14-02-2018 Чарльз Перси Сноу (Charles Percy Snow) 271

Сноу и Уэллс (К вопросу о влиянии Г. Уэллса на творчество Ч. Сноу 1930-х годов)

Н.В. Афанасьева

В начале 1930-х годов Чарлз Сноу опубликовал три романа: «Смерть под парусом» (1932), «Новые жизни вместо старых» (1933) и «Поиски» (1934). Последний роман получил ряд откликов в прессе. Молодого автора критики единодушно причислили к уэллсовской традиции. Но увидев в авторе «Поисков» наследника Уэллса, рецензенты, при общей положительной оценке произведения Сноу, не только не выразили одобрения, но с сожалением отметили, что «Поиски» оставляют впечатление старомодного, устаревшего романа типа «Любовь и мистер Льюишем», «Тоно-Бенге», «Новый Макиавелли», которые представляют собой романы идей и уходят в прошлое что описания детства в романе «слишком уэллсовские». В этих рецензиях отразилась литературная ситуация 20-30-х годов, когда многим казалось, что классическая форма романа уже принадлежит истории. Так, в начале творческого пути Сноу был воспринят как последователь Уэллса.

Вопрос о влиянии Уэллса на Сноу сложен. Чаще всего это влияние рассматривают в связи с научной фантастикой, что правомерно. Однако Уэллс оказал влияние на Сноу не только как писатель-фантаст, но и как автор социально-бытовых романов и как публицист.

О влиянии Уэллса на молодое поколение литераторов пишет Ю.И. Кагарлицкий. М.В. Урнов отмечает, что Уэллс «буквально являлся “живой традицией”; в пристрастиях литературной молодежи 20-30-х годов он занимал место отчетливого ориентира», в Уэллсе молодежь, в том числе и Сноу, привлекал «действенный характер его гуманизма и обостренное чувство социальной и гражданской ответственности». Г.В. Аникин обозначил традиции Уэллса в раннем творчестве Сноу, отметив две линии влияния, идущие от Уэллса-фантаста к роману «Новые жизни вместо старых» и к роману «Поиски», в котором сказалось влияние Уэллса «с его широким интересом к проблемам культуры общества, развивающегося в условиях научного прогресса». А.М. Люксембург рассмотрел вопрос подробнее, ограничив все же влияние романом «Новые жизни вместо старых», т. е. научной фантастикой.

Сноу часто обращался к творчеству Уэллса в статьях, лекциях и посвятил ему биографическое эссе «Г. Дж. Уэллс». Тридцатилетний Сноу и семидесятилетний Уэллс познакомились в 1934 г. Поводом послужил роман «Поиски», прочтя который Уэллс пригласил молодого автора к себе, чтобы выразить ему одобрение. С тех пор они часто встречались, в основном в Кембридже. Ф. Сноу, вспоминая о друзьях брата, пишет: «Еще один посетитель, Г.Дж. Уэллс, был очень непохож на других. Его маленькая фигурка, пискливый голос, жизнерадостность достаточно знакомы; но его желание стушеваться при общении с Чарлзом, роман которого «Поиски» он высоко ценил, было довольно неожиданным. Критика заявила об этой книге, что она ознаменовала приход нового Уэллса, и он, казалось, был очарован появлением последователя. Возможно, он мог видеть дальше тех пределов, которые ограничивали видение самого Чарлза в 1930-е годы. Чарлз искренне любил Уэллса... и все, что имело отношение к его личности...».

Уэллс и Сноу получили естественнонаучное образование, что в значительной мере предопределило особую направленность их творчества, обращенного к проблемам научного взгляда на мир, на социальные последствия развития науки в XX в. Уэллс пришел в литературу в то время, когда наука и техника только начинали входить в сознание человека, и быстрые перемены, которые они с собой несли, не находили отражения в интеллектуальной жизни, игнорировались искусством. Уэллс же стремился максимально приблизить свое творчество к действительности, стремился просвещать людей, указывать на пороки и искать пути освобождения от них. «Великий просветитель из самых обычных людей», как назвал его Сноу, считал «деятельность на ниве просвещения... более важной, чем труд романиста». В этом Сноу видел общность Уэллса и Толстого и отмечал, что, «как и Толстой, Уэллс не мог не быть педагогом. Это было у него в крови».

Сноу с пониманием относился к социальным идеям Уэллса, так как ценил в нем писателя, увидевшего, что мир меняется неотвратимо и что не последнюю роль в этом играет наука. Мечты о новом обществе Уэллс связывал с научным знанием, считая науку важным фактором в деле освобождения человечества от нищеты и голода, унижающих человеческий разум. Об этом Уэллс писал в эссе и трактатах («Краткий очерк истории», «Становится ли жизнь счастливее?», «Судьба челевека» и др.). Ф. Ливис назвал Сноу-публициста «духовным сыном» Уэллса. Вопросы войны и мира, человеческой культуры, образования были для Сноу наиболее важными.

Публицистические произведения Уэллса находили у Сноу живой отклик. Одним из таких откликов явилась статья Сноу в издаваемом им журнале «Дискавери», посвященная книге Уэллса «Судьба человека». Высоко оценивая роль этой книги в общественной жизни Англии начала второй мировой войны, Сноу подчеркивает слова Уэллса об опасности «утраты всего, достойного называться гуманным», понимая причины пессимистического настроя книги, выразившегося в предчувствии катастрофы, под которой он подразумевает фашизм. На Сноу противопоставляет пессимизм Уэллса пессимизму «многих писателей» (он не уточняет, каких именно), так как считает, что мироощущение Уэллса не мрачное, оно есть лишь следствие переживания человека, до конца жизни изучавшего устройство мира и место в нем Homo Sapiens. По мнению Сноу, здравые мысли Уэллса в книге придают силы и заставляют размышлять о том, что в мире неблагополучно и что начавшаяся война — не просто война, а гражданская война в мире, где проснулись темные силы, угрожающие человеку деградацией.

Солидарность с Уэллсом проявляет Сноу в вопросах научности образования, считая, что образование в современном мире должно идти рука об руку с наукой, а книгу Уэллса «Наука о жизни» должны читать дети «как один из самых достоверных и понятных учебников».

В 30-е годы Сноу писал: «Иногда он (Уэллс) недооценивает своего влияния; в действительности же он настолько вошел в наше сознание, что мы не всегда отдаем себе в этом отчет». Даже в публицистике зрелого периода творчества (1950-1960 гг.) по манере и характеру изложения в таких работах, как «Две культуры и научная революция», «Две культуры: еще один взгляд», «Осадное положение», «Воинствующая моральность науки» и ряде других, Сноу близок Уэллсу, хотя и менее прямолинеен. Он не берется давать рецепты. «Самое большее, на что я надеялся, это быть стимулом к действию, во-первых, в области образования и, во-вторых... в обострении чувства беспокойства богатых и привилегированных обществ за менее благополучные общества».

Особого рассмотрения требует проблема «Сноу — Уэллс» в отношении художественного творчества писателей. В жанре научно-фантастического романа Уэллс создал целую эпоху. Сноу только попробовал себя в этом жанре и, сочтя пробу неудачной, больше не возвращался к научной фантастике и запретил переиздание романа «Новые жизни вместо старых».

Однако этот роман заслуживает внимания по многим причинам, главная из них — социальная направленность проблематики. Наука характеризуется как сфера, не изолированная от судеб человечества. «Новые жизни вместо старых» — роман, в котором автор ищет ответа на вопросы: как научное открытие изменяет человека и человеческие отношения? какова роль науки в жизни общества? как соотносится наука с искусством?

Близость художественного метода Сноу и Уэллса в области научно-фантастического романа прослеживается в нескольких моментах. Это использование одного фантастического допущения. Все события и коллизии романа Сноу основаны на факте создания учеными средства омоложения пожилых людей. У Уэллса в романе «Человек-невидимка» в основу сюжета положен факт изобретения вещества, превращающего живую материю в невидимую, или в романе «Пища богов» — вещества, стимулирующего рост живой материи. Но Сноу следует за Уэллсом не только в этом. Фантастический факт берется Сноу (как и чаще всего Уэллсом) из области биологии. Оба писателя стремятся создать иллюзию реальности происходящего и используют с этой целью прием «эксперимента», когда необычное явление как бы вживляется в реальную жизнь и повествовательным фоном становится не фантастический мир, а окружающая действительность.

Действие романа Сноу происходит в не столь отдаленном будущем (1980-е годы), однако английское общество отличается от современного Сноу лишь тем, что наука сделала шаг вперед и у ученых теперь есть средство, продлевающее жизнь человека за пределы ста лет, в то время как нравственные ценности остались неизменны: деньги и власть все так же правят миром. Результатом научного открытия вследствие его высокой стоимости могут воспользоваться только богатые.

В романе Сноу судьба открытия зависела от ученых, которые должны были задуматься о последствиях, прежде чем его обнародовать. Их поведение в такой ситуации интересует писателя. Понятие «ученый» Сноу раскрывает постепенно. Сначала его герои (пожилой Пилгрим и молодой Келлан) заняты научной работой, радуются успехам, борются с трудностями. Они еще не осознают себя членами социальной группы. Пилгрим рассуждает так: «Ученый как термин имеет ограниченное значение. Под ним следует понимать просто человека, который тратит часть своего времени на научную работу. В этом классе вы найдете разнообразие людей, и они будут похожи друг на друга не больше, чем игроки в бридж. ...Они похожи только в одном: в том, что они делают какую-то научную работу».

Более глубокий, социальный смысл своего предназначения, своей ответственности приоткрылся героям лишь тогда, когда результат их безответственности стал необратим. Стремясь как можно подробнее описать социальную бурю, разыгравшуюся в мире в результате омоложения, Сноу прибегает к приему воспроизведения дневниковых записей Келлана, единственного героя, в какой-то степени понимавшего происходящее и способного оценить положение. В стиле Уэллса дается анализ состояния мира, затрагиваются при этом сферы экономики, политики, общественного сознания, семьи и религии. Это напоминает картины упадка, кризисов в романах «Война в воздухе», «Машина времени». В трактат Келлана Сноу вложил обобщающий смысл, отразив свое личное понимание настоящего и предвидение будущего: «Англия висит на волоске ... кризис следует за кризисом, омоложение усугубило процесс... Неблагополучие не только в Англии, но и везде в мире. По всей Европе идут экономические катастрофы, в правительствах — фашистский дух». «В то время как Советы становились сильней, капитализм не сделал ни шагу к объединению, а это был его единственный шанс... возможно, наш мир просуществовал бы еще сотни лет». Мотив катастрофы, разрушающей западную цивилизацию, характерный и для Уэллса, у Сноу приобретает конкретные черты коммунистической революции.

Можно понять, почему Келлан с его недоверием к омоложению оказаля в одном лагере с Пилгримом и Венденом. Они были едины в своем стремлении подавить революцию. «Мы слишком друг на друга похожи», — говорит Келлан. Но это не то сходство, которое объединяет ученых в публицистике Сноу. В романе это страх перед будущим, перед переменами, перед неизвестностью.

Бессмысленная гибель Пилгрима у Сноу, как и гибель Гриффина у Уэллса, символизирует несостоятельность безнравственной науки. Извращение нравственной природы ученого в лице Гриффина, о котором пишет Кагарлицкий, происходит и у Сноу. Пилгрим все свои силы, данные ему гормоном, тратит на развлечения. Моральный крах в обществе, происходящий при непосредственном участии ученых, показал неподготовленность общества к научным открытиям. В споре Келлана и Пилгрима ставятся вопросы практического использования научных достижений, роли ученых, их ответственности и долге перед человечеством.

Сноу в конце концов привел своих героев к верному пониманию их места в обществе. «Книга несомненно иллюстрирует мысль, что научные достижения должны регулироваться разумной человеческой моралью». Келлан заявляет в трактате, что среди всего хаоса жизни «единственная область человеческой деятельности, которой удалось продвинуться вперед, — это наука... Кроме науки, в мире не осталось добра». Выводы героя Сноу противоречивы: он гордится успехами науки, но считает, что ученый должен отгородиться от общества, чтобы иметь возможность скрывать открытия, способные принести вред, до той поры, пока общество будет морально к ним готово.

Дж. Тейл писал: «В свете истории и более поздних высказываний Сноу в «Новых жизнях вместо старых» все же есть аллегорический смысл. Омоложение похоже на символ технического научного прогресса, который, как утверждал Сноу на протяжении многих лет, действительно продлил жизнь». Описанная Сноу социальная катастрофа выглядит как предвидение глобальных перемен, которые несет с собой научно-техническая революция.

Сноу был солидарен с Уэллсом в понимании целей искусства. Уэллс, вовлеченный в литературную полемику первой трети XX в., в противовес модернистам считал, что «роман неизбежно в меру своей искренности и возможностей должен отражать происходящее и деятельно способствовать исканиям и бесчисленным переменам, которые порождает наш бурный и творческий век». Он понимал литературное развитие не как уход от действительности в область потока сознания, а, напротив, как средство углубленного понимания этой действительности. В 1938 г., объясняя угасание славы Уэллса, Сноу писал: «Он не намеревался создавать произведения искусства, он хотел пополнить мудрость и силы человечества — а мир этого не понял».

Возможно, что общность точек зрения на экспериментальный роман еще больше способствовала их сближению. В одном из интервью Сноу сказал, что он «начал писать в духе сознательного протеста против чисто формального романа Джойса и Вульф», подчеркнув свое стремление обрисовать личность в ее общественных взаимоотношениях, апеллировать к разуму.

В центре романа «Поиски» — ученый, решающий проблемы современной физики. Описано детство героя, выросшего в бедной семье, которая не имела средств дать ему образование. Артуру Майлзу путем упорного труда удалось добиться имени в науке, но ошибка в эксперименте останавливает его восхождение к успеху и ставит перед необходимостью выбора.

Тема исканий — центральная в романе. Вдохновенный труд Майлза в лаборатории — научный поиск, затмевавший на первых порах все вокруг. Но «поиск правды, особенно правды в самом себе» — это главное, что движет героем после неудачи. Мучительно анализируя свои действия, мысли, движения души, Майлз приходит к выводу, что наука не для него, что настоящее его призвание — это область человеческих отношений. Если раньше он считал, что наука — это нечто большее, чем люди, которые ее делают, то теперь он не может возвысить науку над судьбами людей, над личной судьбой отдельного человека. Он прощает другу фальсификацию экспериментальных данных, хотя понимает, что этим предает истину, а значит, и науку. «Вот так, подумал я, после многих лет борьбы личное, человеческое взяло верх. Вероятно, оно всегда побеждает».

Прототипом Майлза был сам автор, в романе описаны реальные события. Правка, произведенная писателем в 1958 г. при переиздании, несколько изменила роман и главного героя, так как Сноу сократил не только некоторые действительно растянутые описания, но также страницы, содержание которых способствовало более полному раскрытию характера героя, его мировоззрения и отчасти психологической обоснованности поступков.

Вариант 1934 г. был написан по горячим следам событий. Он более достоверен в выражении чувств, мыслей героя. В этом убеждает и анализ сделанных автором сокращений. Для исследования раннего творчества Сноу целесообразно поэтому опираться на оригинальный вариант, выпущенный 29-летним писателем в 1934 г.

Напомним предисловие Сноу к роману 1958 г.: «Интеллектуальные взгляды Майлза были проще моих собственных. Я намеренно сделал его на 4-5 лет старше себя, с тем чтобы он предстал чистым идеалистом в области науки, меньше увлеченным политикой и прикладной наукой, чем это станет возможным для моих современников и для меня самого». Эти слова приводятся в каждом исследовании раннего творчества Сноу, но подлинное их значение не раскрыто. В предисловии Сноу, по существу, перечисляет критерии, согласно которым он редактировал свой роман: интеллектуальные взгляды несколько упрощены, сокращены многие политические рассуждения, почти снят вопрос значения для Майлза материального преуспеяния, за счет чего он стал более «чистым идеалистом» в области науки, чем был сначала. Заметны сокращения, касающиеся Уэллса. На этом необходимо остановиться подробнее.

Процесс формирования личности героя Сноу прослеживает чрезвычайно обстоятельно. Интеллектуальное становление Майлза происходит довольно рано, его увлекают неизведанные просторы вселенной. Он восхищается романами Уэллса, который привлекал его не только как писатель-фантаст, но и как личность, достойная подражания.

В новом издании романа Сноу смягчил и свел до минимума упоминания об Уэллсе. Этого писателя, как видно из первого варианта, юный Майлз предпочитал всем другим: «Уэллс, Дойл, Энтони Хоуп, Хаггард и Честертон были теми писателями, мимо которых я не мог пройти, и, хотя я совершал добросовестные экскурсы в прошлое для изучения «классических» романистов, о которых нам твердили в школе, возвращался я все же к Уэллсу... только Уэллс заставлял меня вставать ночью в холодной спальне, не дождавшись утра. И теперь, несмотря на то, что его картины Науки и Ученых годами мешали мне ясно мыслить, я рад, что моя юность прошла в то время, когда писал Уэллс... Какая-то доля влияния Уэллса останется во мне до смерти». От большого абзаца, в который входит этот отрывок, осталась только одна фраза, причем лишенная эмоциональной окраски. Вот она: «Помню скорость, с которой прочел «Войну миров» в 14 лет». В прежнем варианте: «Помню в возрасте 14 лет, читая “Войну миров”, я был доведен до белого каления». Очевидна намеренная нейтрализация впечатления.

Сокращенные автором упоминания об Уэллсе часто содержат оценки его личности и творчества. Важно, что у Майлза в жизни была «наиболее страстная уэллсовская фаза», когда он равнялся на Уэллса и был счастлив узнать, что его учитель физики Луард учился в Королевском колледже сразу после того, как этот колледж окончил Уэллс. Сноу ставил Уэллса в один ряд с великими учеными и ценил его способность к абстрактному мышлению, что видно из отрывка, где он рассуждает о типах ученых: «В своих наилучших проявлениях, таких, как Фарадей, Уэллс или... Константин, они (типы) становятся великими открывателями». В исправленном варианте Уэллс заменен Эйнштейном.

Ощущая на себе влияние Уэллса, герой Сноу, однако, стремился преодолеть это влияние насколько возможно. Он размышляет: «Его (Уэллса) картины Науки и Ученых годами мешали мне ясно мыслить... Большую часть моей юности я подражал Уэллсу. Теперь я пробиваюсь к другой позиции, отталкиваясь от всего, что он изобразил; к позиции, соответствующей моему глубокому внутреннему настрою».

Уэллс сыграл решающую роль в выборе Майлзом науки как единственного дела, которому стоит посвятить жизнь. Романтика научного поиска приглушила в его душе ростки настоящего призвания. Серьезное знакомство с мировой литературой помогло ему обрести себя. Майлз все яснее ощущал в себе интерес к человеческой личности, желание узнать причины тех или иных поступков, он почувствовал, что в нем пробуждается писатель. Наиболее близкими ему стали Чехов и Пруст, а «Вишневый сад» и «Любовь Свана» — единственными произведениями после «уэллсовской фазы», захватившими его всецело. Здесь проявляется близость писателя к своему герою. Сноу в его увлечении Прустом также двигало стремление заглянуть в глубины человеческой души. Уэллсу он отказывал в способности понимать внутренний мир человека, поскольку психологизм на уровне поступков, свойственный художественному видению Уэллса, Сноу не удовлетворял.

Ярлык последователя Уэллса не устраивал зрелого писателя. Из пятнадцати упоминаний Уэллса при переиздании романа Сноу оставил только три. Но дело, конечно, не в количестве, а в том, что писатель убирал «следы» юношеского увлечения, имевшего место в его жизни. С Уэллсом Сноу сближает интерес к глобальным проблемам современности, панорамный обзор действительности, рассуждения о будущем цивилизации, зависящем во многом от того, как человечество распорядится своим научным потенциалом. Анализ ранних романов и публицистики показывает, что Уэллс сыграл заметную роль в формировании Сноу-писателя.

Л-ра: Филологические науки. – 1988. – № 4. – С. 35-41.

Биография

Произведения

Критика