Удивительные кинетические монстры Тео Янсена в Москве

В Москве на ВВЦ прошла выставка со странным названием «Кинетическая жизнь песчаных пляжей».

 Ее автор — голландец Тео Янсен, создающий огромных механических зверушек. Они живут своей жизнью, ходят туда-сюда, ездят на выставки, а потом умирают. Все как у настоящих животных. Тео Янсен успел побывать физиком, музыкантом, писателем и художником. Лишь в 43 года он понял, что родился для того, чтобы создать новую форму жизни. 

Павильон ВДНХ «Космос» — это гигантский ангар. Когда-то вдоль стен здесь стояла космическая техника, гордость советской науки и промышленности. Сверху на все это взирал улыбающийся Гагарин. С тех пор Союз развалился, ракеты сгнили, а на их месте разместилась цветочная ярмарка. Первого космонавта закрыли занавеской — видимо, чтобы не смущать. Но недавно цветы убрали, а в «Космосе» проходят выставки. Гагарина открыли — дети то и дело называют его Янсеном. Родители краснеют и одергивают чад, но логика у детей железная: выставка кинетических животных Тео Янсена? Значит, и портрет его.

При этом Тео отнюдь не похож на свой псевдопортрет. Седой, с зачесанными назад прямыми волосами, Янсен все еще красив, и ему никак не дашь его шестьдесят шесть. Энергичная улыбка и твердое рукопожатие. Его международная команда уже начала собирать животных. Звери приехали разобранные на «кости», бережно уложенные в картонные коробки. У каждого из них свое имя. Animalis Ordis, animalis Siamesis — волей-неволей вспоминается деление животных на царства, виды, подвиды. Они обитают под Гаагой вместе с создателем, гуляют по песчаным пляжам и год от года эволюционируют. Тео надеется, что в будущем они смогут жить и без него. Но пока они не так самостоятельны, им нужна помощь. Нас пригласили на выставку поработать кинетическими операторами — дежурными «ветеринарами» — после отъезда Тео и команды. Как только коробки заносят в павильон, мы приступаем к работе. Перезнакомившись со всеми, подключается к ней и Янсен — начинает разбирать части огромного скелета. В это время мы напоминаем археологов. Только вместо скребков и кисточек — тряпки. Мы с Тео работаем бок о бок. Спрашиваю, сколько времени у него ушло на создание всех этих зверушек. — Я занимаюсь этим почти двадцать три года и смастерил огромное количество существ. Около тридцати, наверное. На одно животное уходит где-то полгода: я начинаю делать его в середине осени и к весне, когда теплеет, выношу на пляж. Оно живет там. Потом стареет — перестает ходить и падает. — И что с ним происходит дальше? — Я переношу его в своего рода архив — ну, или кладбище, — реанимирую и начинаю возить по выставкам. 

Рождение
На следующий день с утра команда, приехавшая со всех концов света, лениво, еще не до конца проснувшись, начинает собирать зверей. В центре павильона Янсен, насвистывая мелодию, конструирует самое большое свое детище — Сиамесиса. В голове оформляется вопрос: как Янсен дошел до жизни такой? — Я понял, что нашел свое место в жизни, только когда начал делать этих standbests (голл. «пляжные животные». — «РР»). Я пробовал заниматься многими вещами: учился в университете на физика, занимался музыкой, вел колонку в газете, рисовал женщин. Но все это время я ощущал себя в поиске, и, только когда занялся животными, понял, что теперь на своем месте. Мы соединяем модули Сиамесиса с помощью обычных стяжек для проводов. Конструкция сложная и одновременно простая. Машины собраны из тонких пластиковых и резиновых трубок, обычной изоляции для проводов, скотча, парусины. Сиамесис состоит из двух частей, вернее, двух братьев. Первый собран, запускаем его. Неуклюжая конструкция начинает шустро перебирать ногами под шум компрессора. — Дело в генетическом алгоритме, — объясняет Янсен. — Я создал компьютерную программу, с помощью которой ввел несколько вариаций параметров — например, трубки разной длины. Программа выдала 500 вариантов. Некоторое время я обрабатывал данные и в итоге получил одну-единственную модель, состоящую из 13 цифр, — это длина трубок и их расположение. Что-то вроде естественного отбора, но только на компьютере. Так появляются части всех этих механизмов: ноги, позвоночники, легкие. Благодаря такой селекции мы можем делать животных, которые не шатаются, а обладают механикой живых существ. Существо споткнулось и остановилось — Тео находит захромавшую ногу и аккуратно пытается ее «вылечить». Не получается. Он ложится на песок, которым посыпали пол, и что-то подкручивает. — Чёрт! Один из пластиковых цилиндров выскакивает. Тео снова залезает под скульптуру, находит выпавшую часть и пытается вытолкнуть застрявшую деталь из поршня. Орудуя дрелью и кусачками, восстанавливает и возвращает пластиковый сустав на место. Тео подталкивает фигуру — она должна опрокинуться, но вместо этого делает несколько шагов. Голландец снова заводит компрессор, и зверь начинает двигаться. Постепенно Сиамесис обретает окончательную форму. Части, как в конструкторе, соединились друг с другом, переплелись пластмассовыми венами и артериями. Наконец, у животного выросли крылья. Оно машет ими, вращая центральную ось — «позвоночник». — Не люблю я все эти оси: самая важная и самая слабая часть, в первую очередь ломается. Сиамесис вообще самоубийца, и при сильном ветре норовит себя прикончить. С ним нужно быть крайне осторожным и терпеливым. Тео аккуратно настраивает Сиамесиса и просит подойти поближе. — Смотри, разность углов коленчатого вала не должна сильно отличаться от 120 градусов, иначе животное начинает спотыкаться, его клинит, или оно вообще не будет ходить. Сиамесис окреп и даже оброс шкурой, защищающей от дождя. Движение огромных крыльев делает его похожим на ожившего динозавра. Скрипучие суставы дают понять, что Сиамесис уже немолод, он постепенно дряхлеет — его уверенные движения остались на пляже в Голландии.

Открытие 
Сиамесис готовится к трудному дню: завтра у него первое выступление — испытание на прочность на открытии выставки. Братья, крепко-накрепко соединенные общим позвоночником и ребрами, покорно машут расправленными крыльями. Последние пробежки Сиамесиса подходят к концу, он уверенно стоит на ногах, почти не капризничает. Зверя прячут. Павильон почти готов к приему первых гостей, сцена смонтирована, ящики с напитками аккуратно сложены в углу. Еще раз прогоняем в уме сценарий. И вот церемония открытия: гости собираются, пьют шампанское. Тео выходит на сцену и рассказывает о своих животных. Мы с командой нервно шутим и потираем замерзшие от волнения руки. Занавес падает, ревет музыка, Сиамесис резво бежит на зрителей, но вдруг останавливается. Лицо Тео багровеет — уж не хочет ли животное его подвести? Но после секундной паузы зверь продолжает бодро вышагивать. Потом обратно — и снова на зрителей. — В разных странах люди реагируют по-разному, — рассказывает Янсен. — Например, в Японии люди очень дотошные — хотели знать, как работает каждая деталь. В России, как я понял, меня считают романтиком и больше интересуются философией того, что я делаю, чем конкретными деталями. Особенно это видно по женщинам. Янсена спрашивают про веру. — Я не знаю, верующий ли я человек. Не могу точно ответить на этот вопрос. Скорее всего, да. Однако я думаю логически, теория эволюции Дарвина может объяснить очень многие вещи, но как объяснить, что ты — это ты, а другой — это другой? Почему твоя личность в этом теле, а не в другом? Поэтому я думаю, если есть бог, который отвечает за все это, скорее всего, он хороший. И надо ценить жизнь. Вообще говоря, мне не очень понятна грань, отделяющая живое от неживого, жизнь от смерти. Я не могу со стопроцентной уверенностью утверждать, что живое — это только я. Ну хорошо, я живой, потому что мыслю. Но порой я думаю, что у компьютера тоже есть жизнь, какое-то сознание. Или, наоборот, иногда мне кажется, что все окружающие меня люди — роботы. Откуда мне знать, что вы мыслите и существуете, как и я? Поэтому наверняка я уверен только в себе. Насчет остальных могу лишь делать предположения.