Многоуровневость освещения океанской реальности и морского бытия
Т.Г. Струкова
Одной из важнейших составляющих романа Марриета становится осмысление океана в качестве особой реальности, в которой моряки существуют постоянно и которая неизменно драматизирует их жизнь. Как профессиональный моряк, Марриет разделяет два понятия: сопротивление морской буре, когда экипаж ради собственного спасения действует как единый, сплоченный организм, и абсолютную свободу и мощь стихии, когда человек ей фаталистически покоряется. В романе «Персиваль Кин» Марриет создает мрачную картину гибели двух фрегатов в Северном море у острова Тексел, когда штормовой ветер выбрасывает их на скалы. Первой гибнет «Астрея», теряя паруса и мачты и превращаясь в призрак корабля. Видя, как фрегат несет на скалистый берег, капитан и штурман «Цирцеи» надеются только на стихание шторма, но будучи опытными моряками, они понимают, что кораблекрушение неизбежно. «Если шторм продолжится, мистер Уилсон, — заметил я тихо, — по нас также можно будет читать отходную». В этом замечании капитана звучит констатация факта, что море в очередной раз собирает свои жертвоприношения. Даже зная, что «через три или четыре часа фрегат разнесет на куски», капитан не желает отнимать у команды надежду. В случае победы океана над людьми, моряк «стремился умереть достойно». Капитан Кин «хотел до конца исполнить свой долг», потому что лично от его воли, желания ничего не зависело, он мог только приободрить свою команду.
Когда речь идет об умении моряков противостоять буре, писатель говорит об искусстве судовождения, то есть акцент переносится с водной субстанции на человеческий фактор. В романе «Королевская собственность» лейтенант в ответ на реплику мистера Харди о любви капитана М. бросать вызов стихии замечает: «Да только что в этом толку?! Ты хоть грози им, хоть улыбайся, а море и ветер что задумали, то проделают. Наше дело — не зевать, да звезд не считать!». Второе понятие предполагает профессиональное знание всех деталей морского ремесла, как-то: океанографии, течений и ветров в разных частях света, сезонного изменения погоды, вооружения судна — стоячего и бегучего такелажа, действий команды в условиях шторма или штиля. Вся эта наука сухопутному жителю непонятна, поэтому требуется разъяснение, что Марриет и делает, представляя читателю почти документально выверенный и научно обоснованный рассказ. Вот, например, в романе «Морской офицер Фрэнк Милдмей» он объясняет читателю, почему «накат» выбрасывает судно на скалы: «Вашему глазу предстает совершенно гладкая поверхность воды.
Нет ни малейшего дуновения ветерка. Но вдруг с севера начинает катиться огромная волна. Она не разбивается, продолжая катиться стеклянным валом, пока на достигнет берега, на который обрушивается с непреодолимой яростью. За волной следует другая, за ней еще и еще. Ни один якорь не может удержать судно. А если даже предположить, что якорь будет его удерживать, то это была бы только минутная отсрочка гибели, так как, встретив на своем пути сопротивление, накат разнесет его в щепки. Такова была печальная участь во время наката одного английского шлюпа, и все на нем, исключая капитана с шестью гребцами, отбывшими на берег, погибли. Крушение произошло не от недостатка искусства команды, а от незнания этой особенности у берегов острова, не встречающейся нигде в другом месте, по крайней мере, с такой силой». Доминантный мотив профессионализма определен, капитан Марриет подчеркивает, что выходить в море невежде нельзя, это гибельно и для отдельного человека, и для всего экипажа, путь познания секретов мастерства судовождения долог и труден, и эта тема звучит во многих морских романах писателя.
Писатель вводит в произведения множество специальных данных, например, он подробно рассказывает в романе «Королевская собственность», что у берегов Ирландии штормовые «юго-западные ветры держатся три дня», обрекая любой парусник на крушение. В «Персивале Кине», детализируя приближение бури в том же Ирландском море, автор по нарастающей выстраивает ряд штормовых признаков: вначале Марриет замечает, что «ветер посвежел», затем «ветер стал довольно свежим», потом «усилился» и наконец «рассвирепел». Если соотнести эти термины со шкалой Бофорта, то выясняется, что первый означает волнение моря в четыре балла, второй — в семь баллов, а последний — девятибалльный шторм. Даже когда надежды на спасение не остается, моряки продолжают бороться, они зарифляют паруса, срубают мачты и бросают якоря, чтобы удержать корабль от выброса на скалы. В изображении противостояния человека и стихии Марриет говорит о тяжелой, опасной работе, когда ситуация требует от человека присутствия духа, стойкости и знания своего места на корабле. В этом же романе Марриет отмечает, что команда, будучи формально единым экипажем, состоит из отдельных индивидов, одни из которых стоически воспринимают собственную гибель, так как сами избрали столь рискованную стезю, а другие пугаются, теряют разум, проклинают все и вся, вот они-то и тонут в первую очередь.
Во время шторма особенно велика роль капитана, который может спасти, а может погубить весь экипаж. «Капитан кажется оракулом в момент опасности, и матросы с жадностью ловили мои слова», — говорит капитан Кин, который даже в мгновение гибели корабля думает о людях. От командира оставшиеся в живых члены экипажа ждут действий по их спасению, и это проявление не только дисциплины, но и доверия. Таким образом, по мнению Марриета, фигура капитана в и море, и на корабле является знаковой, не столько потому, что ему все подчиняются, сколько потому, что на капитана ложится особая ответственность. «Помните, — обращается Кин к морякам, — лучше всего искать спасения на обломках мачт, под ветром». Кораблекрушение уравнивает и офицеров, и матросов, потому что они одновременно теряют корабль — дом, сталкиваясь лицом к лицу с небытием. «Оглядевшись кругом, я увидел, что у мачты держалось около двадцати человек. Многие из них были в полном изнеможении и на моих глазах тонули в море. В эти страшные минуты каждый думал о собственном спасении — чувство самосохранения преобладало над всеми остальными».
Картина гибнущего на рифах парусника нарисована Марриетом скупыми, точными мазками, и в то же время с огромной внутренней силой передана вся гамма чувств людей, объединенных и между собой, и с кораблем единым уделом. Вот это описание, которое будет затем варьироваться другими авторами: «Вдруг раздался оглушительный треск, фрегат наскочил на скалу с такой силой, что люди не могли удержаться на ногах, и душераздирающий вопль отчаяния огласил воздух, но тотчас же был заглушен ревом волн и свистом ветра. Все судно содрогнулось, как в предсмертной агонии, напоровшись на риф с такой силой, что переломилось надвое; одна половина его засела глубоко на скале, другая, кормовая, перевернулась и исчезла под водой... Две трети экипажа и большая часть офицеров, а также штурман, находившиеся на верхней палубе, погибли». Позднее Ван-Вейден, герой романа Д. Лондона «Морской волк», попав на «Мартинесе» в аналогичные обстоятельства, подтвердит сходность человеческих эмоций в критической ситуации: «Это был неописуемый, душераздирающий вопль, и тут меня охватил ужас».
В морском романе Марриета появляется новая интерпретация понятий корабля и его командира. В интерпретации Марриета человеку, занимающему капитанский пост и облеченному неограниченной властью, необходимо соответствовать высокому назначению; капитан обязан быть профессионалом, но самое важное — он должен быть гуманным. Если внимательно вглядеться в марриетовских капитанов, то можно заметить, что как раз большинство из них человеколюбием не отличается. Писатель неоднократно с горечью замечает, что единоличная власть уродует личность, так как на палубе никто не смеет перечить капитану. Благородный Кливленд стал предводителем пиратов только для того, чтобы отомстить за допущенную по отношению к нему несправедливость, Красный Корсар силой удерживает в повиновении «морской сброд». В «Лоцмане» два лейтенанта, Барнстейбл и Гриффит, из-за нарушения принципа единоначалия практически срывают экспедицию американцев. Марриет же неоднократно пишет, что вся команда подчинялась или «была вынуждена» подчиняться распоряжениям командира У Марриета капитан венчает корабельную иерархию, закрепленный столетиями ритуал, в море выше него может быть только Бог, но на корабле функции Бога он выполняет сам. И у Скотта, и у Купера капитаны судов превосходят экипаж в силу разных причин, причем все они исключительно достойные люди. В романах этих писателей почти отсутствует дифференциация подобных персонажей как личностей, создается впечатление, что капитанская должность уничтожает их недостатки.
На марриетовских палубах действует жесточайшая дисциплина и строжайшее подчинение авторитету капитана, приказы которого не обсуждаются. В его морских романах появляется целая вереница совершенно разных по своим нравственным качествам личностей, которые в силу различных обстоятельств занимают капитанский пост, по-разному понимая и используя данную им власть над экипажем. В романе «Королевская собственность» капитан М. становится виновником гибели корабля, решив во время шторма напасть на французское судно. Писатель, иронически комментируя его действия, замечает, что «в такую страшную бурю не время было людям враждовать и сражаться, но капитан М. был неустрашим и непоколебим в том, что считал долгом своей службы». Его гордыню, снобизм и желание отличиться не поколебали даже доводы штурмана о возможности кораблекрушения. Диалог между ними показателен с точки зрения понимания капитаном М. «интересов родины», в ответ на предостережение штурмана он заявляет: «Во всяком случае неприятель потеряет линейное судно, и тогда Англия все-таки останется в барыше! — Конечно, — отвечает штурман, — стоимость неприятельского судна превышает стоимость этого фрегата, но надо принять во внимание и цену людей, то есть командира и экипажа! Француз, как вы сами по всему видите, гроша медного не стоит». Причина крушения выявлена писателем изнутри, отсутствует романтическое сопротивление стихии, в качестве виновника бедствия назван командир фрегата, который из-за собственного высокомерия обрек людей на бессмысленную гибель.
Капитаны Купера являются носителями какого-либо возвышенного идеала, им, например, может быть борьба за освобождение североамериканских колоний, кроме этого, командир олицетворяет собой корабль, весь флот и даже Конгресс, как символ демократии. У Марриета капитаны приобретают индивидуальные личностные качества, их человеческая сущность зачастую не отвечает высоким требованиям. Марриет «оживляет» образы, акцентируя их разные поведенческие реакции. В романах Марриета очевидно движение характера от универсального к частному, когда определенный типаж начинает детализироваться и обретать неповторимые черты. Индивидуализация поступка визуализирует динамику характера, многообразно запечатлевая в изображенной личности эстетическое проявление внутреннего во внешнем, давая возможность окружающим произвести оценку. Капитан М. в романе «Королевская собственность» не похож на болтуна, вруна и мучителя капитана Флюгарку в «Морском офицере Фрэнке Милдмее». Закомплексованность и стремление выделиться оборачиваются для его подчиненных жестокостью, унижениями, бранью и наказаниями девятихвостой плетью. Пораженный Фрэнк, восклицает: «Я слышал о капитанах — строгих законниках, несносных служаках, о капитанах, беспрестанно ругающихся, но этот превосходил все мои представления и был за гранью того, что может вынести благородный офицер».
Образы капитанов, появляющихся в морских романах Марриета, выстроены писателем по линии бинарной оппозиции: жестокий — взыскательный, блюститель устава — нарушитель уставных отношений, профессионал — невежда. Корабль как особая форма общественной организации подчинен вертикали строжайшей субординации, поэтому создание психологической атмосферы внутри этого социума полностью зависит от личностных качеств его командира. В «Персивале Кине» читаем, что капитан был «строг, но не жесток»; Флюгарка в романе «Морской офицер Фрэнк Милдмей» гордился тем, что ни «один человек на его судне не ест даром хлеб». Его командирским кредо было изречение: «Заставляйте матросов непрерывно работать, только так у них можно выбить дурь из головы. Пусть целый день и ночь все стоят на вахте». Флюгарка получает удовольствие от наказаний матросов и даже офицеров, по природе садист, он карает людей за малейшую провинность. Матросу, плюнувшему на палубу, достается девять «дюжин» ударов девятихвостой плетью. «У бедного матроса захватило дух. Хвосты кошки ложились по его спине поперек первых четырех дюжин и рассекали тело, обливая его кровью при каждом ударе». Именно дилетантство, боязнь насмешки над явным незнанием морского дела побуждают многих командиров кораблей, утверждая собственное превосходство над командой, оскорблять, бить, изнурять матросов работой. Подчиняясь уставу, люди вынуждены выполнять сумасброднее и жестокие приказы. Марриет создает такую картину корабельного бытия, в которой капитан определяет даже характер судна: например, необузданный и злобный нрав де Курси сделал его ненавистным для всех, матросы и офицеры отказывались с ним служить, а его фрегат называли «Плавучим адом». Если Смоллет разражается гневной инвективой по поводу бесчеловечности капитана судна, на который попадает Пикль, то Марриет подробно анализирует причины жестокости.
Образы командиров кораблей в морских романах Марриета обрисованы зачастую или иронически, или со значительной долей сатиры, особенно острой, когда писатель говорит о несоответствии внутренних качеств человека, занимающего этот пост, высоким нравственным требованиям. Ни один из марриетовских офицеров не является идеальной личностью; капитан Кирней, знавший корабль от клотика до клюза, представляет собой образец великолепного фантазера и обманщика, который сам верит в собственные выдумки. Питер называет его «странным человеком, во многих других отношениях внушавшим к себе уважение: он был добрый моряк и хороший офицер, но из-за своего темперамента, по привычке ли или по природе, не мог говорить правду». Сатирическая заостренность проявляется в создании отрицательных персонажей, другие герои не столь однозначны.
В романе «Приключения Питера Симпла» Марриет предпринимает довольно удачную попытку создать противоречивый, психологически достоверный характер Каррингтона, который, будучи сыном адмирала, прослужил мичманом всего два месяца, затем в ускоренном порядке «проскочил» по служебной лестнице и получил в девятнадцать лет под командование «прекрасный фрегат». Далее Марриет без малейшей иронии замечает: «Зато его старшим лейтенантом адмирал выбрал старого и опытного офицера». Эта ремарка — не более чем констатация факта, обычного для британского королевского флота начала века. Над промахами юного капитана втихомолку посмеивались и офицеры, и матросы. Марриет точно и емко характеризует поведение Каррингтона и двойственность его натуры. «Капитан Каррингтон имел все недостатки, которые неизбежно проявляются в людях, слишком рано получивших власть. Он был самонадеян, порывисто горяч, самовластен; но зато обладал великодушием, в спокойные минуты добротой, большим мужеством и способностью откровенно признавать свои заблуждения». Умение капитана взглянуть на себя со стороны, а также храбрость при спасении матроса примиряют с ним команду, люди готовы простить ему незнание, тем более, что Каррингтон может быстро обучаться, понимая, что на капитанском посту он отвечает за экипаж. Марриет показывает этот характер развивающимся, отзывчивым на внешнее воздействие, тогда как фигуры капитанов-деспотов обрисованы писателем однолинейно, автор не «позволяет» им изменяться.
Создавая всестороннюю картину флотской службы как особой формы взаимоотношений, Марриет знакомит читателя с внутренним распорядком жизни на судне, например, он детально повествует, что собой представляет «круг капитана». В «круг капитана» входили старшие и младшие офицеры корабля: старший лейтенант, второй и третий лейтенанты, интендант, штурман, артиллерист, шкипер, доктор и командир морской пехоты. Мичманы относились к младшему офицерскому составу. Основным передаточным звеном между офицерами и матросами был боцман, которому подчинялись и матросы, и «баковая аристократия» — помощники боцмана, боцманматы, помощники лекаря, писаря, интенданта и так далее. Главной фигурой на корабле, формально подчиняющейся капитану, но фактически отвечающей за организацию жизнедеятельности команды, был старший офицер (первый лейтенант). Марриет неоднократно едко замечал, что капитан мог «расслабиться», съехать на берег, мог позволить себе некомпетентность, старший лейтенант делал всю «черную» работу, начиная от загрузки провианта, заканчивая кренгованием судна.
С точки зрения функциональной значимости первый лейтенант сосредотачивает в своих руках все нити управления парусником; матросы, по замечанию писателя, предпочитают подчиняться «постоянным офицерам», потому что нет «ничего неприятнее, как служить с офицером, которого никогда не знаешь, где найти». В романе «Персиваль Кин» анализируется понятие «корабельный демон»; на морском жаргоне — это первый лейтенант, который «крайне редко отлучался на берег и на берегу всегда беспокоился о том, как бы скорее попасть на фрегат». В отличие от командира, который мог явиться на корабль перед самым уходом, старший офицер был обязан подготовить судно к выходу в море. Капитан позволял себе быть щеголем, а первый лейтенант в момент подготовки к отплытию метался по палубам в «мундирчике с заплатанными локтями».
Все старшие офицеры, появляющиеся в морских романах Марриета, совершенно разные люди, среди них есть самодуры и благородные личности, завистники и довольные своей судьбой. Однако самый добрый из них может за малейшую провинность, иногда предполагаемую, наказать матроса «дюжиной линьков». В трактовке автора противоречивость их поведения объяснялась не столько качествами характера, сколько их принадлежностью к флотской системе, в которой скорая расправа являлась неотъемлемой частью бытования на военном корабле. Создавая картину внутренней жизни судна, Марриет подмечает интересную психологическую проблему: это вопрос взаимоотношений между матросами и первым лейтенантом; их служебные отношения столь тесны, что последний вынужден балансировать на тонкой грани уважения и панибратства. В романе «Приключения Питера Симпла» появляется старший лейтенант мистер Филлот, которому не удается верно выстроить взаимоотношения с экипажем. Высоко оценивая его профессиональные качества, Питер замечает: «Впрочем, я никогда не встречал офицера, который так гордился бы своим практическим опытом, был в то же время хорошим навигатором и так много вредил своему авторитету. Таков был мистер Филлот: он гордился своим офицерским шарфом и в то же время обращался с матросами фамильярно; то беседовал с ними на равных, то в сердцах колотил. Характером он был добр, но очень вспыльчив; в разговорах с офицерами иногда груб, с мичманами невежлив всегда. Но вообще его любили, хотя и уважали не так, как следовало старшему лейтенанту».
Впервые в английской литературе Марриет знакомит читателя с таким феноменом, как связь флотской иерархии с пространственным нахождением людей на корабле. Во времена парусного мореплавания это выглядело следующим образом: капитан находился на шканцах (шканцы — самая верхняя палуба на парусных судах или помост на корме, они считались самым почетным местом на судне), куда доступ был разрешен вахтенным офицерам, рулевому, штурману, вахтенному мичману и матросам, управляющим шканечными орудиями. Мичманам и матросам было запрещено передвигаться по наветренной стороне, она предназначалась для офицеров. Место шкипера было на баке, артиллерийский «цейхвахтер» располагался в пороховой камере, «лекарь с фельдшерами был на кубрике». Место каждого члена экипажа закреплено как в период плавания, так и во время сражения. Любящий пофилософствовать боцман мистер Чукс говорит Питеру Симплу: «На борту военного корабля мы вовсе не свободны в своих действиях». Марриет выстраивает целую систему особых ритуалов, существующих на флоте и регламентирующих действия людей. Именно эта обрядовость, ритуальность морской жизни, столь скрупулезно представленная Марриетом, привлечет позднее Голдинга.
Социальное неравенство между членами команды демонстрируется Марриетом не только пространственно, но и через слово: капитану и офицерам не пристало ругаться как портовые грузчики. Когда Фрэнк слышит брань Флюгарки, она его ужасает, так как налицо явное несоответствие высказываний капитана его официальному статусу. Речь капитана дезавуирует его низкое социальное происхождение, которое он желает скрыть. Боцман Чукс, «направляющий» матросов словом, а самое главное «убедителен», особым образом свитой из каната плеткой, так объясняет Питеру Симплу необходимость и даже «полезность» ненормативной лексики: «Кабинетный язык не годится на борту корабля, а человек во всяком случае должен употреблять те выражения, которые именно способны произвести желаемое действие. Из-за долговременной привычки к службе или равнодушия моряка ко всему, что обыкновенно, как в событиях, так и в языке (я не умею яснее высказать свои мысли, мистер Симпл, но знаю, что говорю), или причиной тому постоянная раздражительность, но только чтобы заставить матроса действовать, нужен стимул, как говорят ученые. По крайней мере, не подлежит сомнению, что на простых матросов нисколько не действует обыкновенная речь. У нас говорят: «Сделай то-то, черт тебя возьми!», и приказ исполняется тотчас же. Приказ «делай» имеет вес пушечного ядра, которому не достает еще силы стремления, а слова «черт тебя возьми» — порох, заставляющий его лететь и исполнять свою работу».
Еще более ярким подтверждением неравенства на корабле, которое проявляется на речевом уровне, становится диалог, происшедший между капитаном Сэваждем и боцманом Чуксом. Выслушав приказ капитана проверить надежность реи, последний начинает выражаться высоким слогом, чем вызывает неописуемое недовольство командира. «Ступайте, сэр, займитесь делом! — закричал раздраженным голосом капитан. — Кажется, наши офицеры сошли с ума, — продолжал он, обращаясь к старшему лейтенанту. — Где это слыхано, чтобы боцман употреблял такие выражения как «эфемерный»? Его пребывание на корабле будет эфемерным, если он намеревается продолжать». Таким образом, в речевых коммуникативных ситуациях проявляется социальная кастовость, когда слово из более высокого уровня не может быть употреблено человеком, принадлежащим к низшему сословию или занимающим невысокую должность.
Л-ра: Струкова Т.Г. Английский морской роман ХІХ-ХХ веков. – Воронеж, 2000. – С. 149-157.
Произведения
Критика
