История швейцарской литературы. Том 2. Глава 5
В стремительном развитии швейцарской литературы первой половины XIX в. принимал активнейшее участие Генрих Даниэль Цшокке (Heinrich Daniel Zschokke, 1771-1848). Именно он утвердил в швейцарской литературе жанры малой прозы и проложил путь к новеллистичческому творчеству И. Готхельфа, Г. Келлера и К. Ф. Майера.
В свое время Цшокке был одним из самых читаемых в Европе писателей от Франции до России и немало содействовал вниманию к швейцарской словесности. Он стал первым прозаиком в швейцарской литературе, обратившимся к исторической теме. У европейцев он пользовался славой швейцарского Вальтер Скотта1. Тринадцатитомное собрание сочинений Цшокке в переводе Леви-Веймарса, изданное в 1828 г. во Франции и в хронологическом порядке представлявшее историю Швейцарии, могло быть толчком в рождении замысла “Человеческой комедии” О. де Бальзака — художественной истории Франции первой половины XIX века2. Следы знакомства с Цшокке обнаруживают “Повести Белкина” Пушкина и “Нос” Гоголя. “Цшокке имеет нечто в высшей степени свое, возможно, его будут вспоминать в числе великих”, — утверждал И. В. Гете в 1826 году, ознакомившись с собранием сочинений писателя3. И у немецких романтиков Цшокке получал высокую оценку, впрочем, также небезоговорочную. “Цшокке рассказывает хорошо и легко, иногда даже прелестно и не без юмора. Он вообще ясный и живой талант, однако не глубокий”, — утверждал Людвиг Тик4. Йозеф Эйхендорф высоко оценил швейцарского писателя как пролагателя путей жанра “деревенской истории”, прославляя его наряду с И. Готхельфом, К. Иммерманом и Б. Ауэрбахом5.
Писатель обладал способностью трезво и критически взглянуть на созданное им и отметить, что в нем отсутствовали “возвышенное”, “глубина” и “полеты воображения”, т.е. свойства, присущие в большей мере классицистическому и романтическому искусству, чем просветительскому реализму, твердым и последовательным приверженцем которого он был в течение всей своей жизни. Он хотел быть прежде всего понятным, нужным, полезным своим читателям. “Для меня величайшее достоинство писателя заключалось в возбуждении высшей человечности, чувства правды, человеческих прав и духовного облагораживания современников. Этому должны были служить поэтические, в духе легкой беседы картины, в которые я хотел облечь свой опыт и взгляды»6.
Большой труженик, он оставил после себя огромное наследие, которое открывается во всей своей многогранности и значительности особенно в последние пять десятилетий, о чем свидетельствуют многочисленные переиздания произведений писателя и появление все новых и новых работ о нем7.
Немец по происхождению, избравший Швейцарию своей второй родиной (die Wahlheimat), Цшокке, как это нередко бывает в таких случаях, внес существенный вклад в формирование национального самосознания швейцарцев, действуя при этом не только как писатель, но и как педагог, общественный и государственный деятель.
***
Жизнь Цшокке была настолько необычна и интересна для современников, настолько в ней преломилась бурная и остродраматическая история его времени, что биографии писателя начали публиковаться еще при его жизни8. Неудивительно, что и сам Цшокке довольно рано приступил к созданию собственной биографии, опубликовав ее, когда ему было всего тридцать два года (1803), и лишь спустя четыре десятилетия издав двухтомное “Обозрение собственной жизни” (1842)9, ставшее значительным явлением в мемуарной литературе. Историю своей жизни писатель изложил в первом томе под названием “Судьба и человек”. Второй том — “Мировоззрение и представление о Боге” — был опытом изложения собственной системы взглядов. Замысел его восходил еще к 1814 г., над этой книгой он продолжал трудиться до конца своих дней.
***
Генрих Даниэль Цшокке — одиннадцатый, последний ребенок в семье сукнодела Иоганна Готфрида Цшокке, разбогатевшего на поставках сукна для прусской армии во времена Семилетней войны, — родился в Магдебурге, где семья проживала с XVIII в. Мать умерла через несколько недель после рождения сына, через восемь лет умирает отец, воспитание мальчика берет на себя старший брат отца, Иоганн Андреас. Отданный в хорошую школу, Генрих тяготился царившим там педантизмом и был равнодушен к учебе. Лишь перейдя в “реформированную школу”, он обрел вкус к знаниям. Сохранилось два тома выписок, сделанных в возрасте 13-16 лет, из работ по истории, теологии, философии, географии, естественным наукам, астрономии, эстетике. Выписки свидетельствуют об обширности его знаний; в его пребывании в гимназии уже не было необходимости.
Во Франкфуртском (на Одере) университете он изучает теологию, философию и право. В двадцать один год он становится доктором философии и магистром свободных искусств. С осени 1792 г. он читает лекции в университете Франкфурта-на-Одере по светскому и церковному праву, по эстетике и моральной философии, по теологическим проблемам. Он публикует один из читавшихся им курсов — “Размышления о психологической эстетике” (“Ideen zur psychologischen Ästhetik”, 1793).
Под воздействием событий Французской революции он выступает в журналах, публикует листовки против предрассудков, что делает его опасным в глазах начальства. Двадцатичетырехлетнему приват-доценту, добивавшемуся профессуры, было отказано в ней, несмотря на хорошие рекомендации, под предлогом его молодости. Не видя дальнейших перспектив для своей деятельности в Пруссии, он оставляет работу в университете, отправляется в путешествие, решая возвратиться на родину лишь тогда, когда здесь произойдут перемены. 3 сентября 1796 г. исполнилось его давнее заветное желание — он ступил на землю Швейцарии, у Шафгаузена. “Ему казалось, что он парит в мире света, когда он увидел эти горы, этот водопад, эти светлые, зеленые воды, эту роскошную растительную жизнь. У Рейнского водопада стоял он, тихо молясь, со слезами радости на глазах»10, — писал о себе Цшокке позже в третьем лице.
Не только красоты природы поразили его воображение; его поразило, что в свободной стране Вильгельма Телля с ее благословенными плодами свободы большая часть населения все еще живет в зависимости от городского патрициата и цехового начальства или в печальном духовном рабстве у властолюбивых священников. В Цюрихе, где он пробыл до декабря 1795 г., он общается с педагогом Генрихом Песталоцци, поэтом Иоганном Мартином Устери, народным писателем Каспаром Хирцелем, историографом Леонгардом Майстером. Здесь ему предлагают читать лекции о философии Канта, но он решительно отклоняет это предложение: через Берн и Базель он отправляется в Париж, исполненный нетерпеливого желания увидеть страну свободы. Юношеское воодушевление и желание стать свидетелем всемирно-исторического процесса вскоре уступили, однако, место отрезвлению. Париж предстал перед ним не только как сокровищница художественных ценностей, но и как столица биржевых жуликов и спекулянтов, молниеносно разбогатевших во времена Термидора. Здесь роскошь демонстративно выставлялась напоказ нуворишами, не желавшими замечать полного обнищания народа. Его поражает “легкомыслие” французов, “смеющихся над самым святым”. Его ужасают якобинцы и их террор, их кровавые гильотины и не меньше их противники. Свои впечатления Цшокке изложил в “Письмах северянина-немца из Парижа” (“Briefe eines Norddeutschen aus Paris”), опубликованных в журнале Виланда “Der Neue teutsche Merkur” в 1796 году и затем в вышедшем в Цюрихе в двухтомном “Моем паломничестве в Париж” (“Meine Wallfahrt nach Paris”, 1796-1797). В статье “Метаполитические идеи” (“Metapolitischen Ideen”), напечатанной в цюрихском журнале “Humanoria” в 1796 г., Цшокке отклоняет практику революции и отстаивает идею государственного устройства в духе “Общественного договора” Руссо. Совершив поездку по провинциям Франции, Цшокке возвращается в Берн. Теперь цель его путешествия — Италия, Рим.
Благодаря “божественному стечению обстоятельств”, как оценил это позже Цшокке, он из-за потери багажа задержался на несколько дней в Куре. Здесь ему было предложено руководство семинарией в Райхенау, учебным заведением для молодых людей из состоятельных семейств. Цшокке основательно реформировал процесс образования и воспитания. К обучению привлекались и юноши из низшего бюргерства, сыновья крестьян, плату за которых вносили меценаты. Обучение носило сугубо практический характер. Большое внимание уделялось самоуправлению. Устраивались публичные заседания, на которых разбирались ссоры среди учеников, нарушения школьного распорядка, причем из среды учеников выдвигались обвинители, защитники и судьи, выносящие приговор. Цшокке воспитывал в учениках любовь к отечеству, ответственность за свое поведение, трудолюбие, умение убедительно говорить и отстаивать свое мнение, необходимое в борьбе за свободу народа. Он выступал вместе с учениками в школьном театре, принимал участие в экскурсиях. Он пишет первую историю Граубюндена (“Die drei ewigen Bünde in höhen Räthien”, 1798, 1817), “Новую и полезную школьную книжечку” (“Das neue und nützliche Schuhlbüchlein”, 1798), сопоставлявшую историю кантона и мира. За достижения и заслуги в воспитании юношества в Граубюндене ему в день его рождения в 1798 г. было присвоено звание гражданина республики. Через месяц с небольшим семинария была закрыта. Цшокке, участник политических столкновений, вынужден был бежать — была назначена плата за его голову в сто дукатов, он был лишен граубюнденского государственного гражданства.
Граубюнден, во времена римлян — провинция Реция, в конце XVIII века распался на многочисленные суверенные образования с собственной юрисдикцией. Но и сюда, в страну, изолированную от мира высокими горами, дошла весть о вторжении французских войск в Швейцарию, о провозглашении “Свободной и неделимой Гельветической республики”. Нужно было решить, присоединяться ли к Гельветической республике или отстаивать суверенитет. За присоединение выступала “патриотическая партия” республиканцев, во главе которой был возглавлявший правительство Граубюндена Иоганн фон Чарнер, к ней принадлежал поэт Иоганн Гауденц фон Залис-Зеевис, на ее стороне был и Цшокке. Аристократическая партия, опирающаяся на католическй клир, во имя сохранения своих привилегий вступила в союз с монархической Австрией, надеясь с ее помощью сохранить существующую иерархическую структуру власти. Она объявила Чарнера и его сторонников “французами” и “предателями страны”. Сложность ситуации состояла в том, что французы с их политикой ограничения аристократической олигархии и централизации суверенных кантонов играли объективно положительную роль в деле обновления Швейцарии. Однако их армия вошла в страну как интервенционная армия со всеми вытекающими отсюда последствиями для населения11.
В конце августа 1796 года Большой совет в Аарау принял в свой состав Цшокке вместе с другими граубюнденцами как патриотов этого кантона. Цшокке был назначен руководителем Бюро национальной культуры, на которое возлагалась задача разъяснять населению страны возникшую ситуацию и укреплять политическое объединение кантонов. С этой целью Цшокке создает в Люцерне, где находилось швейцарское правительство, литературное общество, по его подобию возникают и другие в Цюрихе, Базеле, Берне... В мае 1799 г. правительство назначает его комиссаром кантона Вальдштеттена, затем италоязычного кантона Тессин, где он был посредником между представителями народной партии и французскими военачальниками. Затем он — наместник правительства в Базеле. Везде он проявляет себя как энергичный, умный, оказывающий местному населению помощь организатор, в труднейших ситуациях находивший верное решение. Цшокке постепенно преодолевает недоверие к себе (какоето время в нем видели наемника французов, опустошавших страну). С падением правительства в октябре 1801 года Цшокке отказался от всех должностей. Устав от травли, от гибельной борьбы политических партий, он покинул Берн, чтобы поселиться в Аарау.
Свои мысли о государственном устройстве Цшокке изложил в форме писем, адресованных издателю газеты “Hofblatt” Устери12. Писатель видел порок существующей государственной системы в том, что народ передает свои суверенные права власти — законодательной, судебной и исполнительной и после этого слепо предоставляет себя в ее распоряжение. Единственными его независимыми представителями являются выборные лица. Свою конституцию народ создал не сам, но должен был принять из чужих рук. Ни парламент, ни исполнительная власть не ответственны перед народом. Поэтому новые республики в глазах Цшокке отличались от монархий, разве лишь тем, что в республиках вместо одного властелина оказывалось несколько. Подобные убеждения делали писателя подозрительным как для старых властей, так и для руководящей правительственной “аристократии” нового строя. Не удивительно, что его поносили со всех сторон лагерей. “Я должен был терпеливо сносить даже то, что тайная полиция Берна следила за каждым моим шагом и теми, кто входил ко мне и выходил от меня, — вспоминал он позднее. — Однако это были бесполезные усилия. Политика дня меня уже не привлекала»13.
Но политическая активность и литературная деятельность писателя не иссякли.
В 1805 г. в Аарау возникает по инициативе Цшокке издательство, руководителем котого становится франкфуртец Генрих Ремигиус Зауерлендер (1776-1847), издававший книги писателя, бывший его советчиком и другом.
Цшокке всемерно отстаивал самостоятельность кантона Ааргау как государственной структуры, благодаря деятельности писателя превратившейся в бастион швейцарского либерализма.
С 1804 г. писатель был членом Высшего Совета, с 1815 по 1842 г. — членом Большого Совета, в нем — лидером парламентской оппозиции, боровшейся с бесчинствами Малого совета, т.е. правительства. Он участвовал в конституционных битвах 1830-1831 гг., представлял свой кантон на собрании представителей кантонов в Цюрихе. Когда в начале 1840-х годов баварский королевский дом возвел его за его многотомную историю Баварии в дворянское достоинство, он отклонил его, считая это несовместимым с положением гражданина республики, занимающего государственные и парламентские должности.
В день его смерти, 27 июля 1848 г., собрание представителей кантонов одобрило новую швейцарскую федеративную конституцию. Осуществилось то, за что Цшокке боролся всю свою жизнь.
***
Художественное творчество Цшокке неотъемлемо от его деятельности в области журналистики. Значителен его вклад в развитие швейцарской периодики. Именно на ее страницах и появились сначала почти все его рассказы, новеллы, повести.
Еще в Германии он участвовал в издании ряда журналов. Здесь он сформировался как журналист, осознавший свои цели, задачи и метод воздействия на умы современников. Однако во всей значительности, широте и многогранности журналистско-издательская деятельность писателя развернулась в Швейцарии. Здесь он с 1803 г. и до смерти редактировал восемь журналов, из них одновременно три журнала и одну газету и, кроме того, сотрудничал в других изданиях. Газета “Швейцарский вестник” (“Der Schweizer Bote”, 1798/99; 1804-1837), благодаря Цшокке стала самой распространенной и читаемой газетой Швейцарии. Издавал он также еженедельник Песталоцци, который в 1798/99 году привлек к сотрудничеству молодого писателя. До Цшокке этот орган, задуманный директором Бюро по отечественной культуре как издание для народа, до народа не доходил. Цшокке объяснял это тем, что к изданию не было доверия: оно оплачивалось государством и раздавалось бесплатно чиновникам. Настоящая же газета для народа должна была стать иной — независимой по духу, простой по языку, печатающейся крупным шрифтом на грубой бумаге. Ее полное название, придуманное Цшокке, гласило: “Искренний и многоопытный Швейцарский Вестник, простодушно рассказывающий, что происходит в любимом отечестве и что сверх того умные люди и глупцы делают во всем мире”. Издатель-автор ставил целью содействовать подъему народного образования, распространению либеральных идей, формированию швейцарского национального сознания. В тогдашних газетах главное место занимали заграничные новости. В “Швейцарском вестнике” — сообщения из кантонов, почти каждый номер сопровождался передовицами редактора или корреспондентов. Сам Цшокке публиковал на страницах газеты небольшие истории, анекдоты, притчи. Издатель выступал в “маске балагура”, с лукавой наивностью и детским простодушием как будто неумышленно говорящего правду и не понимающего, что он говорит. Конечно, Цшокке нажил себе врагов. В Берне, Люцерне, внутренней Швейцарии и Фрейбурге газета была запрещена. В Люцерне и Швице полковник Пфиффен издавал боевые листки, по оформлению и стилю сходные с “Швецарским вестником”, по содержанию направленные против него. Когда позже правительство Ааргау потребовало от Цшокке назвать автора анонимно опубликованных статей, он отказался это сделать и в знак протеста сложил с себя все свои общественные должности, оставив лишь мандат в Большом совете, представляющем народ. Издание “Швейцарского вестника” Цшокке считал своей заслугой перед отечеством, каковым стала для него Швейцария.
Стремление дойти до тех, кто не мог купить книгу, но мог лишь позволить себе раз в год приобрести за пару крейцеров календарь, двигало писателем, когда он взялся издавать таковой как приложение к газете (“Nützlicher Hilfs-, Haus-, Garten-, Not- und Wirtschafts-kalender des aufrichtigen und wohlerfahrenen Schweizboten mit vielen lüstigen und anmutigen Geschichten”, 1805-1808). В 1826 г. он снова редактирует такие календари, издаваемые “Обществом отечественной культуры»14.
Цшокке был соиздателем выходившего в Цюрихе ежемесячного научного журнала “Iris” (1805-1807), опубликовав в нем много статей по вопросам политики и естествознания, издавал сам в течение семи лет еженедельный научно-популярный журнал “Miscellen für die neue Weltkunde” (1807-1813), в который он привлек сотрудников из Рима, Вены, Парижа и Берлина. Это была попытка установить связи с учеными и государственными деятелями в Швейцарии и за ее пределами, создать орган, обращающийся к европейскому читателю. На его страницах писатель опубликовал свои большие работы по современной истории (“Der Krieg Österreichs gegen Frankreich und den Rheinischen Bund im Jahre 1809”, 1809; “Der Krieg Napoleons gegen den Aufstand der spanischen und portugesischen Völker”, 1809).
Выходивший по воскресеньям морально-религиозный еженедельник “Часы благоговения для споспешествования истинному христанству и домашнему богопочтению” (“Stunden der Andacht zur Beförderung des wahren Christentums und häuslicher Gottesverehrung”, 1808-1815, в 1816 издан как единое произведение в 8 т., при жизни автора — 27 изданий, до 1902 г. 37 изд.), стал одной из самых распространенных немецкоязычных книг XIX века. Это самая известная и наиболее исповедальная книга писателя. В своих публикациях на страницах еженедельника Цшокке защищал религию любви, далекую от ортодоксальности, догматизма и узкой конфессиональности. Он будто предвидел преследования и нападки на него (папа Пий VII внес “Часы” в индекс запрещенных книг как “творение сатаны”), именно поэтому издавал журнал анонимно, раскрыв свое авторство лишь в 1842 г. Цшокке писал о пережитом им в годы юности кризисе веры, о внутренних сомнениях и пришедшем затем убеждении, что человечеству с самого момента его возникновения присущ инстинкт познания божественного. “Часы благоговения” стали подлинным откровением для огромной массы читателей, от демократических низов до правящих верхов. Так, королева Виктория распоряжается напечатать для своего супруга принца Альберта избранное из книги, ставшей для него любимым чтением. Книгу переводят на французский, английский, нидерландский, венгерский и русский языки. В России она вышла в 1834-1845 гг. в семи томах. Под ее воздействием, особенно мысли от необходимости самоанализа, оказался молодой Л. Н. Толстой. В последние годы жизни писатель возвратился к Цшокке, используя его суждения для книг “Мысли мудрых людей на каждый день” (1903), “Круг чтения” (1908), “Путь жизни” (1910).
Характерно, что в периодических изданиях Цшокке присутствовала русская тема. Франц Ксавер Броннен сообщает на страницах еженедельника о своей поездке в Казань, куда он был приглашен в качестве профессора во вновь основанный университет15. Иоганн Мюллер, директор гимназии в Иркутске, описывает свою продлившуюся почти три недели поездку по озеру Байкал, по рекам Селенга и Уда, от Читы по реке Шилка в Нерчинск, где ему было поручено открыть школу16.
Особое место в жизни и творчестве Цшокке занял беллетристический “ежемесячный журнал для образованных читателей” “Развлечения” (“Erheiterungen”, 1811-1827) — в нем в течение семнадцати лет публиковались его рассказы, повести и романы от “Бобка” (1811) до “Аддриха во мху” (1826), составившие вершину его художественной прозы.
***
Цшокке неоднажды говорил, что Швейцария приняла его как родного сына и поэтому он обязан ей больше, чем ее родные дети. Долгом благодарности была написанная им “История Швейцарии для швейцарского народа” (“Die Schweizerische Geschichte für das Schweizervolk”, 1822), в которой он ставил цель воспрепятствовать повторению кровавых событий, показав причины величайшей славы и упадка Конфедерации. Он хотел создать книгу, которая стала бы для швейцарцев зеркалом самопознания. Доступная даже низшим социальным слоям, относительно небольшая по объему, написанная народным языком, книга имела большой успех и была переведена на французский, английский и итальянский языки17. Данью любви к стране стала также книга “Классические места Швейцарии” (“Die klassischen Stellen der Schweizer und ihren Hauptorte im Originalansichten”, 1836), снабженная восемьюдесятью гравюрами на стали Густава Адольфа Мюллера, в романтическом духе воспроизводящими еще не тронутый пейзаж страны. Для Цшокке Швейцария — «многоцветное, великолепнейшее множество редкостей, какие смогла сотворить когда-либо рука природы или судьба человечества”, страна, обретшая как для собственных жителей, так и для иностранцев “вечный, высший интерес”. Особой привлекательностью обладают “дружественный дух ее народа”, “нежное и дикое великолепие природы, редкостное соединение древних и новых обычаев и дух свободы, овевающий двадцать две республики”. Своеобразие этноса страны он видит в том, что “население Швейцарии составилось из обломков многих наций, которые погибли в бурях давно прошедших веков, их остаток покоится между этими скалами. Здесь, конечно же, уже жили люди до того, как за полтысячелетия до нашего летоисчисления этруски-беженцы спасались в горах. Последующие беглецы поселялись рядом с прежними; их внуки, говорившие на разных языках, жили совместно в ретских горных долинах; в других местностях обнаруживаются остатки тех северных кимбров и тевтонов, которых разбил Марий и чье родство с народами Скандинавии удостоверяется еще сегодня сходством типа людей, имен и древних саг в Швейцарии и в Швеции. В других местах находятся следы гуннов, которым суждена была гибель на каталонских полях. Здесь были римляне, когда закончилось их мировое господство, крепостные крестьяне алеманов, бургундцев и готов, пока и они здесь не испытали подобный жребий от железного кулака франков. Все эти обломки народов с разными языками, обычаями и учреждениями жили изолированно в пространном лабиринте из тысячи долин, часто без общности, почти не зная о других, часто отделенные друг от друга непреодолимыми цепями гор”. Цшокке важно отметить, что “внуки бывших крепостных, сегодня высокоуважаемые, зачастую прославленные, стоят во главе государства, церкви, армии и крупных предприятий. А те потомки, что носят имена некогда высокорожденных баронов и графов из благородных домов Швейцарии, едва осознающие свое высокое происхождение, возделывают свое отечественное поле и карст в поте лица своего”. Для него знаменательно, что честолюбие и завоевательный дух Наполеона, опрокидывавшего древнейшие троны, не рискнул уничтожить страну, сохранил ее в виду ее исключительности. “Это конфедерация свободных государств, окруженная крупными монархиями; это прочный оплот, который в течение веков разделял две соперничающие силы Европы; это отечество столь многих великих людей, которых Европа чтит с благодарностью; это отечество Цвингли, Лефорта, Галлера, Эйлера, Гесснера, Иоганнеса Мюллера, де Соссюра, Руссо, Песталоцци — кто может всех их назвать? — Это убежище для преследуемых, где изгнаннные князья и ученые, священники и любители, аристократы и республиканцы, без различия находили защиту и кров, — оно заслуживает названия жемчужины мира»18. Книга не только вдохновенный гимн стране, но и великолепный образец путевой прозы XIX в., в развитие которой писатель внес несомненный вклад.
Мировоззрение Цшокке, в основе которого лежали воспринятые и переработанные им идеи европейского Просвещения, нашло свое отражение в его прозе 1810—1830-х годов, созданной в Швейцарии. Раннее его творчество носит иной характер: в его пьесах заметно влияние драматургии “Бури и натиска”, в прозе — рыцарских и готических романов, господствовавших в литературе Германии того времени.
***
С 1790 по 1804 г. Цшокке опубликовал восемь пьес (“Graf Monaldeschi oder Männerbund und Weiberwut”, 1790, “Charlotte Corday oder die Rebellion von Calvados”, 1794, “Der Freiheitsbaum”, 1795, “Abällino, der große Bandit”, 1795, “Julius von Sassen”, 1796, “Die Zauberin Sidonia”, 1798, “Hyppolyt und Roswitha”, 1803, “Die eiserne Larve”, 1804). Часть из них имела большой сценический успех, обошла сцены многих театров. О том, как они воспринимались современниками, есть литературное свидетельство. В романе Т. Фонтане “Пути-перепутья” между фрау Дёрр и Бото идет такой диалог: “Как-то раз, еще до конфирмации, смотрела я совершенно новую вещь, пьесу «Человек под железной маской». Ну и наплакалась же я...”. — “А теперь посмеешься, если я скажу тебе: Гастон — это я”. — “Нет, не посмеюсь. Ведь и ты под маской”19.
Эффектные сюжеты, увлекательные жизненные судьбы, роковые страсти, убийства, непредвиденные повороты событий, яркие контрасты, мелодраматизм, — все это нравилось зрителю того времени, но довольно скоро было отвергнуто самим писателем20.
Чаще всего редкостные человеческие судьбы и необычайные события драматург искал в прошлом и в других странах (в “Графе Мональдеши” действие происходит в Фонтенбло в 1656 г., в “Волшебнице Сидонии” в Италии XVI в. при дворе герцога Моденского). Исключение представляет драма “Шарлотта Корде или Мятеж в Кальвадосе”. История двадцатипятилетней дворянки из Кайенны, приехавшей 11 июля 1793 г. в Париж и заколовшей кинжалом в ванне знаменитого революционера и издателя газеты “Друг народа” Жана-Поля Марата, казненной 17 июля на следующий день после торжественных, инсценированных с государственной помпезностью похорон популярного в народе Марата, возбудила общественное мнение всей Европы. Оно разделилось: одни видели героя в Марате, другие — в Корде. Клопшток посвятил ей три оды, Жан Поль — гимн, Шиллер хотел написать о ней драму. Однако осуществил это намерение его ученик и последователь Цшокке.
В первых трех актах действие происходит в родном городе героини. Автор изображает идеальную республиканскую семью, где царит взаимное уважение и доверие, а молодая девушка может проявить свою независимость и самостоятельность. На ряде примеров драматург показывает угрозу, которую несет семье, обществу, государству террор якобинцев. В четвертом акте действие переносится в Париж, в последней сцене Марат рассказывает мещанке Эврар о сне, в котором он предстает перед Страшным судом и должен покаяться в своих грехах, — атеист, он высмеивает все это, как химеры. В последнем явлении Шарлотта называет имена бунтовщиков из Кальвадоса. Когда Марат заявляет, что все они гильотинированы, она закалывает его. С сознанием исполненного долга Шарлотта вручает себя разгневанной толпе. Шарлотта Корде изображена как цельная натура, не ведающая противоречий между мыслью и действием, способная на самопожертвование. Лишь так подлинные республиканцы могут отстоять свои представления о государстве, семье, христианской морали. Несмотря на несомненную удачу в изображении героини и народных масс, пьесе свойственны рационализм и схематичность.
В ранних романах Цшокке чувствуется рука драматурга. Невероятные приключения, к которым приковано внимание читателей, не препятствует выражению просветительских идей, нередко крайне радикальных. Именно из-за этого его первый роман “Черные братья” (“Die schwarzen Brüder”, 1791-1795, 3 Bde., в новой редакции под названием “Die Männer der Finsternis”, 1795) был запрещен в некоторых государствах. Фердинанд фон Дуур убивает по заданию заговорщиков из тайного общества “Черные братья” регента государства Канелла, создает республику, а затем совершает путешествие в фантастическую страну 2222 г., где царят идеальные порядки, гуманные законы, в сравнении с которыми состояние цивилизации в XVIII в. может лишь ужасать. Самое ценное, что было в этом веке и о чем помнят отдаленные потомки, — это философия Канта, который даровал новый взгляд на мир и подвел итоги всей предшествующей философии. В будущем достоянием людей станет “соломоново” мышление, основной постулат которого гласит: “Все тленно в этом мире”. Вряд ли человечество станет совершенным в будущем, ведь железная рука необходимости всегда будет ставить границы счастью и горю.
Философские диспуты и морально-воспитательные диалоги переполняют роман “Абеллино — великий разбойник” (“Abällino, der große Bandit”, 1794, предыстория — роман “Abällino unter dem Calabresen”, 1805-1806, 2 Bde.). Созданная автором по этому роману пьеса была в 1795 г., поставлена Гете в Веймаре и обошла тогда же все сцены Германии, шла на них более пятидесяти лет и существовала в десяти переводах на европейские языки. Этот успех как бы уравнял творение Цшокке с шиллеровскими “Разбойниками”, о чем сделал запись, может быть, не без горечи, Гете в своих “Tagund Jahresheften” за 1795 год. Продолжительный успех побудил автора в 1828 году создать стихотворный вариант драмы, написанной четырехстопными трохеями. Герой — молодой дворянин Флодоардо Мечениго вовлечен в заговор, участники которого стремятся к восстановлению влияния папы в Венеции и возвращению иезуитов. Для устранения противника заговорщики используют бандитскую группу во главе с Абеллино. В конце выясняется, что Абеллино — это Флодоардо, входивший в окружение дожа, патриот и вольнолюбец, обманувший покушавшихся на него убийц и избавивший родину от опасных преступников. Соединение черт рыцарского и разбойничьего романа с просветительской идеологией, трогательные и эффектные сцены, борьба героев с неправдой и разрыв с общественными устоями — все это было в духе времени и созвучно читательским и зрительским вкусам тех лет.
Уже первые романы писателя обнаруживали опасную близость к тривиальной литературе. Когда он обратился к национальному материалу Германии начала XVI века в романе “Куно фон Кибург»21 (“Kuno von Kyburg”, 1795-1799, 2 Bde.), то очевидно, ощущая это, избрал героем противоречивую в своей сложности личность трагически одинокого человека. Тем самым он как бы разрушил потребность читателя в идентификации с образцовым персонажем в рыцарском романе и героически-галантном романе барокко. В романе говорится о жесточайшей религиозной борьбе, вылившейся позже в движение Реформации, и крахе тайного суда инквизиции, стоившем многих человеческих жертв, гибели героя-мстителя, на котором лежит печать трагической вины. Произведение ближе к новейшему рыцарскому роману, возникшему в Германии в XVIII в. вместе с формированием исторического сознания, выразителем которого был И. Г. Гердер. Но в нем есть и черты разбойничьего романа, английского “готического романа” и романа ужасов.
Пытаясь отдалиться от тривиальной литературы, Цшокке отходит в романе “Аламонтаде — галерный раб” (“Alamontade der Galeerensklave”, 1803, 2 Bde.) от описания внешних событий, рисуя непредвиденные изменения судьбы человека, невинно попавшего на галеры, но сохранившего благодаря глубоким религиозным убеждениям дух добродетели в казалось бы безнадежных обстоятельствах. Писатель создал “метафизическую книгу”, посвященную коренным проблемам нравственности. Тем самым он совершил попытку отделить себя от тривиальной литературы. Воздействие его идей было столь глубоко, что, к примеру, Н. И. Греч вложил в романе “Черная женщина” (1834) многие мысли Цшокке в уста своего героя Алимари, благо роман не был переведен на русский язык, в чем он и признался при встрече с швейцарцем в 1843 году22.
С годами писатель, занявшийся журналистикой, отошел от романного творчества. Новые возможности он обрел, обратившись к жанру рассказа и повести. Доверие к себе как к рассказчику придавало его письму раскованность и естественность. Непринужденность повествования, соединенная с нравоучительным пафосом и занимательностью сюжета, помогли завоевать читателя.
***
Обращение писателя к малым жанрам художественного повествования было существенным для швейцарской литературы. Цшокке шел вразрез с жанровой иерархией, еще не утратившей своего значения в начале XIX века. Избрав “низкий” жанр в качестве основного, Цшокке превращал непритязательный рассказ из “легкого чтения” в средство художественного воспитания общественного самосознания. При этом, избегая описательности, дидактической навязчивости, преодолевая однолинейность характеров, привычную заданность сюжетных схем, он сумел запечатлеть исторические сдвиги в современности и в прошлом.
Если история немецкого романтизма начинается с романа, новеллы, литературной сказки, фантастической повести, то швейцарская проза начала XIX века — это преимущественно рассказы и повести, в которых черты просветительского реализма сочетались с чертами романтической фантастики. Ощутимы и ноты сентиментализма, хотя он после С. Гесснера к началу XIX в. себя исчерпал. Имея дело с таким художником, как Цшокке, необходимо помнить, что в литературном процессе есть живые переходы между высокой литературой — развлекательной литературой — тривиальной литературой. Представляя развлекательно-поучительную литературу, писатель сближается порой с тривиальной литературой повторением одних и тех же тем (любовь, приключения, война), трактуемых зачастую в сходном ключе. Но он близок к подлинной литературе многообразием жизненного материала, реалистичностью своего мышления. Характерно название одного из составленных им сборников — “Маленькие рассказы для приятного времяпрепровождения тех, кто связан с подлинной жизнью” (“Kleine Erzäh-lungen zur angenehmen Unterhaltung für solche, die es mit der wirklichen Welt halten”, 1797): оно вскрывает соединение двух характерных для художественной прозы Цшокке начал — развлечения и обращенности к “подлинной жизни”.
Чаще всего Цшокке писал рассказы о “происшествии”, сдобренные философскими рефлексиями на ту или иную тему. Там, где есть парадоксальность сюжетного развития, острота психологической ситуации, рассказ близок новелле, выдающиеся образцы которой в лице итальянских, испанских, французских мастеров были, несомненно, хорошо известны писателю. Цшокке обладал способностью отдаваться потоку рассказывания. Совершенно невозможно представить его себе шлифующим фразу за фразой или месяцами переписывающим страницу, хотя известно, что при подготовке своих рассказов к новому изданию он перерабатывал их, вносил в них изменения23. Он писал без усилий и мук, писал просто, ясно, кратко и драматически напряженно, легко и увлекательно, остроумно и с юмором, кажется, фантазия его была неисчерпаема.
Из швейцарских писателей Цшокке наиболее близок был Песталоцци. Он высоко ценил его роман “Линхард и Гертруда” как мастерское произведение “гомеровской простоты”, учившее его тому, как можно говорить с народом. “Большим сходством обладает Цшокке с женевцем Родольфом Тёпфером, который мог быть его учеником и которого Цшокке ввел в литературу”, — отмечал в 1910 г. X. Бодмер24. Интересна многолетняя переписка Ш.-В. де Бонштеттена, писателя круга мадам де Сталь, с Цшокке, который ценил в старшем друге, полуфранцузе-полунемце, то, что “глубина мысли и глубина чувств заключены у него в одеянии, которое соединяет с силой и богатством немецкого языка легкую грацию французского”. В оценке Бонштеттеном немецкой литературы Цшокке не мог не видеть и характерных для него черт, которые давал ему почувствовать его корреспондент: “Французская литература ищет больше совершенства в стиле и выражении, немецкая больше в материале. Французский писатель думает меньше о содержании, чем о форме. Немецкий видит перед собой материал, заносится слишком высоко, редко знает меру; он говорит слишком много, слишком пространно, слишком беспорядочно. Шекспир часто полон предрассудков; вы же помешаны на манере, вы то за французов, то за итальянцев, то за англичан. Вы то полуромантичны, то надклассичны, как Рамлер, то резвы, как Гете. Вы не разрабатываете с трудом и потом ваш стиль: вы слишком рано удовлетворяетесь им”. Бонштеттен упрекал Цшокке в “сверхчеловеческой плодовитости”, “легкости, с какой он хорошо пишет” и которая мешает ему “создать monumentum аеге perennius”, в небрежности в обращении с языком — “никто не пишет лучше, чем Вы, когда Вы хотите хорошо писать”. “Поистине, для того, чтобы в такого рода художественных произведениях достичь совершенства, мне нужен не Париж, — всего лишь Аарау, но с Бонштеттеном в нем!” — отвечал Цшокке. — «Как я здесь одинок в своем деле! Кому могу я прочесть написанное, кто может оценить меня мерой чистого вкуса? Никто!»25. Уроки Бонштеттена не прошли даром, Цшокке использовал советы друга при новых изданиях своих рассказов, внося в них поправки и улучшения.
Писатель был ровесником Вальтера Скотта, ставшего для него любимым современным писателем. Подобно великому шотландскому романисту, он обращался к национальной (швейцарской) истории, хотя и не замыкался в ее рамках. Действие его рассказов могло происходить в самых разных странах и в разные времена. Это и античная Греция и Рим (“Agathokles, Tyrann von Syrakus”, “Diokletian in Salona”), давность древних саг из хроник, устной традиции (“Erzählungen im Nebel”) и арабского сказания (“Myryam in der Wüste”), Исландия (“Die isländischen Briefe”), Франция времен Генриха IV (“Floretta oder Die erste Liebe Heinrichs IV”), Людовика XIV (“Colas oder: Wer regiert denn?”, “Der Blondin von Namur”), абсолютистская Германия (“Kriegerische Abenteuer eines Firedfertigen”, “Die Liebe der Ausgewanderten”, “Die Herrnhutter- Familien”, “Tantchen Rosmarin”, “Das Abenteuer der Neujahrnacht”, “Der todte Gast”, “Der Feldfebel”, “Ein Narr der 19. Jahrhunderts”), Польша начала XIX века (“Die Reise wider Willen”, “Die Nacht im Breczwezmisl”), Россия времен Екатерины II (“Der Fürstenblick”), начала XIX века (“Die Irrfahrt des Phillhelenen”), Италия начала XIX века (“Der Creole”), Америка как Северная (“Die Prinzessin von Wolfenbüttel”, “Die Gründung von Maryland”), так и Южная (“Der Pflanzer im Cuba”). В центре его художественно-повествовательного творчества стоят его большие повести о Швейцарии периода Реставрации (“Hans Dampf in allem Gassen”), времени захвата ее Наполеоном в конце XVIII века (“Der Flüchtling im Jura”), борьбы в кантоне Граубюнден во времена Гельветической Республики (“Die Rose von Disentis”), войны Aapay против Цюриха в 1444 году (“Der Freihof von Aarau”), крестьянской войны против городов в 1653 году (“Addrich im Moos”).
“Вездесущий Ханс Дампф” (название повести адекватно русской пословице “Наш пострел везде поспел”) был воспринят современниками как сатира на членов правительства Ааргау, важничающих мещан, упивающихся своей властью и господством, которые позволяли им фигурировать то в роли членов военного совета, то решать религиозные вопросы, не будучи компетентными в них. Однако адрес ее несомненно шире — повесть содержит сопоставление немецкой и швейцарской форм государственности, причем сатирическому осмеянию подвергаются не только немецкие карликовые княжества, но и мелкобуржуазная швейцарская демократия. Город Лалебург, напоминающий о народной книге “Das Laiebuch”, построенной на мотивах народных шванков о простаках-придурках, выступает здесь как вымышленное место для подобного рода людей. Через несколько десятилетий Г. Келлер изобретет свое название для Швейцарии: “Люди из Зельдвиллы” (1856, 1874) — так назовет он свой двухчастный цикл новелл.
Цшокке изображает редкостные жизненные судьбы, капризное непостоянство судьбы, непредвиденные связи вещей, господство случая. Его повести “Беглец из Юры”, “Роза из Дисентиса” (обе написаны в 1822 году, вторая из них опубликована была в 1844 году) воскрешают события, свидетелем и участником которых автор был сам, хотя война в них лишь рамка для главенствующего мотива любви с испытаниями. Эти повести рассказывают, как исторический ураган создал из обломков Средневековья новый мир: “Хотя я и оплакивал страдания нашего отечества, однако на пути страданий возникло свободное, сильное, благородное государство”, — с гордостью замечает рассказчик в “Розе из Дисентиса”. В центре повести “Усадьба в Аарау” (1823-24) и романа “Аддрих во мху” (1825-1826) — события гражданских войн XV века, когда жители Аарау выступили против австрийцев и французов и поддерживавших их цюрихцев, и события середины XVIII в., когда крестьянское население страны выступило против правящей патрицианской верхушки городов. Повести отличает многообразие героев, показанных в разных жизненных ситуациях (образы раннего Цшокке однотипны и стереотипны). Несмотря на любовную интригу и обилие приключенческих мотивов, в изложении событий истории он точен, в большинстве своих произведений ссылается на источники, давшие ему импульс.
В романе “Аддрих во мху” автор создал емкую форму повествования, позволившую ему убедительно изобразить эпоху, когда разум и воля швейцарцев направлены были на утверждение справедливого государственного устройства, в чем он видит цель истории и высшее духовное благо для нации и всего человечества. Писатель внедряет в сознание своих читателей понятие международной справедливости, права каждого народа на независимое существование. Кульминацией романа является сцена народного собрания представителей всех кантонов в Хутвиле, на котором решалась судьба конфедерации. “Здесь собрались швейцарцы с Аары, от ее истоков до впадения в Рейн, с берегов Эммена и Рейса или с Бернского Оберланда вблизи глетчеров. Не менее трех тысяч человек, несходных в диалекте, языке, обычаях, национальных костюмах и церковной вере, но все сильной, мощной породы и упрямого вида. Вид этих многочисленных толп возбуждал мужество и гордость у каждого; не зная друг друга, они приветствовали друг друга возгласами и рукопожатиями, спрашивали о положении их родины, общей и для них, и об их особых трудностях и тяготах. Гнет фогтов и правительств объединял их, как и жажда свободы, требовавшая взаимопомощи»26. Этой картине предшествует величественный альпийский пейзаж, на фоне которого молодой герой — врач Фабиан, вовлеченный в ход событий, решает, на чьей стороне ему быть. Чудовищность расправ “христианского начальства” над бунтарями ужасает Фабиана, отчаянию которого автор противопоставляет холодную трезвость Аддриха: “Когда нация позволяет воспитывать себя детской розгой, она не заслуживает ничего лучшего, чем розга и плеть” (с. 385).
В вымышленном герое Аддрихе схвачено больше исторической правды, чем в реальных исторических личностях, упоминаемых в книге, — Шиби, Лойенберге и Вертмюллере. В герое борются два начала — духовное одиночество, порожденное разладом с миром и людьми, и его духовное единство с народом. Он энергичен, способен к самопожертвованию, безрассудно смел, способен к быстрым решениям и вместе с тем не в ладу с самим собой и миром. Яркий и полномочный носитель народного самсознания во всей его стихийной мощи, Аддрих вызывает страх. В своей глубокой жизненности и противоречивости этот образ вырастает под пером писателя до грандиозных масшатобов, позволяющих сравнить его с такими персонажами, как клейстовский Михаель Колхаас или майеровский Юрг Енач.
Перед нами тип исторического романа в духе Вальтера Скотта. Подобно Скотту, Цшокке представлял и изображал историю как комплекс политических событий, общественных интересов и состояния нравственности. История творится волей больших человеческих масс и является равнодействующей их интересов, страстей и убеждений. Как и Скотт, он оправдывает своих героев законами исторического бытия, в этом их “необходимость”, неизбежность их появления. Подобно Скотту, обращавшемуся в большинстве своих романов к гражданской войне, Цшокке стремился в изображении ее к объективности. Он видел в ней великое бедствие для страны, оправдывал лишь тех, чьи цели и методы борьбы казались ему справедливыми, и не принимал насилия, произвола, террора, — республиканец Цшокке, и тори Скотт здесь едины. Истоки современных нравов, писатель подобно Скотту, видит в прошлом. Цшокке показывает наглядно, что такое крестьянская демократия в действии. Это роман о том, как Швейцария превращалась в федеральную республику, единственную в Европе, устоявшую в течение полутысячелетия в бурях и потрясениях истории. Речь у писателя шла об одном из самых драматических аспектов швейцарского исторического бытия.
“Аддрих во мху” напоминает поэтику скоттовских романов и рядом других черт. Как и у Скотта в центре фабулы — пара идеальных любящих, несколько линий действия связаны фигурой заглавного героя. “Аддриха” уместнее было бы сопоставить не только с “швейцарским” романом Скотта “Анна Гейерштейн”, сколько с “Уэверли”, действие которого начинается с восстания, затем следуют его взлет и поражение, а в центре стоит юноша, окончательно определяющий свою позицию и формирующий свое мировоззрение в исторической ситуации, в путы которой он был вовлечен против своей воли. Роман Цшокке разделен на главы-рассказы, которые строятся как диалоги, — описания и авторский комментарий сведены до минимума. Диалоги бытового характера постепенно поднимаются до политического и мировоззренческого уровня (впервые в главе “Сватовство”) и становятся структурным компонентом романа. По-своему Цшокке предвосхищет романы “Молодой Германии” и, шире, интеллектуальное начало в немецкоязычной прозе.
Как рассказчик Цшокке проделал заметную — от десятилетия к десятилетию — эволюцию. В 1800-х годах он близок юмористически-сентиментальной, стернианской и жанполевской линии немецкоязычной литературы (“Herrn Quints Verlobung”, “Die isländischen Briefe”, “Der zerbrochene Krug”). Последняя новелла “Разбитый кувшин” была навеяна гравюрой Ж. Ж. Ле Во “Le juge ou la cruche cassie” и написана в соревновании с жившим в 1801-1802 г. в Швейцарии Г. Клейстом, опубликовавшим свою комедию в 1811 г. У Цшокке действие происходит в Провансе, в Ла Напуле, в окружении вечно зеленых пальм, лимонов, виноградников и олив. В 1810-е годы в творчестве Цшокке заметны романтические тенденции, значительное место занимает фантастически-иррациональный элемент, которому автор, впрочем, старается дать в конце рациональное объяснение. Фантастическое впрочем впечатляет больше, чем его истолкование (“Die Bohne”, “Hermingarda”, “Die Walpurgisnacht”, “Die Verklärungen”). В 1820-е годы писатель больше обращен к историческому материалу, добиваясь реалистического воспроизведения сложных общественных отношений (“Der todte Geist”, “Der Flüchtling im Jura”, “Der Freihof von Aarau”, “Eros oder über die Liebe”. — В последней новелле писатель смело избирает тему гомосексуальной любви и бесчеловечно-жестокой кары, уготованной ее адептам государственной юстицией). Немногие опубликованные в 1830-40-е годы рассказы дополняли ранее написанные им об Америке (“Lyonei Harlington”) и в жанре “народного рассказа” (“Die Branntweinpest”, “Meister Jordan oder Handwerk hat goldenen Boden”). Однако ранний и лучший образец этого жанра был создан писателем еще в 1817 г. и стал наиболее известным его произведением — речь идет о “деревенской истории” “Das Goldmacherdorf»27.
Сын деревенского учителя Освальд возвращется после семнадцати лет солдатской службы в родную деревню Голденталь, и застает там все последстсвия наполеоновских войн — обнищание, пьянство, безделье, погоню за удовльствиями. Большая часть крестьян благодаря займам и ростовщичеству оказалась в полной зависимости от трактирщика, богачи бесстыдно обогащаются за счет общинного имущества. После смерти старого учителя герой берет на себя его обязанности, приучает детей к труду, порядку, чистоте, набожности, передает им свой жизненный опыт, обретает их любовь. Его жена Эльсбет, помощница во всем, учит девушек ведению домашнего хозяйства. Находит Освальд опору и в молодом священнике Родерихе, своем единомышленнике. Освальд основывает сберегательную кассу, общинную кухню, детский сад, его избирают главой деревни, и он в этой должности погашает долги общины, создает общинную пекарню, прачечную, заведение для бедных. Благо труда познают даже те, кто до этого испытывал к нему отвращение. Деревня становится вновь зажиточной, процветающей, слава о ней идет по стране и ее шутливо называют “деревней алхимиков”.
Автор отдавал должное трезвому практическому уму швейцарцев. Он хотел указать крестьянам путь улучшения их положения, создавая в качестве образца утопию идеальной крестьянской общины и образ просвещенного альтруиста, занятого общеполезной деятельностью. Повесть носит ярко выраженный просветительский характер и в этом отношении следует швейцарской традиции. Здесь Цшокке — прямой продолжатель Иоганна Каспара Хирцеля, творца “образцового крестьянина” Клайнйогга (“Die Wirtschaft eines philosophischen Bauers”) и предшественник И. Готхельфа.
***
Пренебрежительное отношение к Цшокке во второй половине XIX века во многом объясняется тем, что Просвещение и его идеи — а Цшокке их разделял до конца своих дней — тогда решительно отвергались. Неплодотворной оказываются и попытки оценить Цшокке, сопоставляя его творения с достижениями прозы второй половины века. Со времен Цшокке техника прозы необычайно усовершенствовалась, а он по-прежнему увлекает читателя, готового простить ему многое.
Редко когда писатель с такой скромностью высказывался о своих произведениях. Он писал Бонштеттену: “Большая часть писателей и поэтов существует для своего времени и для своей страны, классики же — для всех народов и тысячелетий. То, что растет, как красивая трава, становится в конце концов сеном, а в сено идет большинство произведений, вероятно, так же пойдут и мои»28. С сознанием исполненного долга он мог утверждать еще в 1825 году в “Очерке истории моей жизни»: “Дойдет ли до потомков что-то или вообще ничего из всего написанного, решит суд времени, к приговору которого автор, впрочем, совершенно равнодушен. Ведь для того из нас, кто несет в себе сознание невозможности исчезновения из бесконечного царства жизни, — для того продолжительность писательской известности — лишь ненужная прибавка к вечности»29.
