Фридрих Дюрренматт. Визит старой дамы. Действие второе
Действие второе
Все тот же городишко. В глубине фасад гостиницы «Золотой апостол» с обшарпанной лепниной в стиле модерн. Балкон. Справа — вывеска «Альфред Илл. Магазин». Под вывеской — грязный прилавок, за ним полки, забитые всяким хламом. Когда кто-нибудь входит в условно обозначенную дверь, тонко звенит колокольчик. Налево вывеска: «Полиция». Под ней дощатый стол, на нем телефон. Два стула. Утро. Роби и Тоби, как всегда жуя резинку, проносят через сцену в гостиницу траурные венки и букеты.
Илл следит за ними через окно своей лавчонки. Его дочь подметает пол. Сын закуривает сигару.
Илл. Опять венки.
Сын. Каждый день они их таскают с вокзала.
Илл. Украшают пустой гроб в «Золотом апостоле».
Сын. Пугают, а никому не страшно.
Илл. Весь город за меня.
Сын закуривает.
Мать придет завтракать?
Дочь. Нет. Она устала.
Илл. Хорошая мать вам досталась, детки. Ей-богу. Должен вам это сказать. Хорошая мать. Пусть побудет одна, пусть передохнет. А мы позавтракаем втроем. Давно мы этого не делали. Я зажарю яичницу и открою коробку американской ветчины. Закатим княжеский пир. Совсем как в те счастливые годы, когда у нас в городе процветало «Место под солнцем».
Сын. Ты меня извини. (Тушит сигарету.)
Илл. Не хочешь с нами поесть, Карл?
Сын. Схожу на вокзал. Там заболел носильщик. Может, им понадобится замена.
Илл. Ну, таскать тяжести в такой зной — разве это занятие для моего сына?
Сын. Лучше хоть такая работа, чем никакой! (Уходит.)
Дочь (встает). И я пойду, отец.
Илл. И ты? Так-так. А куда ты пойдешь, разрешите спросить?
Дочь. На биржу труда. Может, найдется хоть какое-нибудь место. (Уходит).
Илл растроган. Он вытаскивает платок и сморкается.
Илл. Прекрасные дети. Завидные дети.
С балкона гостиницы доносятся звуки гитары.
Голос Клары Цаханассьян. Дай-ка мою левую ногу, Боби.
Голос дворецкого. Никак не найду.
Голос Клары Цаханассьян. Да она там, на комоде, за флердоранжем.
К Иллу входит покупатель — первый.
Илл. Доброе утро, Хофбауэр.
Первый. Пачку сигарет.
Илл. Как всегда?
Первый. Нет, не эту, а вон ту, зеленую.
Илл. Она дороже.
Первый. Запишите за мной.
Илл. Ладно, Хофбауэр. Для вас… ведь мы должны поддерживать друг друга.
Первый. Там кто-то играет на гитаре.
Илл. Бандит из Синг-Синга.
Из гостиницы выходят слепцы. Они несут удочки и прочую рыболовную снасть.
Оба слепца. С добрым утром, Альфред! С добрым утром!
Илл. Пошли вы ко всем чертям!
Оба слепца. Мы идем ловить рыбку. Мы идем ловить рыбку. (Уходят налево.)
Первый. Они пошли к ручейку.
Илл. Со снастью ее седьмого мужа.
Первый. Говорят, его табачные плантации ухнули.
Илл. Их тоже зацапала миллиардерша.
Первый. Зато и закатит же она пышную свадьбу со своим восьмым! Вчера была помолвка.
На балконе гостиницы появляется Клара Цаханассьян в утреннем туалете. Она пробует, как движется правая рука и левая нога. Слышны звуки гитары, которая сопровождает все сцены на балконе: как при оперном речитативе мелодии зависят от текста — иногда играют вальс, иногда отрывки из различных национальных гимнов и т. п.
Клара Цаханассьян. Ну вот, теперь меня опять свинтили. А ну-ка, армянскую, Роби.
Звучит гитара.
Эту песню так любил мой первый муж. Вечно требовал, чтобы ее играли. Каждое утро. Он был классический мужчина — этот старый финансист со всеми его бессчетными танкерами, скаковыми лошадьми и миллиардами. За него хоть имело смысл выйти замуж. И какой прекрасный наставник… во всех этих… танцах, какой только он не знал чертовщины! Я у него полный курс прошла.
Две женщины с посудой для молока подходят к прилавку Илла.
Первая женщина. Молока, господин Илл.
Вторая женщина. И в мой кувшин тоже.
Илл. С добрым утром! Значит, по литру молока каждой из дам? (Открывает бидон и собирается опустить туда черпак.)
Первая женщина. Цельного молока, господин Илл.
Вторая женщина. Два литра цельного молока, господин Илл.
Илл. Неснятого? (Открывает другой бидон, зачерпывает и наливает молоко.)
Клара Цаханассьян (рассматривая в лорнет утренний пейзаж). Какое дивное осеннее утро. На улицах прозрачный туман, как серебристый дымок, и над головой фиалковое небо, вроде того, что так любил рисовать граф Холк, мой третий; он был министр иностранных дел, но все свободное время писал картины. Отвратительные! (Садится.) Да он и сам был порядочная дрянь.
Первая женщина. И масла. Двести грамм.
Вторая женщина. И белого хлеба. Два кило.
Илл. Вы получили наследство, дорогие дамы, вижу, вы получили наследство.
Обе женщины. Да нет. Запишите за нами.
Илл. Что ж, все за одного, значит, и один за всех…
Первая женщина. Да, еще шоколад за два двадцать.
Вторая женщина. А мне за четыре сорок.
Илл. Тоже записать?
Первая женщина. Конечно.
Вторая женщина. Это мы съедим здесь, господин Илл.
Первая женщина. Тут у вас очень мило, господин Илл.
Садятся у прилавка и едят шоколад.
Клара Цаханассьян. Сигару «Уинстон». Надо же мне хоть разок попробовать марку, которую выпускал мой седьмой. Особенно теперь, когда мы развелись. Бедный Моби, он так любил ловить рыбу. Представляю, как ему грустно одному в поезде ехать в Португалию.
Дворецкий подает ей сигару и зажигает огонь.
Первый. Вон она сидит на балконе и курит сигару.
Илл. Всегда безбожно дорогие сорта!
Первый. Позор! И не стыдно ей при этом смотреть на бедствия, которые терпит человечество!
Клара Цаханассьян (курит). Странно! Вполне приличная…
Илл. Она просчиталась. Пусть я старый грешник, Хофбауэр, но кто из нас без греха? Да, я сыграл с ней бессовестную шутку, но ведь я был мальчишкой… А вот когда в «Золотом апостоле» граждане Гюллена, забыв о нищете, как один, отвергли ее деньги — это был самый счастливый час в моей жизни.
Клара Цаханассьян. Виски, Боби. Чистое.
К прилавку Илла подходит второй покупатель, такой же нищий, такой же оборванный, как и другие.
Второй. Доброе утро. Сегодня будет жара.
Первый. Золотая осень.
Илл. Ну и бойко же я торгую с самого утра. Бывало, целый день никто не заглянет, а в последнее время — большой наплыв.
Первый. Надо же нам вас поддержать. Вы ведь наш Илл. Вы за нами как за каменной стеной.
Обе женщины (продолжая есть шоколад). Как за каменной стеной, господин Илл. Как за каменной стеной.
Второй. Ты ведь, в конце концов, самый популярный человек в городе.
Первый. Самая важная у нас персона.
Второй. Весной мы тебя выберем бургомистром.
Первый. Это уж точно.
Обе женщины (жуя шоколад). Это уж точно.
Второй. Водки, пожалуйста.
Илл идет к полке. Дворецкий подает Кларе Цаханассьян виски.
Клара Цаханассьян. Пойди разбуди нового. Не люблю, когда мои мужья так долго спят.
Илл (второму). Три десять.
Второй. Не это.
Илл. Ты же всегда это пил.
Второй. Дай мне коньяку.
Илл. А его цена двадцать тридцать пять. Никому это не по карману.
Второй. Надо же себя побаловать.
Через сцену пробегает полуодетая девушка. Ее преследует Тоби.
Первая женщина (продолжая есть шоколад). Скандал! Как она себя ведет, эта Луиза.
Вторая женщина (жуя шоколад). А еще помолвлена с тем белокурым музыкантом, знаешь, он живет на улице Бертольда Шварца.
Илл (подает коньяк). Прошу.
Второй. И табачку. Трубочного.
Илл. Хорошо.
Второй. Только заграничного.
Илл подсчитывает, на сколько второй набрал товара.
На балкон выходит восьмой муж — киноактер, высокий, стройный, с рыжими усами, в халате.
Эту роль может исполнять тот же актер, который играл седьмого мужа.
Восьмой муж. Хопси, разве это не очаровательно: наш первый завтрак после помолвки? Ну, просто сон тут, на этом маленьком балконе, под шепот липы и плеск фонтана, а внизу прямо на мостовой бродят куры, спешат озабоченные домашние хозяйки. А там позади, за городскими крышами, колокольня собора.
Клара Цаханассьян. Сядь, Хоби, помолчи. У меня у самой есть глаза. Не философствуй, это не твоя стихия.
Второй. Теперь там с ней сидит и муж.
Первая женщина (продолжая есть шоколад). Восьмой муж.
Вторая женщина (продолжая есть шоколад). Видный мужчина, киноартист. Моя дочь видела его в роли браконьера в одном фильме по Гантхоферу.
Первая женщина. А я — в роли священника в картине по роману Грэма Грина.
Восьмой муж целует Клару Цаханассьян. Аккорд гитары.
Второй. За деньги что хочешь можно купить. (Сплевывает.)
Первый. Но не у нас. (Ударяет кулаком по столу.)
Илл. Двадцать три восемьдесят.
Второй. Запиши за мной.
Илл, Ну уж ладно, запишу, в виде исключения. Эта неделя — не в счет. Но смотри, заплати мне первого, как получишь пособие по безработице.
Второй идет к двери.
Хельмесбергер!
Второй останавливается.
(Подходит к нему.) У тебя новые ботинки. Новые желтые ботинки.
Второй. Ну и что?
Илл (смотрит на ноги первого). И у тебя, Хофбауэр. И у тебя новые ботинки. (Смотрит на женщин и медленно, в ужасе, подходит к ним.) И у вас тоже. Новые желтые туфли. Новые желтые туфли.
Первый. Не понимаю, что тут особенного?
Второй. Нельзя же всю жизнь ходить в старых башмаках.
Илл. Новые ботинки… На что вы могли купить новые ботинки?
Обе женщины. В долг, господин Илл, в долг.
Илл. В долг? И у меня в долг. Курите лучший табак. Пьете лучшее молоко. Коньяк… Почему вам лавки стали отпускать в долг?
Второй. Но ведь и ты отпускаешь нам в долг.
Илл. Чем вы собираетесь платить?
Молчание. Илл хватает товары с полки и бросает в покупателей. Все разбегаются.
Чем вы хотите заплатить? Чем вы хотите заплатить? Чем? Чем? (Бежит за ними.)
Восьмой муж. Там шум какой-то.
Клара Цаханассьян. Захолустье.
Восьмой муж. Кажется, в этой лавчонке внизу что-то случилось.
Клара Цаханассьян. Наверно, ссорятся из-за цены на мясо.
Мощный аккорд гитары. Восьмой муж испуганно вскакивает.
Восьмой муж. Господи спаси! Ты слышала, Хопси?
Клара Цаханассьян. Это черный барс рычит.
Восьмой муж (изумленно). Черный барс?
Клара Цаханассьян. Подарок паши из Маракеша. Бегает тут рядом, в гостиной. Громадный злющий котище с горящими глазами. Мой любимец.
Внизу, слева, садится за стол полицейский.
Пьет пиво, разговаривает медленно и рассудительно.
Сзади к нему подходит Илл.
Клара Цаханассьян. Можешь подавать на стол, Боби.
Полицейский. Чем могу служить, Илл? Прошу вас, присядьте.
Илл продолжает стоять.
Чего это вы дрожите?
Илл. Я требую, чтобы арестовали Клару Цаханассьян.
Полицейский (набивает трубку и, не торопясь, закуривает). Странно. Крайне странно…
Дворецкий накрывает на балконе завтрак и подает письма.
Илл. Я требую этого как будущий бургомистр.
Полицейский (раскуривая трубку). Но выборы еще не состоялись.
Илл. Арестуйте эту даму немедленно.
Полицейский. Сделайте письменное заявление. А уж будет ли она арестована, решит полиция. В чем же она провинилась?
Илл. Она подстрекает жителей Гюллена меня убить.
Полицейский. По-вашему, я должен за это ее арестовать? (Наливает себе пива.)
Клара Цаханассьян. Письма. От Айка. И от Неру. Шлют поздравления.
Илл. Но ведь это ваш долг!
Полицейский. Странно… Крайне странно… (Пьет пиво)
Илл. Ничего тут нет странного. Самое обыкновенное дело.
Полицейский. Мой дорогой! Все это вовсе не так обыкновенно. Давайте разберемся по существу. Старуха сделала городу Гюллену предложение: за миллиард вас… понимаете, о чем я говорю. Это точно, я сам слышал. Но разве это основание, чтобы полиция принимала какие-либо меры против госпожи Клары Цаханассьян? Ведь мы должны соблюдать закон.
Илл. Но она подстрекает к убийству!
Полицейский. Обождите минутку, дорогой. Подстрекательство к убийству подсудно только тогда, когда оно сделано всерьез. Разве не так?
Илл. Несомненно.
Полицейский. Значит, так. Ее предложение никто не может принять всерьез, потому что миллиард, который она предложила, — цена не реальная, и вы это сами понимаете; за такое убийство можно заплатить тысячу, ну, от силы две тысячи, уж никак не больше. Значит, отсюда можно заключить, что предложение это несерьезное. Но если бы оно и было сделано всерьез, мы и тогда не стали бы принимать его всерьез, ведь это означало бы, что она сумасшедшая. Ясно?
Илл. Ее предложение угрожает моей жизни, вахмистр, сумасшедшая она или нет. Это яснее ясного.
Полицейский. Ничуть. Ничего тут нет ясного. Само по себе предложение вам ничем не угрожает, а вот другое дело, если предложение будет принято… Укажите мне на попытку его осуществления, на человека, скажем, который бы поднял на вас оружие, и я тотчас же приму необходимые меры. Но ведь именно это предложение не принял ни один человек в Гюллене, напротив. Собрание в «Золотом апостоле» единодушно отвергло его. Пусть с опозданием, но я вас с этим от души поздравляю. (Пьет пиво.)
Илл. А я вовсе не так в этом уверен, господин вахмистр.
Полицейский. Вы не уверены?
Илл. Мои покупатели стали покупать самое лучшее молоко, самый лучший хлеб, самые лучшие сигареты.
Полицейский. Радуйтесь! Значит, и ваши дела пошли куда лучше! (Пьет пиво.)
Клара Цаханассьян. Боби! Распорядись купить акции Дюпона.
Илл. Хельмесбергер купил у меня коньяк. А он уже много лет не зарабатывает и держится только на даровой похлебке.
Полицейский. Вечерком и я попробую этот коньяк. Хельмесбергер меня пригласил. (Пьет пиво.)
Илл. На всех новая обувь. Новые желтые ботинки.
Полицейский. А чем вам не нравится новая обувь? На мне, кстати, тоже новые ботинки. (Показывает новые ботинки)
Илл. И вы тоже…
Полицейский. Как видите.
Илл. И тоже желтые. Вы пьете пльзеньское пиво.
Полицейский. Вкусное пиво!
Илл. Но прежде вы пили только местное?
Полицейский. Бурда.
Музыка по радио.
Илл. Вы слышите?
Полицейский. Что?
Илл. Музыку.
Полицейский. «Веселая вдова».
Илл. Радио.
Полицейский. Да, тут совсем рядом, у Хагхольцера. Надо сказать, чтобы он закрывал окна. (Записывает.)
Илл. Но откуда у Хагхольцера приемник?
Полицейский. Это его личное дело.
Илл. Скажите, господин вахмистр, чем вы собираетесь расплачиваться за пльзеньское пиво и за желтые ботинки?
Полицейский. Это мое личное дело.
Звонит телефон.
(Берет трубку.) Полиция.
Клара Цаханассьян. Боби, сообщи русским по телефону, что я принимаю их предложение.
Полицейский. Все в порядке. (Вешает трубку.)
Илл. А чем будут расплачиваться мои покупатели?
Полицейский. Полиции это не касается. (Встает и снимает со спинки стула винтовку.)
Илл. А меня касается. Они будут расплачиваться моей жизнью.
Полицейский. Вам никто не угрожает. (Заряжает винтовку.)
Илл. Город все больше залезает в долги. Растут долги, и растет достаток. Вместе с достатком растет необходимость меня убить. И дама может спокойно сидеть у себя на балконе, попивать кофе, курить сигары и ждать. Просто ждать.
Полицейский. Вы фантазируете.
Илл. Все вы ждете! (Стучит кулаком по столу.)
Полицейский. Вы хватили лишний стаканчик, Илл. (Возится с винтовкой.) Ну вот, зарядил. Теперь вы можете успокоиться. Полиция для того и существует, чтобы все уважали законы, чтобы в стране был порядок и жизнь ее граждан была в безопасности. Она знает, в чем ее долг. Стоит возникнуть даже намеку на малейшую опасность — полиция тут же примет меры. Уж будьте спокойны, господин Илл.
Илл (тихо). А почему у вас во рту новый золотой зуб, господин вахмистр?
Полицейский. А?!
Илл. Новенький золотой зуб. И как блестит!
Полицейский. Вы что, рехнулись? (Направляет на Илла винтовку, и тот медленно поднимает руки вверх) У меня нет времени выслушивать твои бредни. И без того дел хватает. У миллиардерши сбежал ее любимец, черный барс. За ним нужно организовать погоню. (Уходит)
Илл. Погоня идет за мной. За мной.
Клара Цаханассьян (читает письмо). Он приедет, законодатель мод, мой пятый, самый красивый из мужей. Он каждый раз придумывает для меня новую модель подвенечного платья… Роби, сыграй менуэт.
Менуэт на гитаре.
Восьмой муж. Но твоим пятым мужем был хирург.
Клара Цаханассьян. Нет, хирург — это шестой. (Распечатывает следующее письмо.) От короля железных дорог Запада.
Восьмой муж (с удивлением). О нем я еще не слыхал.
Клара Цаханассьян, Это мой четвертый. Банкрот. Его акции теперь принадлежат мне. Я соблазнила его в Букингемском дворце.
Восьмой муж. Но ведь то был лорд Измаил?
Клара Цаханассьян. Пожалуй, да. Ты прав, Хоби. Совсем о нем забыла. И о его замке в Йоркшире. Значит, это письмо от моего второго. Я с ним познакомилась в Каире. Мы целовались под сфинксами. Это был чудесный вечер.
Справа — перемена декораций. Опускается табличка: «Ратуша».
Третий входит, задвигает кассу и поворачивает прилавок — теперь это письменный стол. Появляется бургомистр, кладет на стол револьвер и садится. Слева входит Илл.
На стене висит проект нового здания ратуши.
Илл. Мне надо с вами поговорить, бургомистр.
Бургомистр. Прошу.
Илл. Как мужчина с мужчиной. Как ваш будущий преемник.
Бургомистр. Слушаю.
Илл продолжает стоять, смотрит на револьвер.
Сбежал черный барс госпожи Цаханассьян. Он забрался в собор. Нельзя ходить безоружным.
Илл. Еще бы.
Бургомистр. Я призвал всех мужчин взяться за оружие. Детей задержат в школе.
Илл (недоверчиво). А не слишком ли много шума?
Бургомистр. Охота на хищника!
Дворецкий (входя). Президент Международного банка, сударыня. Только что прилетел из Нью-Йорка.
Клара Цаханассьян. Я никого не принимаю. Пусть летит обратно.
Бургомистр. Что вас тревожит? Говорите откровенно.
Илл (подозрительно). Вы курите хорошие сигареты?
Бургомистр. Это светлый табак — сигареты «Пегас».
Илл. Очень дорогие…
Бургомистр. Зато приличные.
Илл. Раньше вы курили другие.
Бургомистр. Да. «Пять коней».
Илл. Те были дешевле.
Бургомистр. Но невыносимо крепкие.
Илл. И на вас новый галстук?
Бургомистр. Шелковый.
Илл. И ботинки вы себе купили новые?
Бургомистр. Я их выписал из Кальберштадта. Но, странно, откуда вы все это знаете?
Илл. Поэтому-то я к вам и пришел.
Бургомистр. Что с вами? Вы так побледнели. Вы больны?
Илл. Я боюсь!
Бургомистр. Боитесь?
Илл. Достаток растет.
Бургомистр. Вот это новость! И, скажу откровенно, она очень меня радует.
Илл. Я прошу защиты у властей.
Бургомистр. Вот как! С чего это?
Илл. Сами знаете, господин бургомистр.
Бургомистр. У вас есть подозрения?
Илл. За мою голову дают миллиард.
Бургомистр. Обратитесь в полицию.
Илл. Я обращался в полицию.
Бургомистр. Значит, вам нечего волноваться.
Илл. Во рту полицейского блестит новый золотой зуб.
Бургомистр. Вы забыли, что находитесь в Гюллене, городе с великими гуманистическими традициями. Здесь ночевал Гете, здесь написал свой квартет Брамс. Это к чему-то обязывает.
Третий (входит и вносит пишущую машинку). Новая пишущая машинка, господин бургомистр. Ремингтон.
Бургомистр. Отнесите в канцелярию.
Третий уходит направо.
Мы не заслужили такой неблагодарности. Если вы нам не доверяете, — мне очень жаль. От вас я не ждал такого нигилизма. Мы живем в государстве, где существуют законы.
Илл. Тогда арестуйте ее.
Бургомистр. Странно. В высшей степени странно!
Илл. Это же сказал и полицейский.
Бургомистр. В конце концов, ее поведение, видит Бог, можно понять. Ведь вы подкупили двух наших горожан, подбили их на лжесвидетельство и толкнули юную девушку на пагубный путь.
Илл. Однако на этом пагубном пути она подобрала несколько миллиардов, господин бургомистр.
Молчание.
Бургомистр. Давайте говорить начистоту.
Илл. Для этого я сюда и пришел.
Бургомистр. Поговорим как мужчина с мужчиной, вы сами об этом просили. У вас нет морального права требовать ее ареста, а о том, что вы будете бургомистром, не может быть и речи. Мне очень жаль, но я должен вам это прямо сказать.
Илл. Это официальное заявление?
Бургомистр. Да. По поручению партий.
Илл. Понятно. (Медленно отходит налево и, стоя спиной к бургомистру, в оцепенении смотрит в окно.)
Бургомистр. Из того, что мы отвергли предложение дамы, вовсе не следует, что мы оправдываем ваше преступление. Сами понимаете — кандидат в бургомистры должен отвечать определенным моральным требованиям, чего о вас, к сожалению, сказать нельзя. Хотя наше глубокое дружественное расположение к вам, разумеется, остается в силе.
Слева выходят Роби и Тоби. Они опять несут венки и букеты; исчезают в «Золотом апостоле».
Самое лучшее — молчать по поводу всей этой истории. Я просил редакцию «Гонца народа» не предавать дело гласности.
Илл (оборачиваясь). Там украшают мой гроб, бургомистр. Молчать для меня слишком опасно.
Бургомистр. С чего это вы взяли, милейший Илл? Вам следует благодарить нас за попытку похоронить эту позорную историю, предать ее забвению.
Илл. Пока я говорю, у меня еще есть надежда на спасение.
Бургомистр. Но это уж слишком! Кто вам угрожает?
Илл. Один из вас.
Бургомистр (поднимаясь). Кого вы подозреваете? Назовите имя, и я тотчас назначу следствие. Самое нелицеприятное следствие.
Илл. Каждого из вас.
Бургомистр. От лица города Гюллена я протестую против таких безответственных обвинений!
Илл. Никто не хочет меня убивать. Каждый надеется, что убьет другой. И однажды этот другой найдется.
Бургомистр. У вас галлюцинации!
Илл. Я вижу у вас проект на стене. Вы собираетесь строить новую ратушу? (Показывает на проект.)
Бургомистр. Бог ты мой! Неужели мы не можем составить проект?
Илл. Вы уже торгуете моей смертью?
Бургомистр. Дорогой мой, если бы я, как политик, не имел возможности мечтать о лучшем будущем, не связывая его с преступлением, — я бы давно подал в отставку. Можете быть уверены,
Илл. Вы приговорили меня к смерти.
Бургомистр. Господин Илл!
Илл (тихо). Ваш проект — лучшее тому доказательство! Самое лучшее доказательство!
Клара Цаханассьян. Онассис приедет, и герцог с герцогиней, и Ага.
Восьмой муж. Али?
Клара Цаханассьян. Вся эта бражка с Ривьеры.
Восьмой муж. А журналисты?
Клара Цаханассьян. Со всех концов мира. Когда я выхожу замуж, от прессы нет отбоя. Газетам нужна я, а мне нужны газеты. (Распечатывает следующее письмо.) От графа Холка.
Восьмой муж. Послушай, Хопси! Неужели наш первый семейный завтрак должен сопровождаться чтением писем от всех твоих бывших мужей?
Клара Цаханассьян. Я не хочу терять общую перспективу.
Восьмой муж (с болью). У меня есть свои проблемы. (Встает и смотрит на Гюллен.)
Клара Цаханассьян. Что-нибудь случилось с твоим «порше»?
Восьмой муж. Да нет. Меня угнетает этот жалкий городишко. Ну хорошо — шелестят липы, поют птички, плещет фонтан — и так целый день! Все погружено в глубокий, ничем не тревожимый сытый и уютный покой. Никакого величия, ни малейшего дыхания трагедии. Ни одной моральной приметы нашей великой эпохи.
Слева выходит священник с охотничьим ружьем через плечо. Он усаживается за стол, за которым раньше сидел полицейский. Набрасывает на стол белый покров с черным крестом. Снимает ружье и прислоняет его к стене гостиницы. Служка помогает ему облачиться. Темнеет.
Священник. Войдите сюда в ризницу, Илл.
Илл входит слева.
Тут темно, но зато прохладно.
Илл. Я не хочу вам мешать, господин священник.
Священник. Храм Божий открыт для всех. (Замечает, что Им разглядывает ружье.) Не удивляйтесь, что здесь ружье. Черный барс госпожи Цаханассьян рыщет вокруг. Только что он был здесь, а теперь спрятался в Петеровом сарае.
Илл. Я взываю о помощи.
Священник. В чем дело?
Илл. Мне страшно.
Священник. Страшно? Кого вы боитесь?
Илл. Людей.
Священник. Боитесь, что они убьют вас, Илл?
Илл. Они охотятся за мной, как за диким зверем.
Священник. Бояться надо не людей, а Бога, не смерти тела, а гибели души… (Служке.) Застегни мне сзади рясу.
Теперь видно, что вдоль всех кулис стоят горожане.
Сперва мы замечаем полицейского, затем бургомистра, четверых, художника, учителя. Они бродят по сцене, держа ружья наизготовку и что-то тревожно высматривая.
Илл. Речь идет о моей жизни.
Священник. О вашей вечной жизни.
Илл. Достаток в городе растет…
Священник. Все это вам мерещится из-за нечистой совести.
Илл. Люди повеселели. Девушки наряжаются. Юноши щеголяют в ярких рубашках. Гюллен готовится торжественно отпраздновать мое убийство, и я подыхаю от страха.
Священник. На благо, только на благо вам это испытание.
Илл. Но ведь это ад!
Священник. Ад вы несете в себе. Вы старше меня и тешите себя надеждой, что знаете людей. А ведь познать нам дано только самого себя. Если много лет назад вы предали девушку из-за денег, не надо думать, что сегодня люди предадут из-за денег вас. Вы мерите всех на свою мерку. Что ж, это естественно. Причина, которая пробуждает в нас страх, спрятана в нашем сердце, гнездится в наших грехах; поймите это, и тогда вы поборете то, что вас мучит; найдете оружие, чтобы победить свой страх.
Илл. Зиметхоферы купили стиральную машину.
Священник. Это их личное дело.
Илл. В кредит.
Священник. Думайте лучше о бессмертии вашей души.
Илл. Штокеры завели телевизор.
Священник. Молитесь! Служка, дай мне воротник!
Служка надевает на священника круглый воротник.
Прислушайтесь к голосу своей совести, Илл. Покаяние — вот благой путь, не то все на свете будет питать ваш страх. Это единственный выход. Другого нам не дано.
Молчание. Вооруженные горожане незаметно исчезают. Опять кулисы погружаются в темноту. Звонит пожарный колокол.
А теперь мне пора приступить к моим обязанностям — я должен крестить ребенка. (Служке.) Дай сюда Библию, псалтырь и молитвенник. Новорожденный уже подает голос. Скоро его душа будет в безопасности, и он узрит то единственное сияние, которое освещает мрак вселенной.
Начинает звонить второй колокол.
Илл. А это еще что за колокол?
Священник. Хорош? Удивительный тон, свободный и сильный. Вот это благо, настоящее благо.
Илл (кричит). И вы, служитель Божий! И вы!
Священник. (кидается к Иллу и обнимает его). Беги! И верующие и безбожники — все мы одинаково слабы. Беги. Колокол звонит в Гюллене, колокол предательства! Беги и не вводи нас во искушение…
Два выстрела. Илл падает.
(Склоняется над ним.) Беги! Беги!
Клара Цаханассьян. Боби, там стреляют.
Дворецкий. Да, сударыня.
Клара Цаханассьян. А зачем?
Дворецкий. Черный барс сбежал!
Клара Цаханассьян. Убили его?
Дворецкий. Лежит мертвый перед лавкой Илла.
Клара Цаханассьян. Жаль зверька. А ну-ка, траурный марш, Роби.
На гитаре исполняется траурный марш. Балкон исчезает.
Колокольный звон. На сцене — декорации начала первого действия.
Вокзал. Только вместо рваного расписания висит новенькое. Видны огромные плакаты. На одном сияет желтое солнце, и под ним надпись: «Поезжайте на Юг»; на втором: "Посетите действо «Страсти Господни в Обераммергау». На заднем плане видны новые крыши Гюллена и строительные краны. Слышен грохот проезжающего экспресса. Начальник станции поднимает флажок.
Из глубины сцены выходит Илл со стареньким чемоданчиком в руке; он озирается. Медленно, словно ненароком, со всех сторон подходят горожане. Илл в замешательстве останавливается.
Бургомистр. Здравствуй, Илл!
Все. Здравствуй! Здравствуй!
Илл (робко). Здравствуйте.
Учитель. Куда это вы отправляетесь с чемоданом?
Все. Куда вы отправляетесь?
Илл. На вокзал.
Бургомистр. Мы вас проводим.
Все. Мы вас проводим. Мы вас проводим.
Все больше и больше горожан заполняют сцену.
Илл. Не провожайте меня. Право же, не надо. С какой это стати?
Бургомистр. Вы уезжаете, Илл?
Илл. Я уезжаю.
Полицейский. Куда же вы едете?
Илл. Сам не знаю. Сперва в Кальберштадт, а потом и дальше…
Учитель. Ага. А потом — дальше.
Илл. Лучше бы всего в Австралию. Как-нибудь на это наберу денег. (Продолжает свой путь к вокзалу.)
Все. В Австралию! В Австралию!
Бургомистр. Ну, а почему это вы вдруг собрались?
Илл (смущенно). Нельзя же всю жизнь сидеть на одном месте, год за годом, год за годом… (Бежит на перрон.)
Горожане окружают его.
Бургомистр. Эмигрировать в Австралию? Ну, это просто смешно.
Врач. И для вас крайне опасно.
Учитель. Один из этих кастратов тоже пытался эмигрировать в Австралию.
Полицейский. Тут для вас самое безопасное место.
Все. Самое безопасное! Самое безопасное!
Илл (озирается, как затравленный зверь. Тихо). Я послал в Каффиген письмо начальнику полиции…
Полицейский. Ну и что?
Илл. Никакого ответа.
Учитель. Ваша подозрительность просто непостижима!
Бургомистр. Никто и не думает вас убивать.
Все. Никто. Никто,
Илл. На почте перехватили мое письмо.
Художник. Какая чушь!
Бургомистр. Начальник почты — депутат магистрата!
Учитель. Честнейший человек!
Все. Честнейший! Честнейший!
Илл. Читайте, здесь написано: «Поезжайте на Юг».
Врач. Что из этого следует?
Илл. «Посетите действо „Страсти господни“ в Обераммергау».
Учитель. Ну и что из этого?
Илл. Город строится!
Бургомистр. Ну и что из этого?
Илл. На всех вас новые штаны.
Первый. Ну и что из этого?
Илл. Вы становитесь все богаче, все зажиточнее!
Все. Ну и что из этого?
Удар станционного колокола.
Учитель. Вы же видите, как вас все любят.
Бургомистр. Все жители Гюллена вас провожают
Все. Весь город. Весь город.
Илл. Я об этом не просил.
Второй. Разве нам нельзя с тобой попрощаться?
Бургомистр. Мы ведь старые друзья.
Все. Мы ведь старые друзья! Мы ведь старые друзья!
Грохот приближающегося поезда. Начальник станции поднимает флажок. Слева появляется кондуктор, он словно только что соскочил с подножки.
Кондуктор (кричит протяжно). Гюллен!
Бургомистр. Это ваш поезд.
Все. Ваш поезд. Ваш поезд.
Бургомистр. Ну, Илл, счастливого вам пути.
Все. Счастливого пути! Счастливого пути!
Врач. Прекрасной, долгой жизни.
Все. Прекрасной, долгой жизни!
Горожане толпятся вокруг Илла.
Бургомистр. Вам пора. Садитесь же, Бога ради, поскорей в этот поезд. Это почтовый до Кальберштадта.
Полицейский. Желаю счастья в Австралии.
Все. Много счастья! Много счастья!
Илл стоит неподвижно, вглядываясь в лица провожающих.
Илл (тихо). Зачем вы все сюда пришли?
Полицейский. И вы еще недовольны?
Начальник станции. Прошу садиться в вагоны.
Илл. Почему вы меня обступили?
Бургомистр. Мы и не думали вас обступать.
Илл. Пустите меня!
Учитель. Мы вас не держим.
Все. Мы вас не держим. Мы вас не держим.
Илл. Я знаю, один из вас задержит меня.
Полицейский. Глупости. Вам стоит только войти в вагон, и вы увидите, что это глупости.
Илл. Уходите!
Все стоят не шелохнувшись. У многих руки засунуты в карманы брюк.
Бургомистр. Не понимаю, чего вам надо! Идите же, кто вам мешает? Входите в вагон.
Илл. Прочь от меня!
Учитель. Чего вы боитесь, смешно.
Илл (падает на колени). Зачем вы так тесно окружили меня?
Полицейский. Он рехнулся.
Илл. Вы хотите меня удержать?
Бургомистр. Садитесь поскорее в вагон.
Все. В вагон! В вагон!
Молчание.
Илл (тихо). Один из вас схватит меня, когда я войду в вагон.
Все (торжественно). Никто не схватит! Никто!
Илл. Я это знаю.
Полицейский. Пора. Поезд отходит.
Учитель. Садись же наконец в вагон, приятель!
Илл. Я знаю, один из вас схватит меня! Один из вас схватит меня!
Начальник станции. Отправление!
Начальник станции поднимает флажок, кондуктор вскакивает на ходу в поезд. Илл, окруженный провожающими, стоит, закрыв лицо руками.
Полицейский. Видите? Ваш поезд ушел без вас, Илл.
Все молча медленно расходятся, посреди сцены стоит совершенно подавленный Илл.
Илл (один). Я погиб.
