничего нового к уже известным текстам. В «Лоцмане» речь идет о единичной военной операции американцев у берегов Англии во время войны за независимость. Марриет стремился в силу собственного видения передать всю сферу деятельности флота, для этого писатель из отдельных деталей создает общую картину функционирования корабля в единой системе военно-морской службы. Здесь он был первопроходцем и сумел реализовать прозорливое напутствие Вашингтона Ирвинга об изменении жанра морского романа. Писатель не исключает военное судно из социальной действительности, у него отсутствует идеализация и героизация моряка, он фиксирует все стороны флотского бытия, сколь неприглядны и жестоки они бы ни были.

Большинство морских романов английского прозаика обращены к началу XIX — последним годам XVIII века, и это имеет глубокий смысл потому, что Марриет пишет об уходящем феномене — военном парусном флоте, тем более, что писатель-моряк имел, как никто другой, совершенно бесценный опыт командования первым в истории мореплавания океанским судном «Диана» с паровым двигателем (1824-1826). Удивительно другое, что в своих произведениях он отдает предпочтение паруснику в противовес машине. Марриет считал, что механический корабль нарушал гармонию океана, взаимоотношений человека и моря, а истинная жизнь моряка открывалась только под парусом, когда сохранялась непостижимая, ускользающая красота океана. К подобному видению проблемы будут склоняться Мелвилл, Стивенсон, а Конрад о пароходе скажет: «Я это ненавижу». Ностальгическое воспоминание Марриета о прошлом предвосхищает представление Конрада о техническом прогрессе как о противнике природного и вечного, что, в свою очередь, позднее смыкается с философскими рассуждениями Голдинга об истинном и мнимом варварстве.

Реконструкция времени парусного флота, которое для Марриета никогда не было далекой историей, так как еще в середине XIX века парусники находились в составе британских эскадр, составляя все меньшую и меньшую их часть, обосновано желанием писателя найти новые принципы художественного осмысления и воплощения флотской жизни. Марриет, например, во многом изменяет картину морского боя. Военно-морская экспедиция у Купера — это один из способов проявления национального достоинства и превосходства молодой демократии над дряхлеющей монархией. Марриет переставляет акценты, сражение как таковое в его эстетике — это не только и даже не столько героический порыв, хотя писатель не забывает о проявлении героизма и матросами, и офицерами. Битва у Марриета — это прежде всего тяжелая, изнурительная и опасная работа, в которой важно все: и искусство капитана, и слаженность экипажа, и личная храбрость моряков, и даже везение. Так же скрупулезно, как он повествует о быте матросов и мичманов, о расслоении команды, автор изображает все стадии сражения — от подготовки к нему до окончания. Кроме этого, Марриет уделяет пристальное внимание различным аспектам столкновений в океане или с применением военно-морских сил.

В романе «Морской офицер Фрэнк Милдмей» Марриет реконструирует знаменитый разгром французского флота Нельсоном. Непосредственно в самом бою писатель участия не принимал, он пришел на британский флот двумя годами позднее этого события, но автор «читал многие морские сочинения», да и последующий собственный опыт морской войны предоставил ему обширнейший материал. Марриет сообщает читателю, что английские линейные корабли «охватывали полумесяцем» французские суда, фрегаты старались держаться «поближе», между флагманским кораблем и всей эскадрой находилось судно, дублирующее сигналы адмирала. Парусники ловили удобный для маневра «порыв» или «отнимали» его у противника, убыстрение или замедление скорости корабля целиком зависело от силы ветра. С современной точки зрения эти действия напоминают замедленную съемку. Повествование Марриета о лавировании эскадр, несомненно, имело познавательное значение, но неизмеримо важнее было воспроизведение эмоционального напряжения, охватывающего человека в момент битвы.

Марриет пишет, что к сражению готовятся и корабли, и люди, а картина военного фрегата в предвестии боя представляется писателю «торжественного, величественной». Моряки застывают на местах, согласно боевому расписанию. Автор фиксирует поразительное ощущение, которое захватывает всех участников схватки: экипаж и корабль сливаются воедино, становясь продолжением друг друга, интенсивность ожидания столь велика, что команда даже не переговаривается. Удивительное единение чувствуется в изображении «приготовленного к бою фрегата»: «Великолепный ряд пушек выстроился по линии, слегка изогнутой посередине, пушечные тали лежали на палубе, круглые картечи, книппеля, ядра и пыжи приготовлены были в изобилии. Юнги, находившиеся у разноски картузов сидели на наполненных картузами кокорах с совершенным, казалось бы, равнодушием в предстоящему сражению. Канониры стояли у пушек с медными лядунками, повязанными вокруг курточек, замки налажены были на пушки, шнурки свернуты около них, и офицеры с обнаженными саблями стояли у своих дивизионов».

До сих пор в маринистике существовала «парадная» сторона сражения: блеск кирас морского десанта, блики на офицерских саблях, общий порыв и молодечество. Марриет обнажает скрытую грань грядущих событий: он «проводит» читателя по всем закоулкам корабля и показывает не только замершие перед атакой палубы, но и спускается в кубрик, где находятся лекарь и его помощники. «Ножи, пилы, бинты, губка, чашки, вино и вода — все было расставлено и готово встретить первого несчастного страдальца, которому понадобится помощь. Это более всего заставило меня содрогнуться». Герой пугается не вида находящегося близко неприятеля, но готовности лекарской команды терзать чью-то плоть и еще того, что на операционном столе может оказаться он сам. Писатель подмечает особенность психологии человека — дальняя угроза Фрэнка не страшит, но воображаемая картина возможной ампутации собственной конечности приводит в трепет. Психологически верен и способ вытеснения гипотетической операции, герой «отвернулся и постарался забыть об этом».

Для усиления эмоционального воздействия ситуации автор избирает новый угол зрения. В романах американского писателя в сражении принимают участие бывалые моряки, их чувства притупились, они заранее знают, что произойдет или может произойти, да и куперовская интенция не направлена на исследование психологических проблем человека в момент битвы. Марриет перевоплощается в юношу, прячет свой опыт и скрывается за героем, слияние точек зрения героя-протагониста и автора оттеняет внимание к внутреннему состоянию личности в стрессовой ситуации. Английский прозаик передает эмоции молодого человека, попадающего из мирного училища без подготовки в бой, атака видится глазами новичка, ощущения которого обострены, его позиция совпадает с неискушенностью читателя, поэтому впечатления столь ярки и глубоки: «.Ускоренное сердцебиение, страх внезапной смерти и еще более страх стыда заставляли меня невольно передвигаться с места на место. Только через какое-то время и с большими усилиями мне удалось привести свой рассудок в порядок, успокоиться и почувствовать себя в безопасности так, как будто мы находились в гавани».

Видимое спокойствие сменяется «оцепенением», затем герой констатирует, что он «уже ничего не чувствовал и смотрел на беднягу, перебитого ядром пополам, с таким же хладнокровием, с каким в другое бы время смотрел на мясника, убивающего быка». Сравнение с бойней как нельзя лучше соответствует схватке, когда юноша невольно познакомился с анатомией человеческого тела, которое он видел перерезанным надвое, разорванным осколками. Психологическое состояние человека, попавшего в кровавую мясорубку, обрисовано Марриетом точно и скупо. В романе «Королевская собственность» Марриет повествует об особом забвении самого себя в бою: «Люди, не видя друг друга, не сознавали опасности и работали каждый в одиночку, не замечая, как падали справа и слева товарищи. У самой рубки, где было не так дымно, делал свое дело старый Адамс, а подле него стоял Вилли».

В первом произведении Марриет избирает интересное пространственное расположение героя — тот находится не на «линейном» корабле, а на «сигнальном» фрегате, который не принимает непосредственного участия в битве. Подобная диспозиция помещает героя внутрь схватки, но не в самую гущу атаки, что позволяет ему наблюдать за ходом сражения, ощущать и переживать общий накал страстей, не упуская деталей, которые неизбежно теряются в горячке. Демонстрируя происходящее глазами Фрэнка, Марриет разрушает традиционно возвышенный показ войны, обнажая ее будничность. Юноша столкнулся, к своему огромному удивлению, с обыкновенными людьми, которые в кажущемся хаосе выполняют свои обязанности. Передавая эмоциональное напряжение, автор не упот­ребляет слов «героизм», «смелость»; для того, чтобы подчеркнуть обы­денность происходящего, Марриет выстраивает новый ряд — сражение— работа—дело, это иная позиция и другая оценочная категория. Событие из героического уровня переводится на бытийный, что требует не экста­тического порыва, но понимания своего места на корабле и роли в воен­ном маневре.

В финале эмоционально опустошенный, напуганный герой терзается вопросом: а действительно ли он участвовал в битве при Трафальгаре или эта кровавая бойня не имела ничего общего со знаменитым сражением, возглавляемым Нельсоном? Контраст между эйфорическим восприятием нельсоновской победы в Англии и сниженным изображением войны у Марриета не случаен, это конец героических иллюзий, момент отрезвления, когда наступает прозаическая эпоха. Найденный Марриетом художественный прием воссоздания ситуации изнутри и в то же время отстраненно глазами неискушенного в военном деле героя порождает богатейшую литературную традицию. Похожую модель использует Стендаль в «Пармской обители», в XX веке Хемингуэй применяет ее в романе «Прощай, оружие!». Хемингуэй в письме к Скотту Фицджеральду особо акцентирует эту находку Марриета в изображении войны.

Любая военная стычка когда-нибудь кончается. Думается, следует отметить новую трактовку не только начала боя, но особенно его окончания в марриетовской эстетике морского романа. В романе «Морской офицер Фрэнк Милдмей» юный мичман, переживший первое в своей жизни участие в военной операции, становится свидетелем странного, на его взгляд, разговора в кают-компании, когда его товарищи не скорбят о погибших, а обсуждают возможность присвоения очередного воинского звания, так как кто-то из лейтенантов «откланялся сегодня этому свету», то есть освободились вакансии. Далее в тексте следует ремарка, проливающая свет на особые аспекты флотской жизни. «У нас на фрегате было девять убитых и тринадцать раненых. Когда об этом стало известно, то лица всей команды выражали более улыбку поздравления, чем сожаление о числе павших. Офицеры не переставали тщеславиться, что на фрегате такой величины, как наш, было гораздо больше кровопролития, чем на линейных кораблях».

Абсолютно неадекватная реакция экипажа имела, согласно объяснению автора, несколько причин: во-первых, убитые и раненые — это «свидетельство» честного участия в бою, тогда как многие стопушечные линейные корабли в силу разных обстоятельств ушли с места сражения и «находились вне опасности». Во-вторых, Марриет саркастически говорит о торгашеской подоплеке войны, когда те, кто отправил моряков погибать, «спокойно почивали дома на пуховиках и подсчитывали барыши». В романе «Королевская собственность» автор язвительно пишет о принципах оценки военной победы: «Следует сказать по справедливости, что успех нападения был весьма незначительный, хотя победное и доблестное английское воинство насчитывало после него много раненых и убитых, что в глазах английских властей является единственным несомненным доказательством успешных действий войск. Они судят об успехе дела по тому, во сколько оно им обошлось, полагая, что все, что недорого достается, не много и стоит». Марриет не считает нужным скрывать свой сарказм по отношению к бездарному командованию, да и всей флотской системе, в целом. Простые моряки помнят о таком нравственном понятии как «долг», тогда как адмиралтейство прикидывает доходы и убытки.

Марриет повествует не только о громе пушек и азарте абордажа, хотя все это есть в его морских романах, автор осваивает ежедневный корабельные «будни», которые под его пером становятся таким же равноправным объектом повествования, как и парадная сторона. Изложение событий от лица новичка, не знакомого с особой средой, усиливают эффект неожиданности, когда давно привычные явления видятся абсолютно иначе, чем прежде. Франк совершенно неожиданно для себя, а вместе с ним и читатель, знакомится с формальным завершением военной экспедиции, когда «после каждого сражения в расходных ведомостях показывается гораздо больше парусины, краски, чем было на самом деле истреблено неприятелем... Список требуемого подается адмиралу, он подписывает его, и старый капитан порта должен выдать материалы, хочет он того или нет». И хотя Марриет добавляет, что все это идет на ремонт корабля и обмундирование моряков, тем не менее, автор откровенно говорит о повсеместных приписках во время войны и во время мира, о чем было известно даже чумазым юнгам.

Создавая многостороннюю картину британского флота, Марриет не оставляет без внимания тот факт, что командиры кораблей не были независимы в своих действиях. У Марриета иерархическая вертикаль не замыкается капитаном судна; сообщая об управлении эскадрами, автор не скрывает насмешливого отношения к адмиралам. Конт-адмирал Гамбак отдает преступный приказ фрегату, не имеющему на борту ни пороха, ни ядер, уйти к берегам Франции только из-за опасения, что экипаж «сожрет всю провизию». В другом случае писатель ядовито сообщает, что присланные на боевые корабли секретные предписания были давно известны противнику, но самодовольный адмирал, желая прослыть строгим служакой, расположил эскадру прямо под огнем береговых батарей. Марриет сатирически трактует результат бездарных распоряжений командира эскадры: «После трехдневного обсуждения плана атаки, во время которой неприятель успел стянуть все свои силы, установить и расположить беспрепятственно все свои батареи, не имея более никакого разумного основания оттягивать далее намеченную атаку, произвели наконец десант пехотных войск. Если не считать одного баркаса, потопленного неприятельской бомбой со всеми находящимися в нем людьми — целой полуротой пехоты с офицером, — эскадра не понесла потерь». Даже после бессмысленной смерти людей адмирал не отзывает своего приказа: «Капитан судна смело смотрел в лицо опасности, его совета не послушали, но тем не менее он добросовестно исполнил свой долг, хотя и сознавал, что судно и люди обречены на напрасную гибель. Такова воля начальства. Уже старшего офицера унесли вниз, и его место заступил младший помощник; со всех сторон слышались вопли раненых и умирающих; врачи, не успевали справляться со своей работой, а неприятельская крепость так и сыпала на палубу судна целый град снарядов».

Писатель занимает вполне определенную позицию, его оценка как управления военным соединением, так и безжалостного способа определения роли отдельных кораблей эскадры в сражении отрицательна. Марриетовские корабельные палубы — это продолжение сухопутных взаимоотношений с взаимными упреками, нетерпимостью, желанием выслужиться. Заключая повествование о несчастливой операции, автор пишет: «Как всегда в случае неудачи, моряки сваливали всю вину на сухопутные войска, а те винили моряков; мало того, отдельные суда эскадры упрекали друг друга в том, что у них недостаточно убило людей, что, стало быть, их судно бездействовало, причем споры доходили до кровопролитных драк». Если бездарное командование не единожды ставило под удар исход сражений, то логично возникает вопрос, почему же британский флот выиграл морскую войну? Марриет и здесь точен и детален; по мнению писателя, только великолепная выучка экипажей, умение делать дело, понимание долга как служения способствуют победе. Удивительна авторская оценка битвы при Трафальгаре: «Сброд, составлявший команду британского флота, действовал слаженно и храбро». Слово «сброд» не имеет уничижительного оттенка, это констатация факта, особенно если принять во внимание состав экипажей — насильно завербованные люди, осужденные преступники. В данной авторской ремарке важно другое — магическое единство людей, идущих на смерть.

Еще одним, в общем-то обычным результатом морской стычки был захват кораблей противника. Взятие «призов», именно так назывались завоеванные суда, присутствует практически в каждом морском романе Марриета. На первый взгляд может показаться, что писатель несколько высокомерно утверждает превосходство английской нации. Однако вскоре становится очевидным, что в понимании прозаика источником зла является сам человек и придуманные им законы ведения морской войны. Автор констатирует не только факт нападения британских кораблей на суда недружественных стран, но и раскрывает причины, вынуждающие военно-морской флот охотиться за «призами». Английское правительство экономило на жаловании матросам и офицерам, предоставляя им самим заботиться о себе. Система «призовых» денег была отшлифована до совершенства. Захваченное судно отводилось в любой порт в Великобритании или в колониях, адмиралтейство выносило вердикт о законности действия, после этого торговый парусник продавался на аукционе, а военный переходил в собственность государства, моряки и в том, и в другом случае получали деньги в соответствии с рангами.

Кроме этого, существовал порядок «сдачи призов в общий котел», на чем настаивали адмиралы, получающие дополнительный доход от суммарной стоимости трофеев, но от этого увиливали капитаны. Марриет юмористически описывает искусство командира фрегата, на котором служит Фрэнк, способного «записать» все призы за своей командой. «Искуснейший вояка», он мастерски умел держаться подальше от начальства, если в его присутствии не было особой надобности. Чтобы избежать лихоимства адмиралтейских чиновников на Мальте, фрегат «под разными предлогами избороздил все Средиземное море и начал лавировать назад вдоль испанских и французских берегов. Говорят, плох тот ветер, который ни в какую сторону не попутан». Иронический взгляд на проблему высвечивает несообразность, по мнению автора, статуса социального института, каким является флот, откровенному грабежу, к которому моряков подталкивает адмиралтейство.

Призы» — это признак военного времени, по сути дела разбой в государственных масштабах, а самое главное, оправданный государством. Марриет повествует о том несчастном состоянии, в которое попадают шедшие несколько месяцев в Европу и ничего не ведающие о начале военных действий торговые моряки, как, например, испанский капитан, потерявший свой корабль за день до прихода в порт. Марриет изображает оборотную сторону войны: французы и англичане сражаются у берегов Испании и на испанской земле, то есть в чужой стране, а гибнут мирные жители. Автор пишет о воровстве и мародерстве, грабеже и насилии, о бессердечии, с которым военные относятся к мирному населению. Матросы во время штурма французских позиций разгромили несколько бедных рыбацких хижин; Фрэнк со смятением отмечает «страсть к грабежу», которой заражены не только матросы, но герой с ужасом ощущает возникновение подобной наклонности в собственной душе.

Писатель решительно отверг мысль о том, что корабельная палуба — это своего рода асоциальный оазис, и она абсолютно неподвластна общим законам развития общества. Для испанского рыбака не важно, кто пришел на его землю захватчиком, а кто освободителем, потому что все несли ужас и смерть, «в то время как те, кто затеян войну, спокойно спали на своих пуховиках»! Тема страданий мирного населения на войне становится сквозной почти во всех морских романах Марриета. Война, по мысли автора, не является естественным состоянием человека, даже установление демократических принципов не может оправдать муки и несчастья людей. «Храбрый кастилец после долгого плавания, сопряженного с неимоверными трудностями и опасностями, готовился через несколько часов обнять свое семейство и обрадовать его прибылью, полученной от его трудолюбия и удачно пополненного предприятия, как в один миг все было разрушено нашим правом на законное убийство и грабеж, а деньги перешли к нам в качестве трофея, сопровождаемые слезами и проклятьями вдов и сирот».

Текстологический анализ романов Марриета позволяет сделать вывод, что он изменяет эстетическую норму морского романа, предложенную Скоттом и Купером. Структура произведений Марриета, представляющая собой воспоминания молодого человека о недавно происшедшем, соответствуют хронологическому течению частной жизни в ее соотнесенности с общественно-значимыми событиями, в которые вплетается авторские комментарии и ремарки. Основной принцип повествования, избранный писателем, это детальный показ событий, при почти полном отсутствии назидательности, это поток жизненных обстоятельств, в разной степени влияющих на человека.

Л-ра: Струкова Т.Г. Английский морской роман ХІХ-ХХ веков. – Воронеж, 2000. – С. 179-188.

Биография

Произведения

Критика


Читати також