Эрих Вайнерт. ​Последняя песня

Эрих Вайнерт. ​Последняя песня

Душным февральским вечером мы походным маршем вышли в последнюю зону Пиренеев. Позади остались сотни пройденных километров и неоднократные попытки фаши­стов окружить нас. И вот теперь мы на той единственной дороге, которая ведет нас прямо во Францию.

Когда в долине реки Лобрегат перед нами появился город Ла-Юнкера, мы увидели за ним, на вершине горы, приземистый желтый каземат, отчетливо вырисовываю­щийся в лучах заходящего солнца. Это был французский форт Бельегардэ.

— Там наверху уже Франция,— сказал один из комис­саров, взглянув на карту. — Еще семь километров.

Направо и налево от дороги громоздились могучие по­катые хребты Пиренейских гор, укрытые, как шубой, тем­ным лесом пробкового дуба.

На обширных выгонах и пашнях по обоим берегам реки расположился беспорядочный, находящийся в постоянном движении лагерь: это беженцы. Рабочие, крестьяне, слу­жащие разместились со своими семьями между тележек, автомобилей, матрацев и жалкого домашнего скарба. Они поджаривают последние куски хлеба на костре из травы. Солнце еще греет и скрадывает это грустное зрелище. Дети играют, как будто они дома.

Во всю ширину дороги и по прилегающим к ней лугам вместе с нами движется суматоха: скрипящие телеги, кре­стьяне с тюками на плечах, козы, ослы, семенящие, изне­могающие от усталости дети и постоянно застревающие в этом потоке грузовики.

Наша бригада, Одиннадцатая интернациональная, ша­гает в этом растревоженном человеческом море, как спо­койный Гольфстрим.

Мы представляем необычное шествие. Большинство в гражданской одежде, которая за многие недели походной жизни заскорузла и разъехалась от грязи и пота. Грязные, небритые лица — ну, ни дать, ни взять дикие разбойники. Тащим на себе, что можем: завшивленные одеяла, ручные пулеметы и тяжелые «максимы», пистолеты, патроны. Жи­вописная колонна партизан!

Ранними сумерками мы входим в лес перед самым го­родом. Последние сотни километров сильно измучили нас, и мы заваливаемся спать прямо в кустах колючего дрока.

Наверху, в последних лучах заходящего солнца, еще ви­ден форт Бельегардэ.

Карл говорит:

- Это уже Франция!

Маленький Герман, засыпая, бормочет:

- Liberte, egalite, fraternite!

Как мокрая простыня, опускается на нас холодная ноч­ная роса.

Трясет так, что нельзя заснуть.

Карл, который лег со мной рядом, говорит:

- Завтра мы будем во Франции. Наконец-то снова крыша над головой. Вот здорово!.. Прощай, Испания! Завтра с этих Пиренеев будет нам она виднее.

- Это рифмуется,— подхватил я.— Можно даже песню сделать:

С этих гордых Пиренеев

Бросим мы прощальный взгляд

На долину, лес и сад,—

С высоты ты нам виднее.

Край испанский, край печальный,

Ты прими привет прощальный,

Ты, что год нас в бой водил,

Ты, что родиной нам был.

- Продолжай,— говорит Карл.

Припев у меня не получался. Мы приподнялись и стали смотреть в долину. По всей долине, до темных очертаний гор, светились костры беженцев. Дым от них сливался с туманом и окутывал широкую долину серой пеленой.

На шоссе вдруг вспыхнуло мощное пламя: подожгли легковые машины и грузовики, чтобы они не попали в руки к фашистам. Все шоссе казалось раскаленной добела, шур­шащей гривой огня.

С реки доносилась печальная, хватающая за душу песня:

пела женщина. Плакали дети. Какой-то мужчина громко ругался.

Со стороны Фигерас, где наступающим фашистам еще преграждала путь дивизия Листера, доносились глухие взрывы ночной бомбежки.

Когда ночь затихла и только слышалось потрескивание догоравших автомобилей да жалобные крики ослов, на­верху по обеим сторонам долины раздалась стрельба.

Один ид батальонных командиров осветил карту кар­манным фонариком.

- Параллельной дороги к границе нет. Но фашисты мо­гут пробраться в соседние долины и отрезать нас. Правда, этим путем пройдет только горстка пехотинцев. Ни танков, ни пушек им туда не поднять.

- Да,— заметил майор,— как бы там ни было, про­бьемся.

В полночь пришел приказ выступать. Мы должны были расположиться в лесу за городом; там нас не так-то легко было застать врасплох.

Ночью город опустел. Прошли последние десятки тысяч беженцев. На улицах мертвая тишина. Отдельные враж­дебно настроенные горожане, готовясь к приходу своих «освободителей», уже сорвали наши плакаты и указатели.

Черная и сырая ночь. Луна появляется поздно. Холод­ное дыхание бурной Лобрегат заполняет долину.

Перед нами в горах стучат пулеметы. От деревьев ри­кошетом отскакивают пули. Наши патрули поднимаются высоко на склоны гор. Кто же все-таки стреляет! Пани­керы! Пятая колонна! Фашисты!

Наступает утро. Небо проясняется. Прямо перед нами вверху солнце озарило казематы форта Бельегардэ.

Перед нами Франция! На сто пятидесятом году Вели­кой революции!

Прямо на дороге выстраивается в последний раз Один­надцатая интернациональная бригада. Командир бригады стоит рядом с простым солдатом. У каждого за спиной винтовка.

Последняя перекличка!

Затем команда: «Сложить оружие и боеприпасы!»

Мы складываем все в кучу; оружие, старое и новое, пу­леметы, патроны, патроны, патроны.

С пригорка подходит к нам генеральный инспектор.

- Товарищи,— говорит он,— я приветствую прослав­ленную Одиннадцатую бригаду. Мы отступили, но мы не побеждены! Борьба продолжается! Viva la Republica!

Развертываем наше большое шелковое красно-желто-фиолетовое знамя: сверкают золотые буквы надписи: ««XI Brigada International».

Мы шагаем сомкнутыми рядами. Огромное знамя раз­вевается на ветру впереди колонны.

Мы проходим мимо первых домов Ле-Пертуса. По ле­вую сторону — французская земля, по правую — еще ис­панская.

Французский патруль преградил нам путь. Военный ко­миссар бригады передает знамя генеральному инспектору. Теперь оно развевается в его руках.

Он кричит:

- Viva la Republica!

- Viva!

Мы оборачиваемся еще раз. Испанские пограничные ба­тареи дают прощальный залп. И в то время как полицей­ский патруль проверяет, нет ли у нас оружия, я обращаюсь к Карлу:

- Вот сейчас мне пришел на ум припев последней песни:

Век тебя не позабудет

За тебя проливший кровь.

Согревать сердца нам будет

Сыновей твоих любовь.

Биография


Произведения

Критика


Читати також