Душа хранит... Николай Рубцов: малоизвестные страницы биографии

Н.С. Павлова

2015.01.034. Полётова М.А. Душа хранит... Николай Рубцов: малоизвестные страницы биографии. – М.: Молодая гвардия, 2009. – 285 с.^[1]

Ключевые слова: биография; поэзия; Россия.

Книга создана и прокомментирована основательницей московского музея Н. Рубцова (1936–1971), подвижницей в собирании и изучении архивных материалов, воспоминаний современников. М.А. Полётова, по словам поэта и прозаика Г.П. Калюжного, «чувствует и понимает поэта на сокровенном уровне», она раскрывает «малоизвестные картины условий жизни и творчества Н.М. Рубцова… и защищает мощного и в то же время хрупкого поэта от чудовищных обвинений, предоставляя документальные свидетельства людей, сохранивших добрую память о великом поэте» (с. 279).

Анализируя многочисленные интервью, М.А. Полётова воссоздает события военного и послевоенного детства Рубцова. В 1942 г. он поступил в Красковский детский дом, в 1943 был переведен в детский дом села Никольского Вологодской области; переезд был трудным: «Телеграмма в Никольское с просьбой выслать лошадь для встречи детей у переправы по какой-то причине не дошла. И в холодную октябрьскую ночь, под проливным дождем детисемилетки – а до Никольского двадцать пять километров – шли пешком» (с. 14).

В экзаменационном сочинении Рубцова за седьмой класс уже проявился его литературный талант. Листочки этого сочинения, хранящиеся сейчас в его московском музее, удивляют красивым почерком, отсутствием грамматических ошибок, а главное, содержанием. Его учительница литературы М.И. Лагунова в Кировском горно-химическом техникуме, куда будущий поэт поступил в 1953 г., вспоминает: «Первое яркое впечатление о Рубцове я получила, прочитав его домашнее сочинение на тему “Мой родной край”, которое писали все первокурсники. Рубцов сдал толстую тетрадку (двадцать четыре листа). Сочинение было замечательное! Казалось, что он писал с радостью, с удовольствием, как будто ждал этой темы, чтобы рассказать нам о своем родном крае. И все не случайно: родная земля стала темой его творчества, всей жизни» (с. 48–49). В знак уважения к М.И. Лагуновой в 1962 г. Рубцов посвятил ей свою первую самиздатовскую книжечку «Волны и скалы».

По воспоминаниям друга Рубцова журналиста Н.Н. Шантаренкова, поэт, уезжая из Кировска, оставил ему прощальные стихи в бернсовском стиле, написав их «на восьми страницах сразу же… экспромтом» (с. 59).

Летом 1954 г. Рубцов предпринял путешествие в Ташкент. Об этом этапе его жизни в газете «Русский Север» рассказал узбекский прозаик и поэт Саяр (Сайярпулат Файзуллаев)^[2]. Стихи Рубцова, написанные в тот период, издательство русской газеты в Ташкенте одобрило, но не приняло в печать: «Стихи хорошие… Но, понимаете, в них много грусти, пессимизма. А нам нужны произведения о комсомоле, о строителях Голодной степи, о хлопкоробах» (с. 73). Стихи, действительно, не отличались оптимизмом:

Да, умру я!
И что ж такого?
Хоть сейчас из нагана
в лоб!
Может быть,
гробовщик толковый
смастерит мне
хороший гроб…
А на что мне
хороший гроб-то?
Зарывайте меня хоть
как!
Жалкий след мой
будет затоптан
башмаками других
бродяг.
И останется все,
как было –
на Земле,
не для всех родной…
Будет так же
светить Светило
на заплеванный шар
земной!..
(цит. по: с. 75)

О тяжелой службе Рубцова с 1955 по 1959 г. в Североморске на эсминце «Остром» М.А. Полётова узнает из записок-воспоминаний поэта и журналиста Г.П. Фокина, из беседы с главным редактором петрозаводского журнала «Север» С.А. Панкратовым и с адмиралом флота, почетным академиком Академии военных наук И.М. Капитанцем.

Не были для Рубцова легкими и следующие три года (1959– 1962), когда он работал на Путиловском заводе, сдавал экзамены в Московский литературный институт им. А.М. Горького, читал стихи в Доме литераторов. В эти годы написаны: «Видения в долине», «Я забыл, как лошадь запрягают», «Утро утраты», «Левитан», «Старый конь», «Разлад», «Поэт», «Фиалки», «Сергей Есенин», «Я весь в мазуте», «Соловьи», «Репортаж», «Расплата», «Долина детства» и др. Проводя экскурсию в музее, биограф обычно цитирует следующие строки:

Брал человек
Холодный, мертвый камень,
По искре высекал
Из камня пламень.
Твоя судьба
Не менее сурова –
Вот так же высекать
Огонь из слова!

Но труд ума,
Бессонницей больного,
Всего лишь дань
За радость неземную:
В своей руке
Сверкающее слово
Вдруг ощутить
Как молнию ручную!
(цит. по: с. 96–97)

В 1962 г. Рубцов вновь (после детского дома) встретился со своей будущей женой Г.М. Меньшиковой. В 1963 г. у них родилась дочь Елена. Появились стихи: «Чудный месяц», «Зимняя песня», «В горнице», «Я буду скакать по холмам…» (отклик на стихотворение И. Бродского «Ты поскачешь во мраке», 1962), «Тихая моя родина», «А между прочим, осень на дворе», «Прощальная песня», «Русский огонек». В них отразились величие души поэта, «возвышенно-молитвенное отношение к миру»; стихи наполнены «бесконечной влюбленностью в родную землю, душевной чистотой, особым, по-рубцовски пронзительным, ощущением вечности» (с. 104).

Весной 1964 г. поэт отнес рукопись книги «Звезда полей» в издательство «Советский писатель». Летом в Никольском написал около 40 стихотворений, что не помешало председателю местного сельсовета обвинить его в тунеядстве. По иронии судьбы один из самых удачных портретов поэта был снят с доски «Бой тунеядцам» именно в Никольском. Этот снимок – среди самых ценных экспонатов музея Рубцова; его копия хранится в семье дочери поэта. Многие издания стихов выходят именно с этой фотографией: «С портрета спокойно, с легкой, доброй усмешкой смотрит на нас поэт. В темном свитере, руки скрещены на груди» (с. 113).

Многие, знавшие Рубцова в Вологде и в Литинституте, отмечали, что во время шумной беседы он часто уходил в себя, задумывался, слагая новые стихи. Писатель С.П. Багров, которому однажды пришлось попасть с Рубцовым в редакцию вологодской газеты, где их попросили почитать стихи, вспоминал: «Рубцов начал читать, загораясь после каждого прочитанного стихотворения.

С моста идет дорога в гору,
А на горе – какая грусть! –
Лежат развалины собора,
Как будто спит былая Русь…

– Не дочитав двух последних четверостиший, вдруг остановился, “ушел в себя”. Зрители думали “потерял строку”. Молчит секунду, две. Минуту. Заместитель редактора Королёв привстал, заволновался, а Рубцов, вдруг улыбнувшись, дочитал все стихотворение до конца.

– Какие будут вопросы? – спросил Николай Рубцов.

Один молодой человек, осмелев, вдруг спросил:

– А почему Вы так долго молчали?

– В эту минуту я писал другое стихотворение, – произнес Рубцов.

– А чем писали?

– Головой, – ответил Николай Михайлович.

– А не могли бы Вы нам его прочитать, – попросил молодой человек.

– Могу, – сказал Рубцов и прочитал:

Я уеду из этой деревни…
Будет льдом покрываться река,
Будут ночью поскрипывать двери,
Будет грязь на дворе глубока» (с. 137).

М.А. Полётова комментирует эту ситуацию: «Думаю, что, когда начал он читать “С моста идет дорога в гору…”, он внутренне увидел свою Николу с разрушенным храмом и серую, тяжелую жизнь в ней, и в голове стали рождаться строки нового стихотворения» (с. 138).

В письме к поэту В.Ф. Бокову от 15 июля 1964 г. Рубцов так описывал свое любимое Никольское: «…Село это совсем небольшое, как деревня, и расположено в очень живописной местности: дорога из леса неожиданно выходит к реке. А там, за рекой, плавно изогнувшись, поднимается в пологую гору, на горе разрушенная церковь (мне ужасно жаль ее), возле церкви старые березы, под березами какой-то одинокий крест, а вправо от этой великолепно-печальной развалины по бугристому зеленому холму и расположено Никольское (здесь его называют коротко Николой)» (цит. по: с. 124).

Доктор гуманитарных наук, профессор гармонии Пражского университета Лада Одинцова (сокурсница поэта по Литинституту) в своих мемуарах пишет: «Великоросс Николай Рубцов… является классическим образцом этнического русича. Я знала его три года и могу свидетельствовать, что этот лучший представитель коренного населения России питал жертвенную любовь к людям, был сердоболен, восторженно и самоотверженно любил родину, отличался добротой, поражавшей до слез при его бессребреничестве и аскетическом нестяжательстве. Николай Рубцов был предельно честен, что подразумевается само собой. Я никогда за три года не слышала от него ни лжи, ни фальшивого слова, ни ругательства. Я знала его до момента гибели несколько лет» (с. 144). По мнению Одинцовой, сиротство и бездомность являлись фундаментом его личности.

Рубцов любил внезапность знакомств и расставаний: «Он возникал в местах, где его не ждали, и срывался с мест, где его берегли. Вот эта противоречивость скитальческой души и носила его, вела по всей Руси. Но такая видимая всем свобода на самом деле являлась не видимой никому зависимостью его от Поэзии» (с. 242), – считает М.А. Полётова.

Творчество Рубцова было высоко оценено многими известными людьми. Например, Н.Н. Шантаренков (однокурсник поэта по Литинституту) рассказал о том, как однажды к В. Высоцкому пришел знакомый и начал читать стихи:

Поезд мчался с грохотом и воем,
Поезд мчался с лязганьем и свистом,
И ему навстречу желтым роем
Понеслись огни в просторе мглистом.
Поезд мчался с полным напряженьем
Мощных сил, уму непостижимых,
Перед самым, может быть, крушеньем,
Посреди миров несокрушимых.
Поезд мчался с прежним напряженьем
Где-то в самых дебрях мирозданья,
Перед самым, может быть, крушеньем,
Посреди явлений без названья…
(цит. по: 60)

Высоцкий воскликнул: «Гений! Гений! Кто написал?! Кто?!» – «Рубцов» (с. 61). Однако знакомство поэтов не состоялось.

Ф.Ф. Кузнецов описал встречу Рубцова с режиссером Андреем Тарковским: «На пороге появился новый гость, скромно одетый, тихий, настороженный… Это был Николай Рубцов… Феликс Феодосьевич с тревогой наблюдал, как два самых “опасных гостя”, искоса, каждый на свой лад, прищурясь, поглядывают друг на друга. Это были Рубцов и Тарковский – непредсказуемые в поведении с незнакомыми людьми. Хозяину с трудом удалось уговорить Рубцова прочитать свои стихи. Наконец, тот встал и с глубоким внутренним чувством прочитал “Русский огонек”. Когда закончил, наступила тишина. Все молчали. Смотрели друг на друга. Потом разом заговорили. Взволнованный Андрей Тарковский вскочил, бросился к Рубцову, стал его обнимать, что-то говорить. Для них двоих больше никого не существовало. Они были центром внимания всей компании. Понимали друг друга с полуслова, были оживлены и все говорили, говорили, говорили…» (с. 201–202).

В конце 1960-х годов вышли книги Рубцова: «Звезда полей» (М., 1967), «Душа хранит» (Архангельск, 1969)^[3], «Сосен шум» (М., 1970). Тогда же, в 1970 г., он доработал поэму «Разбойник Ляля», готовил к печати сборник «Зеленые цветы», писал стихи, среди которых «Я умру в крещенские морозы…» 19 января 1971 г. поэт погиб.

«Казалось, жизнь делала все, чтобы человек утратил чистоту души, ожесточился на окружающий мир, потерял веру в доброту и совестливость. Горя, невзгод, незаслуженных обил, что довелось ему сполна испытать в жизни и в литературе за свои тридцать пять лет земного бытия, хватило бы с лихвой на десятерых. А он – выдюжил. Потому что был истинным поэтом и порядочным человеком, был личностью» (с. 264). Эти слова литературоведа Ю.Л. Прокушева биограф помещает в заключительном разделе книги, где публикуются высказывания о поэте других исследователей, писателей, краеведов, а также подборка стихотворений Рубцова.

Завершают книгу «Основные даты жизни и творчества Н.М. Рубцова», а также заметка «Вместо послесловия», написанная заведующей московским музеем поэта О.И. Анашкиной о научной и популяризаторской деятельности М.А. Полётовой.

Культурно-историческое наследие Н. Рубцова продолжает интересовать исследователей^[4].

К.А. Жулькова

[1] См. также: Полётова М.А. «…Пусть душа останется чиста…» Н. Рубцов: Малоизвестные факты биографии. – М., 2008. – 416 с.

[2] См.: Красильников Н. «Жизнь меня по Серверу носила и по рынкам знойного Чор-су!» // Русский Север. – Вологда, 2007. – 23 мая.

[3] Предложенный художником В. Ивановым первоначальный вариант обложки архангельского сборника (с силуэтами церквей) не прошел.

[4] См., например: Иванова Е.В. О современном изучении творчества Н. Рубцова // Литература ХХ–ХХI вв. в научном и критическом восприятии: Итоги и перспективы изучения: Материалы XVIII Шешуковских чтений / Под ред. Трубиной Л.А. – М.: МПГУ; Прометей, 2013. – С. 226–228.

[5] Skidelsky W. The 10 best historical novels // The observer. – L., 2012. – 13 May.