Приметы сталинской эпохи в сказочной пьесе Евгения Шварца «Тень»

Ирина Захариева

Драматург-классик русской литературы советского периода Евгений Шварц (1896-1958) отличался особым профессиональным чутьем: он "чувствовал сказочность реальности, и это чувство не покидало его на протяжении всей жизни" ("Евгений Шварц") (Чуковский 1989: 271).

В детские годы в Екатеринодаре он попал в театр на спектакль "Гамлет".Там, в театре - во время постановки шекспировской пьесы, - у него появилось безотчетное ощущение желанного пространства (по аналогии с переживанием маленького по возрасту персонажа в рассказе Леонида Андреева "Петька на даче"). Писатель поделился своим переживанием: "И после спектакля я вежливо попрощался со всеми: со стульями, со стенами, с публикой. Потом подошел к афише, имени которой не знал, и сказал: "Прощай, писаная" (Шварц 1990: 44).

Подсознательные, но неотступные поиски главного дела в жизни начались с подыскания подходящей литературной среды. После переезда в Ленинград с юга России, в первой половине двадцатых годов, он сблизился с молодыми прозаиками из объединения "Серапионовы братья" (название подсказано сборником новелл Эрнста Теодора Амадея Гофмана) и с поэтами-обэриутами; подружился с М. Зощенко, Д. Хармсом, Н. Заболоцким.

Выбор творческой профессии вызревал из размышлений, одно из которых мы приводим: "...подобие правильности стал приобретать мир, окружающий меня, едва я попал в категорию искусства" (Шварц 1990: 483). Он постиг, что языком искусства может помогать укреплению добра в жизни.

Вскоре наступили страшные тридцатые годы - время массовых репрессий, ночных арестов, исчезновения граждан. Долголетний друг Щварца Николай Чуковский свидетельствовал: "Ветер трагических тридцатых годов уже врывался в души, леденя их отчаянием...". В этот период и появился в русской литературе драматург-сказочник Евгений Шварц. Он избрал подвластный его творческой энергии жанр, который "дал бы ему возможность свободно выражать свои мысли, свое понимание мира" (Чуковский 1989: 266, 277).

В дневниковой записи (от 17 апреля 1942 года) писатель объяснял причину обращения к жанру волшебной сказки сознанием необходимости согласовать свою профессиональную деятельность с условиями времени: "Правдоподобием не связан, а правды больше" (Шварц 1990: 6).

В 1937 году он обратился к сказке "Красная шапочка", общеизвестный сюжет которой говорил сам за себя. К концу тридцатых годов была создана фантастическая по форме и мистическая по духу пьеса-сказка "Тень" (1940). Реальный смысл этого произведения проясняется для нас, достаточно осведомленных потомков, - и особенно для тех, кому довелось лично пережить "сказку".

Шварц признавался, что еще в детстве был склонен к "мистическим переживаниям" и доверялся воображению. В числе своих самых любимых писателей он называл Ганса Христиана Андерсена. С именем знаменитого сказочника из Дании связана и его пьеса "Тень", обладающая развитой литературной генеалогией.

История сюжета сказки Шварца начинается в 1814 году, когда немецкий писатель, француз по происхождению, Адальберт фон Шамиссо (1781-1838) выпустил в свет повесть с интригующим заглавием: "Необычайная история Петера Шлемиля" (русский перевод появился в 1841 году). В произведении использованы мотивы германских народных сказаний и легенд о Фаусте. Повествуется о человеке, потерявшем свою тень. В мистическом событии автор усматривает выражение опасности для современного человека потерять собственную индивидуальность в обывательской среде. Шамиссо не ответил на вопрос о важности сохранения собственного лица под натиском среды, и потому финал фантастического сюжета отсутствовал...

В середине ХІХ века к событийному сюжету, связанному с личностью Петера Шлемиля, обратился Ганс Христиан Андерсен (1805-1875). Сюжет был преобразован в волшебную сказку.

В сказке Андерсена "Тень" (1847) появляется герой - Ученый, вступивший в конфликтные отношению со своей тенью. Условия времени благоприятствуют развязному поведению тени. Она отделилась от Ученого и пытается занять его место. Зловредный замысел тени увенчался успехом. Ученый погибает в тюрьме, а тень оказывается победителем в поединке за благоволение Принцессы.

Евгений Шварц предваряет свою пьесу двумя эпиграфами из Андерсена. В обоих привлеченных фрагментах Андерсен упоминает, что пересоздал "чужой сюжет". Заявив таким образом о преемственности с сюжетом Шамиссо-Андерсена, Шварц предлагает оригинальное художественно-драматургическое решение данной темы.

Имена действующих лиц в пьесе Шварца "Тень" и описанная в ремарке обстановка заставляет предположить, что по внешним признакам действие происходит в Италии - "южной стране". Параллель, по всей видимости, не случайна, поскольку в тридцатых годах Италия находилась под властью фашистского диктатора Муссолини - идеологического родственника Сталина.

Первый акт драматургической сказки знакомит зрителей с образом жизни в "южной стране". Иностранец прибыл дял изучения истории страны, о которой известно, что в ней достигнуто реальное осуществление сказки: в этой стране "сказки - правда" (Шварц 1982: 182)¹. Сразу же возникает аллюзия со строкой советской массовой песни тридцатых годов: "Мы родились, чтоб сказку сделать былью".

Приезжий поселился в гостинице в той самой комнате, где до него останавливался его друг Ганс-Христиан Андерсен. Приезжего зовут Христиан-Теодор (в имени героя соединены составляющие имен двух особо значимых для Шварца писателей-фантастов - Андерсена и Эрнста Теодора Амадея Гофмана).

Семнадцатилетняя дочь хозяина гостиницы по имени Аннунциата выступает сценическим проводником героя. Девушка сообщает ученому, что он оказался в "совсем особенной стране" (с. 181), и рассказывает о том, что у них страшные сказки стали былью: "Спящая красавица умерла, а "Людоед до сих пор жив и работает в городском ломбарде оценщиком" (с. 181).

Вениамин Каверин (бывший ленинградский "серапион") в мемуаре "Ланцелот" так пояснял проецированную из литературы деталь: Шварц заставил отталкивающих персонажей - Пьетро, хозяина гостиницы, бегающего с пистолетом в руке, и продажного журналиста по прозвищу Цезарь Борджиа (воплощение исторического интригана) - служить оценщиками в городском ломбарде, ибо "в традициях классической литературы (Диккенс, Достоевский) ломбард - это место, где из человека тянут жилы, обманывают, бессовестно наживаясь"; они из "лагеря людоедов" (Каверин 1980: 501-502). На вопрос ученого, сколько оценщиков подвизаются в городском ломбарде, Аннунциата отвечает, что их множество, и все они - "бывшие людоеды" (с. 189).

В желании уберечь приезжего от "сказки с печальным концом" девушка советует иностранцу "не разговаривать с незнакомыми людьми", объясняя, что в их стране "хороший человек" более всего подвержен опасности уничтожения. Отличительная черта Ученого - "хороший человек" - в первом действии отмечена трижды (с. 182, 190, 198). Аннунциата предупреждает своего нового друга, что действия, даже немерения людей подлежат у них строжайшему контролю посредством тайных подслушиваний в самых неожиданных местах, "как будто у домов стеклянные стены" (с. 182).

Когда Ученый заводит речь о Гансе Христиане Андерсене, выясняется, что создатель волшебных сказок подразумевал "чистую правду"; так осуществляется линия связи между Андерсеном и его последователем Евгением Шварцем.

В открытую балконную дверь гостиничной комнаты с улицы доносятся голоса, способные вызвать беспокойство у иностранца: "- А вот ножи для убийц!" "Кому ножи для убийц?!"; " - Яды, яды, свежие яды! (с. 185). Основная тема реплик действующих лиц на улице и в энтерьерах жилищ - "убью", "съем", "уничтожу".

Завязка конфликта в драматической сказке связана с упоминанием в первом действии о завещании последнего здешнего короля Людовика Девятого Мечтательного (с. 188). Король умер пять лет тому назад. Завещание строжайше засекречено государством, но о нем знают все жители от мала до велика. Возникает аллюзия с завещанием Ленина - надавно умершего пролетарского вождя, которого английский писатель-фантаст Герберт Уэллс, посетивший Москву, назвал "кремлевским мечтателем". Упоминание о завещании Людовика Мечтательного заставляет вспомнить факт заключения писателя Варлама Шаламова под стражу за распространение завещания Ленина в стране сбывшейся сказки.

Аннунциата, любимая автором героиня сказки "Тень", опасается, что завещание будет иметь печальные последствия для страны: "Я очень боюсь, что завещание - это начало новой сказки, которая кончится печально" (с. 190).

Коннотация с "Завещанием" Ленина усиливается по ходу выяснения содержания дворцового документа. Незадолго до смерти положение и физическое состояние короля изменилось. Потрясений поведением своих министров, "король стал цепенеть", "у него отнялись ноги". Он жил, как муха, попавшая в паутину интриг. Его возили в кресле по дворцу, а он все молчал и думал, думал, думал" (с. 191). Это буквально повторяет состояние парализованного Ленина перед смертью, когда он прозрел коварство Сталина.

В "Завещании" король предписывает дочери выбрать себе не Принца, а "умного мужа": "Пусть это будет незнатный человек. ... Вдруг он сумеет управлять и хорошо управлять?" (с. 192). Обитатели страны подозревают, что король решил покончить с существованием королевства. А послушная дочь после его смерти живет инкогнито, чтобы воспользоваться свободой в выборе супруга.

Следует сцена знакомства Ученого со светловолосой девушкой в темном скромном наряде - она вышла на балкон дома напротив. Между молодыми людьми намечается взаимопритяжение с первого взгляда. Признание приезжего звучит так: "Спасибо вам за все: за то, что вы выбрали себе этот дом, за то, что родились и живете тогда же, когда живу я" (с. 193). Намечается мотив предопределенности встречи двух молодых людей, устремившихся друг к другу.

Кульминацией первого действия служит момент отделения от Ученого его тени. Тень скрывается в доме напротив, в покоях у девушки. Оставшийся без тени приезжий заболевает и превращается в легкую добычу для людоедов Пьетро и Цезаря Борджиа. Оба намереваются съесть его при первой же возможности. Журналист делится с другом Пьетро своим наблюдением: "Человека легче всего съесть, когда он болен... ведь тогда он сам не знает, кто его съел, и с ним можно сохранить прекраснейшие отношения" (с. 198).

Аннунциата, влюбившаяся в Ученого, предвидит тяжелые испытания для неосведомленного иностранца: "Нет, не простят ему, что он такой хороший человек! Что-то будет, что-то будет!" (с. 198).

Второе действие начинается с совещания первого министра государства с министром финансов. Совещание проводится в парке в связи с тем, что "во дворце есть стены", а "у стен есть уши" (с. 199). Министры заседают на площадке "с подстриженными деревьями" ("подстиженные деревья" были неотменной принадлежностью резиденций подозительного Сталина).

Коварство во взаимоотношениях министров вызывает их подозрительность друг к другу. Министр финансов после покушения на него не может сделать ни шагу без помощи лакеев. Из боязни подслушивания министры кодируют свой разговор, используя недоговоренные слова: "Дела?" - "Очень пло." - "Почему?" - "Конкуре". Разговаривая способом заблуждения противников, министры имитируют игру в шахматы.

Объединение двух властвующих конкурентов происходит на основе ненависти к общему врагу. Врагом объявлен приежий Ученый - "простой, наивный человек" (с. 201). В борьбе за руку Принцессы он - самый опасный конкурент, поскольку его невозможно подкупить или же склонить к подлости. Намерение пришельца жениться на Принцессе и отказаться от престола воспринимается министрами как угроза ломки существующего порядка вещей.

Царедворцы исполнены решимости использовать единственно уязвимую сторону Ученого - его тень. Отделившаяся от хозяина тень, назвавшаяся Теодором-Хансом (инверсия имени Ученого) стремительно проходит стадии карьерного роста и уже назначена во дворце Помощником Мажордома, командующего лакеями. Тени поручают "дело № 8989" - "дело о замужестве принцессы" (с. 215). Главная цель - убрать основного претендента. Помощник старшего лакея готов участвовать в уничтжении хозяина под видом его давнего друга.

Тень, принявшая обличие Помощника Мажордома, склоняет ученого к совершению подлости приемами убеждения. Хозяин введен в заблуждение, и тень получает его письменный отказ от принцессы. Обманным путем тень женится на принцессе и утешает придворных, говоря им о своем отказе от перемен: "Как было, так и будет. Никаких планов. Никаких мечтаний. Вот вам последние выводы моей науки" (с. 222).

Между тем обманутому хозяину тени не остается ничего другого как обратиться за помощью к медицине. Ученому, потерявшему тень, доктор дает советы, единственно возможные в его положении: "Вздохните с облегчением", "Посмотрите на все сквозь пальцы" и "Пожмите плечами" (с. 206). Медицинские предписания доктора обезличенному человеку метафоричны, а в обстановке создания сказки метафора обретала реальный смысл: "Радуйтесь, что живой"; "Смотрите с возможной легкостью на происходящее" и "Признайтесь, что от вас ничего не зависит". В докторских советах Шварц с блеском продемонстрировал язык метафор, связанный с языком жестов.

Предписания медицины во втором действии связаны с затрудненным положением, в котором может оказаться внутренне честный человек под давлением обстоятельств. Оставшийся без тени ученый поддается самообману и на какое-то время попадает в зависимость от властвующих сил.

В третьем действии перед дворцом появляется народ. В ремарке указано: "Толпа оживленная и шумная." Те, кто по службе следит за поведением толпы в пространстве пьесы, вынужден, признать: "...народ живет сам по себе!" (с. 226). Слуги трона осуждают народную дерзость: "Тут государь празднует коронование, а тем врменем жена портного задумала рожать. Это непорядок!" (с. 226).

Перед новоявленной королевской четой готов предстать Ученый для борьбы за свое человеческое достоинство.

Аннунциата и Юлия комментируют происходящее и предвидят, что поединок будет неравным ("Христиан-Теодор очутился в полном одиночестве" - с. 230). Царедворцы вызывают палача, чтобы отрубить голову Ученому. Но в момент, когда за сценой совершается казнь, падает голова у тени, восседающей на троне. Мнимый король требует немедленного воскрешения Ученого с помощью живой воды, и после того, как ему удалось вернуть себе голову, предлагает ожившему хозяину место "первого министра" при дворе (с. 242).

Но Ученый остается верен своим принципам независимого жизненного поведения и предсказывает неминуемый крах призрачному королевству теней. О своем работодателе Ученый отзывается с пренебрежением: "Он на вершине власти, но он пуст". И красавицу-принцессу ничего хорошего не ждет. В противоположность тому, что случилось в сказке "Царевна-лягушка", в разыгрываемой сказке от поцелуев тени принцесса превратится в безобразную, злую лягушку" (с. 235). А насчет положения во властвуюих верхах герой сказки предупредил: "Тень захватила престол!" (с. 234).

Оставаясь олицетворением "живой жизни", Ученый протягивает руку своему единственному преданному другу - Аннунциате.

Действие в сказке захватывает короткий срок (несколько недель) и построено на событийности, на приемах трансформации и на двупластовых репликах действующих лиц. Все совершается вразрез с намерениями агрессивных персонажей - по внутреннему зову Справедливости.

Двое прекрасных героев покидают королевство теней, а сказка - порождение страшного времени - посылает всем, кто к ней причастен, надежду на лучшие дни.

Со сказкой Андерсена "Тень" у Шварца сохраняется преемственность в том смысле, что в обоих случаях тень признает свое подчиненное положение по отношению к человеку - носителю разума.

Сказочные пьесы Евгения Шварца с трудом пробивались на сцены театров при жизни драматурга. Тем более показателен успех пьесы "Тень" при ее постановке в Берлине в апреле 1947 года в Камерном театре - филиале Театра имени Рейнгардта. Постановку осуществил режиссер Густав Грюнгенс. После представления А. Дымшиц сообщал в письме автору: "Тень" прошла в Берлине с успехом поистине великолепным..." (Шварц 1990: 699). В газетах говорилось "об успехе самом большом за много лет". Актеров вызывали к рампе 44 раза" (Шварц 1990: 29).

Вне всякого сомнения - и актеры, и режиссер, и зрители были причастны к смыслвому подтексту пьeсы Шварца и благодарны драматургу. В это же самое время в Москве, в Ленинграде, в российской провинции граждане страны, победившей фашистскую Германию, объяснялись между собой цитатами из трофейных американских кинофильмов и воспроизводили мотив фильмовой песенки с вдохновляющей строчкой: "Every cloud must have a silver lining..." ("Есть у тучки светлая изнанка...") (Аксенов 2010: 22). Надежда на победу светлой стороны жизни объедняла недавних победителей и побежденных.