Евгений Шварц. Опасные сказки: «Голый король» у Игоря Волгина

Ирина Чайковская

«Но с царями плохо вздорить»
(А. С. Пушкин. «Золотой петушок». Доцензурная редакция)

Интеллектуальная «Игра в бисер», в которую вовлечены взрослые остепенненные люди под председательством Игоря Волгина, порою захватывает и заставляет размышлять, порою оставляет равнодушным. Очень многое зависит от книги, которая взята для разбора. Важно и то, кого «почтенный председатель» пригласил на обсуждение. В этот раз вроде бы все совпало.

Обсуждалась блистательная пьеса-сказка Евгения Шварца «Голый король», и компания для дискуссии собралась неслабая: два театроведа - Елизавета Исаева и Борис Любимов, внучка Шварца Мария Крыжановская, писатель Михаил Веллер...

Все поодиночке говорили хорошо и умно, а общего разговора, как мне показалось, не получилось. Бывает. Но сама задача - рассмотреть с позиций сегодняшнего дня творение Шварца – показалась мне столь увлекательной и даже злободневной, что не нашла в себе сил пройти мимо «Голого короля».

И да развернется дискуссия на страницах (и в комментариях) моего блога – в пандан к той, что так и не случилась у Игоря Волгина!

Итак, первое. Как-то смазано прозвучало, что «Голый король» Евгения Шварца, написанный в 1934 году, не был тогда ни поставлен, ни напечатан. Пьесу, основанную на популярнейшей сказке Андерсена, объединившую в своем сюжете мотивы еще двух его сказок, - «Свинопас» и «Принцесса на горошине», - до зрителя и до читателя не допустили.

«Голый король» был запрещен после первой постановки в театре Акимова. Почему? Пьесы Шварца - испугались. Другого ответа нет. Теперь смотрите. Впервые «Голый король» был поставлен театром «Современник» в 1960-м году. То было время "оттепели", пришедшее после смерти Сталина и 20-го съезда. Время, когда неожиданно ушел страх и пахнуло свободой. Разве это не красноречивое подтверждение моих предположений? Свободная и философичная пьеса Шварца подходила только к воздуху свободы, в сталинской России она была немыслима.

И еще одна дата: 1958-й год. Это год смерти Евгения Шварца – смерти безвременной, ибо умер он в возрасте 62-х лет.

Стало быть, своего «Голого короля» драматург на сцене не увидел, не пожал лавров, не познал триумфа... Не увидел он на сцене и «Дракона», и «Тень».

Самые «шварцевские» пьесы, писаные для взрослой аудитории в расчете не только на сочувствие, но и на сопонимание. Они тоже были страшны для «главных идеологов».

«Шварц – сказочник. Он родился сказочником», - сказала Елизавета Исаева.

Не буду спорить с этим тезисом, но добавлю к нему всего одно слово «сказочник-философ». Ибо сказка простодушна. А у Шварца за простодушной сказочной формой скрываются ирония, насмешка, в общем какой-то второй смысл. Шварцевские пьесы держатся на подтексте.

Может быть, потому, когда их собираются играть «для детей», лишая глубины и огрубляя до плоскости сюжета, они становятся скучными и бесцветными, как та «Золушка», которую девочкой я видела на «утреннем спектакле» в театре Вахтангова. Совершенно не запомнившееся зрелище. То ли дело фильм с гениальными Яниной Жеймо, Эрастом Гариным и Фаиной Раневской! Помню, что в театре мне казалось, что актеры произносят совсем другой текст, лишь слегка совпадающий с текстом фильма.

И еще одно воспоминание. Поздний зимний вечер 1960-го. Мы с сестрой не спим – ждем родителей из театра. Живем мы далеко от центра, чтобы добраться от «Современника» до нашей окраины, нужно часа два, не меньше. И вот они приходят – радостные, возбужденные. Спектакль – это был «Голый король» - их потряс. Как играли актеры! А какой был зал!

Сейчас, когда я смотрю крохотный фрагмент «Голого короля» с действительно великолепными Евстигнеевым (Король) и Квашой (Первый министр), мне не хватает зала. Того заряженного энергетикой спектакля и энергией времени зала, который так меня поражает в фильмах Марлена Хуциева и в документальных кадрах эпохи «оттепели».

На обсуждении у Волгина о спектакле «Современника» говорилось много. Борис Любимов тонко заметил, что у Шварца нет «свинцовых мерзостей», он не сатирик, не Салтыков-Щедрин, потому между его «положительными» и «отрицательными» персонажами нет четкой границы.

И снова хочется добавить. Для меня то, как Шварц изобразил мир «внутри королевского дворца», - это едкая сатира. Ибо мир этот прямо противоположен человеческим понятиям о добре, простоте и правде. Милитаризованные девицы под командованием «мамаши» - Первой фрейлины в чине генерала, шут, развлекающий короля шутками в духе американского «кремового торта в морду», первый министр...

О первом министре скажу особо. Шварц вывел поразительный типаж льстеца, скрывающегося за маской правдолюбца, режущего правду-матку в глаза и того же требующего от других.

Его преамбула: «Позвольте мне сказать прямо, грубо, по-стариковски» - должна, по нашим ожиданиям, предшествовать критике. Ан нет, хитрец-«правдолюб» заканчивает в лицемерном экстазе: «Вы великий человек, государь».

Совсем недавно случилось мне наткнуться на нечто подобное в переписке Вл. Набокова и его американского издателя. Явление, стало быть, распространенное, но впервые столь выпукло выведенное в драматической сказке Шварца.

Сказке, которая сродни «сказкам-притчам» Бертольда Брехта «Добрый человек из Сезуана» и «Кавказский меловой круг». Брехт ведь тоже создавал «сказки для взрослых», содержащие философский и политический подтекст.

Мне скажут: какая у Шварца политика? Он воспитатель нравственности.

А я отвечу: все друзья Шварца – обэриуты Введенский, Хармс, Олейников, Николай Заболоцкий – погибли или пострадали в годы сталинских репрессий. Погибли или пострадали исключительно из-за своего непохожего на «привычный» творческого языка, из-за той свободы, которую излучало их творчество. Шварц не был ни слеп, ни бесчувствен. Формально его «Голый король» был направлен против фашизма, против ревнителей чистоты крови, тех, кто предпочитает называть Адама не евреем, а «караимом».

Но «советские идеологи» не зря запрещали шварцевские пьесы. Они кожей ощущали их «чуждость». Пройдет еще несколько лет – и уже в советской стране слово «еврей» заменят на «космополит» и займутся этническими чистками...

Кстати говоря, Евгений Львович Шварц происходил из семьи крещеного еврея и русской православной матери, сам был в детстве крещен. Но тема, как видно, его волновала...

Юмор Шварца! Разве только с его лирикой может он сравниться. Ведь какие на удивление лиричные сцены у влюбленной принцессы и свинопаса Генриха. Вот Принцесса, как положено влюбленной, спрашивает: «Ты любил других девушек до меня»? А Генрих ей: «Я их всех ненавидел!» Согласитесь, в одной этой реплике чудесным образом соединились – и лирика, и юмор.

А как уморителен язык камердинера и гувернантки принцессы, пародирующий речь гувернеров-иностранцев. Они разговаривают на понятном им одним «волапюке»: «Выньте свои руки карманов из!... «Квинтер, баба, жес».

Напоследок снова вернусь к Первому министру. В конце пьесы он кричит своему «повелителю»: «Ты голый, старый дурак! Понимаешь? Голый, голый, голый».

Разоблаченный во всех смыслах король ему уже не страшен – и пройдошистый лицемер сбрасывает с себя маску восхищения и обожания.

И опять картина вполне знакомая по поведению тех, кто находился «при властителях» - от египетских фараонов, до советских генеральных секретарей.

А дальше – так прямо революция. Генерал говорит о своей «разложившейся» армии, неспособной защищать короля: «Книг нет, листовок нет, агитаторов нет, дисциплина роскошная, а они у меня с каждым днем все больше разлагаются».

Снова не в бровь, а в глаз тем «верхним», кто считает, что «завинчивая гайки», можно спастись от народного гнева и от расплаты.

За столом у Волгина решили, что пьеса «Голый король» кончается «хэппи эндом» - король сброшен, свинопас и его друзья - в победителях.

Но если заглянуть по ту сторону «сказочной концовки», то увидишь правителя–свинопаса, с легкостью режущего своих подопечных, носящих персональные клички Графиня, Баронесса, Герцогиня... Сумеет ли такой обходиться с людьми? Справится ли?

Вопросы, как видим, остаются.