Леонид Андреев о современниках и добродетели

УДК 821.161.1 UDC 821.161.1

Телятник М.А.
кандидат филологических наук, доцент кафедра литературы и детского чтения, Санкт-Петербургский Государственный институт культуры

Вниманию читателей представлены три фельетона Л.Н. Андреева из циклов «Впечатления» и «Москва. Мелочи жизни», опубликованных в газете «Курьер» за 1900 год. Одной из важнейших проблем для Андреева неизменно оста­ется исследование загадочной и противоречивой сущности современника, интеллигента и обывателя, его претен­циозности, глупости и ограниченности. В данных фельетонах мы видим, как Андреев дает характеристику своему современнику, а затем от конкретного случая - инцидента с артистом Бобровым, близкого к судебной хронике, пере­ходит к обобщению, а именно, к разговору о добродетели адвоката и журналиста. Контраст между условностью фантастического сюжета и социально-бытовой конкретикой, склонность к абстрагированию и схематизации жизненных «диссонансов» в значительной степени способствовали выработке художественной манеры писателя, в которой уже различимы элементы экспрессионизма.

Ключевые слова: Л.Н. Андреев, «Курьер», фельетон, «сфинкс современности», добродетель, экспрессионизм.

Telyatnik M.A.
Candidate of Philology, assistant professor of literature and children's reading Saint-Petersburg State Institute of Culture

LEONID ANDREEV ABOUT CONTEMPORARIES AND VIRTUES

Readers are presented three feuilleton by L.N. Andreev from the cycles «Impressions» and «Moscow. Little things of life», published in the newspaper «Courier» for 1900. One of the most important problems for Andreev always remains the study of the mysterious and contradictory nature of the contemporary, the intellectual and the philistine, his pretentiousness, his stupidity and limitations. In these feuilletons, we see how Andreev gives a characterization to his contemporary, and then, from the specifi c case - the incident with the artist Bobrov, close to the judicial chronicle, goes on to generalization, namely, to the conversation about the virtues of a lawyer and a journalist. The contrast between the conventionality of the fantastic plot and the social-concrete specifi cs, the propensity to abstract and schematize the life «dissonances» greatly contributed to the development of the artistic manner of the writer, in which the elements of expressionism are already discernible.

Keywords: L.N. Andreev, «Courier», feuilleton, «Sphinx of Modernity», virtue, expressionism.

Введение. Приход в литературу Леонида Андреева по времени почти совпал с началом его работы в большой ежедневной московской газете «Курьер». В 1898-1899 го­дах публикуются его рассказы «Баргамот и Гараська», «Любовь, вера и надежда», «Алеша-дурачок», «Молодежь», «У окна», «Ангелочек», «Петька на даче», «В Сабурове». Сюжеты этих ранних произведений писателя чаще всего были связаны с его орловскими воспоминаниями, в них изображались повседневные заботы обыкновенных лю­дей, внимание читателей привлекалось к осознанию тра­гической правды жизни, неразрешимым загадкам бытия. И одновременно в эти же годы Андреев - журналист, успеш­ный газетный репортер, его судебные отчеты в «Курьере» пользуются успехом, приносят ему известность. По словам писателя, неожиданно он приобрел ту вечно ускользаю­щую от него самоуверенность, «которой люди бывают обя­заны сознанию своей добродетели и которая отношения с близкими делает легкими и приятными. Без особого труда я поддерживаю новые знакомства, всюду оставляя после себя впечатление весьма милого, умного и красноречивого молодого человека» [2, с. 131].

Довольно скоро упоение успехом уходит - его место занимает осознание исчерпанности занятий судебными ре­портажами. В эту трудную пору раздумий о дальнейшей творческой судьбе Андреев принимает предложение осво­ить новый жанр, которому в газете придавали большое значение, - писать фельетоны. С конца января 1900 года в «Курьере» за подписью «Л-ев» начали регулярно появлять­ся его фельетоны под общим названием «Впечатления», а с мая того же года к «Впечатлениям» добавились большие воскресные фельетоны «Москва. Мелочи жизни», которые Андреев подписывал псевдонимом James Lynch (позднее - Джемс Линч).

В многочисленных фельетонах, опубликованных в 1900-1903 годах, Андреев высказывает немало интерес­ных суждений о значительных явлениях своего времени, о «мелочах» и «диссонансах» современной жизни, щедро делится с читателями своим пониманием происходящего, при этом одной из важнейших проблем для него неизменно остается исследование загадочной и противоречивой сущ­ности современника, интеллигента и обывателя, его пре­тенциозности, глупости и ограниченности.

Материалы и методы. Предметом исследова­ния являются: тематика и проблематика, композиционные и стилистические особенности, поэтика социально-психологических фельетонов Л.Н. Андреева периода его работы в «Курьере». Методология данно­го исследования совмещает историко-теоретический и сравнительно-сопоставительный анализ.

Результаты. «Кто он - этот гражданин ХХ века, - спрашивает писатель в одном из ранних фельетонов. И здесь же дает этому гражданину выразительную характе­ристику: это «сфинкс современности» [4].

По мысли Андреева, человек прошлого, т. е. того вре­мени, когда «этические и социальные отношения и ум­ственные настроения чуть ли не всего человечества могли характеризоваться одним исчерпывающим термином», был ясен, понятен, целен, «гармоничен»: «Вы слышите или читаете: “Языческий Рим”, - и перед вашими глаза­ми с поразительной яркостью встает весь строй тогдашней жизни, с самого низу до самого верху проникнутой одними руководящими принципами. Возьмите вы отдельную лич­ность той эпохи - и в ней вы найдете ту же поразительную гармонию мысли и поступка».

Иное дело человек ХХ века. Назвав его сфинксом, пи­сатель выявил прежде всего его неопределенность: не че­ловек, не животное, не птица, не божество. Сфинкс вроде бы интеллектуал, способный задать сложный вопрос, но одновременно он и чудовище, убивавшее тех, кто не был способен правильно ответить.

Та же неопределенность и половинчатость в создан­ном автором фельетона обобщенно-саркастическом пор­трете современника: «Бессильный как в пороке, так и в добродетели, вечно враждующий с тысячью врагов, засев­ших в его голову и сердце, одной рукой подающий хлеб, другой его отнимающий - он плачет без горя и смеется без радости. На тысячи языков разбился его язык, и сам не зна­ет он, когда лжет и когда говорит правду - этот несчастный сфинкс современности, тщетно пытающийся разгадать са­мого себя и гибнущий, не разгадав».

Продолжение темы современника - в фельетоне от 24 сентября 1900 г. [1]. Теперь в центре внимания писателя рассуждения о добродетели адвоката и журналиста.

Поводом к диалогу адвоката и журналиста стал случай, произошедший в конце июля в Астраханском театре, публи­ка которого устроила скандал артисту Боброву в связи с его безнравственным поведением. Инцидент с Бобровым по­лучил широкую огласку в печати, многочисленные заметки по этому поводу были прекрасно известны Андрееву, тем не менее, он счел необходимым вмешаться в происходя­щее и высказать свою точку зрения. И сделал это дважды.

Первое обращение к этой истории - «Впечатления» от 15 сентября 1900 г. [3] - открывается лаконичным со­общением: «Опереточный артист Бобров соблазнил шест­надцатилетнюю гимназистку Часовникову. Она бежала с Бобровым и, через несколько месяцев забеременев, покончила с собой выстрелом из револьвера».

Далее фельетонист подробно анализирует главные аспекты случившегося. В частности, он ставит под сомне­ние вопрос о том, имело ли право «часть местного обще­ства» прибегать к театральной демонстрации. Кроме того, автор фельетона считает, что, исходя из материалов дела, нельзя «ответить определенно» «было ли у покойной бес­поворотное решение лишить себя жизни». Особое возму­щение у Андреева вызвало обилие публикаций на одну тему: «имеет ли публика право вмешиваться в частную жизнь артиста». «В сущности говоря, - иронизирует пи­сатель, - разногласие между всеми писавшими было очень невелико: никто не возражал против необходимости эк­зекуции для артиста; спорили только о том, где артиста сечь: в театре, в прессе, или где-нибудь на открытом воз­духе <...> Жизнь наша так бедна общественными темами, доступными для обсуждения, что пресса способна целый месяц уличать в безнравственности курицу, снесшую яйцо-болтун, а остальные два месяца сомневаться: имела ли она право уличать курицу, или это значит вмешиваться в ее частную жизнь».

По мысли Андреева, задача прессы совсем в другом: необходимо вести речь «о способах, какими может воздей­ствовать общество на своего безнравственного члена, не подлежащего правительственному суду».

Второе обращение к инциденту с Бобровым спустя несколько дней в уже упомянутом фельетоне - «Москва. Мелочи жизни» от 24 сентября 1900 года. Теперь история артиста и гимназистки, газетной шумихи вокруг нее отхо­дит на второй план и становится поводом для размышле­ний о добродетели.

В центре повествования фантастическая встреча и разговор двух персонажей - адвоката Патентованного и журналиста James Lynch'a. Адвокат, по его словам, дер­жит свою добродетель, приобретенную на Сухаревке, в не­сгораемом шкафу и, в случае надобности, демонстрирует клиентам («Коль мало за дело дают, приоткрыл дверку: а эту, мол, вещь, вы ни во что ставите? Ну, и сконфузишь че­ловека»). Судя по всему, она невелика по размеру, вполне может поместиться в кармане («А если в суде потребуется, положил в карман - и готово»). Более того, ее можно трансформировать, измельчить, даже использовать в качестве за­куски («Хочу ее теперь в виде мятных лепешек изготовить: выпил рюмку коньяку, закусил лепешечкой - благодать»).

Добродетель имеет профессиональную принадлеж­ность: у адвоката она своя, причем стоит дороже прочих, так как спрос на нее в этой среде очень велик: «Некоторые из наших по три добродетели держат. Одна в приемной, другая в кабинете, третью в совете коллеги изучают», а ее избыток - «уже роскошь». Три добродетели, о которых пи­шет Андреев, вероятно, соответствуют трем задачам, кото­рые ставит перед собой адвокат: «в приемной» - желание делать добро и достичь справедливости, «в кабинете» - выиграть процесс и получить вознаграждение, «в совете коллег» - соблюдать правила профессиональной этики.

У журналистов, которым несгораемых шкафов «не полагается», добродетель выглядит несколько иначе. Она помельче, чем адвокатская, напоминает порошок («жел­тенький такой, вроде персидского») и «обыкновенно в чернильнице содержится». Журналистская добродетель заключается в стремлении к установлению истины, бес­пристрастности и чести, уважении к людям, в том числе к читателям. Задача журналиста - предоставить точную и объективную информацию. С другой стороны, главный грех журналистской добродетели - она может быть про­дажна (отстаивать интересы власти и др.), стремиться к сенсации и вознаграждению.

Поэтому адвокатская и журналистская добродетели в чем-то похожи, но ответственности больше у адвоката, так как он отвечает за судьбы людей.

Чуть позже выясняется, что добродетель обладает свойствами живого существа («завозилась» в шкафу, требуя пищи), но в чем-то подобна то ли лекарственному средству («в виде мятных лепешек»), то ли ядовитому хи­мическому веществу.

Добродетель в представлении адвоката и его собеседника-журналиста - это нечто материальное, пред­мет не то что бы любимый, но крайне необходимый в про­фессиональной деятельности. Она сродни канцелярской принадлежности («Раньше я ее в виде пресс-папье на письменном столе держал»), ее можно стащить, причем по ошибке («...подвернулся один клиент близорукий, да и стащил, будь он неладен»), купить на рынке по сходной цене («насилу потом на Сухаревке раздобыл, три воскресе­ния подряд ходил»), она должна соответствовать запросам владельца и обозначать его статус («Ну, да ничего, годится - чистенькая и этакая фасонистая добродетель»).

Обсуждение. Художественный прием, когда Андреев, «опредмечивая» абстрактное понятие, не сравнивает его с какой-то конкретной вещью, а приписывает ему всё новые и новые свойства, придает несколько абсурдистский отте­нок всей ситуации разговора. Выясняется, что ни один из собеседников не понимает толком, о чем идет речь, «что такое эта самая добродетель», хотя оба говорят о доброде­тели вполне серьезно и со знанием дела.

Фельетонист использует прием «остранения». Он от­талкивается от расхожих обывательских суждений, иро­нически трансформируя фразеологические обороты и речевые сращения, соединяет на малом пространстве тек­ста стилистические обороты, принадлежащие к разным речевым пластам. Такое смешение высокого и разговорно­-бытового, даже просторечного стилей фельетонист ис­пользует для передачи речи «среднего обывателя»; на этом языке говорят и адвокат, и журналист.

Показательно, что мысли и суждения, которые выра­жают позицию автора фельетона, принадлежат не условно существующему James'у Lynch'у, а вымышленному адво­кату Патентованному. Именно он в сочиненной им речи в защиту журналиста произносит ряд андреевских сен­тенций. Они касаются, в первую очередь, журналиста как «человеческой разновидности»: «Прежде всего, установим понятие журналиста. Это человек умеренно порочный и умеренно добродетельный, как и все люди его времени и его места; когда идет дождь, он надевает калоши, в хоро­шую погоду он едет в Петровский парк. Он любит, нена­видит, сморкается и умирает, как и все. Всё отличие его от простых людей то, что он живет своим пером и, по мере своего разума и таланта, пытается осветить темные и неразгаданные стороны жизни…». Комический эффект создается с помощью бурлеска: сочетания возвышенно­-публицистического стиля и сниженных бытовых деталей. Из фразеологических оборотов «жить своим трудом» и «труженик пера» Андреев создает свой собственный фразеологизм: «живет своим пером».

В данном случае контраст между условностью фан­тастического сюжета и социально-бытовой конкрети­кой определяет гротесковую манеру повествования. Противоречие между ними снимается довольно тради­ционным способом: выясняется, что автору всего лишь приснился сон, «скверный и тяжелый». Впрочем, это не отменяет абсурдистского содержания текста: разговора о добродетели, ее достоинствах и способах применения, что отражает мнение писателя о сути подобных рассуждений в печати.

Заключение. Переход от конкретного случая к широ­ким обобщениям, способность за частным увидеть нечто целое, намеренная деформация этого общего — характер­ные приметы многих фельетонов Андреева о московских интеллигентных обывателях. В них вполне различимы те элементы экспрессионизма, о которых позднее писал один из основоположников и теоретиков направления Казимир Эдшмид. Для него суть принципов экспрессионизма состо­ит в необходимости «докопаться до смысла предмета». У художника-экспрессиониста «не взгляд - у него взор. Он не описывает - он сопереживает. Он не отражает - он изобра­жает. Он не берет - он ищет <…> Все становится связан­ным с вечностью. Больной - не только страдающий калека. Он становится самой болезнью...» [5, с. 305].

Библиографический список

1. Андреев Л.Н. Москва. Мелочи жизни / James Lynch // Курьер. 1900. 24 сент. (№ 265). С. 2. То же // Андреев Л.Н. Полн. собр. соч. и писем : в 23 т. Т. 13: Статьи, 1895—1900 / [подгот. текстов и коммент. Т.В. Котовой и М.А. Телятник]. М. : Наука, 2014. С. 350—355.
2. Андреев Л.Н. Дневник. 1897-1901 / подгот. текста М.В. Козьменко и Л.В. Хачатурян (при участии Л.Д. Затуловской), сост., вступ. ст. и коммент. М.В. Козьменко. Москва : ИМЛИ РАН, 2009. 296 с.
3. Андреев Л.Н. Впечатления / Л.-ев // Курьер. 1900. 15 сент. (№ 256). С. 3. То же // Андреев Л.Н. Полн. собр. соч. и писем : в 23 т. Т. 13: Статьи, 1895-1900 / [подгот. текстов и коммент. Т.В. Котовой и М.А. Телятник]. М. : Наука, 2014. С. 333-336.
4. Андреев Л.Н. Впечатления / Л.-ев // Курьер. 1900. 16 марта. (№ 75). С. 2-3. То же // Андреев Л.Н. Полн. собр. соч. и писем : в 23 т. Т. 13: Статьи, 1895-1900 / [подгот. текстов и коммент. Т.В. Котовой и М.А. Телятник]. М. : Наука, 2014. С. 107-108; То же // Андреев Л.Н. Полн. собр. соч. : [в 8 т.]. СПб. : Изд. т-ва А.Ф. Маркс, 1913.Т. 6. С. 176-177. Под заглавием: Сфинкс современности.
5. Эдшмид К. Экспрессионизм в поэзии / [пер. с нем. В. Вебера] // Называть вещи своими именами : Прогр. выступления мастеров зап.- европ. лит. XX в. / [сост. Л.Г. Андреев и др. ; под ред. и с предисл. Л.Г. Андреева ; Коммент. Г.К. Косикова и др.]. М. : Прогресс, 1986. С. 300-316.

References

1. Andreev L.N. Moscow. The Little Nothings of Life / James Lynch // Courier. 1900. 24 Sept. (№ 265). P. 2. The same: Andreev L.N. Complete works and letters: in 23 volumes. V. 13: Articles, 1895-1900 / [preparation of the texts and comments by T.V. Kotova and M.A. Telyatnik]. Moscow: Nauka, 2014. P. 350-355.
2. Andreev L.N. A Diary. 1897-1901 / Preparation of the text by M.V. Kozmenko and L.V. Khachaturian (with the participation of L.D Zatulovskaya), compiling, introductory art. and comments by M.V. Kozmenko. Moscow: IMLI RAN, 2009. 296 p.
3. Andreev L.N. Impressions / L.-ev // Courier. 1900. 15 Sept. (№ 256). P. 3. The same: Andreev L.N. Complete works and letters: in 23 volumes. V. 13: Articles, 1895-1900 / [preparation of the texts and comments by T.V. Kotova and M.A. Telyatnik].Moscow: Nauka, 2014. P. 333-336.
4. Andreev L.N. Impressions / L.-ev // Courier. 1900. 16 March. (№ 75). PP. 2-3. The same: Andreev L.N. Complete works and letters: in 23 volumes. V. 13: Articles, 1895-1900 / [preparation of the texts and comments by T.V. Kotova and M.A. Telyatnik].Moscow: Nauka, 2014. P. 107­108.- The same under the name «Sphinx of Modernity» // Andreev L.N. Full. collect. op. Leonid Andreev: with the portrait. Authors: [in 8 t.] . SPb.: Edited by A.F. Marx Publishing House, 1913.V. 6. Pp. 176-177.
5. Edshmid K. Expressionism in Poetry [translated from German by V. Weber]. // Calling Things by Their Own Names: Programme presentations by masters of Western European literature of the 20th century / Andreev L.G. (ed.). Moscow: Progress, 1986. P. 300-316.