Из истории критических оценок во Франции «Консуэло» и «Графини Рудольштадт» Жорж Санд

Из истории критических оценок во Франции «Консуэло» и «Графини Рудольштадт» Жорж Санд

Н. А. Литвиненко

Дилогия Ж. Санд «Consuelo» (1842-1843) и «La Comtesse de Rudolstadt» (1843-1844) печаталась в «Revue Indépendente», основанном писательницей совместно с Леру и Луи Виардо для пропаганды социалистических идей. В конце 1830 – начале 1840 гг. Ж. Санд – «единственный крупный прозаик во французской литературе, сознательно ставший на эгалитарно-демократические позиции».

«Консуэло» начинает выходить в год смерти Стендаля; первого издания «Человеческой комедий» с предисловием – манифестом бальзаковского реализма. Бурное развитие романа-фельетона зажигает неприхотливую, яркую и недолговечную звезду Э. Сю («Парижские тайны», 1842-1843). Роман-фельетон наводняет Францию романизированной историей. Изменилось соотношение методов, жанров, направлений. Антиромантическая реакция сказалась в укрепления школы «здравого смысла». Провал «Бургграфов» Гюго (1843) – «Ватерлоо романтической драмы» происходит на той же почве, которая породила триумфы Рашель и успех Понсара. В этот период, отмечает Б. Г. Реизов, во Франции не существует никакой господствующей школы, не было ни «законодателей вкуса», ни «властителей дум». Утрачивая ведущую роль во французской литературе, романтизм в 40-е годы XIX в. продолжает оставаться одним из основных литературных направлений – развивается в повествовательных жанрах, поэзии, вступая в более тесное взаимодействие с реализмом, различными школами и тенденциями нового времени.

Публикация «Консуэло», как прежде «Странствующего подмастерья» (1840), привела к резкому идейному размежеванию критических оценок. Друзья, идейно близкие писательнице люди, восторженно приняли роман. Полина Виардо – общепризнанный прототип главной героини – писала: «Консуэло» нас заставляет трепетать, смеяться, плакать, размышлять». Луи Виардо, ее муж, один из редакторов «Revue Indépendente», отмечал: «Я никогда не мог прочесть больше двух-трех страниц кряду. Умиление, восхищение меня душат, я задыхаюсь, плачу и, ничего не видя, вынужден закрыть книгу». Леру, «один из самых глубоких критиков эпохи», писал Ж. Санд: «Вы – Консуэло, Вы, которая пишет ее историю. Вы – Консуэло для философов прошлого, настоящего и будущего... Можно ли умолчать о страницах, посвященных искусству и дороге. Я никогда не умел сказать ничего подобного». Весь этот упоенный и взволнованный восторг, столь отвечающий духу романа и романтизма, едва заключал зародыши аналитических оценок, был отражением и выражением огромного читательского успеха.

Профессиональная французская критика, игнорируя его, осуждает идейные искания, социальную, политическую концепцию дилогии с буржуазно-идеологических и антиромантических позиций. Гашен де Молен из «Débats» (1844) снисходительно замечает: «Роман приобретает некоторый интерес, когда Ж. Санд забывает о реабилитации женщины». Сотрудник «Revue de Paris» И. Бабу считает, что «все можно было бы простить Ж. Санд, если бы она не заставляла нас слушать взбалмошный бред графа Альберта и социальные проповеди Консуэло». «Взбалмошным бредом» (les fantasques rêveries) названы речи Альберта в защиту попранной Чехии и народа, священных принципов свободы – политической, национальной и социальной, равенства и братства. Эстетическая оценка прямо и однозначно мотивирована политическим, идеологическим критерием. Буржуазно-охранительная критика считает переход писательницы к социализму роковым для ее таланта, как и обращение к роману-фельетону. В 1841 г. Ж. Санд порвала, с буржуазно-либеральным «Revue des Deux Mondes». Социальные, политические идеи «Странствующего подмастерья», «Ораса» испугали и возмутили редакцию. Отзывы на дилогию приобрели оскорбительный характер: «Отныне Ж. Санд пишет только для женщин..., смелость изготовителя водевилей ..., исторические и философские идеи с беспримерным послушанием перенимает у своих новых учителей». Член многих ученых обществ Ш. Манш де Люан обнажает идеологическую, политическую подоплеку подобных суждений. С прямотой секретаря лионской полиции он пишет в 1852 г.: «Санд стремилась в своих романах ниспровергнуть общество, атакуя одновременно его основание и его вершину, семью и бога...».

Ведущие профессиональные французские критики: в начале 40-х годов XIX в. были далеки от социалистических идей. Давно уже «образумившийся мэтр критики» Сент-Бев в оценке Ж. Санд утрачивает те свойства, которые считал обязательными для критического ума: «готовность проявлять терпимость, испытывая при этом острое чувство наслаждения». Он не прощает писательнице социалистических идей, как не прощал Бальзаку дерзостного вскрытия социальных язв. В 1842 г. с горечью, не лишенной иронии, Сент-Бев сетует: «...большие таланты... впадают во всякого рода заблуждения и бросаются, очертя голову, в омут чудовищных или нелепых, во всяком случае бесплодных теорий». В письмах этого времени Сент-Бев не пытается скрыть раздражения: «Мадам Санд продолжает нескончаемую «Консуэло», ей никак не удается исчерпать случайные удачи своего таланта, столь дурно растрачиваемого». Другой авторитетный критик этого времени Г. Планш, глубокий и почтительный интерпретатор ее первых романов, лаконично замечает: «Я прочитал первую часть (дилогии). Не говорите мне о второй».

Идеи утопического социализма в дилогии определяют развитие фабулы и сюжета, эстетический идеал, концепцию личности и истории. Поэтому неприятие их исключало глубину и справедливость оценок. Идеологическая, идейно-эстетическая почва, на которой развивалась профессиональная французская критика первой половины 40-х годов XIX в., была неблагоприятна для выявления новаторства и значения дилогии Ж. Санд в общественной и литературной жизни Франция.

Во второй половине 40-х годов XIX столетия французская критика противопоставила дилогии Ж. Саид ее «сельские романы», в которых тенденциозно усмотрела отказ от социальности и проповедь примирения классов. После революции 1848 г. Ж. Санд утрачивает ведущую роль в литературе. Зачинатели нового этапа видят в ней воплощение «отживших свой век принципов». В январе 1860 г. Гюго с горечью констатировал: «В наши дни появилось скверное обыкновение высказываться против этой прекрасной славы, против этого высокого ума». Изгнанник Гюго вступается за Ж. Санд: «Это светозарное сердце, прекрасная душа, благородный и могучий воитель прогресса, светоч наших дней». В том же, печальном для писательницы 1876 г. он глубже, чем Золя, прозревает перспективу развития идей, которые несло в себе творчество Ж. Санд. Великий творец «Отверженных» называет ее гордостью своего века и своей страны, относит к «гордым умам провозвестников». Но романтическая писательская критика этой поры – при всей весомости – не служит апробацией эстетических ценностей. Позитивистская критика сохраняет открытую враждебность. Э. Фаге, последователь Тэна, известный глубоко консервативными воззрениями, пишет (1890): «Консуэло» – настоящий хаос... с массой пустословия..., представляет сновидение, самое ужасное, какое только, можно себе представить». Культурно-историческая школа в оценке творчества Ж. Санд не преодолела эмпиризма и внеисторизма позитивистской критики. По характеристике крупнейшего ученого этой школы Г. Лансона, роман Ж. Санд первой половины 40-х годов – это социальный гуманный роман с мечтой о «золотом веке» равенстве, слиянии сословий. Противник социализма и романтизма, Лансон усматривает в нем фантастичность, философичность, декламацию, многословное изложение теорий равенства. Вслед за Лансоном буржуазная университетская критика закрепила надолго снисходительную, пренебрежительную, внеисторическую оценку социального идейного романа писательницы 40-х годов.

Мода «говорить о Ж. Санд иронически или сурово» определялась и общей концепцией личности писательницы, которая во французском литературоведении господствовала вплоть до 50-х годов XX века. Издатель переписки Ж. Санд Любен отмечает: жизнь Ж. Санд «открыла войны классов, неискупимые, вечные; друзья Мюссе, друзья Шопена охотно сосредотачивали свой огонь с единственной целью – раздавить (ecraser) Ж. Санд. Ее политические принципы привлекли к ней другую свору врагов и несколько кадилоносцев – не более объективных». Авторитет Алена лишь едва поколебал устоявшуюся традицию. Для Алена, который доверял человеку и человеческому разуму, исповедовал надежду, Ж. Санд – великая женщина, великий человек, великая душа. Она «бессмертна благодаря «Консуэло». Это каш «Мейстер», более доступный, он больше привлекает своей авантюрностью, идет в самую глубь посредством музыки, как «Вильгельм Мейстер» – посредством поэзии». М. Пруст, с его «культом доброты», изощренным интеллектуализмом и крайней чувствительностью, разделял вкус Алена к этой прозе, «ровной и текучей (lisse et fluide), которая, как романы Толстого, всегда проникнута добротой и душевным благородством». Любовь к Жорж Санд от своих мэтров унаследовал А. Моруа. Его романизированная биография писательницы стала событием в литературной жизни Франции. Проникнутый печалью и надеждой взгляд Моруа с особой теплотой обращен к «Консуэло». Этот роман для него – итог творческого пути, духовное завещание Ж. Санд, «Консуэло» восторжествовала над Лелией, – пишет он. – Таков безмолвный приговор поколений». Романизированная биография Ж. Санд, созданная Моруа, способствовала литературоведческому пересмотру устоявшихся концепций творчества писательницы.

В последние десятилетия «Консуэло» привлекла исследователей как музыкальный роман и как произведение, связанное с итальянской темой. Безусловно, «Консуэло» явилась «ценным вкладом не только в художественную литературу, но и в историю музыкальной эстетики. Однако и музыка, и Италия – лишь грани, отнюдь не исчерпывающие сложного, многообразного и подвижного художественного единства произведений, которые «по всему миру распространили пламя пожара, озарили не одну безотрадную темницу...»

В русле глубокого пересмотра наследия Ж. Санд появляется развернутое предисловие литературоведа Селье и музыковеда Гитара к новому изданию: Sand G. Consueîo. La Comtesse de Rudolstadt. EdL Classiques. Garnier. P., 1959. Они исследуют роль музыки и специфику оккультизма в дилогии, привлекают обильный и интересный материал. Но жанр предисловия и общий уровень сандоведения определили суммарность оценок. Исследователи характеризуют дилогию Ж. Санд как роман исторический и фантастический, с элементами готического жанра; приключенческий, посвящающий в тайны веры (initiatique); самый трогательный любовный роман, роман обучения, вместе с тем оккультный и музыкальный. Использован широко принятый в современном французском литературоведении принцип номенклатурных характеристик. Жанровая специфика дилогии связывается с тем или иным тематическим пластом. Произведение дробится, расщепляется на фрагменты. Из сферы внимания выпадают проблемы метода, жанровых традиций, особенности социальности и историзма, не выявлено и место произведений Ж. Саид в историко-литературном и общественном процессе Франции. Вслед за Селье и Гишаром исследователи только варьируют перечень жанровых признаков дилогии. Специфика динамического единства дилогии Ж. Санд, жанровых традиций и новаторства, соотношения с основными типами социального и исторического романа во Франции 40-х годов XIX в. продолжает оставаться неразгаданной.

Л-ра: Проблемы развития романа в зарубежной литературе XVII-XX вв. – Днепропетровск, 1978. – С. 75-82.

Биография

Произведения

Критика


Читати також