Фильм «Одесса». Meloman Entertainment

ИНФОРМАЦИЯ О СОЗДАНИИ ФИЛЬМА

Одесса — город, о котором у каждого есть собственное представление. Даже у тех, кто здесь не бывал. Бульвары, платаны, оперный театр, «Одесские рассказы» и одесский юмор — ряд можно продолжать до бесконечности, но для фильма Валерия Тодоровского «Одесса», все эти одесские стереотипы не имеют значения. За исключением одного — эпидемии холеры, в последний раз случившейся в Одессе почти полвека назад. Холера здесь, впрочем, скорее фон. Фильм, не об эпидемии и не о городе, запертом на карантин, а о людях, которые в этих условиях впервые почувствовали себя свободными. Стали действовать без оглядки на запреты, повсеместные в эпоху, о которой идет речь.

Жанр

«Одесса» — это картина-воспоминание, романтическая попытка Валерия Тодоровского оглянуться на время, «когда деревья были большими», вспомнить о своей семье, детстве, родном городе, о среде и атмосфере, в которой он вырос, и которая осталась только в воспоминаниях.

Одновременно это и семейная драма, героев которой обуревают шекспировские страсти, и классическая пьеса с единством времени, места и действия, и отчасти фильм-катастрофа, в котором смертельная опасность, нависшая над героями, кардинально меняет их жизнь. Это история, рассказанная с непобедимой одесской интонацией – полной любви к жизни и мудрой иронии.

Сюжет

Одесса, начало августа 1970 года, жара, пляжи забиты отдыхающими, приехавшими со всей страны. У Григория Иосифовича (Леонид Ярмольник) и Раисы Ировны (Ирина Розанова) Давыдовых гостят дочери: старшая Лора (Ксения Раппопорт) с мужем Володей (Сергей Муравьев) и средняя Мира (Евгения Брик) с мужем Ариком (Владимир Кошевой). Вслед за ними в Одессу прилетел Борис (Евгений Цыганов), журналист из Москвы и третий зять Давыдовых. Привезя теще восьмилетнего Валерика (Степан Середа), он рассчитывает тут же вернуться в Москву. Но из-за холеры в городе объявляют карантин, закрывают вокзал и аэропорт, и начинается совсем другая, непохожая на старую, жизнь.

Идея фильма

«Идея сделать такое кино была у меня всегда, еще со ВГИКа, — говорит Валерий Тодоровский, — потому что я помню холеру в Одессе — я был мальчиком, я ее застал. Это были очень яркие воспоминания: мы идем по городу, и какие-то солдаты стоят, или жара дикая, а нас не пускают на пляж, или все вокруг берут помидоры и поливают их кипятком. Надо понимать, что август в Одессе – время, когда прилавки ломятся от продуктов, а тут закрытый Привоз. Я помню, вначале все были очень напуганы, а потом плюнули и стали жить на полную катушку, и руки не мыли, и делали что хотели. Я подумал: «Это вообще круто — снять кино про одесскую холеру. Конечно, это пир во время чумы, но одесский - легкий».

И мне казалось, эта история очень благодатна для кино. Эпидемия – ситуация, когда люди оказались в совершенно особом положении: они не могут ни расстаться, ни разъехаться, ни въехать, не выехать. И пусть эпидемия не оказалась такой уж страшной, всё равно это была болезнь, и люди умирали. По разным подсчетам, от холеры в Одессе умерли то ли 12, то ли 16 человек, а слухи ходили гораздо страшнее. В этом состоянии люди вдруг, ощутив, что не знают, сколько им осталось, начали жить на полную катушку — позволять себе откровенно высказываться, выяснять отношения, а главное, что-то чувствовать — может быть, то, что раньше они чувствовать себе не разрешали. И про это тоже фильм».

Исторический фон

Одна из сюжетных линий «Одессы» продолжает тему массовой эмиграции, начатую режиссером в его раннем, втором по счету фильме «Любовь» (1991), героиня которого в конце концов уезжает из страны. Фильм был снят только после перестройки и вышел, когда СССР перестал существовать.

Если в «Любви» мы наблюдаем финал советской эмиграции, то в «Одессе» присутствуем при самом ее начале. В 1970 году была официально разрешена эмиграции из СССР — «для воссоединения семьи». Средняя дочь Давыдовых, Мира (Евгения Брик) вместе с мужем Ариком (Владимир Кошевой) собрались уезжать, но их отъезд способен разрушить жизнь других членов семьи. В частности, карьеру мужа ее младшей сестры, журналиста, для которого выезд за рубеж отныне будет закрыт. В не меньшее смятение планы Миры приводят ее родителей, которые по советским законам должны были дать официальное разрешение дочери. Для отца, убежденного коммуниста, перспектива ее отъезда означала бы крах жизненных идеалов, и он решается на странный, абсурдный поступок, способный превратить в трагедию жизнь семьи.

Актерский состав

О том, как и в какой последовательности выбирались актеры, рассказывает режиссер:

— Сразу я придумал только Леню Ярмольника, Женю Брик и Ксению Раппопорт. Очень сложный вопрос возник с матерью семейства, потому что ей должно быть 70 лет. Естественно, я думал про наших возрастных актрис, но что-то не складывалось. Важно было сделать не просто старость, но очень живую и драйвовую старость. В какой-то момент мы с Ирой Третьяковой, моим вторым режиссером, ехали в машине, и Ира говорит: «Не хочешь посмотреть Розанову?» — «Почему Розанову? Розанова — длинноногая стройная молодая женщина, красотка». — «Слушай, Ира Розанова может всё».

Меня с Ирой Розановой связывает многолетняя работа и дружба, и не только меня — мой папа очень любил ее и дружил с ней. Я ей позвонил: «Смотри, есть такая хулиганская мысль. Я прошу тебя просто похулиганить, без обязательств, потому что, скорее всего, из этого ничего не выйдет». Она пришла, мы стали пробовать, и вдруг я увидел, что получается. Для меня это было облегчение и подарок, потому что я очень люблю работать с Розановой. Она гениальная русская актриса.

Без проб был приглашен на роль Бориса Женя Цыганов, потому что уже после «Оттепели» я знаю этого артиста, мне с ним хорошо и серьезно работалось, и я понял, что он — Борис. Мне кажется, в постоянной невозмутимости Жени — его уникальность. Цыганов может стоять и смотреть в окно, а нам будет интересно смотреть на него. Это и есть главный талант, который может быть у киноартиста.

Дальше начались пробы на детей. Двух мальчиков – Валерика, которого сыграл Степан Середа (ему 11, и он на три года старше Валерика), и Жорика (Никита Табунщик), нашли сразу. Никита, сыгравший Жорика, в обычной жизни говорит на чудесном чистом русском языке — но он музыкант, схватил эти звуки и начал сразу говорить «по-одесски». А найти девочку на роль старшей сестры Жорика, Ирки — это, пожалуй, была главная проблема в фильме: она должна была быть такой полудевушкой-полуребенком, при этом с какой-то дикой одесской харизмой и одновременно совершенно невинной и трогательной. Вероника Устимова, которая ее сыграла, на мой взгляд, просто выдающаяся девочка. От бога артистка: поет, занимается музыкой. Если спросить, кто лучше всех делает в фильме одесский акцент — и очень трогательный акцент, я считаю, что это она. Вероника говорит на нем так же естественно, как поет — нигде не пережимает, ее речь не превращается в карикатуру.

Если говорить о всей этой греческой семье, я рад, что возникла счастливая идея пригласить на роль деда Ирки Сергея Сосновского. Я долго не понимал, кто может сыграть человека, который весь фильм молчит или мычит, а все его при этом его понимают. И совсем новые для меня, потрясающие артисты — Сережа Муравьев и Володя Кошевой, играющие двух зятьев. Я не знал их. Они пришли, прошли пробы, и я с радостью их утвердил. Так и собрался ансамбль».

Действующие лица и исполнители

РАИСА ИРОВНА ДАВЫДОВА

Мать семейства и любящая бабушка, Раиса Ировна Давыдова проводит жизнь в трудах и заботах. Муж, дочери, внуки составляют смысл жизни, общение с обожаемой семьей и соседями — все ее содержание. Слова Валерия Тодоровского, сказанные о героине, — «Это не та старость, когда налицо увядание и затухание, это старость, когда люди ругаются и выясняют отношения…» — дает ключ к пониманию ее характера.

Ирина Розанова рассказывает: «У меня в картине совсем нет грима, только рыжий парик и веснушки, сделанные обычной киношной губкой. Единственное — к приезду любимого зятя мы позволили нарисовать Раисе Ировне губки, потому что все-таки это событие. Сложность в этом фильме была для меня не в том, чтобы сыграть еврейскую маму. У мам и бабушек нет национальности — глаза их устремлены в вечность. Кто-то из молодых режиссеров спросил, как я буду играть еврейскую маму, и я ответила: «Так же как русскую, с душой».

ГРИГОРИЙ ИОСИФОВИЧ ДАВЫДОВ

«У меня был дядя Григорий Иосифович, — рассказывает Тодоровский, — и персонаж так и назван. Хотя, конечно, какие-то его черты я придумал. В свое время дядя был директором маленького завода. Коммунист, еврей, уважаемый человек в городе, он воевал, имел ордена».

Говорит Леонид Ярмольник: «Я в шутку — не знаю, как к этому отнесся Валера Тодоровский, — сказал, что играю здесь короля Лира, только не шекспировского, а одесского. И действительно, до определенной степени, это так и выглядит: три дочери, желание спокойствия и благополучия, чтобы все жили вместе, в мире…. Это желание не имеет по большому счету национальности, просто национальные черты придают ему характерный колорит.

Но прежде всего я хотел здесь сыграть своего отца, которого уже нет. Мой персонаж очень похож на него — по характеру, по способу выражения мыслей. Я знаю, что Григорий Иосифович — реальный человек, Валера знал его в детстве, но, видимо, они с моим отцом были похожи. Люди одной биографии, судьбы, одних еврейских проблем и вытекающих отсюда привычек, и способа существования.

БОРИС, ЗЯТЬ ДАВЫДОВЫХ

«Борис — зять Давыдовых из Москвы, работающий в «Известиях», — рассказывает Тодоровский. — Конечно, у меня не было родственников в «Известиях», но мне нужен был человек, у которого была по тем временам очень регламентированная жизнь и четкое понимание, что можно, чего нельзя. Человек, который хочет поехать корреспондентом в Бонн, ходит, как по минному полю. Он знает, что шаг вправо, шаг влево — и всё».

ЛОРА, СТАРШАЯ ДОЧЬ ДАВЫДОВЫХ

Лора любит и всю жизнь поддерживает мужа-композитора, на которого когда-то возлагались большие надежды. Но жизнь проходит, муж живет от одного запоя до другого и главного сочинения — того, ради которого якобы родился, так и не написал. Очевидно, что и не напишет, и только Лора кидается на его защиту, обвиняя в его и своих неудачах всех вокруг.

Ксения Раппопорт: «Моя героиня — классический пример судьбы российской женщины: принести себя в жертву семье, посвятить жизнь ребёнку и мужу... В каком-то смысле она — чеховский Дядя Ваня, он также посвятил свою жизнь человеку, в талант которого беззаветно верил. А потом пытался его убить. Когда ты перекладываешь ответственность за смысл собственной жизни на другого человека, рано или поздно наступает время прозрения и величайшего разочарования. Лора должна или признать, что человек, которому она отдала свою жизнь, бездарен, и значит, вся её жертва была бессмысленна, или продолжать упорно мучить его и себя».

МИРА, СРЕДНЯЯ ДОЧЬ ДАВЫДОВЫХ

Средняя дочь Давыдовых Мира уехала в Минск, вышла замуж за Арика, которого явно не любит, счастливой себя не чувствует — но, верная традициям, считает, что брак надо спасти.

Евгения Брик говорит о своей героине: «Эта женщина живет без любви. Она не уважает человека, который рядом с ней, и при живом муже находится в постоянном поиске. Её раздражает все вокруг, особенно те, у кого все хорошо, например, младшая сестра Аллочка, но больше всего ее раздражает муж. Мира не выносит его — но готова уехать с ним, чтобы спасти брак. И не просто уехать — надо припасть к корням, учить иврит. Это вряд ли поможет — я думаю, что в Израиле, когда они приедут, Арик ее бросит. Но пока — решение принято. И мы понимаем в финале, что это, видимо, последнее лето, когда все собираются вместе в Одессе».

Место действия

Вопреки названию фильма ни одного его кадра не снято в Одессе, по ряду экономических и организационных причин. Улочки провинциальной Одессы в итоге снимали в Таганроге, куда привезли из Волгограда старый трамвай, и с трамваем приехала команда, которая его обслуживала и запускала. В Ростове-на-Дону использовали выведенный из строя аэропорт. В Сочи — старый круизный теплоход. А одесский двор построили в Москве.

Двор, который выстроил на «Мосфильме» художник-постановщик картины Владимир Гудилин, трудно назвать декорациями. «Я не впервые снимался в декорациях, — рассказывает Евгений Цыганов, — но здесь особенная история. Этот двор, деревья, которые проросли… И никакого ощущения, что мы в Москве. В доме открывались все двери, в ящиках лежали письменные принадлежности, в буфетах стояла посуда, на плите зажигался огонь… Я привел на площадку собственных детей, которые все там облазили – в погребе они обнаружили маринованные огурцы, в гараже мотоцикл. Поскольку это «Мосфильм», все время приходили знакомые, друзья, коллеги — и тоже вели себя в этих декорациях как дети».

«Пришлось помучиться с фактурами, добиться достоверного наслоения желтого, серого, синего — иногда мои бутафоры думали, что я над ними издеваюсь. Сложность еще была в том, что декорации должны были быть интерьерными, чтобы из окон и веранды открывался вид. И пришлось сажать деревья — каштан и канадский клен. Мы искали побольше и подешевле — такие крупномерные деревья стоят от 100 тысяч. А одно дерево было посажено сухим — и к концу съемок пустило корни», - рассказывает худодник-постановщик Владимир Гудилин.

За достоверностью в деталях следила художник по реквизиту Екатерина Харнас, абсолютно воссоздавшая предметный мир конца 1960-х –начала 1970-х годов. Черно-белые телевизоры, мебель, наружная проводка с витыми шнурами, эмалированные кувшины, оконные рамы — все, что можно увидеть в выстроенных на киностудии домах, вызывает острый приступ ностальгии и радость узнавания у каждого, кто жил в те времена. Стараниями продюсера Сергея Члиянца в Одессе были собраны и присланы в Москву две фуры артефактов — почтовых ящиков, уличных табличек и прочего. В реальном погребе стояли банки с закатанными огурцами, помидорами, компотами, которые делались специально, и в погребе в течение всего времени съемок сохранялся стойкий запах укропа и лаврового листа. Были найдены точные костюмы эпохи — шелковые платья бабушки, белые джинсы выездного зятя, оранжевая пижама дочери, сшитая на харьковской фабрике 50 лет назад.

Фильм, снятый на пленку

У оператора Романа Васьянова, последние лет десять успешно работающего в США, с Валерием Тодоровским долгая история дружбы и сотрудничества. Они вместе снимали «Тиски» и «Стиляг». Прочитав сценарий, Роман захотел снять и «Одессу», причем на пленку.

«Мы с Валерием Петровичем обсуждали, что фильм должен чувствоваться как старое кино, по ощущениям, — объясняет Васьянов свой выбор. — Референсы, которые мы приводили — картины итальянского неореализма: «Похитители велосипедов», ранние фильмы Антониони. Мы хотели добиться дышащего изображения в кадре, поэтому пленка была нашим изначальным выбором. И преодолев множестве технических сложностей, — на пленку сейчас мало снимают – мы добились того, чего хотели».

«Ни для кого не секрет, что самое сложное для цифровой камеры — передать ощущение палящего солнца, без которого немыслима Одесса. Матрица цифры в этих диапазонах спектра очень склонна врать. А пленка ведет себя в них очень достойно, поэтому она была мне изначально необходима. И не последний момент – цветопередача. Цветная пленка насчитывает 50 лет истории, и компания Kodak очень серьезно работала над передачей оттенков кожи, красных оттенков, которые на цифре получаются не очень хорошо. Все это стало для меня решающими факторами: в картине много дневной натуры, которую надо было красиво снять».

Язык фильма

В одесском детстве режиссера, родившегося в 1962 году, идиш был абсолютной нормой. Во дворе, на улице, у подъезда сидели старушки и говорили на идиш — и ту же скороговорку Валерий Тодоровский вложил в уста своих героев старшего поколения. Но из необычного в этой киношной фонетике не только идиш. В целом в фильме разговаривают на особенном, временами совсем неожиданном языке.

Это не одесский язык в том смысле, который обычно вкладывают в это понятие иногородцы. Авторы картины приложили усилия, чтобы не скатиться в одесский лубок, одесский КВН, одесский анекдот. Консультант по одесской речи Юрий Сычев занимался стариками и детьми — дочери Давыдовых, как многие реальные выходцы из Одессы, в столицах поспешили отучиться от предательского акцента. И отдельный преподаватель, даже два — филологи-идишисты Александра Полян и Анна Гинзбург — занимались с актерами идишем.

ПРАВДА О ХОЛЕРЕ В ОДЕССЕ

На официальном уровне информация о холере не распространялась ровно так же, как не сообщалось о природных, техногенных катастрофах и прочих бедствиях. Мир узнал о ней из сообщения Associated Press — и о мерах по обузданию инфекции, и о запрете для иностранцев въезда в Одессу, Херсон, Батуми, Ялту, Сочи, Сухуми, Ульяновск, Волгоград, Астрахань, и о том, что вместо слова «холера» в официальных сообщениях фигурировали «острые кишечные инфекции» и «дизентерия». Якобы из-за них 8 августа 1970 года был объявлен карантин, снятый только в середине сентября, хотя в народе холера была у всех на устах.

Ближе к финалу в кадре можно заметить газету «Правда» от 9 сентября 1970 года. Она напоминает о дате, когда власти впервые позволили себе публично признать факт эпидемии: материал Агентства Печати «Новости» с успокаивающим названием «Вибрион в западне» перепечатала вся советская пресса. К этому моменту перестали появляться новые больные, эпидемию купировали, и через несколько дней карантин был снят.

О жертвах, впрочем, тоже не сообщалось. В течение всего карантина в Одессу и из Одессы почти не летали самолеты и не ходили поезда. Город с миллионным населением и тысячами устремившихся в морю приезжих наводнили военные, следившие за соблюдением мер безопасности. Застрявшие в Одессе отдыхающие, чтобы уехать, должны были пройти пятидневную карантинную обсервацию на одном из круизных теплоходов, стоявших в одесском порту на вынужденном приколе. Не работал знаменитый Привоз — главный одесский рынок, запрещено было купаться в море и ловить рыбу, пить воду из-под крана. Фрукты и овощи предписывалось мыть с мылом и обдавать кипятком. К исходу эпидемии уже редко кто соблюдал эти требования, но жизнь продолжалась — витальность одесситов не имела границ.