Есть ли у животных сознание
Добрый день, дорогие друзья. Сегодня у нас есть возможность поговорить об одной из наиболее горячих точек в науке - о поведении животных, о мозге, о происхождении психики человека. Речь пойдет о том, есть у животных мышление? То есть, с одной стороны. С другой стороны, можно ли считать, что психика человека во всей ее сложности и многообразии имеет какие-то биологические корни, а не возникла так сама по себе на каком-то ровном месте исключительно в процессе трудовой и общественной жизни человека? Этот вопрос всегда был дискуссионным, вызывал большую полемику. И ответ на него начал формироваться ровно 100 лет назад, с тех пор как в 1913-14 годах появились первые экспериментальные исследования этого вопроса. С этого момента вопрос перешел из области каких-то философских дискуссий в область уже реальных проверок и доказательств. И нужно с гордостью отметить, что брешь в этой стене пробила наша соотечественница Надежда Николаевна Ладыгина-Котс - крупнейший отечественный ученый, зоопсихолог, который на протяжении всей своей жизни, со студенческих буквально лет, пыталась ответить на вопрос: есть ли у животных зачатки мышления, и к концу своей жизни она уверенно говорила о том, что у животных зачатки мышления есть, и они являются биологической предпосылкой мышления человека.
Итак, в тринадцатом году, в Москве в зооферме продавался полуторагодовалый шимпанзенок по кличке Иони, которого удалось приобрести и начать с ним работать. И вот это поразительный факт, когда в течение двух с половиной лет молодая женщина, практически еще студентка, не закончившая своих бывших женских курсов, умудрилась собрать материал, который до сих пор составляет, в общем, одно из классических произведений, достояние отечественной научной литературы. Не только отечественной, но и мировой. Н. Н. Ладыгина-Котс. «Исследование познавательных способностей шимпанзе», ч. 1-2, Москва — Петроград, 1923.
Этот двухтомник, который был переиздан в 2011 году, переведён в 2000 году на английский язык, что очень большая редкость для нашей литературы. Это очень дорогая книга. Так вот, в этой книге Надежда Николаевна и еще в паре монографий дала полное описание анатомии поведения и психики молодой человекообразной обезьяны. Там масса открытий, масса интересного. Это как энциклопедия. Но самое интересное для нас в свете нашей темы это то, что она обнаружила способность шимпанзе не просто учиться, не просто различать разные цвета фигуры и прочее, не просто вырабатывать условные рефлексы, а обобщать, мысленно объединять предметы и явления, обладающие каким-то общим свойством. И в конце концов Иони сформировал достаточно отвлеченные представления о цвете. Он выбирал любой предмет красного цвета. Если ему предлагали красную пирамидку, показывали, методика такая: «Дай такую же». Вот ему показывают красную пирамидку, а перед ним лежит целый ряд предметов разной формы и разного цвета и, допустим, красный кубик. И он подает красный кубик, потому что похож на образец именно красный предмет, а не пирамидка, допустим, синего цвета. И это обобщение по признаку цвета, по признаку формы, величины оказалось таким рабочим качеством у этой обезьяны. Далее Надежда Николаевна изучала мышление животных в разных формах, и в том числе исследовала их способность к эрудийной деятельности, и с тех пор положение о том, что животные обладают зачатками мышления как способности обобщать и абстрагировать – это положение, которое уже составляет основу современных представлений. Это был1913 год и до 1916 два с половиной года она работала с Иони.
А в 1914 оду произошло еще одно важное событие. На острове Тенерифи, который теперь является одним из излюбленных мест отдыха российских граждан, на острове Тенерифе появился немецкий психолог Вольфганг Кёлер. Появился потому, что там имелся питомник, где содержали 10, кажется, шимпанзе разного пола, возраста и так далее. Самым талантливым и главным вождем этой компании был самец по кличке Султан.
Кёлер не пытался исследовать у них способность к обучению, он предлагал им задачи на сообразительность. То есть вот она приманка, вожделенный банан, который лежит либо далеко за прутьями вольеры за решеткой, либо подвешен высоко под потолком вольеры, и ни в прыжке никак не дотянуться до этого нельзя. Видит око да зуб неймет. Но в вольере имеются палки, допустим, разного размера, в том числе шест, опершись на который можно совершить прыжок с шестом, и дотянуться до банана, если он высоко, или одной из палок подгрести банан через решетку, если он лежит вне доступа. Сразу же оказалось, что обезьяны внимательно осматривается, оценивают обстановку и используют один из находящихся в вольере подсобных, доступных им предметов для того, чтобы дотянуться до этого банана, будь то палка, будь то ящик, который они подставляют под банан, или даже пирамида из ящиков, которую они строят.
Причём, что самое интересное, не всегда обезьяны ведут себя правильным путем. Чисто, так сказать, вот взял палку и пошел, или поставил ящик. В процессе этого решения они могу совершать неожиданные действия. Например, обезьяна смотрит на банан, берёт ящик, несет его, чтобы подставить, и по пути поднимает на руках, как бы примеривая, хватит ей этого ящика или нет. И ряд еще таких наблюдений привел Келера к выводу, что обезьяны оценивают, как он писал, выявляют объективные условия задачи, существенные для ее успешного решения. Кроме того, помимо таких прямых решений иногда обезьяны делают ошибки. Ну, одна ошибка там, допустим, ну берет короткую палку, и короткой палкой пытается достать далеко лежащий за вольером банан. Ну, ошибка. А бывают, как Келер это называл, ошибки хорошие, когда вместо того, чтобы взять палку или строить пирамиду, обезьяна берёт Келера за ручку и подводит под банан. И далее либо его подсаживает, чтобы он достал приманку, либо взбирается ему на плечи, либо с полпути на плечи вскакивает и в прыжке достает этот банан. То есть решают задачу разнообразными средствами. На базе всего этого у Келера сложилось впечатление, что главное для решения задачи - это оценить условия, когда все предметы находятся в пределах зрительного поля, выявить объективные условия, существенные для действия. И когда у животного формируется мысленный план решения задачи, дальше обезьяна может это решение осуществлять разными способами. Таким образом, благодаря Келеру появились средства для изучения мышления, причём главное, чтобы задача была новой для животного, и чтобы животное имело возможность оценить, как ее решать.
Здесь можно на эту тему разговаривать долго, но пока что, во всяком случае, можно с уверенностью сказать, что за эти сто лет экспериментальных исследований ученые достаточно убедительно показали, что животные, и не только антропоиды, могут в новой ситуации решать, как достаточно сложные задачи типа использования орудий, так и задачи, которые требуют экстренного решения, экстренного анализа имеющихся условий. Более простые. Тем не менее, представители, не только антропоиды, но и многие виды более примитивно организованных млекопитающих, тоже могут в новой ситуации решать новые задачи. И обладают разными степенями способности к обобщению. Но это отдельный разговор, отдельная длинная история. Таким образом, мысль Дарвина, высказанная еще в конце 19 века о том, что разница между психикой человека и высших животных, как бы она велика не была, это всё-таки разница в степени, а не в качестве мысли. Это теперь в 20 и 21 веке получают уже всё новые и новые экспериментальные доказательства, экспериментальные подтверждения. Спасибо за внимание.
Зоя Зорина
md-eksperiment.org
