Основные образы романа Петрония «Сатирикон»
Н. М. Сантросян
В истории литератур многих стран поворот к реализму обычно характеризовался обращением к «низменным» темам, к отрицательным явлениям, отказом от идеализации жизни и героизации людей. Так было, в частности, в испанской, французской, английской литературах, где реалистическая проза вырастала из плутовского романа 16-18 вв. Однако древнейший прецедент мы находим в античной литературе, это — «Сатирикон» Петрония.
Личность автора «Сатирикона» не установлена с полной достоверностью, но большинство исследователей приписывают это произведение римскому патрицию Г. Петронию, который жил в середине 1 в. н. э. в царствование Нерона. В «Анналах» Тацита дается красочный портрет этого великосветского аристократа. По словам историка, блестящее остроумие, художественная фантазия и изысканные манеры Петрония были оценены самим государем. Петроний считался законодателем мод и вкусов и даже заслужил лестное прозвище «арбитра изящества». Впоследствии, однако, он впал в немилость и, кончил жизнь самоубийством, предупредив расправу мстительного императора Нерона.
Э. Тома назвал изображенную Петронием действительность «изнанкой римского общества».
Главными сюжетными мотивами «Сатирикона» являются эротические чувства героев, их забота о насущном хлебе, и фабула произведения почти вся состоит из описания любовных и жульнических похождений. Основные герои романа принадлежат к двум группам: первую составляют деклассированные, опустившиеся на дно общества интеллигенты; ко второй относятся вольноотпущенники. Эти две социальные группы наиболее ярко представлены в образах Энколпия и Тримальхиона. Самое примечательное в образе Энколпия — это поразительное сочетание изощренной умственной культуры со столь же изощренной порочностью. На протяжении всего романа этот герой предстает перед читателем то как развратник и бесчестный авантюрист, то как интеллигент и эстет. Двойственность этого образа распознается уже в начале книги, которая открывается рассуждениями Энколпия об ораторском искусстве (1-2). По этим ученым речам складывается представление об их авторе, как о человеке серьезном и преданном научным интересам. Но такое впечатление держится недолго. Тема повествования внезапно меняется, Энколпий приступает к своим приключениям, рассказывает о том, как он попадает в лупанар, блудит, бесчинствует, сквернословит, и теперь уже облик ученого мужа целиком заслоняется обликом беспутного повесы. Наметившиеся две черты образа Энколпия в дальнейшем развитии обогащаются новыми подробностями и к концу романа вырисовываются с исчерпывающей полнотой.
Жизнь этого героя проходит в погоне за чувственными наслаждениями. Не располагая, однако, средствами, позволяющими законно пользоваться жизненными благами. Энколпий вынужден прибегать к преступлениям и обману: он совершает кражу и участвует в мошеннических проделках (12-15), помогает Эвмолпу надувать охотников за наследствами (117, 124-140), приглашенный на ужин, похищает яства с пиршественного стола (60) и т. д. Он ведет распутный образ жизни, завязывает множество любовных связей. Его чувства низменны и лишены всякого духовного благородства.
Однако, как уже говорилось, автор наделил Энколпия не только закоренелой порочностью, но также образованностью и художественной натурой. При случае Энколпий может показать отличное знание литературы и понимание искусства. Помимо очень здравых суждений о риторике (1-2), об этом свидетельствуют и его меткие оценки картин живописцев. Но особенно ощутимо интеллигентность и эстетство Энколпия проявляются в его отношении к вольноотпущенникам. Бездомный скиталец, которому богатство Тирмальхиона должно казаться поистине царским, наделен тонким вкусом и чувством меры, которые неотесанный выскочка не сможет купить ни за какие деньги. Безвкусная роскошь, кричащая помпезность устроенного Тримальхином пира, вульгарные манеры этого бывшего раба встречают со стороны Энколпия суровое осуждение. Он с нескрываемым пренебрежением принимает грубые развлечения, придуманные Тримальхионом для увеселения сотрапезников (53). Его раздражает назойливое, фальшивое пение слуг, сопровождающее всю церемонию обслуживания гостей (31). Торжественная подача блюд на стол под аккомпанемент музыки вызывает у него презрительное недоумение (33). Его явно коробит от безграмотного исполнения гомеровского эпоса доморощенными артистами (60). Когда же один из «ученых» рабов беспеременно коверкает стихи Вергилия, Энколпий искренне возмущается этой пошлой профанацией: «Никогда еще более режущий звук не раздирал моих ушей, потому что помимо варварских ошибок и то громкого, то приглушенного крика, он еще примешивал фразы из ателлан; тут впервые сам Вергилий мне показался противным» (68). Интересно, что превосходство Энколпия над «чернью» проявляется не только в его эстетических вкусах, но и в гастрономических. Несмотря на его нынешнее бедственное положение, он весьма привередлив и знает толк в кушаньях. Кулинарные сюрпризы хлебосола Тримальхиона далеко не всегда удовлетворяют его прихотливому вкусу, и то, что для «плебейского» желудка кажется верхом наслаждения, у него вызывает брезгливость и капризную гримасу (60, 65, 69).
Так, отмечая всякое нарушение норм красоты и правил хорошего тона, всякое проявление грубого вкуса, Энколпий, подобно самому, Петронию. тоже выступает в роли своего рода «арбитра изящества».
Ничто в его языке не обличает в нем человека со дна общества, когда, например, он рассказывает о махинациях с украденным плащом (12) или о трюке, к которому он прибегнул во время обыска его комнаты (97). Даже в описании крайне обобщенных эпизодов, свидетелем или участником которых он является (117, 140).
Духовный портрет и образ жизни Энколпия очень типичны для того времени. Быт римлян в эпоху Юлиев Клавдиев характеризуется небывалой нравственной распущенностью, беззастенчивым адюльтером. противоестественными связями; достаточно вспомнить свадьбу императрицы Мессалины с Сплием при ее здравствующем супруге Клавдии, ночные дебоши Нерона, его открытое сожительство с Сабиной Поппеей, женой своего друга, бракосочетание с юношей Снором, отношения с матерью и др. По понятным причинам римские хроники освещали жизнь верхов.
Неудивительно поэтому, что в историях, получивших скандальную известность, фигурируют имена знатных и влиятельных лиц. Между тем порок гнездился не только во дворцах, но и среди черни. Праздность, ставшая привычкой, полное отстранение от политической деятельности, даровые угощения, узаконивавшие паразитическое существование, зрелища, разжигавшие низменные страсти — все это оказывало развращающее влияние на люмпен-пролетариев. Среди тех, кто осел на дне общества, немало и «образованных»; это — опустившиеся интеллигенты, которые или присасываются к богачам или же пускаются на рискованные авантюры. Именно эта категория людей воплощена в образе Энколпия.
Фигура Энколпия вообще очень симптоматична для его эпохи. Пороки Энколпия словно в миниатюре воспроизводят пороки императорского Рима. Его развращенность воплощает нравы города, который ранние христиане назвали Вавилоном; тунеядец-Энколпий — подлинное дитя Рима, города-потребителя, города, который высасывал жизненные соки всей империи; трусливый, нерешительный Энколпий, отступающий перед сильнейшим, теряющейся при малейшей опасности, как бы символизирует римское общество, которое, не сумев отстоять свободу, позорно сдалось на милость узурпаторов, общество, которой потеряло вкус к ратным подвигам и перепоручило войну платным наёмникам. Конечно, все эти аналогии вовсе не означают, что образ Энколпия имеет аллегорическое значение, ибо подобный прием иного, карательного выражения идей был абсолютно чужд творческому методу Петрония. Но они бесспорно говорят о том, что характер и образ жизни этого героя типичны и современны в самом широком значении слова.
Однако содержание образа Энколпия не исчерпывается объективным изображением социального тина эпохи. Решающую роль в его создании сыграл также авторский замысел. Поэтому, несмотря на то, что Энколпий олицетворяет моральное падение римского общества, фигура эта задумана и выполнена как комическая, а не как одиозная. С таким замыслом связаны многие эпизоды, в которых герой выказывает смешную робость, неловкость, несообразительность: он пугается: нарисованной на стене собаки и становится посмешищем товарищей (29); пытаясь вытащить друга из бассейна, сам надает в воду (72); собираясь отомстить своему обидчику, неожиданно сталкивается с грабителем и безропотно сдает ему свой меч (81). В комическом свете обрисованы и его любовные злоключения, в которых он часто терпит курьезную неудачу, уступает сильному сопернику или бывает обманут более хитрым.
Энколпий не только сам смешон, но и наделен способностью зорко подмечать смешное в окружающем. В романе много великолепных юмористических описаний, сделанных от лица Энколпия: сцена собачьей грызни (64); неожиданные последствия поэтической декламации (89-90); конфликт старого поэта с трактирщиком и последующая потасовка с поварами (95); потешное сражение на корабле; поединок Энколпия с гусями (136) и пр.
Таким образом, Энколпий комичен не только как объект, но и как субъект. Помимо всего прочего, это проявляется и в постоянно присущем ему насмешливо-ироническом восприятии действительности. Ироническая интонация явственно ощущается не только в рассказе о неотесанных, грубых вольноотпущенниках, но и в оценке своих товарищей; более того, Энколпий иронизирует даже над самим собой и над своими любовными переживаниями.
Античная этика и античные теории комического считали владение иронией признаком аристократического воспитания. Аристотель, противопоставляя иронию грубому шутовству, подчеркивает, что она более благородна (буквально: свободна — ελνθεριωτερον), и что пользующийся ею нисколько не умаляет собственного достоинства. Цицерон также видит в иронии признак утонченного ума и характеризует ее как нечто весьма изысканное, perdegans.
Возвращаясь к герою Петрония, отметим, что он не расстается с иронией и там, где ему приходится говорить о вполне серьезных, важных предметах. Поэтому, даже, когда он заводит речь о риторике, поэзии, живописи, он тут же спешит какой-нибудь шутливой репликой или легкомысленной выходкой показать, что сам он весьма иронически относится к высокому парению своей мысли. Именно так поступает Энколпий во время ученой беседы (3) и при созерцании картин в пинакотеке (83). В этом отношений он удивительно похож на исторического Петрония.
Энколпий и отрицательный герой, воплощающий нравственную испорченность общества, и он же — носитель эстетических идеалов автора.
Тримальхион. Тримальхион — бывший раб; сумев угодить хозяевам, он получил свободу и затем разбогател удачной торговлей. В романе он уже показан обладателем огромного состояния, обширных земель, множества рабов. Пиршество, устроенное этим преуспевающим вольноотпущенником, отличается неописуемой пышностью: щедрое угощение, золотая и серебряная посуда, музыка, толпящиеся слуги. Но демонстрация колоссальных богатств Тримальхиона имеет особый художественный смысл — она должна еще более оттенить его невоспитанность и культурное убожество. По замыслу писателя образ Тримальхиона должен подтверждать определенную социальную идею, что бывшие невольники, «низкорожденные», остаются в моральном и умственном отношении неполноценными людьми, если даже они достигают материального благополучия. Этот аристократический тезис доказывается настойчивым подчеркиванием тех черт характера и поведения Тримальхиона, которые говорят о его вульгарности, тупоумии, тщеславии и т. д.
Образ Тримальхиона раскрывается непосредственным показом поступков и передачей его речей, к которым иногда даются авторские комментарии в насмешливом, саркастическом тоне. «Я велел поставить каждому свой столик. Таким образом, нам не будет душно от множества вонючих рабов» (34) — сообщает он своим гостям — и перед нами — вчерашний простолюдин, афиширующий барскую брезгливость. Когда гостям подается дорогое вино, Тримальхион заявляет с грубой неучтивостью: «Вчера не такое хорошее выставил, а обедали люди почище вас» (84). Во время ужина он посвящает сотрапезников в подробности своего пищеварения и, громогласно советуя им не стесняться справлять естественную нужду (47), показывает свою невоспитанность и бестактность.
Сатирическое изображение невежества Тримальхиона порой принимает гротескные очертания. Этот человек, со знанием дела преподающий искусство превращения копеек в рубли, становится смешным, когда излагает своп «научные» взгляды или, желая щегольнуть своими познаниями, упоминает кстати и некстати мифологических героев. Когда труппа его домашних артистов исполняет сцены из гомеровского эпоса, сам он берет роль ведущего и «поясняет» представление несуразной отсебятиной: «Жили-были два брата — Диомед и Ганимед, а сестрой им была Елена. Агамемнон похитил ее и принес в жертву Диане лань... Как и следовало. Агамемнон победил и дочку свою Ифигению выдал за Ахилла, от этого Аякс помешался» (59). Во время трапезы Тримальхион изрекает еще много других нелепостей, свидетельствующих о его безграмотности: о Ганнибале, воевавшем с Троей (50), о Циклопе, вырвавшем щипцами палец Одиссею (48), о Кассандре, убивающей своих сыновей (52).
В жалких притязаниях Тримальхиона на ученость писатель подметил характерную черту, действительно свойственную многим богатым выскочкам. Итальянский ученый А. Маюрн указывает на большое сходство Тримальхиона с вольноотпущенником Сабином Кальвизием, реальной личностью, упоминаемой в одном из писем Сенеки: «У этого счастливого и блаженного, благодаря своему неведению, человека была такая плохая память, что он то забывал имя Улисса, то Приама или Ахилла... И тем не менее, желая показаться, чего бы это ни стоило, ученым, он нанял по дорогой цене целый отряд рабов, знавших на память Гомера и Гесиода».
Не только в мыслях и действиях отражаются наклонности, умственный кругозор, духовный облик человека. Но и в принадлежащих ему предметах, в том маленьком мире вещей, которым он себя окружает. И писатель дорисовывает портрет богатого выскочки показом его платья, украшений, утвари, мебели, интерьера дома и прочих деталей, которые но своему говорят о его кичливости, дурном вкусе, о стремлении выставить напоказ свое богатство. Еще в начале «Пира» дается описание нестрого, кричащего наряда, в котором хозяин предстает перед гостями: «Его скобленая голова высовывалась из ярко-красного плаща, а шею он обмотал шарфом с пурпуровой оторочкой и свисающей там и сям бахромой. На мизинце левой руки красовалось огромное позолоченное кольцо, на последнем же суставе безымянного — настоящее золотое с припаянными железными звездочками. Но, чтобы выставить напоказ и другие драгоценности, он обнажил до самого плеча правую руку, украшенную запястьем, прикрепленным сверкающей бляхой из слоновой кости» (32). Язык неодушевленных предметов по-своему красноречив и точен. Окружение, в котором живет Тримальхион. словно наполнено его духом и прекрасно гармонирует с его личностью. В 29-30 гл. дается описание входа, галерей и триклиния его дома: надписи и объявления в напыщенном стиле, картины, аллегорически изображающие жизненный путь Тримальхиона, яркое одеяние привратника, золотая клетка с пестропернатой сорокой, разные вычурные безделушки и т. д. Все эти предметы говорят о пристрастии хозяина дома к тяжеловесной монументальности, о его фанфаронстве, чрезмерном почитании собственной персоны, пошлом вкусе, о стремлении козырнуть своим богатством.
Подобный метод характеристики героя показом принадлежащих ему вещей и окружающей бытовой обстановки, мастерски использованный автором «Сатирикона», впоследствии займет важное место в реалистической литературе Нового времени, в частности, в русском романе 19 в. Такова, например, картина усадьбы и дома Собакевича в «Мертвых душах» Гоголя и знаменитое описание комнаты Обломова в романе Гончарова.
В обрисовке образа Тримальхиона очень важную роль играет и его язык. Он выразительно отражает социальное происхождение, культурный уровень и психический склад героя. В речи Тримальхиона преобладает интонация приятного самодовольства, ибо в течение всего пиршества его не покидает чувство двойной радости: его, как истого гурмана, тешит вид стола, уставленного сытной, вкусной пищей; и, что особенно важно, его самолюбие щекочет гордое сознание того, что это он угощает, что ему обязаны все эти жадно вкушающие от егостола.
Но, что более всего обличает в дам выскочку из низов, это — грамматические и стилистические погрешности его речи. Тримальхион не имеет понятия о правильном, литературном языке и употребляет так называемый sermo plebejus. Простонародный жаргон. Несоответствие малограмотной речи этого героя с его блестящим материальным положением делает еще более жалкими и смешными его претензии на аристократизм и светский тон.
Несмотря на враждебную тенденциозность, с которой изображен тип разбогатевшего вольноотпущенника, Петроний все же сумел избежать психологической монотонности и схематичности. Тримальхион — не вместилище всевозможных пороков и не олицетворение порочности. В его духовном портрете немало светотени, образ его многогранен и противоречив. За его претенциозным оригинальничанием то и дело мелькает искорка непринужденного юмора, сквозь завесу чванства и наивной амбиции видны проблески живого ума и здравомыслия. Он счастлив и хочет, чтобы и окружающие были веселы и довольны. Он приветлив и предупредителен к гостям, а его щедрая расточительность безмерна. Природное добродушие Тримальхиона прекрасно характеризует сцена с «невыпотрошенным» кабаном, где он не может даже в шутку притвориться рассерженным, чтобы мистифицировать публику (49). Несмотря на то, что в нем еще не остыл гнев против своей жены, он не находит для нее более сурового наказания, чем запрет поместить ее изображение на своем будущем надгробии (74). Рассказывая, как он стал любимчиком хозяев, он тактично обходит непристойные моменты и прибегает к эвфемизмам: «И хозяйку ублаготворял тоже. Понимаете, что я хочу сказать. Но умолкаю, ибо я не из хвастливых...» (75). Как рабовладелец и хозяин, Тримальхион должен держать в страхе и повиновении свою челядь, но он не строг по натуре и легко сдается на уговоры гостей, если те заступаются за провинившихся слуг (52, 54).
Бесспорно, эти привлекательные черты его характера и поведения в какой-то мере облагораживают, делают более человечным облик Тримальхиона. Это означает, что художественная щепетильность и эстетическая потребность правды порой берут верх над сословными антипатиями и предрассудками писателя и диктуют более реалистическое решение образа.
Кроме Тримальхиона в «Сатириконе» фигурирует ряд эпизодических персонажей вольноотпущенников. Наделив каждого из них неповторимой живой индивидуальностью, писатель в то же время верно передал те общие черты, которые показательны для их классовой природы: низкий культурный уровень, торгашеский дух, практическую смекалку, деловитость. Ни в одном другом памятнике античной литературы мы не найдем столь яркого и достоверного изображения этого сословия, какое дается в «Сатириконе». В этом отношении роман Петрония остается единственным в своем роде произведением.
Л-ра: Ереванский государственный университет. Учёные записки. – Ереван, 1968. – Т. 73. – Вып. 2. – С. 71-79.
Критика
