​Чужой

Чужой, глаза болят от боли,
Подводит память: кто я здесь?
Чужой, не хватит силы воли
Спасти поруганную честь.

Чужой. Без прошлого, в тумане —
Он стёр прожитые года.
Чужой. Вся жизнь моя на грани:
И боль и радость — всё беда.

Чужой. Осколки снов, отрывки —
Воспоминанья, как укол.
Чужой. Нет связей — лишь обрывки:
Я неизвестной жизни скол.

— Дед, там раненый!

— Где, внучка, где ты его увидела?

— Да рядом с лодками.

Маленькая Семра прибежала домой и с порога принялась взволнованно кричать о своей неожиданной находке.

— А чего удивляться-то, время какое! Сколько раненых и убитых солдатиков, — запричитала бабушка Семры.

— Ба, он был не в форме, — вмиг оторопела девчушка.

— А ты прямо все успела разглядеть? — дедушка недоверчиво погладил бороду. — Надо посмотреть, кто это, может, не приведи Аллах, кто-то из знакомых. Абдулла, сынок, сходи с Семрой на то место, где она видела бедолагу.

Абдулла, едва поспевая за бегущей Семрой, по дороге прихватил с собой и соседей: мало ли что.

Все столпились у лодок и неподвижно смотрели на лежащее на берегу тело.

— Нет, не наш, — уверенно сказал Абдулла.

Соседи утвердительно закивали головами:

— Чужой кто-то, может, и бандит. Много разного люда сейчас на лодках приплывает со стороны Стамбула.

— Да похоже, он умер, — крикнул кто-то из соседей. — Смотрите, не шевелится совсем.

Абдулла спустился к лежащему мужчине и увидел разбитую голову:

— Крови-то сколько.

И в этот момент мужчина застонал.

— Живой! — закричал Абдулла и к нему поспешили другие мужчины. — Что делать-то с ним будем? В больницу бы его, да и полицию надо…

— Сейчас всем не до нас! И полиция, и больница только военными занимаются. В больнице, а она у нас одна на всю Бурсу, все койки ранеными солдатами заняты и других больных давно не берут, — с горечью проговорил сосед.

— Что ж, тут его бросим? — Абдулла растерянно задумался.— Живой ведь.

— Это пока. Смотри, сколько крови потерял.

Раненый мужчина опять слабо застонал.

— Эй, сосед, возьми-ка его за плечи, а я за ноги. Понесем к нам в дом. А вечером в помощь Фахрие аблу позовем — она в больнице медсестрой работает. Может, разберётся с его раной. На все воля Всевышнего! Негоже живого человек без помощи оставлять, харам (грех) это!

Мужчины одобрительно закивали головами и понесли раненого. Впереди бежала Семра, которой очень хотелось первой сообщить бабушке новость о том, что найденного мужчину несут в их дом. Но та сама уже сидела на улице перед домом, поджидая сына с внучкой.

— Ай, Аллах, сколько крови. Куда ж его теперь? Родня-то есть у него? — бабушка запричитала и захлопатала вокруг мужчин.

— Документов при нём нет, кто ж теперь знает, есть родня у него или нет, и сам он откуда? Может, и найдется кто-нибудь, вдруг начнет какой-нибудь человек расспрашивать о пропавшем незнакомце. Не наш он — чужой! — хмуро сказал Абдулла.

— Пойду воды накипячу, промыть рану-то надо, — бабушка поспешила в дом.

В это время и дед доковылял до порога, чтобы поприветствовать пришедших мужчин.

— Рана-то какая, — взглядом знатока окинул он голову мужчины, — не выживет.

— Пока жив, отец, доживет до вечера, осмотрит его Фахрие абла. А там только Аллах знает, выживет или нет.

Мужчины внесли раненого в дом и положили на расстеленную бабушкой на полу циновку. Та промыла рану у мужчины на голове и подумала: «Переодеть бы надо, мокрая одежда на нем». А вслух сказала:

— Ты вот что, Абдулла, принеси свою одежду.

Вечером зашла Фахрие абла, которой новость о появившемся в их доме раненом принесла юркая Семра.

— Плохо дело, похоже жар у него: мозг воспалился. Я рану обработаю, у меня порошок специальный есть — оранжевый немецкий, из больницы домой принесла, когда Ильхан, сынок, ногу разрезал. Присыпишь рану этим порошком, перевяжешь —всю грязь вытащит. Чудо настоящее! Да поможет Аллах. Молодой еще. Сильный, — осмотрев мужчину, сказала Фахрие.

Многих она повидала: и молодых и сильных, внезапно умерших от небольшой раны —кровь заразилась и сгорел человек; и тщедушных, исполосованных до кишек. Думаешь, в чем жизнь у такого держится? А смотришь, валяется, валяется, не идет к нему смерть, а через неделю взял, да на поправку пошел.

«А об этом родные, небось, беспокоятся. Вон и кольцо на пальце — женат, и дети, небось, есть.» — тут Фахрие вздохнула: ее мужа, тоже военного, убили в первый день оккупации, сонного застрелили. Осталась она с двумя мальчишками. В больницу пошла работать, сначала просто убирала, какую-никакую еду в дом приносила, а потом за старание и сообразительность в медсестры перевели ее.

Медсестер не хватало, да и сейчас не хватает — нарасхват. С врачами дела обстоят еще хуже: на всю больницу двое. Так ведь любого во врачи не возьмешь — учиться-то сколько надо! Везде солдатики раненые, стоны, крики… И больница-то на город одна. Мест нет, кроме раненых военных никого не осматривают и в больницу не кладут. Мест нет.

Новорожденные умирают каждый второй. Грязь, антисанитария, то эпидемия тифа бушует, то туберкулез…

Вздохнула Фахрие.

Она закончила перевязку и собиралась идти домой — утром рано вставать и в больницу бежать. А больница далеко — за час не доберешься. Детей покормить надо.

— Фахрие, ты завтра приходи, — бабушка задержала женщину на пороге. — Вот, возьми яичек, мальчишкам менемен (яичница с помидорами и перцем) сделаешь. Что с этим раненным делать, ума не приложу. На улицу — помрёт. И так в чем только жизнь у него теплится. Ты уж зайди к нам еще! А может, и родня его найдётся. На всё воля Аллаха, — запричитала бабушка.

— Не волнуйся, тётушка, постараюсь зайти! Ты ему губы водой протирай — жар у него. И уксусную повязку на лоб положи. А мне пора!

Фахрие, забрав угощение, заспешила домой, к детям.

— Как прошла ночь? — Фахрие, запыхавшись, стояла на пороге дома соседей.

— Ой детка, бредил всю ночь. Всё «Ахмед, Ахмед» повторял. Губы у него потрескались от жара. Я ему ночью рот смачивала водой. Горячий весь был, как огонь, сейчас жар чуть поменьше, но всё равно горит! Да ты чаю попей. Потом его осмотришь. Жив пока. На всё милость Аллаха! — бабушка разлила чай и поставила на стол хибеш (пюре из ногута (нута) особый сорт гороха, со специями и кунжутом). — Поешь и мальчишкам своим возьми. Только сегодня сделала — свежий!

— Спасибо, тетушка. Времени нет! Перевяжу — и домой побегу. Мальчишки заждались. Сегодня много раненных привезли на поезде из Муданьи. А к поезду их на пароходе доставили- измучились! Я только мальчишек покормлю — и назад!

— Ай, бедная девочка! — покачала головой тётушка.

Фахрие осмотрела голову мужчины. Вновь насыпала на рану своего порошка.

«Рана чистая, — отметила про себя. — Только горячий больно. Оно и хорошо: кровь с инфекцией борется!»

В следующий раз Фахрие появилась в доме соседей только через два дня.

— Извини, тетя, работы было много. Пацаны дома завшивели — сама из госпиталя принесла! Боялась и к вам в дом принести. Фахрие сняла платок.

— Ах! — вздохнула бабушка, — волосы сбрила.

— Ничего! Отрастут, тетушка! С вшами только так можно бороться!

— Дочка, не лучше нашему бедолаге, — вздохнула бабушка.

Фахрие, подойдя к мужчине, сняла повязку и осмотрела рану:

— Надо бы зашить, дай-ка мне, тётушка, иглу и огонь прихвати для стерилизации.

Фахрие подхватила иглу, бабушка принесла лучину и они принялись за дело.

Раненый иногда постанывал.

— Хорошо, что в беспамятстве. Аллах, дай терпения! — причитала старушка.

— Тетушка, теперь на поправку должен пойти. Что могли, все сделали, — Фахрие затянула последний стежок.

— Да с тебя пот градом, дочка! Вроде в доме не жарко…

— Перевязки делала, а вот рану на голове зашивала в первый раз. Хорошо, что в беспамятстве- не решилась бы, если б в себе был. — Фахрие вытерла лоб, руки у нее дрожали. — А что, про него никто не спрашивал?

— Нет, детка. Мы его между собой Ахмедом назвали. В себя придет, сам все расскажет, иншаллах! (дай бог).

— Вы ему, если придет в себя, много еды не давайте. Пить — пусть пьет, сколько хочет, хоть целое ведро, а вот есть совсем по чуть-чуть, как бы не просил. Я побежала — тороплюсь очень, тётушка.

— Фахрие, бёрек (пирог) возьми мальчишкам, утром только испекла.

Фахрие схватила угощение и умчалась в темноту вечера.

****

— Сынок, в себя пришел! Ну, здравствуй, дорогой. На всё воля Аллаха, вот и выздоравливаешь! — бабушка вошла в дом с улицы. Рано утром она выходила во двор козу подоить, а теперь спешила в дом завтрак приготовить и увидела, что мужчина открыл глаза и пытается сесть.

— Как звать-то тебя? Молчишь… А говорить можешь? — бабушка внимательно посмотрела на раненого.

Мужчина пошевелил губами, что-то прошептал, но что именно, разобрать было нельзя.

— А ты не спеши! Всё ещё успеется. Дай я тебе молочка налью, худющий-то какой! Да когда тебе жировать? Столько не ел!

Мужчина слабо покачал головой и, тут же застонав, показал глазами на воду.

— Пить хочешь? Сейчас-сейчас, — засуетилась бабушка. — Жаль, мужчин пока нет дома и внучка убежала — вот бы они обрадовались! А меня Зейнеб тейзе (тётушка) зовут. Ты меня просто тетушкой называй! Ну и напугал ты нас! Почти неделю в беспамятстве был. Да ты пей-пей, пить можно! Фахрие так сказала. А есть мало надо. Я тебе молочка дам — оно силы для выздоровления тебе вернет.

Мужчина устало закрыл глаза, и Зейнеб тейзе решила его не беспокоить.

Вечером забежала Фахрие, сделать перевязку и навестить добрых соседей.

— Фахрие, дочка, наш больной в себя пришел! — сообщила ей с порога тетушка.

— Как хорошо! Слава Аллаху! — женщина устало улыбнулась.

— Правда, говорит пока плохо, почти совсем не говорит.

— Тетушка, у него ведь такая травма серьезная, да и мозг воспалился. Надо подождать, — сказала Фахрие и подошла к мужчине.

Тот сидел на полу, на своём топчане, спиной облокотившись о стену, и разглядывал комнату, а потом посмотрел на подошедшую к нему женщину.

— Здравствуйте, я медсестра, зовут меня Фахрие. Как вы себя чувствуете?

Последовало молчание. Мужчина беспомощно смотрел на Фахрие, а она, немного подождав, продолжила:

— Мне нужно осмотреть вашу рану.

Тишина. Мужчина, напрягшись, едва прошелестел губами:

— Фахрие…

Фахрие восприняла это как разрешение и сняла повязку с головы мужчины. Затем осмотрела шов. Все в порядке, не воспален, припухлостей нет. Но порошком надо присыпать: чуть кровил край раны. Она насыпала свой порошок и сделала перевязку.

— Скоро и швы снимем! — улыбнулась она.

— Рахмет («спасибо» по-татарски), — тихо сказал мужчина.

Фахрие удивленно приподняла брови.

— Са-гол («спасибо» тур.), — старательно, по слогам, произнёс мужчина.

— Не за что. Поправляйтесь. Есть вам пока нельзя. Отдыхайте больше. Как вас зовут?

Мужчина посмотрел на нее прозрачными глазами, как будто пытался что-то вспомнить, сдвинул брови, внутренне напрягаясь, но так и не ответил.

Фахрие, попрощавшись с ним, и пожелав скорейшего выздоровления, подошла к тетушке.

— Как он? — взволнованно спросила Зейнеб тейзе.

— Тетушка, похоже, что гость у вас не совсем обычный. Пока говорит не вполне понятно что, да и с памятью не всё в порядке… Хотя после травмы и не такое бывает! Подождем, может, начнет вспоминать. На всё воля Аллаха!

****

Прошел месяц с того момента, как море принесло раненого незнакомого человека, выбросив его на берег посёлка, и как семья Абдуллы участливо отворила ему двери своего дома.

Мужчина продолжал говорить на смеси плохого турецкого языка с каким-то другим, неизвестным в этих краях, диалектом. Порой его речь напоминала птичий язык, понятный только ему самому.

Как его зовут, откуда он, и как получилось, что оказался в море с пробитой головой, мужчина не мог вспомнить.

Назвали незнакомца Ахмедом. Именно это имя неоднократно произносил раненый, когда лежал в бреду. Именно так чужого в этих краях человека, с подачи семьи Абдуллы, стали величать в поселке.

Придя в себя, Ахмед не ушёл из семьи Абдуллы — идти ему было совершенно некуда. Родившись в каком-то другом краю, достаточно давно, а где именно, он не знал сам, ему пришлось начать отсчет своей жизни прямо от порога дома Абдуллы, нашедшего его и приютившего на время ранения.

Старший мужчина в семье Абдуллы, дед, к тому времени практически ослеп — трахома распространилась на оба глаза и он погрузился в мир темноты, периодически выходя из него, чтобы поесть или по другой необходимой организму потребности.

Тётушка Зейнеб с возрастом стала походить на высушенное деревце, с виду крепкое, но хрупкое в сердцевине, готовое надломиться под натиском стихии. Несмотря на это, она продолжала суетиться, занимаясь домашними делами и единственной внучкой — Семрой, к которой родившийся заново Ахмед прикипел сердцем.

Жена Абдуллы умерла, не разрешившись от бремени вместе с так ожидаемым Абдуллой сыном, задолго до появления незнакомца в их поселке.

В семье не хватало рабочих рук, и Ахмед вначале стал помогать по хозяйству: что-то смастерит в доме, гвоздь прибьет, товар поднесет тетушке Зейнеб на базар, где она торговала баклажанами, помидорами, картошкой.

Захаживал и к Фахрие, чтобы помочь ей справиться с мужской работой: сделать маленький ремонт повидавшего виды дома, уголь натаскать, чтобы зимой было чем топить дом. Да много и других в доме дел, когда хозяина в нём нет, а подрастают двое мальчишек: Уналь и Юсуф.

Ввечеру любил Ахмед посидеть на берегу моря. Всматривался вдаль, как будто искал там ответа: откуда он и как сюда попал? Но море хранило эту тайну, играя волнами, лишь взволнованные крики чаек отзывались тревогой в душе.

«Вот и я, как чайка, прилетел откуда-то и вспомнить не могу, куда должен вернуться. А может, меня чайка принесла в этот благословенный дом? Не зря ведь говорят, что чайки помогают тонущим людям.»

Ахмед взял в руки нож и толстую ветку дерева, случайно оказавшуюся рядом с ним. «Мужики что ли дрова рубили?» — подумал. Сам нож был вечным спутником Ахмеда: без него на улицу не выходил — брал с собой на всякий случай: неспокойное время, опасное.

Внимательно смотрел Ахмед на чайку, а нож в его руках в тот момент стал отделять кору от ветки, а затем начал отсекать всё лишнее до тех пор, пока ветка не превратилась в птичку, а лишнее — в стружку.

Вечером показал Ахмед свою птичку Семре. Девочке птичка очень понравилась, и она попросила дядю Ахмеда сделать ей куколку. А Ахмед и рад угодить девчушке: полночи просидел, а выстругал для Семры маленькую куклу, да славную, с настоящими соломенными волосами и в платье, которое подобрал из лоскутков.

Так по поселку, от Семры к другим детям, начала распространяться весть, что Ахмед диковинные поделки мастерит.

Тетушка Зейнеб, в очередной раз собираясь на базар, решила эти фигурки с собой прихватить: народ хоть и бедный, но разные покупатели приходят на базар, может, кому и пригодится Ахмедов труд.

И к удивлению мастера покупатели нашлись. Ахмед на вырученные деньги инструмента прикупил и дерева, и начал столики разные сколачивать, рамки для зеркал, пуфики для дома, да и про фигурки не забывал.

Пошло дело у мастера! И заказчики появились. Ахмед много денег не брал: местные в поселке в основном перебивались случайными заработками, многие жили без излишеств, поэтому, кто продуктами расплатится, а кто и инструмент принесет.

Со временем стал Ахмед справным столяром-резчиком по дереву в посёлке.

Пришел он к Фахрие в дом по весне и сказал:

— Ты одна, Фахрие абла, два сына у тебя, хозяйство поднимать нужно. Я тоже один. Сейчас дело для себя нашел. Могу стать вам опорой. От твоего слова всё зависит. Решай!

Опустила голову Фахрие, подумала: мужик Ахмед правильный, добрый, дети его любят, сам работящий. Тяжело мне одной с мальчишками. Почему бы и нет?

Позвали они в дом имама, пригласили соседей: свидетелей мужчин — Абдуллу и его отца — и родственников Фахрие для никяха (бракосочетания).

Ахмед произнес: «Инджаб».

«Кабуль,» — отозвалась Фахрие, и после этого стали они жить вместе.

Вскоре эпидемия тифа унесла Абдуллу и почти слепого его отца, в последние годы измученного трахомой. После похорон подошёл Ахмед к старенькой тетушке Зейнеб, обнял ее за плечи, маленькую, твердую, но такую хрупкую, что могла она сломаться от горя:

— Собирайте вещи, Зейнеб анне (мама)! Нечего вам с Семрой у родственников по углам ютиться. У нас с Фахрие дом большой и одни мальчишки, а так хочется, что бы и девчушка была, наполнила своим ласковым теплом дом.

Семра, разбежавшись, ловко подпрыгнула и повисла у Ахмеда на шее:

— Ахмед амджа (дядя), как хорошо! Мы так вас любим с тетушкой Фахрие!

— Ах, ты моя птичка быстрокрылая! — Ахмед нежно поцеловал девочку в лоб.

Так и зажили все вместе. Не богато, но и не бедно. Работал Ахмед с утра до поздней ночи, выполнял заказы. О прошлой своей жизни он так и не вспомнил. А на вопрос, где родился, отвечал: в море, у берегов посёлка.

Только иногда, по ночам, снился ему один и тот же сон: высокая зеленоглазая женщина и две девочки, молча смотревшие на него. В такие ночи Ахмед просыпался с плачем и истерзанным сердцем. Фахрие приходилось долго его успокаивать и считала она, что муж видит ночные кошмары, из-за той давней, страшной травмы головы. Ахмед по понятным причинам отказывался описывать ей подробности этого сна.

А когда Ахмед совсем состарился, в одну из благословенных ночей женщина из того сна вдруг позвала его и махнула рукой:

«Аняс! Мин сине яратам, мин сагынам…» («я тебя люблю, я скучаю» на татарском).

Ахмед проснулся и сел на кровати. Сердце бешено колотилось в груди. Разбуженная в ночи Фахрие испуганно спросила:

— Что случилось? Сердце заболело?

— Я теперь Аняс, — коротко ответил Ахмед, — теперь так меня зовите.

И больше ничего не стал обьяснять — только велел его Анясом называть.

Эту странную просьбу тоже сочли последствием той травмы: состарился Ахмед, мало ли что старому человеку в голову придет. Дома звали его Аняс, как строго велел он сам, а для соседей и всех знакомых остался дед Ахмедом.

Прошло немного времени и он захворал, а шел ему, Ахмеду-Анясу, девятый десяток и врачи готовили близких к скорой кончине. В одну ночь совсем худо стало старику, но в больницу поехать отказался. Всю ночь проговорил со своей женой. Рассказал он ей и про сны свои странные, и про то, что, видимо, была у него другая семья, о которой он так и не вспомнил…

Поведав жене о содержании снов своих волнующих и, высказав свои предположения на их счёт, дед спокойно задремал, а как наступило утро, не проснулся: ушел тихо, никто и не заметил в какой именно момент.

Остались у Ахмеда-Аняса трое приемных детей: Юсуф, Уналь и Семра. И пять внуков. Сыну Семры, Серкану, через много лет предстояла неожиданная встреча — встреча с прошлым деда Ахмеда-Аняса.

На всё воля Аллаха!

****

Серкан бей сидел на балконе своего дома и в силу ежедневной привычки после завтрака пил чай, одновременно курил сигарету и просматривал местную прессу.

Иногда он зевал от скуки: утро ранее — новости обычные, он бы даже сказал, заурядные. Хотя есть и возмутительные свои содержанием:

актриска на седьмом десятке лет собралась рожать — бывает, осложнения в мозге от частых инъекций ботокса, — он раздраженно перевернул страницу газеты.

А вот и страница с политическими и экономическими новостями. Политику он давно обходит стороной, приняв неизбежное за постулат. Экономика тоже не радует своими достижениями. Только бы кризиса не было! Курс лиры стремительно падает, значит опять ожидаем повышения цен на бензин и на всё остальное. Вздохнул, смирившись с неминуемым.

Взгляд упал на яркое рекламное объявление: новый сериал — «Запретная любовь». Красивые актеры и актрисы плечом к плечу в роскошных нарядах задорно смотрят на Серкан бея, приглашая к обязательному просмотру многосерийного фильма с их участием, а чуть ниже, в стиле глубокого турецкого кантри, — эпизоды из прошлой жизни одной из будущих героинь мыльный оперы. Сериал обещает быть бесконечно долгим и душераздирающим.

Уровень раздражения нарастал. Серкан бей откинулся в кресле и собирался уже выбросить газету, как его внимание привлекло небольшое объявление:

«Разыскивается родственник, пропавший…,» — здесь он остановился.

«Это же прошлый век! — удивился он, — Долго же вы его искали. И здесь новость из разряда сериалов! Ах, из России… ну тогда и не такое может быть!»

Почесав бороду, он окончательно отодвинул от себя газету, ненадолго зацепившись взглядом за карандашный набросок лица потерянного человека, наверняка, давно почившего с миром.

Серкан бей заторопился в свой магазинчик: клиент должен был забрать заказ прямо с утра.

— Серкан-бей, славная столешница получилась, — прищелкнул языком заказчик. — Быстро и в положенный срок сделана! Только с выписанным счетом какой-то непорядок…

— Вы удивлены, что стоимость по вашему счету ниже? Вы просто забыли, что у вас скидка в размере 10% на повторный заказ, итоговая сумма указана с учетом этой скидки! Мы стараемся не подводить своих постоянных клиентов! Это старая традиция наших магазинов, — довольный Серкан бей потирал руки. — Еще мой дед, Ахмед, говорил, что наши клиенты — это наше будущее: хорошо клиенту — и нам будет хорошо…

Тут он сбился и на минуту мысли его вернулись к утренней газете.

«Что ж там такого? Ах, да, это лицо, набросок. Что- то смутно знакомое. Надо бы перечитать объявление,» — решил Серкан бей. — «Да, сразу же, как только вернусь домой!»

Вернулся домой он только поздно вечером — клиентов было много, и с каждым он старался переговорить сам. Голова разламывалась от боли и, выпив таблетку катафлана (обезболивающего), он сразу же лег спать.

Проснувшись утром следующего дня, Серкан бей, как обычно, позавтракал своим любимым менеменом, который жена ему готовила именно так, как он любит, чтобы и лучок, и помидорки, и перчик были натерты. И никак иначе!

Выйдя на балкон и затянувшись сигаретой, Серкан бей открыл газету и поблуждал по ее содержимому глазами.

«Что-то ведь я собирался прочитать? А вот что? Кроме заказов и заказчиков никакая другая информация в голове не задерживается».

Серкан бей еще раз затянулся сигареткой и неожиданно для себя вспомнил: «Ах, да, вчерашнее объявление!»

— Нилюфер, джаным (дорогая), принеси мне вчерашнюю газету! — обратился он к жене.

— Так ведь вчерашнюю уже выбросили, — опешила от неожиданной просьбы Нилюфер: она тщательно следила за порядком в доме и в нем нельзя было найти ношеный вчерашний носок, не то что откопать вчерашнюю газету! Это просто был бы настоящий бардак!

— А где же взять вчерашнюю газету? — беспомощно спросил Серкан бей.

— Зачем она тебе? — не переставала удивляться Нилюфер, в доме которой, по ее представлению, был абсолютный порядок.

— Там было одно интересное объявление, — пролепетал Серкан бей. — Очень интересное.

— Такое интересное, что вчера оно тебя не заинтересовало? — улыбаясь, спросила Нилюфер.

— Ты понимаешь, я кое-что вспомнил, что-то из прошлого нашей семьи, и мне показалось.., — погрузился в раздумье Серкан бей.

— Ты уже опаздываешь на работу, и это тебе уже не кажется! — оторвала его от размышлений Нилюферю. — А про вчерашнюю газету… что ж, я попробую спросить у соседей.

— Спасибо, — поспешно поцеловал супругу в лоб Серкан бей и сел в свою машину, чтобы отправиться в магазин.

Вечером, вернувшись с работы, он тут же поинтересовался у Нилюфер результатами поиска газеты.

— Что ж там такого было, что это стало так важно для тебя? — удивилась Нилюфер, — К сожалению, у соседей старая пресса тоже не залёживается. А я-то думала, что у Айше обязательно найду эту газету — у нее в доме обычно такой бардак! — Нилюфер собралась было начать подробный сравнительный анализ количества пыли в ее квартире и в квартире соседки, но тут ее монолог нетерпеливо перебил Серкан бей.

— Может, в редакцию позвонить?

— Да о чем же было это объявление, в конце концов, что тебя оно так заинтересовало?!? — Нилюфер расширенными от удивления глазами смотрела на Серкана.

— Ты помнишь моего деда Ахмеда? Дело в том, что он был не из наших мест, а откуда, никто не знал. Сам дед, получив травму головы и, видимо, перенеся менингит, об этом напрочь забыл. А в объявлении речь идет как раз о том времени… Правда, разыскивают Аняса, но может дед и имени-то своего не помнил…

— Ах, Аллах! — всплеснула руками Нилюфер. — Так ты наведайся к своей матери, может, она что-то припомнит.

— Серкан, сынок, что случилось? — тетушка Семра взволнованно открывала сыну дверь.

Сын — нечастый гость в ее доме. Нет, конечно, он не забывал о старой матери: просто был очень занят работой в магазине — никому не мог доверить или, как сейчас говорят, делегировать свои полномочия. А по выходным и в праздничные дни: шекер байрам или курбан байрам (два ежегодных и традиционно отмечаемых в Турции праздника) с женой, а иногда и с детьми, сыновьями-погодками, которые, обзаведясь семьями, переехали жить в Измир, обязательно заезжал к маме или просто: приглашал ее вместе со всеми позавтракать в каком-нибудь кафе, чтобы посидеть за одним столом, без лишних хлопот.

А тут — среда, середина недели и не праздничный день. Приехал сам, без звонка. Думай, что хочешь!

Тетушка Семра, терзаемая плохими предчувствиями, поспешила навстречу сыну.

— Серкан, дорогой, все ли здоровы? — спросила она с порога.

— Все, мамочка, все здоровы, слава Аллаху, и шлют тебе большой привет. — Серкан, нагнувшись, двукратно поцеловал руку матери и приложил ее к своему лбу (традиционный знак большого уважения). — Как ты?

— Я поняла, я напугала тебя в прошлый раз своим давлением! Вот же мой язык! — мать огорченно смотрит на сына. — Оторвала тебя от важных дел. Ты мог бы просто мне позвонить, сынок!

— Конечно, я переживал, мама, — немного смущаясь произнес Серкан. — Но у меня появился еще один повод, для того чтобы приехать к тебе.

Мать удивленно вскинула брови.

— Мама, ты хорошо помнишь своего отца, моего дедушку Ахмеда? — продолжил сын

— Ну, мой отец — Абдулла, он умер, когда мне было 10 лет от эпидемии брюшного тифа, а дядя Ахмед взял нас с бабушкой в свой дом и стал для меня настоящим отцом: добрым и внимательным. И любил меня как! Общих детей у него с Фахрие не было, а мне казалось, что ему так хочется дочку! Когда он гладил меня по голове, его глаза становились медовыми и мед струился из них... —от теплых воспоминаний глаза матери увлажнились. — Мир его праху, правильный и добрый был человек! А почему ты вдруг вспомнил о дедушке? — встрепенулась мать.

— Мама, а ты не помнишь, как в поселке появился дедушка?

— Как не помнить, сыночек? Я его и нашла у моря! Море его принесло. Долго болел — голова у него была пробита. Ударили, наверное, его чем-то тяжёлым, — мать грустно покачала головой. — Еле выжил. А как он к нам попал, мы так и не узнали… Не помнил дед Ахмед ничего.

На этой фразе Серкан особенно разволновался:

— Мама, и никто его тогда не искал?

— Нет, милый, хотя и кольцо у него было — женат был, видимо, и человеком был таким, которого просто не могли не искать. Такие люди — на вес золота! Странная вышла тогда история.

Тут настал черед удивляться Серкану:

— Что ты хочешь сказать, мама?

— Да то, что золотых людей, потеряв, неприменно ищут, а он именно таким и был! Хотя и время-то было сложное.

— А я думаю, что его до сих пор продолжают искать! — выдохнул сын. — Я недавно в газете объявление прочитал, что одна девушка из России прадеда приехала в Турции искать. До конца, правда, не дочитал… Не сообразил я сразу, что это может нашего деда Ахмеда касаться, да и имя она другое написала: то ли Анис, то ли Аняс…

— Аняс? — мать напряглась, пытаясь что-то вспомнить. — Аняс, Аняс… а ведь дед незадолго до смерти так и просил его называть, мол, «сон такой увидел, где его Анясом звали». Так говорил. А где эта девочка, которая ишет родственника? — мать сжала руку Серкана.

— В том-то и дело, что не знаю! Газету я не дочитал, а про объявление вспомнил только утром следующего дня. Мама, а у тебя нет случайно позавчерашней газеты?

— Нет, сынок, я уже давно не читаю газет — вижу плохо. Так что же нам теперь делать?

— В газету обращусь. Пусть про объявление расскажут! — решительно сказал Серкан.

— Только б не опоздать! На всё воля Аллаха, может, и родня нашего Ахмеда найдётся!

Звонить в газету Серкан бею не пришлось. Утром следующего дня он увидел повторно напечатанное объявление о поисках родственника.

— Слава Аллаху! — произнес Серкан бей и ушел с головой в чтение объявления.

На этот раз прочитав объявление до конца, Серкан бей схватил газету и побежал к машине.

— Серкан, ты куда так заторопился? — вдогонку крикнула ему Нилюфер.

— Дорогая, я к подножию Улудага! Потом все объясню — нельзя терять не минуты. В магазин отправь, пожалуйста, моего помощника. Не знаю, во сколько вернусь.

Нилюфер, глядя в след отъезжающей машине, увозящей ее супруга непонятно куда, растерянно стояла на пороге дома…

****

«Значит, они остановились в отеле «Меркурий». Только бы не опоздать!» — всю дорогу, пока ехал к подножию горного курорта, твердил Серкан бей. — «Знаю я этих газетчиков: им заплатили, вот они и повторяют объявление, а уехала девушка или нет, это еще вопрос!»

В лобби отеля Серкан бея встретил улыбчивый администратор:

— Добрый день! Чем могу быть полезен?

— Я ищу одну русскую девушку, — смущаясь, начал объяснять Серкан бей.

Портье улыбался. Эта улыбка почему-то совсем не нравилась Серкан бею и он начал волноваться.

— Вы не понимаете! Или вы меня неправильно понимаете. Я прочел объявление в газете и ищу его автора.

Портье, видя замешательство мужчины и слушая его сбивчивые объяснения, решил взять инициативу в собственные руки.

— Итак, вы к нам приехали по объявлению?

Серкан бей молча кивнул головой.

— Вы кого-то ищите…

Серкан тут же его перебил:

— Это не я ищу! Это она ищет, девушка, которая приехала из России, чтобы найти своего прадеда.

Портье недоверчиво окинул взглядом мужчину.

«О, Аллах, что он там себе представил?!? Что для прадедушки я слишком живой? Или что еще хуже, что я — искатель приключений???» — Серкан бей начал выходить из себя.

— Послушайте, я внук ее прадедушки, может быть, — зачем-то добавил он. И понимая комичность своих объяснений, распереживался еще больше.

— У вас газета с собой? — проговорил изумленный неординарностью ситуации портье.

Серкан с облегчением вытащил газету.

— Мария Янбахтин… минуточку, — портье стал проверять фамилии гостей по компьютерной базе. — Янбахтин.. Нет, сейчас гостей из России с такой фамилией нет.

Лицо Серкана передернула судорога: так и знал — опоздал!!!

— Проверьте еще раз, пожалуйста, возможно, девушка не одна, а приехала с кем-то, — Серкан цеплялся за любую соломинку.

В этот момент к стойке портье подошел мужчина:

— Мы уже готовы освободить номер, пожалуйста, проверьте наши счета.

— Ваш номер? — портье тут же переключил своё внимание на него, забросив поиски русской девушки, и стал проверять состояние счетов.

— Ваш долг 500 лир, Нежат бей! Я делаю чек-аут. (выписку)

— Хорошо, — мужчина оплатил по счету и отправился за вещами в номер, кивнув портье.

Серкан бей уже и сам не понимал, зачем он продолжает стоять у стойки. Но тут портье посмотрел на него и произнес:

— Послушайте, в номере, который сейчас освобождается, зарегистрирована Мария Янбухтина. Русские фамилии — они такие сложные, может, газетчики, записывая информацию, её как-то исказили? Возможно, это и есть ваша Мария? Только она приехала со своим спутником из Стамбула, — завершил свою речь работник отеля.

Серкан бей, поблагодарив портье, присел в удобное кресло в холле отеля и приготовился ждать.

Через некоторое время в конце коридора появилась пара: мужчину Серкан бей узнал сразу — он только что оплатил счет на рецепшен, с ним рядом шла высокая худенькая девушка, на взгляд Серкан-бея, ничем непримечательная. Сейчас многие девушки очень похожи между собой: высокие, худенькие, со стриженными и ощетинившимися волосами.

Когда они приблизились, у Серкан бея появилась возможность разглядеть девушку получше: помимо высокого роста, он заметил и светлые, немного раскосые и куда-то спешащие глаза, и услышал ее веселый смех.

«Мария — иностранка» — отметил почему-то для себя Серкан бей.

И тут глаза девушки скользнули по нему, и отчего-то этот светлый взгляд показался ему очень знакомым.

«Похоже, я начал себя уговаривать, что это она. У деда глаза были карими, а у девушки — светлые, но что-то общее во взгляде проскальзывает. Хотя, почему вдруг она должна непременно на него походить?»

— Прошу прощения, — Серкан бей наконец решился обратиться к паре. — Меня зовут Серкан, и я приехал в отель по объявлению, возможно, вы имеете к нему отношение?

На последней фразе взгляд девушки пытливо остановился на Серкан бее, будто она тоже пыталась что-то в нем разглядеть, что-то такое, что всем не видно, а потом, повернувшись к спутнику, она что-то спросила у него по-английски. И он ей тоже ответил.

Пара улыбнулась и приветливо пошла навстречу Серкану.

— Меня зовут Нежат. Мы вместе с Марией приехали отдохнуть в Улудаг, немного поработать тоже. Мы — художники.

— Скажите, ваша спутница давала объявление в газете? — нетерпеливо переспросил Серкан бей.

— Да, Мария приехала из России и ищет давно пропавшего здесь родственника. Давайте присядем. Здесь в лобби отеля есть маленькое кафе. Приглашаю вас присоединиться к нам и за чашечкой кофе обсудить нашу историю.

Мария, выслушав Нежата, повернула свое лицо с высокими скулами и блуждающими меж них глазами к Серкан бею:

— Меня зовут Мария, — взволнованно проговорила она. — Я ищу своего прадеда, который, уехав в Турцию в начале прошлого века, был потерян для своей семьи. И, как кажется моей бабушке, следы прадеда возможно отыскать в Бурсе.

В этот момент они уже сели за столик в кафе, и лицо Серкан бей оказалось прямо напротив взволнованных глаз Марии.

— Почему вы решили, что ваш прадед обязательно должен был оказаться в Бурсе? Турция — очень большая страна, — пересохшим от волнения голосом спросил Серкан бей.

— Методом исключений, — отозвалась Мария, вернее, так сказал Нежат, который переводил все сказанное Марией.

— Прадед, покинув жену и двоих дочерей, отправился в Турцию за лучшей долей. Он добрался до Крыма, письмо от него, подтверждающее эту информацию, до сих пор хранится в нашем семейном альбоме. В нем прадед писал, что намерен доехать до Стамбула и там заняться ювелирным делом. А когда дела на новом месте наладятся, он должен был забрать к себе жену и дочек. Он их сильно любил! И женился на Афифе по сумасшедшей любви: видеть никого не хотел — только ее. А женихом он был завидным. Да и Афифя любила его до смерти. В самом прямом смысле. После того, как Аняс пропал, так ни за кого и не вышла. А женщина она была красивая да ладная, и сватались к ней мужики. Только ведь она, кроме своего Аняса, никогда никого не видела. Говорила: «Глаза закрою — и вот он идет ко мне навстречу, красивый, черноглазый, волосы так и вьются на ветру!»

Из Стамбула мы тоже получили весточку от Аняса через жену одного из эмигрантов. Писал он, что устроился неплохо, работает у Ахмед бея в ювелирном магазине…

— Ахмед бея? — задумчиво переспросил Серкан, — «Может, поэтому дед в бреду имя Ахмед называл? Своего имени он ведь так и не вспомнил…» — подумал Серкан бей, а вслух произнес:

— Вы извините, что перебил. Вы продолжайте, а потом я вам свою историю расскажу.

— Моя мать, — продолжила Мария, — пыталась искать следы прадеда в Стамбуле через консульство и эмигрантов, но поиски ничем не увенчались. А недавно бабушка вспомнила о своем дедушке, который когда-то учился в Бурсе, и предположила, что, может, Аняс тоже отправился в Бурсу, если дела его в Стамбуле не задались. Сама Афифя ни на минутку не сомневалась и не думала, что дед где-то погиб или что-то плохое оборвало его жизнь молодую: до самой своей смерти твердила, что жив Аняс, но что-то ему мешает нас найти. Так и умерла — всё Аняса звала. Бабушка Мунира поклялась ей найти Аняса, не самого, конечно, а хотя бы место, где он похоронен, а если есть, то и детей его. Сама бабушка ничего не смогла узнать, мама моя в Стамбуле тоже не нашла никакой информации, будто и не было там человека. Вот теперь я ищу следы прадеда в Бурсе. И очень хочу надеяться, что я его нашла! — закончила Мария свой рассказ.

Теперь настала очередь Серкан бея рассказать историю своего деда — Ахмеда. Он глубоко вздохнул, откашлялся — волнение не отпускало его, а после услышанного от Марии, он расчувствовался еще больше, но, пересилив себя, поведал о найденном в поселке раненом человеке, которого назвали Ахмедом и был он чужим в их краях, но сыскал в поселке славу доброго, справедливого человека, у которого руки и сердце были золотыми.

Закончив свой рассказ, Серкан посмотрел на Марию: ее глаза наполнились слезами.

— Что ж, получается у Ахмеда детей своих не было? — спросила Мария.

— Нет, только приемные: два сына и моя мама — Семра.

— Добрый и справедливый, — задумчиво произнесла Мария, — Именно так бабушка рассказывала моей матери об Анясе. И руки золотые. Как бы было хорошо, если б он оказался нашим Анясом!

— Подождите-подождите. Я вчера ездил к матери…

— Семра ханым жива? — переспросили Нежат и Мария одновременно.

— Слава Аллаху, стара, но крепка, — улыбнулся и наконец немного перестал волноваться Серкан бей. — Мама вчера припомнила очень интересную подробность, важную для наших поисков. Когда дед состарился и стал совсем слаб, проснувшись утром одного дня, какого именно, теперь уже никто и не вспомнит, он велел всем называть его новым именем: Аняс. Тогда все решили, что это последствие той старой травмы головы: чудит дед! Прожил он под именем Аняс меньше года и похоронили его, как Ахмеда, чтобы не было лишних расспросов.

Мария уже не сдерживала своих слез.

Посмотрев на нее, заплакал и Серкан бей, глухо и неожиданно басовито, по-мужски:

— Значит, вы — моя племянница, — сказал он и, встав из-за стола, подошел к Марии, чтобы обнять девушку.

Они неловко обнялись. Серкан бей, стесняясь приключившихся с ним слёз, Марии же было неудобно из-за того, что она не привыкла так открыто выражать свои чувства практически перед посторонним человеком.

— Нежат, я должна увидеть дорогих моему прадеду людей, встретиться с тетушкой Семрой и побывать на могиле прадеда. — Мария решительно повернулась к своему спутнику. — Нам надо продлить пребывание в отеле и оплатить номер до завтра!

Когда Серкан бей понял о чем просит девушка, он протестующе замахал руками:

— Да вы что? Так нельзя, никак нельзя! Неужели в моем доме не найдется места для правнучки деда Ахмеда? Стыд и позор! Только к нам! И не меньше, чем на месяц!

Серкан бей, не дождавшись согласия пары, подхватил вещи Нежата и Марии и, не обращая внимания на их возражения: «нам неудобно вас стеснять» — направился к выходу. Нежат и Мария побежали вдогонку за ним и вещами

— Гостиница? Какая гостиница? Родня нашлась, а они — гостиница. Что скажет моя мать? Правнучка нашего дорогого Ахмеда в гостинице. Нет! — ворчал про себя Серкан бей

— Серкан бей, я должен быть в Стамбуле завтра, — Нежат улыбнулся.

— Вы, молодой человек, можете ехать в Стамбул, когда захотите. Помогли найти девочке родственников — на том спасибо! А вот правнучку нам оставьте!

****

— Нилюфер, я вернулся вместе с гостями! — с порога крикнул жене Серкан бей.

Нилюфер вышла им навстречу:

— Добро пожаловать! Проходите, присаживайтесь. Не хотите ли чаю? — Нилюфер приветливо улыбалась и поглядывала на мужа: «когда же он расскажет, кто эти люди?» Но по обыкновению, в лучших традициях гостеприимства, воздержалась от расспросов, а только улыбалась незнакомой паре.

— Нилюфер, гости останутся в нашем доме. Разговоров у нас много и торопиться нам некуда, — довольный Серкан бей не спешил приоткрыть завесу тайны и всё рассказать жене.

А та, только чуть выше бровь приподняла, ничем другим не выдав своего удивления.

— О, тогда после чая и пообедаем все вместе, — любезно предложила Нилюфер.

Но тут вмешался мужчина-гость:

— У нас сегодня произошло важное событие: Мария нашла своего давно потерянного родственника, и я предлагаю отметить это событие в ресторане!

Нежат, почувствовав неловкость ситуации со скороспелыми гостями, своим предложением облегчил Нилюфер сборы стола к ужину — признаться, к встрече неожиданных и, как оказалось, дорогих сердцу гостей, она была не вполне готова.

Тут и Серкан бей поспешил прояснить ситуацию ничего не ведавшей супруге:

— Нилюфер, сегодня я встретил родню нашего покойного деда Ахмеда, мир его праху!

Теперь и Нилюфер не пыталась сдерживать своего удивления:

— У твоего деда была другая семья?

— Нилюфер, это длинный разговор. Я расскажу тебе подробно обо всем чуть позже, не волнуйся. Мария приехала из России, чтобы найти своего давно пропавшего родственника. Помнишь, я спрашивал про газету? Именно там было это объявление. Теперь нам предстоит съездить на кладбище к деду и встретиться с моей матерью. Как она обрадуется! Дед Ахмед всегда мечтал о дочке, а оказалось у него их было две: Эльмира и Мунира. А у нас в гостях внучка Муниры!

— Какая хорошая новость! Слава Аллаху! — Нилюфер приветливо посмотрела на гостей. — Как хорошо, дочка, что ты нас нашла!

Мария немного смутилась и попросила перевести Нежата:

— Этого бы не произошло, если б не помощь, — она немного помедлила и продолжила, тщательно подбирая слова, — моего друга Нежата. У него много знакомых в редакциях газет, и он помог организовать размещение моего объявления в одной из них. Так бы мне было сложно вас найти: огромный город и никакой уверенности, что прадед осел в нём. Нежат все время мне помогал и вселял уверенность. Объявление мы дали давно и откликов собственно не было. Решили еще раз испытать судьбу и тут неожиданно, в последний день нашего отпуска, появился Серкан бей, — Мария глубоко вздохнула, видно было, что она волнуется, и продолжила:

— У меня есть старая фотография Аняса, то есть Ахмеда, — тут же добавила она, чтобы Нилюфер стало понятно о ком идет речь. — Она очень плохого качества, на ней прадед среди лицеистов, совсем еще молодой. Альбом с семейными фотографиями сгорел во время войны — в наш дом бомба попала. А эту фотографию нашли случайно в альбоме знакомых.

— У нас тоже немного фотографий. В то время особо не увлекались фотографиями. Но у моей матери в альбоме пара снимков есть. Ох, Мария, на этой фотографии я вряд ли что-то рассмотрю — зрение у меня уже не то.

— А когда можно будет навестить вашу маму, Серкан бей? — спросил Нежат.

— Если хотите, сегодня вечером и поедем! — улыбнулся мужчина. — Мама любит гостей! А уж вам как обрадуется!

****

Тётушка Семра решила прилечь, чтобы немного отдохнуть. С самого утра вновь наступивший день надрывался раскатами грома, а после обеда ему удалось наконец выдавить из серо-черного неба мелкоморосящие капли дождя. Головная боль, сжимавшая тисками затылок, отпустила с первыми каплями упавшего на землю дождя.

Хотя не задолго до этого, устав от огненного обруча, надетого кем-то на ее голову, тётушка Семра приняла обезболивающую таблетку. Может, и она подействовала.

Вздохнув с облегчением, Семра ханым направилась в спальню, чтобы прилечь. Не успела она удобно устроиться на кровати и провалиться в зыбкий сон, как из кухни послышалась переливчатая трель телефонного звонка.

— Кто бы это мог быть? — подумала пожилая женщина, борясь с искушением не подойти к телефону.

Но телефон звонил настойчиво и, теперь вздохнув от невозможности сразу вздремнуть, Семра ханым сначала неспешными шажками поплыла в направлении кухни, а потом заторопилась, боясь, что не успеет и тогда окажется, что зря она решила вырваться из объятий Морфея, в которые вновь попасть в ее возрасте стоит немалых трудов.

— Алло, — «успела» — подумала женщина.

— Мама, дорогая, я тебя разбудил, — в трубке она услышала взволнованный голос сына.

— Ничего, сынок, я только прилегла.

— Мама, я еду к тебе в гости. Со мной будет правнучка нашего деда! Она нашлась! Вернее, она нас нашла!

— Ой, счастье-то какое! Радость-то какая, — Семра ханым всплеснула руками и уронила трубку телефона. — Алло, сынок, — спохватилась она, подхватив повисшую на шнуре в воздухе трубку.

— Мама, не волнуйся! Мы уже подъезжаем!

Семра ханым засуетилась. Гости едут, а встретить их нечем! Из угощений — вчерашний бёрек (пирог).

«Ай, забыла, утром соседка принесла свежих курабье — испекла к приходу гостей и меня угостила, милая соседушка!»

Семра ханым поспешила заварить чай, чтобы он созрел к приезду сына и гостей.

— Мама, это Мария.

Семра ханым посмотрела на высокую худенькую девушку со светлыми приветливыми глазами, все время куда-то спешившими.

— Красавица! — Семра ханым обняла девушку. — И как на нашего Ахмеда похожа: те же глаза только светлые.

Затем Семра ханым внимательно посмотрела на спутника Марии.

— А это… — Серкан бей не успел договорить — его перебил сам вошедший гость, склонившийся, чтобы поцеловать руку пожилой женщине:

— Нежат — жених Марии.

Быстрые глаза Марии на мгновение удивленно замерли и остановились на Нежате.

— Если сама невеста не против, — Нежат слегка склонился к голове Марии, чуть касаясь губами мочки ее уха.

— Эй, молодежь, говорите громче! — перебил их Серкан бей. — Похоже, у нас двойная радость: и правнучка нашлась, и свадьба предстоит. А это значит, что наша Мария никуда не уедет! — подвел он итог.

— Иншаллах (дай бог)! Как удивительно и радостно всё складывается! Наша Мария нашла свою дорогу, пока искала оборвавшуюся в прошлом ниточку пути ее прадеда. На всё воля Аллаха, причудливо сотканы наши судьбы и кто знает, какая сила движет нами, заставляя быть настойчивыми и не сбиваться с выбранного маршрута. Небольшие остановки на нашем пути прибавляют нам сил, добавляя топлива в костер желаний. А желания наши зависят целиком и полностью от характера натуры. Вот и наша девочка, Мария, искала прадеда, а нашла не только его светлый след, оставленный на нашей земле, но и нащупала ниточку своего пути! — шептала себе под нос Семра ханым, разливая гостям чай.

— А про семейные фотографии-то я совсем забыла! У меня есть старинный, тяжелый альбом. Вам будет интересно взглянуть. Там и наш Ахмед есть! Серкан, сынок, достань его из шкафа, — уже вслух добавила тётушка Семра.

Серкан достал альбом и плотный туман ностальгии окутал присутствующих.

О, эта магия черно-белых снимков, возвращающая в наше детство, юность, в молодость бабушек и дедушек, а если посчастливится, и прабабушек, и прадедушек, наших родителей, когда еще все вместе, и жизнь не начала острой иглой вышивать свои замысловатые узоры, уводя одних людей от нас за рамку вышивальных пялец, и добавляя новые лица, резко обрывая края вышивки, и выводя рисунок в другом направлении.

— Это мой прадед? — Мария уверенным движением кисти руки показала на седовласого мужчину в углу фотографии, стоящего рядом с девочкой.

— Вот что значит голос крови! Угадала, детка, — Семра ханым довольно покачала головой. — А рядом с твоим прадедом стою я. Чуть поодаль — сыновья Фахрии: Уналь и Юсуф, прижались к матери, мир их праху!

— Можно я сфотографирую этот снимок? — спросила Мария и, получив утвердительный ответ, достала фотоаппарат. — Маме покажу!

— А что показывать-то? Пусть твоя мама к нам приезжает в гости! Иншалла (дай бог) и я доживу до той встречи. Так хотела бы ее увидеть!

Серкан бей приобнял мать за плечи:

— Мама, ты у нас крепкая! Обязательно всех увидишь!

Нежат и Мария остановились на одну ночь в гостеприимном доме Серкан бея и Нилюфер ханым.

Вечером следующего дня им предстояло вернуться в Стамбул: Нежата ждали дела, а Мария, не знавшая турецкого языка, неловко чувствовала себя в доме новой родни.

Утром они все вместе, предварительно заехав за тётушкой Семрой, отправились на кладбище, чтобы посетить могилу деда Ахмеда-Аняса.

А вечером молодежь собралась вернуться в Стамбул, обменявшись с Серкан беем телефонами и адресами.

— Мария, приезжайте к нам по весне. Бурса необыкновенно хороша именно в этот период, в своем малахитово- изумрудном обрамлении из садов и лесов. Да и свадьбу вам тут справим! — Серкан бей улыбнулся. — Вот радости-то будет. С сыновьями моим еще не успели познакомиться! Они в Измире живут и работают. Уже женаты, дети есть. Будет отличный повод собраться всем вместе.

Мария и Нежат только и успевали утвердительно кивать головами. Но тут решил вмешаться Нежат:

— А что? Отличная идея пожениться этой весной. В феврале пройдет выставка в Стамбуле, а в марте — самое время, чтобы все подготовить и всех собрать.

— Иншаллах, — твердила тётушка Семра. — Мы всегда вам рады и ждем. — Она обняла девушку, поцеловав ее в обе щеки, а затем принесла кружку воды.

— А это зачем? — спросила Мария.

— Это примета такая, — улыбнулась тетушка Семра. — Воду выливают на порог за ушедшими людьми, чтобы они смогли легко и быстро вернуться, подобно воде.

— Обязательно, тётушка, обязательно вернёмся! — обняла Мария старушку.

— Пора! — сказал Нежат и они, сев в машину, долго махали тетушке Семре из открытого окна, пока ее дом полностью не скрылся из вида.

****

Причудливы узоры, вышиваемые иглой жизни на канве судьбы: заканчивается одна рабочая ниточка и присоединяется новая, вплетается, обрастая замысловатыми узорами, в итоге, превращаясь в прекрасный разноцветный орнамент, а бывает и так, что поставит она два косых пересекающихся стежка, и неожиданно соскользнув с пяльц, скрывается за рамкой вышивки, уходя в небытие…

Но игла мастера вновь возвращается к началу, к истокам, и делает стежок «назад иглу», а мастер-жизнь продолжает свою вышивку.

Стежок-крестик, стежок-крестик и снова — «назад иглу»…