Бригита Райман. Вступление в будни

Бригита Райман. Вступление в будни

(Отрывок)

I

Они приехали вечером — все трое одним поездом. Они еще не были знакомы и здесь, на перроне маленькой станции, почувствовали себя одинокими и заброшенными.

Реха осмотрелась: серый обшарпанный вокзал был плохо освещен, и сквозь моросивший дождь нельзя было рассмотреть его очертаний. Она была разочарована: не так представлялось ей прибытие в этот молодой город. Подхватив чемодан, Реха по­шла по мокрому перрону к выходу мимо вывески с выпуклыми буквами.

Немногие приезжие уже разошлись. Зал ожида­ния с уныло окрашенными стенами и грязным ка­фелем был пуст. В ресторане горланил пьяный. По­еживаясь от холода, Реха втянула голову в плечи. Ну и встреча на новой родине!» — подумала она. Реха и пяти минут не пробыла в чужом городе, а уже затосковала по прочному родному уюту шко­лы и «замка» с его шумными коридорами, по свет­ловолосой Бетси и молодому толстому вежливому Крамеру — еще сегодня утром он стоял за решет­кой ворот и махал ей вслед.

«Он меня предупреждал, — думала Реха. — Он знал, что я сразу скисну». Но тут же вспомнилось, как она ему отвечала, как хорохорилась перед ним, и ей стало стыдно: на мгновенье показалось, что она снова стоит в кабинете Крамера, а тот презри­тельно смотрит на нее сквозь очки.

Реха подняла воротник пальто, вышла на ули­цу и сразу забыла о своем разочаровании. Широкая площадь весело играла пестрыми огнями, ровные ряды новых домов с галереями и изящным плете­нием балконных решеток сверкали нарядными нео­новыми рекламами. Это уже походило на тот город, который рисовался ей в мечтах и чьи краски не смыл непрерывно моросивший дождь.

Потом у подножия лестницы она увидела обоих мальчиков. По крайней мере один из них, верзила в вельветовом костюме, должно быть плотник, или каменщик, казался местным. Реха направилась прямо к нему и спросила, как попасть на нужную улицу.

Парень обернулся — у него оказалась малень­кая, узкая голова с коротко остриженными волоса­ми — и буркнул не то неприветливо, не то сму­щенно:

- Понятия не имею! Сам не здешний.

- Так вот вам куда! — заметил другой, подой­дя поближе. — И мне туда же. Можно вас про­водить?

Он был ниже ростом, постройнее, чем тот, в вель­ветовом костюме. И одет был поаккуратнее, и ка­зался более ловким, и держался увереннее. Лицо его носило неопределенный отпечаток не то хитрости, не то расчетливого ума.

- Я здесь ориентируюсь, — сказал он. — Две недели тому назад заглядывал в свою хату.

Он окинул оценивающим взглядом худенькую черноволосую девушку, ее чемодан и летнее паль­тишко цвета бордо. (Чтобы заработать на него, Реха целый месяц сортировала вишню на консервной фабрике.) Потом спросил:

- Стаж зарабатывать? Так, что ли?

- Так, — сказала Реха.

- Коллеги, значит!

Он протянул ей руку и слегка поклонился.

- Курт Шелле. Шелле через два «л», — приба­вил он.

Он всегда подчеркивал это второе «л», которое придавало некоторый блеск его скромной фамилии.

- Меня зовут Реха Гейне, — сказала девушка.

- Реха, — повторил Курт. — Лессинг. «Натан Мудрый». — Он скорчил кислую рожу. — «Натан» достался мне на устном. «Дайте анализ притчи о кольце» или что-то вроде этого. У вас по литературе тоже был такой зануда?

Теперь, наконец, раскрыл рот третий — он все время простоял с задумчивым и отсутствующим видом — и удивленно сказал:

- А мне ведь тоже на эту улицу.

Он, очень остро ощущавший отношение к себе, сразу заметил настороженно застывший взгляд Кур­та и поторопился объяснить, что тоже в этом году окончил школу и хочет работать на комбинате. Если они ничего не имеют против, он к ним при­соединится.

- Прекрасно! Пусть будет третий, — сказал Курт, даже не пытаясь скрыть, что присутствие итого третьего его не радует. — Надеюсь, ходишь ты быстрее, чем соображаешь, а то мы до завтра не доберемся.

Реха рассмеялась, а Курт, ободренный поддерж­кой, продолжал подтрунивать над неуклюжим пар­нем, который забыл даже представиться.

- Слушай ты, верзила, а имя у тебя часом не засекречено?

- Нет, — ответил тот простодушно. — Николаус Шпаршу.

Он настороженно взглянул на обоих, будто ждал, что они тут же примутся издеваться над его старомодным именем.

- Николаус с одним «л», — прибавил он, по­молчав.

- Он необычайно остроумен, — усмехнулся Курт.

Шекспир. «Гамлет», — продолжал Николаус небрежно.

Курт, догадавшись, что его нахально передраз­нивают, забросил свой рюкзак на плечо и скоман­довал :

- Пошли, марш! — и зашагал вперед.

Николаус, ни слова не сказав, забрал у Рехи ее чемодан и двинулся за Куртом, держась чуть по­зади. Реха показала на черную папку, привязан­ную к чемодану Николауса.

- Рисуешь?

- Немного, — ответил тот. — От нечего де­лать.

Он не сказал ей, что уже давно мечтает посту­пить в высшее художественное училище.

- А что ты больше всего любишь рисовать? — спросила Реха, просто чтобы поддержать разговор.

- Да, собственно, все, — пробормотал Нико­лаус.

Тема была исчерпана, и они молча шли рядом, поеживаясь под непрерывно моросившим дождем.

Курт поджидал их у следующего фонаря. В го­лубоватом свете Реха разглядела его лицо — заго­релое, красивое, немного даже слишком красивое и слишком холеное, на ее взгляд, и все же оно ей нравилось. Он и весь ей понравился, этот складный, бойкий, хорошо одетый парень. На шее у него бол­талась цепочка — такие носят стиляги, — и Реха принялась гадать, что там: бляха или медальон с фотографией какой-нибудь девушки?

До общежития было не слишком далеко; Курт использовал оставшееся время, чтобы узнать, кто они и откуда приехали. О себе он сообщил, что ро­дом он из Д. и что отец его — директор текстиль­ной фабрики.

- Мой старик мог бы меня сюда подбросить на машине, — сказал он. — У него «вартбург», а «вартбург» у нас, пожалуй, сейчас самая класс­ная телега. В июне я получил права, но вы думае­те, он дает мне ездить? У него капли бензина не выпросишь...

- У меня родителей нет, — сказала Реха про­сто и как бы вскользь.

Курт заметил, что его хвастовство, рассчитанное на простые души, на этих двоих не производит впе­чатления. Он засмеялся и сказал с обезоруживаю­щей искренностью:

- Ты права. Я ведь просто бью на эффект.

При желании он умел пустить в ход свое обая­ние, а такое желание у него почти всегда было, и, направив взгляд своих дерзких зеленых глаз на Реху, он сказал:

- Но я безумно рад, что поехал поездом. Иначе я бы упустил такое очаровательное знакомство.

«Господи, — подумал Николаус, — какая дешевка!» Он надеялся, что девушка не поддастся на эту болтовню, и робко попытался завладеть внима­нием Рехи: спросил ее, в какой школе она училась.

- Я жила в интернате в X. — сказала Реха. — Школу прозвали «Красной крепостью». Это прозви­ще считалось обидным, и мы все злились, а потом сами начали ее так называть. На самом деле это Маленький смешной «замок», но нам он казался очень красивым. И, знаешь, мы все чувствовали себя там как дома.

Ей вдруг захотелось рассказать именно этому тихому, неуклюжему Николаусу о Крамере, о Бетси, об их оранжерее и парке, об их библиотеке, всегда сумрачной, с присущим ей одной запахом пыли, кожи и типографской краски.

Ко Курт, который не мог вынести, чтобы кто-то, Кроме него, оказался в центре внимания, прервал остротой тонкую нить симпатии, протянувшуюся между Николаусом и девушкой. Он подвинулся поближе к Рехе и начал рассказывать, разма­хивая руками, смешные истории про своих учи­телей.

Даже Николаус смеялся. Что-то в этом Шелле с двумя «л» ему нравилось. Сам он часто был не­ловким до грубости и поэтому восхищался своими ровесниками, умевшими весело и непринужденно развлекать девушек и нравиться им. Ему тоже очень хотелось чем-нибудь привлечь внимание большеглазой и темноволосой Рехи. Ее тонкий профиль напоминал ему какой-то известный портрет — он никак не мог вспомнить чей. Прекрасно понимая, что бойкий Курт его затмеваем Николаус молча топал рядом с ним и только раз, в ответ на прямой вопрос, сказал:

- Я живу в М. Мой отец работает в типо­графии.

«До всего остального, — подумал он, — им нет никакого дела. По крайней мере пока».

Наконец они дошли до общежития. Прежде чем проститься и отправиться на поиски своих комнат, Курт сказал:

- Мы ведь можем встретиться завтра утром и вместе поехать на комбинат.

Разумеется, это относилось только к Рехе. Она взглянула на Николауса, который стоял чуть в сто­роне, большой и неуклюжий, в потертом костюме, и ей стало жалко его.

- Ты ведь пойдешь с нами, правда?

Николаус кивнул. Ему хотелось сказать девуш­ке что-нибудь ласковое на прощание. Заметив, как тревожно она озирается по сторонам, он попытался ее утешить:

- Ты не думай так много о доме; главное — в первую ночь не думай. В первую ночь всегда тоск­ливей всего, а потом быстро привыкаешь.

- Добрый старый дядюшка! — умилился Курт.

Биография


Произведения

Критика


Читати також