Альбин Цоллингер. Фабричные девушки в канун Рождества

Вышли работницы стайкой, в кулечке у них мандарины.
Долгий отдых сулит им вечерний сумрак. Они,
Так утомленно мигая от вечного лязга машины,
Узенькой тропкой идут, и в канале мелькают огни.

Словно гигантский корабль, опустилась прядильня на дно
И догорает вдали, как огненный призрак, тревожа их души.
Девушкам чудится в вечном тумане одно:
Утренний сон — и гудок, разрывающий голос петуший.

Будет ли снег, неизвестно. Безветренна смутная тьма.
Бабочка газа чуть вспыхнула над камышами.
Что это? Птица? Утопленник? Или сама
Жалобно стонет трава, изнывая у них под ногами?

Может, начнется и дождь. Вот и фён ленивый тайком
Тихо шуршит над равниной, вздувая им юбки упруго,
Словно беременным. Но, как рыбачкам, им ветер знаком.
С хрупким упорством бредут по топи жадного луга.

Скромницы, вас не узнать. Дрожат от дерзкого смеха
Ваши губы, во тьме голубея, вдыхая ночную дрожь.
Личикам мертвенно-бледным какая приснилась утеха?
Что вы здесь ищете в звездной ночи? Да вас не поймешь.

Стали вы снова девчушками, в детской немыслимой дрожи
Смотрите вы, как дома громоздит эта зыбкая мгла.
Невыразимо, как в детстве, метельном — и сумрачном тоже, —
Свечи пылают, и землю заполнили колокола.