Лукреция и Виргиния в римской литературе и десятая сатира Ювенала
В. С. Дуров
Римский поэт Ювенал упоминает о Лукреции и Виргинии в десятой сатире, в которой на многочисленных примерах показывает в духе стоической философии пагубность власти, красноречия, военной славы, красоты. Примеры Лукреции и Виргинии Ювенал приводит в разделе о красоте (ст. 289-345). Этот раздел он начинает с просьб озабоченной матери, которая в своих молитвах просит Венеру дать красивую наружность ее детям. Однако красивая внешность погубила многих людей, например Лукрецию, которая в сатире Ювенала изображена запрещающей иметь наружность такую же, как у нее (ст. 293-294), и Виргинию, которая охотно обменяла бы свою красивую внешность на горб какой-то не известной нам Рутилы (ст. 294-295). Смысл упоминания Лукреции и Виргинии у Ювенала в том, что красота пагубна.
Наиболее обстоятельное изложение легенд о Лукреции и Виргинии мы находим у римских историков. Они повествуют о них в связи с изгнанием из Рима царей (ок. 509 г. до н. э.) и падением власти децемвиров (450 г. до н. э.). О Лукреции подробнее других рассказывает Тит Ливий (I, 57-59). Среди пирующих юношей из царской семьи возник спор: каждый расхваливал свою жену. Когда они, чтобы выявить победителя, поспешили к своим женам, то обнаружили, что только Лукреция, жена Тарквиния Коллатина, пряла в окружении прилежных служанок, в то время как жены других пировали со сверстницами (I, 57, 9). Таким образом, победа в этом состязании жен досталась Лукреции (I, 57, 10). Один из участников этого спора Секст Тарквиний воспылал страстью к Лукреции, наделанной также и красивой внешностью. Ворвавшись в дом своего родственника Тарквиния Коллатина, Секст Тарквиний обесчестил Лукрецию, которая, не перенеся позора, на глазах у мужа и близких убила себя, после чего царей свергли. Секста Тарквиния толкнули на преступление красота и всем известное целомудрие Лукреции (I, 57, 10). У Ливия Лукреция — выдающийся пример целомудренной добродетели. Она, по ее собственным словам, умирает для того, чтобы никакая женщина, утратившая целомудрие, не жила, ссылаясь на пример Лукреции (I, 58, 10).
У Ливия история Лукреции — одна из самых ярких по живости изложения. Она драматизирована, насыщена монологами, что дало основание предположить, что Ливий был знаком с какой-то драмой, посвященной Лукреции. Легенда о ней, вероятно, лежала в основе претексты «Брут», принадлежащей, по-видимому, перу Луция Акция, упоминаемой Варроном (De 1. L., VI, 7; ср. VII, 72). В последующие века о Лукреции со слов Ливия говорят многие историки и грамматик Сервий. Предание о Лукреции содержится в сочинениях греческих историков Дионисия Галикарнасского, Диодора Сицилийского и Диона Кассия. Разумеется, рассказ о Лукреции у греческих историков восходит к римской традиции. Известно, что греческие писатели пользовались написанным на греческом языке историческим трудом Фабия Пиктора, первого историка Рима. Труд Фабия был также одним из источников Ливия.
Подробное изложение легенды о Лукреции содержится в «Фастах» Овидия (2, 721-852). Он описывает историю Лукреции в связи с ежегодным праздником, справлявшимся под названием Regifugium (2, 685 и сл.). Содержание легенды у Овидия во всех деталях совпадает с рассказом Ливия. Ф. Бёмер указывает, что Овидий основывается на Ливии. Не исключено, что Овидий был знаком и с источниками Ливия: этими источниками могли быть Фабий Пиктор, Акций, Энний. Если у Ливия основной характеристикой Лукреции является ее чистота, а о красоте Лукреции историк говорит как о второстепенном качестве, то у Овидия прежде всего подчеркивается красивая наружность Лукреции, у которой лицо было достойно души (facies, animo dignaque parque fuif — 2, 758). Овидий описывает внешность Лукреции, ее золотистые волосы, белизну нежной кожи (2, 763-766). Если у Ливия Секстом Тарквинием овладела преступная страсть (mala libido) опозорить насильно Лукрецию, то у Овидия Тарквинием владеет любовь, внушенная красотой Лукреции (2, 777-778). Лукреция, по словам Овидия, — женщина с мужественной душой (animi matrona virilis — 2, 847).
В I в. н. э. о Лукреции как о женщине, сумевшей убить себя, кратко упоминает автор трагедии «Октавия» (301-305), приписываемой Сенеке. Римский поэт I в. н. э. Силий Италик называет Лукрецию «славой римского целомудрия» (pudicitiae Latium decus — XIII, 821).
Лукреция стала избитым примером женского целомудрия в различного рода моралистических произведениях. Валерий Максим в своем сборнике в разделе «О целомудрии» среди многочисленных примеров добродетели раньше других приводит пример Лукреции, называя ее стоящей во главе римского целомудрия (dux Romanae pudicitiae Lucretia — VI, 1, 1). Источником сочинения Валерия Максима, по его словам, является и Тит Ливий (I, 8, 19). Ливий — источник и для автора сочинения «О замечательных мужах», которое одно время приписывалось писателю-моралисту IV в. Сексту Аврелию Виктору. В этом сочинении сухо и кратко передается суть рассказа Ливия о Лукреции, причем Лукреция здесь названа в высшей степени целомудренной — pudicissima (De viris illustr. 9, 2). О Лукреции как о женщине, которая предпочла добровольно умереть, чем жить обесчещенной, дважды говорит Цицерон в трактате «О пределах добра и зла» (II, 66; V, 64). Иероним (V в.) приводит мнение Сенеки из утерянного сочинения, в котором философ среди римских женщин первой ставит Лукрецию, не пожелавшую продолжать жить после того, как ее целомудрие было осквернено, и своей собственной кровью смывшей телесный позор (De matrim. adv. Jovin. І, 46, 49). Моралистическая традиция, в которой рассматривается поступок Лукреции, продолжена христианским автором III века Тертуллианом, который упоминает о Лукреции в произведениях «О поощрении целомудрия» и «Об единобрачии». Тертуллиая говорит о Лукреции как о хорошо известном примере женщины, которая, став жертвой насилия, убила себя, чтобы снискать славу своему целомудрию (ut gloriam castitati suae parerei — Ad martyres), которая своей собственной кровью смыла телесный позор, не желая жить осквернившей чистоту единобрачия (De exhort. castit. 13; De monog. 17). Однако не все авторы относились к самоубийству Лукреции как к поступку, достойному восхищения. Сомнения в нравственной бесспорности поступка Лукреции породили иронию в эпиграммах Марциала (I, 90, 5; XI, 16, 9; 104, 21), в «Сатириконе» Петрония (9, 5) и, возможно, в других подобных произведениях, не дошедших до нас.
Христианский писатель V века Августин, не признававший другой добродетели, кроме христианской, и назвавший добродетели язычников «скрытыми пороками», пытался низвести Лукрецию с ее пьедестала. Согласно христианской доктрине самоубийство недопустимо и позорно, и Августин осуждает Лукрецию, добровольно убившую себя. Правильно ли поступила Лукреция, опрашивает он, когда убила себя за то, чего могла бы и не стыдиться ( Si adulterata, cur laudata; si pudica, cur occisa? — De civ. Dei, I, 19). Возникает альтернатива: надо было себя убить до бесчестия или после него? Это совершенно в духе риторических декламаций.
Краткое упоминание о Лукреции как о примере женщины, сумевшей убить себя, содержится у Квинтилиана (V, 11, 10). Доблесть гораздо достойнее удивления в женщине, чем в мужчине, учит Квинтилиан (admirabilior in femina quam in viro virtus). Ритор Эмпорий предлагает для наглядности взять в пример Лукрецию, которая сама вследствие нанесенного ей бесчестия убила себя. Прежде всего, учит Эмпорий, надо выделить факт, а именно насилие над целомудренной женщиной, затем выделить главных действующих лиц — Лукрецию и сына царя и, наконец, самую суть, т. е. добровольную смерть, и из этих отдельных моментов выделить общее, соединить его в одну сентенцию и т. д. (RLM ed. Helm, р. 572-574). Стало быть, поступок Лукреции был предметом упражнений риторов, тщательно разработанным в их теоретических трудах. В одной из контроверсий, приводимых Сенекой Старшим (I, 5), похищенная девушка требует или предания смерти похитившего ее, или чтобы он женился на ней, не домогаясь приданого. Здесь приводятся примеры Виргинии и Лукреции (Controv. I, 5, 3). В другой контроверсии (VI, 8) Лукреция упоминается как мужественно принявшая смерть. В декламации Кальпурния Флакка Лукреция приведена как пример женщины, пронзившей свою грудь мечом (Deci. III). В сходной манере говорится о Лукреции в декламации, приписываемой Квинтилиану (Deci. mai. Ili, 11).
Итак, легенда о Лукреции является очень древней и часто используется римскими писателями всех эпох и жанров.
Не менее известной в античности была история о том, как плебей Виргиний собственной рукой умертвил свою дочь Виргинию, чтобы спасти ее от бесчестия. Эта история рассказывалась в очень многих литературных произведениях, об этом сообщает Цицерон в диалоге «О государстве» (2,63). Однако упоминаний о Виргинии у античных авторов находим вдвое меньше, нежели упоминаний о Лукреции. История Лукреции привлекала внимание многих писателей уже потому, что она убила себя сама, в чем проявилась ее доблесть, ставшая примером в различного рода моралистических рассуждениях. Виргиния была убита отцом при попытке децемвира Аппия Клавдия обесчестить ее; Лукреция заколола себя уже после совершения над ней насилия, что стало объектом насмешек у таких писателей, как Петроний и Марциал, которые совсем не упоминают о Виргинии. Ничего не говорят о Виргинии и. христианские авторы.
О Виргинии подробно рассказывает Ливий (III, 44-49), который находит у нее много общего с Лукрецией. Ливий говорит, что исход преступления высшего магистрата — децемвира Аппия Клавдия, вызванного сладострастием, — был так же позорен, как исход преступления Секста Тарквиния, когда позор и смерть Лукреции привели Тарквинвев к изгнанию и лишили их царства (III, 44, 1): ведь причина потери власти у децемвиров была такая же, как у царей.
Ливий подчеркивает красоту Виргинии. Он пишет, что эту взрослую девушку замечательной красоты (forma excellentem) Аппий Клавдий, пылая любовью, пытался соблазнить подарками и обещаниями, но, видя ее неприступное целомудрие, задумал прибегнуть к жестокому и наглому насилию. Он подговорил своего клиента сделать вид, что он опознал в Виргинии свою рабыню, и тогда она легко будет побеждена. Отец, узнав о таком беззаконии, убил дочь своей рукой.
Если в истории с Лукрецией Секстом Тарквинием двигало стремление опозорить целомудренную женщину, то в истории с Виргинией Аппий пылает страстью, которую вызвала исключительная красота девушки, ставшая причиной ее гибели и названная поэтому «несчастной красотой» (puellae infelicem formam — III, 48, 6). О красоте Виргинии говорит и Дионисий Галикарнасский (Antiqu. Rorn. XI, 28, 2). Больше ни в одном из упоминаний историков о Виргинии нет указаний на ее красоту.
Несколько стихов посвятил Виргинии автор трагедии «Октавия» (291-300), который говорит о ней как о девушке, убитой, рукой отца для того, чтобы она не несла тяжкое рабство и чтобы гнусная страсть не одержала победу. Силий Италик в поэме «Пунические войны» назвал Виргинию «печальным памятником целомудрия, защищенного мечом» (Tristia defensi ferro monumenta pudqris — XIII, 826). Валерий Максим ни словом не обмолвился о замечательной красоте Виргинии — причине ее гибели. В этой истории он обращает внимание лишь на доблестный поступок Виргиния, убившего собственноручно родную дочь: Виргиний предпочел быть убийцей целомудренной дочери, чем отцом обесчещенной (VI, 1, 2).
Таким образом, в римской литературе о Лукреции и Виргинии существовала уже рано и прочно сложившаяся традиция. Сказания о гибели Лукреции и Виргинии были использованы, чтобы объяснить древнейшие события римской истории: изгнание из Рима царей и падение власти децемвиров. Обзор традиции показывает, что красота Лукреции и Виргинии либо не упоминается совсем, либо как привходящий момент; показать пагубность красоты нигде не является целью рассказа. Обе эти истории, как они сложились в традиции и были закреплены для нового времени Ливием, никак не толкают по своей внутренней художественной логике на акцентирование момента пагубности красоты: ведь такое акцентирование явно нанесет ущерб силе выражения основной идеи — показать замечательное целомудрие двух римских женщин, мужество Лукреции, наглое насилие над добродетелью, гордость Виргиния.
Это подтверждает и использование сюжета о гибели Лукреции и Виргинии в новой европейской литературе. Предание о Лукреции много, раз было обработано в литературе Западной Европы. Рассказ о трагической истории Лукреции содержится в поэме «Легенды о славных женщинах» Чосера. Этот сюжет привлекал внимание и многих других авторов. Однако самым известным произведением, в котором обрабатывалась античная легенда о Лукреции, по сей день остается поэма В. Шекспира «Лукреция», где Лукреция является символом Красоты и Добродетели. Она решает уйти из жизни во имя человеческого достоинства, воплощенного, по ее понятию, в чести.
Чтение «Лукреции» Шекспира навело А. С. Пушкина на мысль, по его собственным словам, «пародировать историю и Шекспира», результатом чего явилась поэма «Граф Нулин», которая первоначально называлась «Новый Тарквиний».
Не менее известным было и предание о гибели Виргинии. Альфьери увидел в истории Виргинии некую идеальную форму народной революции. Революция, по мнению Альфьери, — привилегия героических личностей, хотя бы даже плебейского происхождения. Народ живет больше сердцем, чем умом. Для революции нужна не столько логика, сколько волнующее зрелище. Использовав античный сюжет, Альфьери создал трагедию«Виргиния», которая входит в группу трагедий, названных автором «трагедии свободы».
В XVIII в. античным сюжетом о Виргинии заинтересовался Лессинг. Тема Виргинии нашла воплощение в его трагедии «Эмилия Галотти», где характер конфликта древнего предания перенесен в современную эпоху. Задача трагедии — «разоблачить коварного злодея, кровожадного тирана, угнетающего невинность».
Для авторов нового времени характерно то, что они выделяют прежде всего насилие над добродетелью и справедливостью. Именно в этом направлении развиваются античные сюжеты о Лукреции и Виргинии в европейской литературе, где Лукреция и Виргиния, погибая, выносят тем самым приговор тирании. Хотя красота Лукреции и Виргинии упоминается, она нигде не акцентируется. Красота не является сутью древнего предания.
Ювенал, говоря о красоте Лукреции и Виргинии в десятой сатире, ставит их имена рядом. Трудно сказать, кто впервые отметил связь между историей Лукреции и историей Виргинии. По всей вероятности, сделано это было еще до Ливия (III, 44, 1) и ко времени создания Ювеналом десятой сатиры вошло в традицию.
Вместе о Лукреции и Виргинии говорят Цицерон (De fin. Ιί, 66; V, 64), Валерий Максим (VI, I, 1-2), Силий Италик (XIII, 821-827), автор «Октавии» (291-306), Флор (I, 17, 24), ритор Сенека (Controv. I, 5, 3), Кальпурний Флакк (III, 11) и автор 19 декламаций, приписываемых Квинтилиану (Deci. mai. Ili, 11), который приводит Лукрецию и Виргинию как примеры женской нравственности, о, которых следует рассказывать.
Ювенал зависит от риторической традиции, но он и в этом случае и в ряде других использует избитые, ставшие банальными примеры совсем в других целях. Сатирик упоминает о Лукреции и Виргинии не для того, чтобы привести замечательные и хорошо известные примеры целомудрия, а для того, чтобы в соответствии с задачей, поставленной перед собой автором в десятой сатире, показать пагубность красоты, хотя сюжеты о Лукреции и Виргинии никогда в этом направлении не развивались, о чем свидетельствует их использование в европейской литературе. Ювенал оказывается банален в выборе примеров, однако он оригинален в их применении.
Л-ра: Вестник ЛГУ. Сер. 2. – 1976. – Вып. 2. – № 8. – С. 98-103.
Произведения
Критика
