​Пьеса. Даниил Хармс

Шашкин (стоя посредине сцены):

У меня сбежала жена. Ну что же тут поделаешь? Все равно, коли сбежала, так уж не вернешь. Надо быть философом и мудро воспринимать всякое событие.

Счастлив тот, кто обладает мудростью. Вот Куров этой мудростью не обладает, а я обладаю. Я в Публичной библиотеке два раза книгу читал. Очень умно там обо всем написано.

Я всем интересуюсь, даже языками. Я знаю по-французски считать и знаю по-немецки живот. Дер маген. Вот как! Со мной даже художник Козлов дружит. Мы с ним вместе пиво пьем. А Куров что? Даже на часы смотреть не умеет. В пальцы сморкается, рыбу вилкой ест, спит в сапогах, зубов не чистит… тьфу! Что называется — мужик! Ведь с ним покажись в обществе: вышибут вон, да ещё и матом покроют — не ходи, мол, с мужиком, коли сам интеллигент.

Ко мне не подкопаешься. Давай графа — поговорю с графом. Давай барона — и с бароном поговорю. Сразу даже не поймешь, кто я такой есть.

Немецкий язык, это я, верно, плохо знаю: живот — дер маген. А вот скажут мне: «Дер маген фин дель мун»,— а я уже и не знаю, чего это такое. А Куров тот и «дер маген» не знает. И ведь с таким дурнем убежала! Ей, видите ли, вон чего надо! Меня она, видите ли, за мужчину не считает. «У тебя,— говорит,— голос бабий!» Ан и не бабий, а детский у меня голос! Тонкий, детский, а вовсе не бабий! Дура такая! Чего ей Куров дался? Художник Козлов говорит, что с меня садись да картину пиши.

<1939-1940>

* Вариант окончания в книге «Меня называют капуцином» — С. В.

…И ведь с таким дурнем убежать! Сука! Истинно что сука! Ей, видите ли, вон чего надо! Она меня, видите ли, за мужчину не считает. А чем я виноват, что меня ещё в детстве оскопили? Ведь не сам же я себе это самое отрезал! «У тебя,— говорит,— голос бабий!» Ан и не бабий, а детский у меня голос! Тонкий, детский, а вовсе не бабий! Дура такая! Чего ей Куров дался? Художник Козлов говорит, что с меня садись да картину пиши: истинный, говорит, кострат. Это значит почти папа римский. А она от меня к Курову! Смехота!