Джозеф Хеллер. Что-то случилось
Т. Ротенберг
Нельзя не согласиться с Куртом Воннегутом, назвавшим новый роман Джозефа Хеллера (род. в
В интервью, данном одному из журналов в связи с выходом романа в свет, Хеллер заметил, что новая книга отличается от его знаменитой «Уловки-22» (1964) уже по самой авторской задаче: в первой книге прозаик исследовал процесс физического выживания в условиях войны, в романе «Что-то случилось» он рассказывает о выживании психологическом. По существу, поле действия нового произведения — сознание главного его героя Роберта Слокума.
Американская статистика относит семейство Роберта Слокума к классу «А» — разряду очень состоятельных людей: собственный дом, две машины, два цветных телевизора. Однако Слокум далек от ослепления собственным материальным благополучием. «Еще Рузвельт утверждал, что треть нации плохо обеспечена жильем, одеждой и едой, — размышлял он. — Сделаем поправку на наш социальный и технический прогресс и получим уже, наверное, пятьдесят процентов. А когда дело дойдет до ста процентов, миллионеры к этому времени станут швейцарцами по национальности и будут жить во Франции... И заиграют скрипки, небеса разверзнутся, и все беспрепятственно услышат музыку Генделя». В пятьдесят с небольшим лет Слокум занимает ответственный пост в процветающей фирме, где «оклады высоки, отпуска продолжительны... все тратят, никто не откладывает», а помешательства и самоубийства никак не отражаются на работе фирмы и моральном состоянии сотрудников (к ним здесь привыкли).
Большая часть рабочего времени героя, как и его сослуживцев, занята нескончаемыми интригами против реальных и потенциальных конкурентов в борьбе за повышение. Существо работы совершенно безразлично Слокуму, читатель так и не узнает, чем занимается фирма. Сам герой работает в одном из отделов, занятых сбором интересующей фирму информации (он специализируется, по собственному признанию, на «превращении правды в полу- и четверть-правду»). Вторая глава романа так и называется «Моя фирма». Первая фраза в ней: «Я боюсь пятерых людей, с которыми работаю, в свою очередь каждый из них боится еще четверых...»
Слокум занят мучительными размышлениями о том, что же он собой представляет. Достаточно привести названия глав романа, чтобы проследить ход этих размышлений: «У меня есть пунктики», «Моя фирма», «Моя жена несчастна», «Моя дочь несчастна», «У моего маленького мальчика жизненные трудности», «Это невозможно», «От этого нет спасенья», «Мой мальчик перестал разговаривать со мной», «Никто не знает, что я сделал».
В жизни семьи Слокума, столь приятно характеризуемой статистикой, есть свое трагическое обстоятельство, не только отравляющее существование всех ее членов, но и свидетельствующее о том, что действительность, вторгающаяся на страницы газет в разделах уголовной хроники, уличных происшествий и в статистике смертности от болезней века, ворвалась и в их дом: младший сын Слокумов родился идиотом, и никакие материальные затраты не могут помочь их горю. Но и здоровые нормальные дети — пятнадцатилетняя дочь и девятилетний сын — причиняют родителям немало душевной боли. Скрытная, истеричная девочка обладает удивительной способностью провоцировать и без того нередкие скандалы между родителями, говорить им убийственно жестокие слова. Слокум бессильно наблюдает за тем, как она «превращается в одинокую, нервную, современную женщину, которая будет спокойно спать с чужими мужьями, кому, возможно, будет изменять ее собственный муж... Станет такой, как все ее сверстники, которые не хотят быть врачами, летчиками, президентами — на это есть другие люди...»
Сын, любимец Слокума, с момента рождения ранит его душу своей беззащитностью. Подобно большинству детей в современных буржуазных семьях, он не боится чего-то вымышленного, несуществующего, его пугают вполне реальные люди (в том числе и собственные родители), его терроризирует страх перед физической болью, смертельной болезнью, одиночеством. Слокум с ужасом узнает в нем себя. Сын становится для него воплощением кошмаров, в которых герой бессилен совладать с угрожающими ему опасностями. Слокум так часто воображает себе несчастья, которые могут отнять у него сына, что в конце романа читателю приходится недоумевать: действительно ли мальчик погибает, сбитый случайно влетевшей на тротуар машиной, или это — очередной кошмар Слокума. Тем более что жизнь героя внешне продолжает катиться по своим благополучным рельсам: он получает повышение, покупает машину дочери (третью машину в семье), собирается обзавестись новым домом. Размышляя о достоверности этого события, подходишь к мысли о том, что в рамках романа это уже, по существу, не имеет значения: Слокум давно продумал и мысленно пережил все возможные в своей жизни потери. Он понял, что в конце концов жизнь отнимает все — вопрос лишь во времени. Будущее для него неотвратимо трагично, поэтому его волнует лишь настоящее. Несчастье Слокума в том, что он все понимает и видит далеко вперед, но не способен противопоставить настоящим и будущим трагедиям собственного существования не только реальное действие, но даже чисто внутреннее, душевное неприятие. Сознание бессилия перед жизнью наполняет его отравляющей жалостью к себе, и он оказывается неспособным оправдать столь очевидные надежды своих близких; быть к ним просто добрым, сказать жене, что он ее любит, говорить с детьми как с детьми, а не как со своими мучителями и врагами. Констатируя множество парадоксов в своей жизни, Слокум вынужден признаться, что в их семье никого не боится и не ненавидит только его сын-идиот. (Для понимания существенных перемен в моральной атмосфере сегодняшней Америки интересно сравнить роман Хеллера, например, с «Шумом и яростью» Фолкнера. Психологическая атмосфера семьи Компсонов кажется по сравнению со Слокумами неизмеримо более человечной.)
Новый роман Хеллера вызывает у читателя бесконечные ассоциации, заставляя вспомнить образы американцев, созданные его современниками: К. Воннегутом, С. Беллоу, Дж. Чивером, Дж. Сэлинджером и более молодыми — Дж. Апдайком, Дж.К. Оутс, Дж. Гарднером. Чтение его побуждает мысленно вернуться ко всем тем книгам, которые воссоздали мозаичный, но безошибочно узнаваемый в по-настоящему серьезных произведениях современной американской прозы духовный портрет этой страны. Однако роман Хеллера легко обнаруживает не только знакомые размышления, интонации, художественные приемы; он подводит трезвый и горький итог целой эпохе идейных и творческих поисков. Именно в этом — интерес и значимость этого произведения.
Слокум пытается понять, что же произошло с семнадцатилетним мальчиком, одержимым манией неизведанного, когда он попал на фронт. Он прошел войну на редкость безболезненно, пережив лишь одно разочарование: армейские бордели развеяли туман «великой тайны». Хеллер намеренно делает своего героя продуктом обыденной, «мирной» американской реальности. На склоне лет Слокум догадывается, что хочет стать «маленьким мальчиком», ибо» ему не по силам жизнь взрослого человека, отвечающего за свои поступки, сообразующего их со своими убеждениями и способного выполнить свой долг перед близкими. Беспредельный эгоизм мешает герою глубоко привязаться к кому-либо. Но и одиночество для него непереносимо. «Кажется, я начинаю соображать, кто я, — развертывается нить размышлений Слокума, — сломанная ветка, уносимая... вместе с нашей нацией, неразличимой для господа среди других народов, которая гордится правом каждого вырваться вперед и ухватить нечто, принадлежащее другим... А будь у нас время собраться и обменяться несколькими словами со своими согражданами, современниками — это оказались бы одни унизительные ругательства». Он сознает, что он — такой же, как и все. Подобно большинству окружающих Слокум интригует, распускается дома, отворачивается от неприятных проблем, использует любой случай, чтобы изменить жене, прекрасно в то же время сознавая, что один лишь секс не может стать основой человеческих отношений ни с ней, ни с другими. Но он заслоняется этой «полноценной» мужской жизнью от надвигающейся старости, неотвратимой смерти. Персонаж ни минуты не завидует президенту США, но ему горько, что он не Шекспир, олицетворяющий для него ту сознательную, подлинно человеческую жизнь, наполненную вдохновенным творчеством, которая не удалась ему самому.
В одном из интервью Хеллер заметил, что, создавая роман, он ожидал, что Слокум получится отталкивающим. Однако, еще не окончив книги, писатель стал испытывать сочувствие к своему герою. Курт Воннегут назвал роман «Что-то случилось» одной из самых безысходных книг в современной прозе, написанной так, словно автор задался целью проверить, можно ли на одном пессимизме удержать внимание читателя. Безусловно, Воннегут прав в том, что мироощущение Хеллера, нашедшее отражение в его новом талантливом произведении, имеет немало общего с картиной мира, нарисованной в произведениях современных американских писателей-абсурдистов, этих мастеров изображения торжества энтропии в мире «я» и «не-я», создавших множество блестящих литературных и социологических клише современной американской жизни. Однако при всем том книга Хеллера существенно отличается от них.
Итог его многолетнего творческого поиска свидетельствует о том, что Хеллер, как и многие его современники, ощутил ограниченность абсурдистской схемы, которая сегодня, в середине 70-х годов, не удовлетворяет серьезного писателя и читателя ни этически, ни эстетически. Именно сознание трагизма и уродства собственной жизни, способность взглянуть на себя со стороны делают Слокума: человеком, примиряют с ним читателя и вызывают его сочувствие. Многие современные американские писатели пытались решить эту задачу. (Ближе других к ее разрешению, думается, подошел Джон Гарднер в «Диалогах с Солнечным») Однако нужно признать, что в ее решении Хеллеру удалось достичь редкой художественной глубины и единства.
Л-ра: Современная художественная литература за рубежом. – Москва, 1975. – Вып. 3. – С. 60-64.
Произведения
Критика
- Джозеф Хеллер. Что-то случилось
- Історія по-геллерівськи
- Сквозь время: о природе интертекстуальности в романе Джозефа Хеллера «God knows»
Поділитися