Новый образ
И. Шафаренко
Теофиль Готье. Избранные произведения. В двух томах. Изд-во «Художественная литература». – М., 1973.
Имя Теофиля Готье, знаменитого французского романтика, было известно в России уже при его жизни — в середине XIX века. Но, несмотря на то, что он был очень плодовитым и разносторонним писателем (стихи, новеллы, романы, либретто, эссе по вопросам изобразительного искусства и литературы), на русском языке появлялись лишь отдельные его стихотворения и немногое из прозы. Стихотворные переводы произведений Готье до XX века, как правило, были очень беспомощны (кроме одной поэмы в прекрасном переводе поэта Бенедиктова в 50-е годы XIX века), да и в нашем веке, несмотря на то, что его переводили настоящие русские поэты, они не давали полного представления о подлиннике.
В двухтомном издании избранных произведений писатель представлен — если учесть относительно небольшой общий объем издания — весьма широко: семьдесят стихотворений, причем не только из самого знаменитого сборника «Эмали и камеи», но и из более ранних поэтических книг; новеллы, автобиографическая повесть, роман. Предшествует сборнику большая, обстоятельная и живо написанная вступительная статья, содержащая подробный обзор творческого пути писателя, дающая анализ всех жанров, в которых он работал, и трактовку лучших его произведений, представляемых читателю.
Вошедшие в сборник переводы как стихов, так и прозы — работа высококвалифицированного коллектива переводчиков, выполненная тщательно, с любовью и талантом. Лишь кое-где глаз натыкается на некоторую неестественность синтаксиса, не абсолютно точное слово или шероховатость звучания, напоминающие, что перед нами не оригинальные стихи, а переводы, — и тогда возникает желание заглянуть в подлинник (так, например, в стихотворении «Париж» режет слух неудобопроизносимая и тем самым немыслимая для Готье строка: «Художник и поэт, я обречен жить в нем»). Но таких мелочей очень мало, зато подавляющее большинство стихотворений впервые за всю историю переводов Готье на русский язык может с полным правом претендовать на звание прекрасных русских стихов, звучных, сочных, красочных, поэтичных. Таковы «Пейзаж», «Пастель», «В бурю» (А. Гелескул), «Кармен», серенада из новеллы «Милитона», «Славный вечерок» (А. Эфрон), «Мансарда» (В. Портнов), «Ватто» и «Сфинкс» (Н. Микушевич) да и множество других.
В юности он колебался в выборе между живописью и литературой и, выбрав литературу, внес в нее свой талант и приемы живописца. Бальзак сказал: «Во Франции только три человека знают французский язык — Готье, Гюго и я». Воссоздать эту поэтическую живопись на другом языке, да еще сохранить при этом легкость, четкость и музыкальность стиха, лиричность, окрашенную иронической улыбкой, — задача огромной трудности. И переводчики с ней справились.
Состав сборника продуман очень тщательно: он действительно открывает разные грани творчества автора. Любопытно: именно вследствие этого творческий облик писателя не только освещается полнее, но и меняется. И тут оказывается, что он не соответствует многим устоявшимся формулам, которые стали привычными в курсах французской литературы. Скорлупа закостеневших представлений лопается, и из нее выходит как бы новый поэт.
За Теофилем Готье, дерзким скандалистом, носителем «львиной гривы» и красного жилета, предводителем когорты романтиков, ниспровергавших обветшалый классицизм и буянивших на первом представлении «Эрнани» Гюго в 1830 году, впоследствии укрепилась слава эстета, высокомерного и в сути антидемократического (хотя и антибуржуазного на словах) проповедника «чистого искусства». Эта репутация соответствует истинному положению вещей лишь отчасти. Он вовсе не закрывал на них глаза, не прятался за шелковыми занавесками «башни из слоновой кости». Вот, например, стихотворение «Мансарда», в котором поэт — может быть, даже неосознанно — полемизирует с Беранже; позиция Готье в данном случае социально более непримирима. «На чердаке все мило в двадцать лет!» — добродушно восклицает Беранже. Готье видит совсем иное:
Я враль, как всякий сочинитель,
И ничего не стоит мне
Украсить нищую обитель
И выставить цветы в окне.
Но в жизни все бедней и проще,
Все неподдельно. И в окно
Стропил я вижу абрис тощий,
Простынь белесое пятно.
Мансарда сотни раз воспета,
Но не сладка для бедноты —
Для бесприютного поэта
Или девчонки-сироты...
У всех судьба одна и та же,
И даже юноша-поэт
Сошел с небес и в бельэтаже
Строчит статейки для газет.
Мы видим, как романтику «поэтической» мансарды захлестывает пошлая проза, как под давлением нужды чистая юность неизбежно продается и «сходит с небес». В этой миниатюре — целое мировоззрение.
А вот другое стихотворение — одно из самых ранних у Готье. Оно написано задолго до «Эмалей и камей», но здесь в немногих строчках уже отчетливо видны и эстетика, и поэтический метод автора: выявилась живописно-красочная манера письма, точность перспективы, законченность зрительной композиции.
Нигде ни единой птицы,
Нигде не качнется лист,
И только дрожат зарницы,
И запад багров и мглист;
Направо — земля сырая,
Размокших полей штрихи,
Над серым пятном сарая
Кривой силуэт ольхи;
Налево светится глухо
Водой затопленный ров,
По сизой глине старуха
Бредет с вязанкою дров.
Как много в этом маленьком пейзаже любви к скромной, неяркой природе, к деревне, к простому крестьянину! Такой Готье появляется на русском языке впервые. А он — есть, и то, что мы узнаем его с новой стороны, — чрезвычайно ценно.
Бесспорно, Готье свойственно любование не только красотой природы, но и прекрасным в искусстве. И подлинно прекрасное он всегда демонстративно, гневно и вызывающе противопоставляет буржуазной претенциозной пошлости, мещанскому потребительству и безвкусице. Его трогают пастели XVII века, «красавицы в ореховых овалах», нынче «поблекшие в пыли и плесени антикварного подвала»; его, как истинного художника, восхищает архитектура Венеции.
Его волнует дразнящее, загадочное равнодушие египетского сфинкса.
Свидетельством того, что репутация уж во всяком случае одностороння, может служить клокочущая дикой, вулканической страстностью серенада матадора Хуанчо (новелла «Милитона») в блистательном по темпераменту переводе А. Эфрон:
Кинжал подрагивает в ножнах;
А ну, кто краске алой рад?
Она оттенков всевозможных:
Кому рубин? Кому гранат?..
Готов, с нечистым на дуэли
Сразившись, голову сложить,
Чтоб простыню с твоей постели
Себе на саван заслужить!
Его проза полна тонких и точных наблюдений, но и расцвечена богатым воображением, — одним словом, это настоящая романтическая проза. И большинство его новелл, так же как «История романтизма» и «Капитан Фракасс», читается залпом, тем более что они безупречно переданы на русском языке. И заметим, что красота духовной цельности, достоинства, искренности всегда оказывается у Готье свойством героев и героинь из народа («Милитона», «Золотое руно», «Капитан Фракасс»), а изнеженные, надушенные, кокетничающие романтическими страстями и вкусами юные буржуа или дворяне у него выглядят смешными и мелкими.
Л-ра: Звезда. – 1974. – № 1. – С. 207-208.
Произведения
Критика
