Зеркала реальности в романах Ромена Гари - Эмиля Ажара «Обещание на рассвете» и «Жизнь впереди»

Зеркала реальности в романах Ромена Гари - Эмиля Ажара «Обещание на рассвете» и «Жизнь впереди»

В. Б. Молоткова

Ромен Гари - Эмиль Ажар — один из самых удачливых мистификаторов XX в. и литературы в целом. Ему удалось прожить сразу несколько жизней, пережить головокружительные карьерные взлеты, получить признание, которое ко многим приходит только после смерти, стать дважды лауреатом Гонкуровской премии, воплотить в жизнь мечту матери о сыне, который станет французским писателем и дипломатом, мечту почти невозможную для сына русской эмигрантки.

«Я читал на обороте обложек своих книг: «...несколько насыщенных человеческих жизней в одной. Ничего, ноль, былинки на ветру и вкус бесконечности на губах. На каждую из моих официальных, если можно так выразиться, репертуарных жизней приходилось по две, три, а то и больше тайных, никому не ведомых, но уж такой я закоренелый искатель приключений, что не мог найти полного удовлетворения ни в одной из них». Как отмечали многие исследователи его жизни и творчества, сама судьба писателя — готовое литературное произведение.

Гари можно назвать одним из самых плодовитых писателей XX в., однако серьезный интерес к его творчеству появляется только в конце 1980-х гг. Гари написал более тридцати работ с 1945 до 1979 г. Его мечтой было создание «тотального романа», «охватывающего и персонажа, и автора», мечтой, которую он высказал в эссе «В защиту Сганареля», опубликованном в 1965 г. Здесь речь идет об авторе-персонаже, о смешении искусства и жизни, о «внедрении искусства — в реальность и о подчинении реальности — творческой фантазии».

ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ РОМЕНА ГАРИ

Говоря о романах Гари-Ажара, нужно учесть, что они создавались в середине XX в., века войн и катастроф, революций, психоанализа. Большое влияние на всю литературу оказал экзистенциализм. Философия переживает кризис вследствие неспособности предложить удовлетворительную концепцию человека. В связи с этим литература возлагает на себя часть функций философии.

В этом смысле показательны произведения Гари. Несмотря на внешнюю нереальность и порой фантастичность романы «Тюлип», «Пляска Чингиз-Хаима», — все о человеке.

Экзистенциализм видит человека отчаявшимся и одиноким, неспособным постичь собственное бытие. Человек — свободен, а свобода означает одиночество и собственный экзистенциальный выбор. Каждый живет в своем собственном пространстве, неспособный ни понять, ни посочувствовать другому. Непонимание окружает нас со всех сторон, поскольку нет самой возможности понимания.

Роман из романа «Обещание на рассвете» сумеет воплотить в жизнь мечту матери, несмотря на ее кажущуюся нереальность, его мать Нина, борясь с нищенской жизнью, с разочарованиями, болезнью и смертью, и итоге побеждает даже смерть. Ей удается поддерживать сына даже после своей кончины, ее записки, отосланные верной подругой, доходят до Романа по почте.

Для героев Гари в отличие от экзистенциальных героев нормы морали существуют, только мораль эта непривычная, не лицемерная и поношенная, а в высшем смысле христианская. Он снисходителен к слабостям человека, для него бывшая проститутка, ныне содержащая приют для детей (Мадам Роза из «Жизнь впереди»), вовсе не заслуживает порицания.

«L’humanite n’est pas une virgule parce que quand Madame Rosa me regarde avec ses yeux juifs, elle n’est pas une virgule, c’set meme plutôt le grand Livre de la vie tout entier, et je veux pas le voir».

Виновата не она, а те, кто под личиной благопристойности творят грязные дела, кто под предлогом спасения мира развязывают кровопролитные войны. Такая «цивилизованность» губит человеческую душу. Поэтому герои Гари находятся вне общества, они становятся одиночками.

Особенностью всех романов Гари является взгляд на проблему автора. Здесь он расходится и с экзистенциалистами, и с представителями так называемого «нового романа». Ибо для Гари автор — это творец, создающий свой мир, созидающий собственную реальность. Он не может и не должен растворяться в произведении.

Именно против экзистенциализма, «нового романа», психоанализа выступает в своем эссе «В защиту Сганареля» Ромен Гари. Типичным для своего видения мира он считает принцип всеохватности, понимания действительности в целом, видение человека не только с точки зрения его болезни, отклонения, недуга, но во всех его взаимосвязях с миром. Наиболее подходящей для этого формой творчества стал роман, поскольку в нем синтезируются разные формы. Современная литература недаром обращается к условным формам, мифологии, заимствует опыт музыки, живописи, кинематографа и вообще весь интеллектуальный багаж XX в. «Тотальный» роман представляет собой творческое соединение романтизма с реализмом как противопоставление внешнему детерминизму: т.е., если говорить с позиции автора, самодетерминирование себя осознающей личности, а также сопряжение разных сфер бытия, единство всех культур, наук, этносов, мифологий — глобальный методологический синтез.

В эссе «В защиту Сганареля» Ромен Гари фиксирует внимание на существовании властной реальности (Puissance de realite) и на реальности выдуманного (imaginaire). Романист борется с мощью реальности с помощью своего воображения. Сганарель — слуга одного господина, имя которого — Роман.

Он обращается к классическому роману XIX в., связанному с именем Толстого:

J'ai lu Lev Nikolaïevitch pour la première fois à l'âge de vingt-six ans, alors que mon œuvre était déjà commencée. Je ne me suis nourri ni de sa technique, ni de sa philosophie et je n'ai pas cherché à l'imiter. Il n'a pas enrichi mon art: il a enrichi ma vie. Et en me rassasiant comme lecteur, il a creusé ma faim comme romancier. Un écrivain ne saurait contracter de dette plus grande.

Tolstoï m'a confirmé dans mon idée que non seulement il n'y a pas d'identité entre une œuvre et son auteur, mais qu'un abîme parfois les sépare.

Относя произведения Толстого к шедеврам мировой литературы, Гари не придерживается такого же высокого мнения о достоинствах Толстого-человека, полагая, что тот ореол святости, который его окружал, — это то, чем он решил довольствоваться за невозможностью стать Богом.

Si les personnages de Tolstoï doivent tout à son génie, ils me semblent devoir fort peu à son authenticité humaine.

«Тотальный» роман позволяет создать новую реальность, воссоздать реальность путем воображения и собственного таланта видеть мир в целом, используя элементы окружающего мира, отталкиваясь от действительности.

Романист — один персонаж, но он способен «множиться» в творчестве. Читатель — это также один человек, но в процессе чтения он «умножается», бесконечно приобретая лица, которые в реальности для него невозможны и все это происходит в мире, преображенном искусством, где страдания, причиняемы столкновением с миром, преображаются силой искусства в источник счастья, в культуре.

Его герои испытывают на себе жажду «умножения». Им просто тесно в рамках одного тела, поэтому так много места в романах занимает описание человеческого тела. Целое исследование посвящено проблеме человеческого тела в романах Ромена Гари. Герой и его тело, как правило, находятся в состоянии вынужденного сосуществования, герой пытается избавиться от тела, но не может.

Роман из «Обещания на рассвете»:

«On peut me voir encore souvent oter ma veste et me jeter soudain sur le tapis, me plier, me deplier et me replier, me tordre et me rouler, mais mon corps tient bon et je ne perviens pas a m’en depetrer, a repousser mes murs. Les gens croient en général que je fais seulement un peu de gymnastique...»

Воображение, творческое начало для многих героев Гари — единственный способ переделать мир, «подправить» реальность: Роман («Обещание на рассвете») обращается для этого к литературе; для Момо («Жизнь впереди») монтажный стол обладает магической силой, потому что дает возможность «переиграть» жизнь, пустив ее вспять. Эта вера в то, что чудо поможет достичь счастья и гармонии, держит героев Гари-Ажара, спасает вселенную от распада.

Задача чтения и литературы заключается в том, что, человек, читая, сближается с тем глубинным, что есть в каждом: даром жизни в нас самих. Задача литературы и чтения — не создание и восприятие оригинального, а чувство пребывания в счастье, возвращение каждого к своим основам — радости жизни.

Таким образом, Гари отказывается не столько от различного вида романных форм и опытов над романом в XX в., а скорее от теорий, которые исходят из того, что роман нельзя писать просто. Он отказывает этим теориям в претензии на глубину бытия, глубину выражения, они ведут к современному преклонению перед небытием. Он выступает против психоанализа и экзистенциализма Сартра, которые царят при дворе Небытия.

Польза от чтения, согласно Гари, заключается в акте сочувствия, сопереживания: читатель отождествляет себя с персонажами, он живет с ними, через них, в них, это дает ему возможность «множиться». Это «умножение себя» позволяет читателю пережить элементарный опыт любви к жизни.

«Книга, вопреки миру, приносит ощущение счастья: она удовлетворяет «настойчивую гедонистическую потребность»».

Искусство порождается самим обществом, самим процессом осуществления. В искусстве человек становится, независимо от того, творец он искусства или просто потребитель, участником творения человеческой действительности. И творя эту действительность, человек одновременно творит свою природу. И здесь имеет громадное значение, какое это искусство.

«Что определяет как писателя, так и читателя, так это «наслаждение жизнью»», и один, и другой выходят за рамки своего я, «из карцера», которым является человеческое сознание. Наслаждаться — значит выйти. Чтение, по мнению Гари, это процесс удаления от себя самого. Чтение романа превращается в переживание братства, «в переживание чужого опыта».

Роман будет существовать до тех пор, пока есть множественность мировосприятия, пока человека невозможно определить и выразить в одной философии.

Гари задает вопрос, который он считал убийственным для всякой литературы: «Кому это нужно?» Все, к чему стремилась литература, «содействовать расцвету человека, его прогрессу» — все иллюзия. Одной из причин мистификации стало желание избавиться от рабства от навязанного раз и навсегда «лица», которое сделали, лица, которое не имеет отношения ни к нему самому, ни к его сочинениям. Романист играет Бога, чтобы люди могли играть роль людей.

Л-ра: Университет Российской академии образования. Вестник. № 1(27). – М., 2005. – С. 165-170.

Биография

Произведения

Критика


Читати також