Алексей Арбузов. Таня
(Отрывок)
…Так и я родился и явился сначала скромной моделью себя самого,
чтобы родиться снова более совершенным творением…
Микеланджело Буонарроти.
XXIV сонет
Драма в двух частях, восьми картинах
Действующие лица
Таня.
Герман.
Шаманова Мария.
Игнатов Алексей Иванович.
Дуся.
Михей.
Бабушка.
Грищенко Андрей Тарасович.
Доктор.
Оля.
Хозяйка зимовья.
Васин.
Башняк.
«Фурманов».
«Чапаев».
«Матрос».
Вихрастый парнишка.
Парень.
Гости Германа, приисковая молодежь.
Часть первая
Картина первая
Четырнадцатое ноября 1934 года.
Москва. Зимние сумерки. Скоро шесть. Квартира Германа. Уютная комната, в которой все говорит о счастливой любви и дружбе двоих. За окном медленно падает густой снег, освещаемый огнями улицы. На пороге Таня, замерзшая, счастливая. Она в белой меховой шубке, вся в снегу. В руках покрытые снегом лыжи. Навстречу ей бежит Дуся, маленькая, курносая, серьезная девушка лет восемнадцати.
Дуся. Ну вот, всегда вы с лыжами в комнату…
Таня. Германа нет? Я только посмотреть… (Снимает шубку.) А какой снег! Я, как в детстве, задрала голову и глотала его, как мороженое… И варежки мокрые, хоть выжимай!
Дуся берет у нее шубку.
Никто не приходил?
Дуся. От соседей заходили по телефону звонить, ребенок у них очень больной.
Таня. Заболел? (Вытирает мокрые от снега ресницы.) Ах да, вы мне говорили… Семен Семеновича кормили, Дусенька?
Дуся. Он раньше вас пообедал. (Показывает на клетку, в которой копошится маленький вороненок.) Видите, какой важный. Сел, и с места его не сдвинешь. (Уходит с шубкой и лыжами.)
Таня включает радиоприемник. В комнату врываются звуки веселой польки.
Таня (кричит). Обед готов?
Дуся(издали). Готов.
Таня (в ритме польки кружится по комнате).
Все готово… все готово…
Где же Герман, где же он?
Звонок.
Вот и Герман, вот и Герман,
Герман, милый, дорогой!
(Пританцовывая, лезет в платяной шкаф, закрывая за собой дверцы.)
Входит Герман, в его руках сверток и бутылка вина.
Герман. А где Татьяна?
Дуся смотрит на шкаф и, безнадежно махнув рукой, уходит. В шкафу слышно ворчанье.
(Обернулся, выключил радио, подошел к шкафу. Грозно.) Безобразие! Кто сюда впустил собаку?! Да, да… и притом дворнягу, я это чувствую по запаху.
Из шкафа слышен лай. Герман закрывает шкаф на ключ. Оттуда доносится жалобный писк.
Ага. Вы испугались, почтенная собака. Вы просите пощады?
Таня(тоненьким голоском). Добрый Герман, выпустите бедную собаку на волю, я не кусаюсь, я честный, добропорядочный пес.
Герман. Вы уверены, что не кусаетесь, уважаемая собака?
Таня (так же). Я даю честное собачье слово.
Герман открывает шкаф. Таня бросается ему на шею, он берет ее на руки и кружит по комнате.
Она целует его глаза, лоб, виски. Оба хохочут.
Таня. Вот тебе, вот тебе, в такой день и опоздал. (Тихо.) Ведь завтра, ты помнишь…
Герман. Да… пятнадцатое ноября…
Таня. Пятнадцатое… Год назад в этот день мы познакомились…
Герман(передает ей сверток). Вот… это тебе.
Таня(быстро развертывает). Музыка! (В ее руках маленький игрушечный музыкальный ящичек, раскрашенный в веселые цвета.) Слышишь, она играет. (Крутит ручку ящика — раздается нежный, мелодичный звон.) Она про нас играет, Герман… Милый, с наступающим…
Герман. И тебя…
Взявшись за руки, они идут к столу.
Таня. Вино?
Герман(открывает бутылку). Да… Салхино.
Таня. Какое название… Сал-хи-но! Похоже на пу-те-ше-ствие! Сегодня мы напьемся с тобой пьяными, да, Герман? И будем бить посуду!
Герман(наливает вино). Это идея. (Поднимает бокал.) За тебя!
Таня. За будущее пятнадцатое ноября.
Герман. В тысяча девятьсот тридцать пятом году…
Таня. В тридцать шестом…
Герман. В тридцать восьмом! Мы будем с тобой праздновать пятилетие… Интересно, что с нами будет в тридцать восьмом? Не знаю.
Таня. И я не знаю. Ведь это случится через четыре года, мы станем старые-старые… Тебе стукнет двадцать восемь, а мне — двадцать пять. Ты станешь тогда знаменитым конструктором.
Герман. А ты?
Таня. А я… Я буду любить тебя.
Герман. Тогда за пятнадцатое ноября в тысяча девятьсот тридцать восьмом году!
Таня. Ура! Тысяча девятьсот тридцать восемь раз — ура!
Пьют.
Что ты делал сегодня?
Герман. Был в наркомате. Потом в Главзолоте. Там бездна народу — казахстанцы, конечно… Страшно кричат и грозятся выполнить план. Шум подняли невероятный.
Таня. Ну, а твои дела?
Герман. Чертежи у наркома, так что понимаешь сама… Вот-вот ждем решения.
Таня. Трусишь?
Герман. Ясно.
Таня. Ну и дурак. Твоя драга будет лучше! Вот увидишь!
Герман вздыхает.
Суп нравится?
Герман(ест). Угу.
Таня. Герман… а ты… ты съел бы таракана, если бы этим мог спасти меня от смерти?
Герман. Съел бы… Тьфу! (Бросает ложку.) Ну что за дурацкие мысли! Брр…
Таня(наливает вино). За дурацкие мысли! (Вскрикнула.) Да! Ведь я не рассказала тебе самого главного. (Таинственно.) Сегодня я чуть не заблудилась!
Герман(засмеялся). В Сокольниках? Ну, не ври, не ври.
Таня(горячо). Честное слово! Сегодня для лыж такая легкая погода, и я ушла далеко за круг. Знаешь, там настоящий лес, тихо, ни души, только птицы, небо и снег. И вдруг мне стало страшно, мне показалось, что Москва далеко-далеко — за тысячи километров, и я где-то на севере, а вокруг волки, медведи… Ух как я испугалась, даже заревела от страха… И вдруг услышала шум трамвая — он шел в шагах ста от меня.
Герман(хохочет). Трусиха! И тебе не стыдно?
Таня. Сегодня глупый и счастливый день… Дай тарелку, я принесу второе. (Уходит в коридор.)
Герман просматривает газету.
(Возвращается из кухни, ставит ему тарелку.) Брось газету, тебе говорили — не читать во время обеда!
Герман. Сегодня в «Правде» портрет Марии Шамановой, директора одного из енисейских приисков. Награждена орденом Ленина.
Таня. Возьми другую вилку. Ты знаешь ее?
Герман. Шаманову? Нет… Но у нас в Главзолоте много о ней говорят.
Таня. Ну, вы, золотоискатели, вечно хвалите друг друга. Покажи-ка! (Смотрит газету.) Курносая!
Герман. Разве?
Таня. Определенно курносая. (Наливает вино.) За здоровье курносых!
Герман. А ты уж совсем пьяная, дурачок!
Таня.
Кар! Кар! Стал ворон напевать
И на одной ноге скакать.
Обед окончен. Входит Дуся, убирает со стола. Герман ложится на тахту. Звонок.
Кто же это? (Дусе.) Нет, я сама, вы обедайте, Дусенька. (Уходит.)
Герман. Дуся, вы книжки не видели? «Ценные минералы» называется… такая, в красном переплете.
Дуся(забирает посуду). А я читаю ее, Герман Николаич.
Герман. Читаете? Но ведь она… специальная.
Дуся. Вот-вот… Про камушки. Очень интересная. Я, как прочитаю, на столик положу. (Уходит с посудой.)
Герман(улыбается). «Про камушки»… Черт знает!
Таня (входя). Это доктор ошибся квартирой. Он к соседям. Там ребенок болен.
Герман. Опасно?
Таня. Кажется. (Садится к Герману на тахту. Включает приемник.)
Музыка.
Слышишь? «Песенка Миньоны»… ее всегда пела мама. Она преподавала пение у нас в школе, и было очень смешно, когда она вызывала меня: «Рябинина, к роялю». А по вечерам, когда со службы приходил отец, она садилась за пианино и пела:
Знаешь ли ты тот край, где все блеск и краса,
Анемоны цветут и лавры зеленеют…
А за окнами падал снег, как сейчас, и весь Краснодар белый-белый, точно игрушечный городок в сказке… (Пауза.) Вот и кончилось детство: каток, школьная стенгазета, пионерский клуб и наш знаменитый шумовой оркестр. Знаешь, Герман, мне всегда кажется, что я оставила детство в другом городе, далеко-далеко, но оно не кончилось, оно продолжается, но без меня. (Помолчав.) А помнишь, как мы познакомились год назад?
Герман. Бродили по Тверской…
Таня. Ели пирожные…
Герман. Были в трех кино…
Таня. И смотрели одну и ту же картину. А потом снова бродили по Москве, всю ночь, до первых трамваев. А потом я опоздала в институт…
Герман. А ты… ты не жалеешь, что бросила институт? Этой весной ты была бы уже врачом: ведь тебе оставался всего год до выпуска.
Таня. Ну вот, опять! Ты никогда не должен говорить мне этого… Ведь я люблю тебя, а любить — значит забыть себя, забыть ради любимого. Целые ночи я готова сидеть над твоими чертежами, потому что твои работы стали моими, потому что ты — это я.
Герман. Но ведь не можешь ты вечно жить моей жизнью. Пойми, это скучно, Таня!
Таня. Скучно? Кому?
Герман молчит.
Ну вот мы и поссорились… и в такой вечер!
Молчание.
Погоди, погоди, вот я возьму и уйду от тебя и никогда не вернусь. Ты будешь плакать?
Герман. Буду.
Таня. То-то! (Пауза.) Проси прощения. И никогда меня больше не обижай, слышишь?
Герман. Слышу.
Таня. И никогда мне не лги. Никогда, что бы ни случилось.
Герман горячо ее целует.
Не целуй меня так.
Герман. Почему?
Таня(показывает на клетку). Семен Семенович смотрит, а он еще совсем молодой, наш вороненок. (Шепотом.) Выпьем за него и за себя… и за все, что нам нравится.
Тишина. Они молча сидят, прижавшись друг к другу.
Герман. Как тихо.
Таня. Как будто во всем мире никого нет.
Герман. Только ты и я.
Таня. Ты, да я, да мы с тобой.
Герман. Ты, и я, и Семен Семенович.
Таня. Снег идет. Ты любишь, когда идет снег?
Герман. Да.
Таня. Очень любишь?
Герман. Очень.
Таня. И я очень. Пусть идет.
Герман. Пусть.
Молчание.
Таня. Что это?
Герман. Рюмка разбилась.
Таня(тихо). Вот мы и бьем посуду. (Пауза.) Сейчас где-нибудь на севере страшно. Вьюга… волки… медведи… Ты боишься медведей?
Герман. Нет.
Таня. Совсем не боишься?
Герман. Совсем.
Таня. И я. Пусть живут.
Герман. Пусть.
Резкий звонок.
Таня(кричит). Дуся, нас нет дома!
Герман. Уже открыла…
Таня. Идут…
Стук.
Войдите.
В дверях Шаманова. Это крупная, красивая тридцатилетняя женщина. У нее смуглая, обветренная кожа, золотистые волосы, низкий голос.
Шаманова. Простите… мне нужен Балашов, Герман Николаич.
Таня. Увы, Герман Николаич нужен всем и всегда. Увы, увы!
Герман(несколько смущенно). Я Балашов…
Шаманова. Моя фамилия Шаманова.
Герман. Мария?
Шаманова. Справедливо. (Тане.) Что это, милая, вы так на меня смотрите?
Таня. В газете вы вышли страшно курносая… Но это опечатка… Честное слово, это возмутительная опечатка. Хотя, знаете… Мы пили за курносых.
Герман делает Тане какие-то знаки.
Мне уйти?
Пауза.
Шаманова(смотрит, улыбаясь, на клетку с птицей). Забавно! Никогда не видела, чтобы в комнате держали ворону.
Таня. Это Семен Семенович, наш вороненок.
Шаманова. Право, лучше выпустить его на волю. Стоит ли держать птицу в душной комнате?
Таня. Вот еще! Мы нашли его маленьким. Он был совсем вот такой. (Показывает.) И не умел летать.
Шаманова. В комнате он, во всяком случае, не научится летать.
Пауза.
Таня. У вас нет калош? Ой, как вы наследили!
Герман(идет к двери). Пройдемте в другую комнату, там будет удобнее.
Шаманова(идет за Германом). Не сердитесь, я вашего мужа задержу… (смотрит на часы) ну, минут пятнадцать, не больше.
Уходят.
Таня. Кланяюсь до земли. (Подошла к клетке.) Слышали, Семен Семеныч? То-то! (Прошлась по комнате. Подошла к пианино. Взяла несколько аккордов. С ноткой вызова в голосе.) Герман, я вам не мешаю?
Герман(из соседней комнаты). Нисколько, милая…
Таня(тихо себе подыгрывая, поет «Шотландскую песню» Бетховена).
Милее всех был Джеми, мой Джеми любимый,
Любил меня мой Джеми, так преданно любил.
Одним пороком он страдал, что сердца женского не знал.
Лукавых чар не понимал, увы, мне жаль, мне жаль…
Слышен звонок. Из прихожей доносятся веселые голоса. Быстро входит Дуся.
Дуся(не скрывая своего удовольствия). Татьяна Алексеевна, там ваши пришли, медики… студенты.
Таня (радостно). Ну? Зови их, зови, Дуся! Поставь чай. Ага, Герман Николаевич, и у нас тоже будут гости! Да иди же скорей, Дуся.
Дуся. Бегу, Татьяна Алексеевна. (Идет к двери.)
Таня. Нет! Подожди… (Раздумывая.) А может быть, не стоит? Опять станут жалеть, начнут уговаривать вернуться в институт. Может быть, не надо их, а, Дуся?
Дуся. Не знаю, Татьяна Алексеевна.
Таня(помолчав). Скажи им… скажи, что меня нет дома, что я пошла с мужем в театр. Да, да, в театр!
Дуся. Как знаете, Татьяна Алексеевна. (Уходит.)
Таня подбегает к двери и прислушивается к тому, что происходит в коридоре. Постепенно веселый шум смолкает. Слышны извиняющиеся голоса. Потом хлопает парадная дверь и наступает тишина.
Дуся(возвращаясь). Ушли. Гуревич ваш очень огорчился. А у Женечки флюс, говорит, в поезде надуло.
Таня. Пусть. Все равно.
Дуся. Записку она вам написала. Вот. (Отдает записку и уходит.)
Таня(читает записку). «Не надо лгать, Таня, — ведь мы слышали, как ты пела. Все ясно: мы стали лишние в твоей жизни. Горько расставаться, милый дружок, но пусть будет по-твоему. Мы больше не придем к тебе. Желаю счастья. Женя». (Некоторое время она, как бы раздумывая, стоит молча.) Ну что ж… Пусть так.
В дверях появляются Герман и Шаманова.
Шаманова. В Москве я буду месяцев через пять. В конце апреля. А к тому времени наркомат решит ваше дело. Кстати, чертежи выполнены превосходно. Кто их делал?
Герман(показывая на Таню). Вот.
Шаманова. Значит, вы чертежница, милая?
Таня. Я делаю чертежи только для него. Это доставляет мне удовольствие.
Неловкая пауза.
Шаманова. Вероятно, у вас есть ребенок?
Таня. Да.
Шаманова. И большой?
Таня(показывая на Германа). Как видите.
Шаманова. А вы шутник, оказывается. (Герману.) Так вот, если испытания пройдут удачно, вам придется приехать к нам… Вы бывали в Сибири?
Герман. Дальше Иркутска не приходилось. Но Западную Сибирь я знаю хорошо: мой отец — потомственный сибирский инженер. А к вам я приеду с удовольствием. Я ведь по образованию инженер-геолог, а конструкторская работа над драгой — это так… счастливая идея!
Шаманова(уходя). Что же, и об этом поговорим весной. Прощайте, милая. (Уходит.)
Герман(смотрит ей вслед). Какая она… (Не находит нужного слова.) Правда?
Таня. Она зачем приходила?
Герман. Видишь ли, в совете разбирали мой проект, и… если испытания пройдут удачно…
Таня(взволнованно). Говори же, ну!
Герман. Моя драга как опытная будет установлена на прииске Шамановой.
Таня. Герман!.. (Радостно.) Герман, видишь?! Я знала… Я говорила тебе… Ты, ты — самый талантливый!
Герман. Только бы испытания… Я боюсь думать об этом.
Таня. И не думай, милый… Все, все будет хорошо.
Герман. Да! Поедем куда-нибудь. Сегодня наш вечер, и мы проведем его вместе.
Таня. В театр!
Герман. Мне очень хочется в цирк.
Таня. Нет! (Торжественно.) Мы поедем с тобой в театр. (Смотрит в газету.) Сегодня в Большом «Евгений Онегин». Герман, миленький, попробуем достать билеты! Я так люблю «Онегина». Подожди меня, я быстро переоденусь. (Убегает в соседнюю комнату.)
Телефонный звонок.
Герман(берет трубку). Да… Кто это?… Перестаньте шутить. (Смеется.) Кто?… Не понимаю… (Вскрикнул.) Михей! Ты? Откуда?… С Алдана?… И Сережка с тобой? (Хохочет, долго слушает и снова хохочет.) Целый год не виделись… Нет, сегодня занят… Что? Завтра уезжаете? А если я с женой?… Да почему же, Миша?… Да, да, конечно, понимаю — встреча друзей… Нет, завтра утром тоже занят… (Пауза.) Ну ладно. Ради дружбы иду на все. Жди, сейчас приеду! (Вешает трубку.)
Вбегает Таня, на ней новое, нарядное платье.
Таня. Милый… Сегодня наш день, а я такая эгоистка, да? Ты хочешь в цирк. Ну что же, едем. Там будут смешные клоуны, дрессированные звери, тебе будет весело. Едем! Едем в цирк, милый.
Герман. Видишь ли, мне только что звонили по телефону, и… нам не удастся провести вечер вместе.
Пауза.
Таня (тихо). Это касается нашей драги?
Герман(помолчав). В общем да!
Пауза.
Таня. Ну что ж, поезжай. Принести тебе наши чертежи?
Герман(подумав). Нет, они мне вряд ли понадобятся.
Таня. Ты скоро вернешься?
Герман. Не знаю… (Быстро.) Вряд ли.
Неловкое молчание.
Ты будешь дома?
Таня. А куда же мне идти?
Пауза.
Герман. Жаль, что у тебя нет друзей…
Таня. Ты думаешь?
Герман. А уж если ты ни за что не хочешь вернуться в институт, то…
Таня. Что?
Герман. Ты знаешь? (Улыбаясь.) Мы назовем его Юрка.
Таня. Нет, Герман, нет! Только ты и я. А тогда нас будет целых трое. Ты будешь его любить, а я ни с кем не хочу делить твоей любви. Даже с ним.
Герман. Знаешь, я останусь… Я… никуда не пойду.
Таня(бросилась к нему). Милый! (Пауза.) Нет, нет, ты должен идти, Герман… (Надевает на него пальто, шарф.) Возвращайся скорее, я буду ждать тебя… с Семен Семенычем! Ну, иди! (Выталкивает его.) Иди, Герман!
Хлопнула дверь. Таня бесцельно ходит по комнате. Погасила свет, легла на кушетку.
Дуся(приоткрыв дверь из коридора, стоит в полутьме на пороге). Татьяна Алексеевна!
Таня. Что, Дусенька?
Дуся. Ребенок-то у соседей помер…
Таня. Что?
Молчание.
Мальчик?
Дуся. Девочка. (Пауза.) Татьяна Алексеевна, вы дома будете?
Таня. Да.
Дуся. Можно, я с братом в кино схожу?
Таня. Конечно, идите, Дусенька.
Дуся уходит. Таня включает радиоприемник. Раздаются звуки увертюры из «Евгения Онегина». Таня молча слушает, потом вскакивает, зажигает свет, достает лежащие на шкафу чертежи и кладет их на стол.
Этот как будто грязноват. Сделаем новый! (Обращаясь к вороненку.) Пройдет вечер, вернется Герман, а чертеж будет готов. За работу, Семен Семенович, за работу! (Улыбаясь, она склоняется над чертежами.)
Картина вторая
Первое мая 1935 года.
Та же комната. На улице весна. В раскрытом окне светятся огни празднично иллюминированной Москвы, у Германа вечеринка. Здесь Таня, Шаманова, друзья Германа — молодые геологи. Шум, кто-то играет на пианино, в углу бренчит балалайка, Михей, толстый, бородатый крепыш, подняв бокал, тщетно пытается установить тишину.
Михей. Друзья… Друзья, не могу молчать…
Возгласы. Опять Михей не может молчать!
— Убрать его!
— Тише… Пусть говорит!
— Говори, Михей!
Михей(торжественно). Братцы геологи! Неукротимые энтузиасты! Люди тридцатых годов! Мощные дубы Горного института, ныне разведчики и инженеры! Три года назад мы простились с институтом, простились друг с другом. Умудренные опытом учебы и одержимые страстью познания земных недр, мы пустились в великое кочевье. Прошло три года, и сегодня, в день Первого мая, мы собрались сюда, чтобы приветствовать героя нашего содружества — Германа Балашова!
Возгласы. Герман, встань! Явись народу.
Герман встает.
Михей. Три дня назад закончились последние испытания его электрической драги, и мы победили. Вот стоит он перед нами, наш уважаемый друг и конструктор. Мы пьем этот бокал за его талант, за наш институт и за нашего любимого декана! Ура!
Шум, звон бокалов. Туш на пианино и балалайке.
Возгласы. Ну и Михей! Оказывается, на Алдане умеют говорить речи!..
Михей. На Алдане умеют еще и выполнять план, что не всегда случается с некоторыми казахстанцами.
Хохот.
Возгласы. Попало, Яшенька?
— Руби, Михей!
Возглас. Ай да борода!
Герман. Прошу внимания! (Встает.) Я предлагаю тост за того, кто помог мне в работе, за человека, которому я обязан своей победой… за Марию Донатовну!
Михей. Умные речи приятно слушать! (Шамановой.) Пью за вас, моя радость.
Все чокаются. Приветственные возгласы, Таня встает из-за стола и подходит к клетке с вороненком.
(Герману.) Прочувственно сказал, шельмец. (Смеется.) Нет, тут что-то кроется. (Тане.) На вашем месте я бы обратил на это внимание, хозяйка. А?… (Хохочет.) Клянусь своей бородой…
Небольшая пауза.
Шаманова. Кстати, как вы добились такой роскошной бороды, Михей?
Михей. Эх, Мария Донатовна, того, что можешь добиться, добьешься всегда.
Шаманова. Вы уверены?
Михей. Только этого мало, надо добиться не только того, что можешь, но и того, что хочешь… Это посерьезнее. Вот выходите за меня замуж.
Шаманова. Ого! Я вижу, в таких вопросах вы не раздумывая действуете…
Михей. Жизнь научила, Мария Донатовна.
Шаманова(смеется). Совсем вы потерянный, Михей.
Михей. Это хорошо, что потерянный: авось кто-нибудь и найдет.
Герман подходит к Тане, которая возится с клеткой вороненка.
Герман. Ну, давай сюда клетку.
Таня. А тебе не жалко Семена?
Герман. Конечно, жалко, но ведь мы решили.
Таня (громко). Внимание! Всем, всем, всем! (Поднимает клетку.) Перед вами Семен Семенович. Всю зиму он был нам лучшим другом, и мы с Германом решили выпустить его на волю в день Первого мая. Сегодня этот день наступил. Предлагаю устроить торжественные проводы.
Кто-то заиграл на пианино туш. Все двинулись к клетке.
Михей (поет).
Птичка Божия не знает
Ни заботы, ни труда…
Все (подхватывают).
Хлопотливо не свивает
Долговечного гнезда…
Таня (торжественно). Уважаемый Семен Семенович! Настают печальные минуты прощания. Ты возмужал, окреп, из маломощного вороненка превратился в добротного, обтекаемого ворона. И сегодня, в день Первого мая, мы отпускаем тебя в твои вороньи странствия, желая легкой и веселой дороги. (Кланяется птице.) Прощай, Семен, не поминай лихом.
Туш. Все толпятся у клетки, раскланиваются с птицей.
Возгласы. Пожми ему лапу!
— Не все сразу, по очереди!
Герман. Тише… Открывай дверцу… Теперь выпускай.
Таня. Прощай, Семен Семенович!
Герман. Полетел.
Таня. Сел на карниз…
Герман. Черт возьми, он не хочет лететь…
Таня. Что же делать?
Михей(кричит). Давай, давай, Семен Семенович!
Таня. Не кричите, он летит обратно!
Все стоят у окна, кричат и машут руками. Таня размахивает полотенцем.
Михей. Ага!.. Испугался… Повернул.
Таня. Полетел к бульвару…
На улице музыка.
Возгласы. Где? Не вижу.
— Вон за тем домом…
— Нет!
Таня. Улетел. (Смотрит на пустую клетку.) Он был свидетелем самых счастливых наших дней… Помнишь, Герман? Бессонные ночи, бутерброды с колбасой, чертежи и надежды! (Тихо.) Теперь они осуществились.
Шаманова. Почему же так грустно, Танюша?
Таня. Когда осуществляются мечты, всегда бывает немного грустно.
Герман. Моя драга прошла все испытания. Прикажете плакать?
Таня. Ты опять не понял… Ну что ж.
Кто-то с силой ударил басовую струну.
Герман (Шамановой). Я налью вам чаю. (Идет к столу.)
Михей(с гитарой в руках). А ну-ка, братики, давайте нашу сибирскую…
Хор мужских голосов негромко поет протяжную сибирскую песню. Михей аккомпанирует на гитаре.
Шаманова подходит к Тане, кладет ей руку на плечо. Таня смотрит на нее. Некоторое время они молчат.
Шаманова. Татьяна… скажите мне, что с вами?
Таня молчит.
В вас тревога какая-то и настороженность… словно вы боитесь…
Таня. Я ничего не боюсь.
Шаманова. В двадцать лет — я ведь помню — голова полна всяческих мечтаний. Весёлые планы, надежды и множество желаний. Ведь верно?
Таня. Может быть.
Шаманова. А вот ваших желаний я не разберу. (Мягко.) Я много старше вас, и… поймите меня, нельзя быть равнодушной… даже к себе.
Таня(серьезно). Ей-богу?
Шаманова. Я завтра уезжаю. Совсем. Вероятно, мы никогда не увидимся… И мне очень не хочется расстаться с вами… вот так.
Таня. Вы уедете, и мы вас забудем… с Семен Семеновичем. (Увидела пустую клетку.) Ах да… (Пауза.) Значит, завтра?
Шаманова. А вы странная, Татьяна, словно потеряли что-то.
Таня. Да. А что один дурак потерял, сто умных не найдут. (Пауза.) Идите к столу, Герман налил вам чаю. (Отходит в сторону.)
Шаманова смотрит на часы.
Михей. Ну, за Семена Семеновича, за его дорогу! Что же вы совсем не пьете, хозяйка?
Герман. Оставь ее… Дуется, а почему — неизвестно.
Михей. Нет, не оставлю! (Ведет Таню к пианино.) Спой, светик, не стыдись.
Таня. Мне не хочется, Мишенька.
Герман. Зачем ломаться? Спой, ребята просят.
Возгласы. Просим Танюшу!
— Слово хозяйке!
— Тсс… Тишина…
Таня(поет).
Милее всех был Джеми, мой Джеми любимый,
Любил меня мой Джеми, так преданно любил.
Одним пороком он страдал, что сердца женского не знал,
Лукавых чар не понимал, увы, мне жаль, мне жаль.
Ах, если б только знал он, как верно и нежно
Его люблю и жажду опять свиданья с ним…
(Оборвала пение. Молчит. Медленно встает, держась за пианино.)
Герман(недоумевая). Танюша…
Таня(слабо улыбаясь). Да держи же меня, глупый, я свалюсь.
Шаманова. Что с вами?
Таня. Ничего не вижу… Все кружится…
Герман берет ее на руки и кладет на тахту.
Михей. А ну, братики, давайте в другую комнату… Живо, живо…
Все уходят. Герман протягивает Тане стакан воды.
Таня(приподнимает голову, пристально смотрит на Германа и вдруг заливается неудержимым хохотом). Герман, Герман, какой ты смешной… Ты даже не представляешь, какой ты смешной. (Задыхаясь от смеха.) Знаменитый муж принес стакан воды…
Герман. Так… ты нарочно притворилась… ты хочешь спровадить моих друзей…
Таня(улыбаясь). Час пробил, и я раскрою тебе страшную тайну. В ноги, супруг мой, в ноги…
Герман. Я не желаю слушать твои глупости! (Идет к двери.)
Таня. Но, Герман, я же хочу серьезно…
Хлопнула дверь.
(Одна.) Дурак. Он не стоит моей тайны. Правда, Семен Семенович? (Оглянулась.) Да… Уважаемый Семен странствует.
С улицы доносится веселая музыка; в комнату входит Дуся в карнавальном костюме, на лице у нее маска хохочущего клоуна.
(Испуганно.) А!.. Кто это?
Дуся(снимая маску). Это я, это я, Татьяна Алексеевна. Вы не пугайтесь!
Таня. Дуся?…
Дуся (звонко смеется). Уморительная маска… Я ее вам в подарок… День-то нынче какой! Я ведь первый раз в Москве при таком празднике.
Таня. А что это у вас за костюм, Дусенька?
Дуся. Костюмированный! Я вместе с братом, с его заводом, на демонстрацию ездила… (Торжественно.) На грузовике, Татьяна Алексеевна! Все думала, вас встречу.
Таня. Я не ходила. Нездоровится мне сегодня… А Герман с друзьями был на трибуне.
Дуся. Счастливый! Хотя на грузовике тоже очень весело.
Таня. А вы зачем пришли, Дусенька? Сегодня же у вас выходной.
Дуся. Я к вам по делу, Татьяна Алексеевна. Вы только не обижайтесь… (Мнется.) Я к вам очень большую любовь имею, но… давайте так поладим, что с пятнадцатого я от вас ухожу… До пятнадцатого я отработаю, ну, а там… ухожу… (Улыбаясь.) Братишка меня на завод тянет, а по вечерам у них техническая школа. Меня все ребята уговаривают. (Смущенно.) Я, Татьяна Алексеевна, учиться хочу… на инженера, как Герман Николаевич.
Таня. А вы думаете, так легко стать инженером?
Дуся. Зачем? Я понимаю, что трудно… Конечно, в городе я всего первый год и в деревне только начальную кончила… Да ведь бояться мне вовсе нечего, лет мне всего семнадцать, а стремление я имею самое большое. Что ж мне молодость-то по чужим людям терять…
Таня молча смотрит на нее, словно решает что-то важное. Вдруг обняла Дусю, поцеловала.
Что вы, Татьяна Алексеевна?…
Таня. Пустяки! (Тряхнула головой.) Вот что, Дусенька, если узнаете где-нибудь насчет домработницы или, еще лучше, няни (улыбнулась), дайте мой адрес.
Дуся(тоже улыбнувшись). А разве вы…
Таня(тихо). Да…
Дуся(оживляясь). Герман Николаевич небось рад?
Таня. Он еще не знает. Вы не говорите ему, Дуся, я сама скажу… Это ведь для него, только для него.
Дуся. Зачем же для него? Что ни говори — ребенок для матери первая радость.
Таня. Нет, Дуся, я не хотела… Мне ведь всего двадцать два года. И вдруг детеныш!
Дуся. Двадцать два года — это не всего, а уже, Татьяна Алексеевна.
Молчание. На улице гудит автомобиль.
Ну, я пошла — шофер знаки подает!.. Да. Еще у меня дело: братишка у нас к жене переехал, так что хозяйка комнату сдает, если будет жилец подходящий, пошлите…
Таня. Хорошо, Дусенька…
Дуся. А сейчас мы всей машиной в клуб едем. Там бал будет костюмированный и бой конфетти… (Оживляясь.) Вы разыграйте гостей-то. Маску наденьте и в простыню завернитесь, будто не вы… Или спрячьтесь где-нибудь, а потом страшным голосом…
Смеясь, уходят в коридор. С улицы слышится радио, воздух наполнен музыкой.
Из соседней комнаты выходит Шаманова, за ней Герман.
Шаманова. Нет, нет, завтра я качу восвояси, а дел не перечтешь. В Москве я бываю редко, а друзей и забот московских у меня вагон — надо бежать! (Улыбнулась.) Десять лет назад, когда кончала вуз, тоже вот бегала по Москве… в солдатской шинели и шапке с оборванным ухом… Представляете вид? На курсе у нас народ был обстрелянный, прямо с фронтов, серьезная публика… А теперь у всех бороды, опыт и дети…
Пауза.
Да… дети.
Герман. А у вас?
Шаманова. А у нас таковых нет.
Герман. Но ведь вы… вы были замужем?
Шаманова. Нет… Я, видите ли, в юности любила одного очень хорошего человека, но сначала нам обоим было некогда, а потом его убили басмачи… Это было в Бухаре, в двадцать шестом году. (Помолчав.) Семьи у меня никогда не было. Матери своей я не помню, а отец погиб на Лене в двенадцатом году. Такая жизнь — очень трудная штука, даже если работу любишь крепче всего. (Улыбнулась.) Впрочем… все образуется, верно? Если живешь по-настоящему, то завтрашний день всегда лучше вчерашнего.
Герман. Мария Донатовна, завтра вы уезжаете, и… есть вещи, которые трудно сказать словами… но для меня вы самый красивый человек… во всем. (Взволнованно.) Все это звучит глупо и… к черту…
Шаманова. Ну вот! Он еще на меня кричит!.. Принесите-ка мне пальто, и поживее.
Герман идет в коридор и возвращается с пальто.
Герман. Я отлично вижу, что я вам неприятен, вы постоянно издеваетесь надо мной, высмеиваете. А за последние дни вы совсем стали избегать меня… (Резко.) И вообще мне неприятна ваша манера разговаривать со мной, я не школьник, а вы не старшая моя родственница. (Пауза.) Через две недели я выезжаю на ваш прииск руководить монтажом моей драги. Наркомат дал свое согласие. Имейте это в виду.
Шаманова. Оставайтесь дома, мы отлично справимся без вас.
Герман. Две недели назад вы утверждали обратное. Я полагаю, что из-за наших личных отношений не должно страдать дело. Я все равно приеду на прииск. Мне надоела Москва, эта комната, и я не привык долго сидеть на месте… Все мое детство прошло в разъездах.
Шаманова. Ваш отец любил путешествовать?
Герман. Приходилось любить. У него был тяжелый характер. К людям он был нетерпим и ни с кем не ладил. Он любил только…
Шаманова. Вашу мать?
Герман. Нет, меня.
Пауза.
Шаманова. Вот что… Если вы приедете, вам придется у нас пробыть месяца два-три. Дело, конечно, не в одном монтаже, вам надо видеть вашу драгу в настоящих производственных условиях. Как бы идеальна она ни была, но доделки после практических наблюдений, конечно, будут… (Помолчав.) Поэтому забирайте Таню и приезжайте с ней. (Пауза.) Ну?… Что же вы молчите?
Герман. Боюсь, что ей там нечего будет делать.
Шаманова. А разве у нее здесь есть дела?
Герман молчит.
Что она вообще умеет делать?
Герман. Она немного музыкант, немного чертежник и немножко доктор, но в общем — ничего. (Пауза.) Самое страшное то, что она совершенно лишена собственных интересов.
Шаманова. Но это же из-за вас она бросила институт, работу…
Герман(горячо). Я не хотел этого. Я сотни раз говорил, чтобы она вернулась в институт.
Таня в хохочущей маске и в длинной скатерти, наброшенной на плечи, тихонько выходит из коридора и прячется за гардину.
Завтра утром я приду на вокзал… проводить вас.
Пауза.
Шаманова. А если я очень попрошу не приходить?
Герман. Я не подойду к вам, буду стоять у другого вагона и смотреть… издали.
Шаманова. Не надо… Ничего не надо. Прощайте. Я сегодня очень устала.
Герман. Подождите… Неужели вы не понимаете, что мне трудно, что мне невозможно жить без всякой надежды видеть вас?
Шаманова (ей все труднее и труднее казаться равнодушной). Все пройдет, все забудется — слышите?
Герман. Почему… почему вы мне не верите?
Шаманова. Что бы я ни чувствовала, что бы я ни думала о вас — разве это может иметь хоть какое-нибудь значение? (Пауза.) Да… и все же мне, кажется, трудно расстаться с вами…
Герман. Маша!..
Шаманова. Вероятно, этого не стоило говорить… Да, да, конечно, не стоило.
Герман. Я… Я поеду с вами.
Шаманова. Нет, я уеду одна, и вы забудете меня. (Пауза.) Она очень любит вас, Герман.
Герман (горячо). Значит, по-вашему, я должен отказаться от счастья, потому что…
Шаманова(перебивает его). Счастье?… (Пауза.) Вы знаете меня — я никогда не отступаю от своего слова. Запомните: никогда.
Герман(смотрит на нее). Я понял. (Опускает голову.)
Шаманова. Спасибо. (Твердо.) Значит, на прииск вы приедете с Таней.
Герман. Да.
Шаманова. А на вокзал завтра не придете. (Идет в коридор.)
Герман. Не приду. (Уходит за ней.)
Уличное радио передает вальс. Из-за гардины медленно выходит Таня, она все еще в нелепой хохочущей маске, скатерть сползает с ее плеч. Таня медленно идет по комнате, снимает маску, смотрит на нее и, словно пугаясь, бросает на пол. В соседней комнате взрыв смеха. Таня бежит к окну, хватается за раму, долго смотрит на залитый огнями город. Потом подбегает к шкафу, вынимает чемодан и стремительно засовывает в него разные тряпки, не глядя на них, не думая. В комнате бьют часы. Таня надевает на себя жакет, беретик, идет к двери, останавливается, долго смотрит на комнату, подходит к любимым безделушкам. Берет детский музыкальный ящичек, крутит ручку — слышится мелодичный звон. Быстро прячет ящичек в карман, идет к двери и снова останавливается. Из коридора доносится шум.
Таня. Герман… Как же выйти… Только бы не встретиться…
Радио передает знакомую полечку. Таня смотрит на шкаф и, как когда-то, прячется в него, закрывая за собой дверцы. По комнате быстро проходит Герман. Таня выходит из шкафа.
Где же шарфик?… Надо… обязательно шарфик.
Герман(возвращается). Куда же ты? А как же чай?
Таня. Чайник в кухне, он, кажется, вскипел… А мне надо к портнихе… на минутку.
Герман. Ты скоро?
Таня. Да… мне близко. (Не выдержав, подбегает к нему, крепко обнимает.)
Герман. Что ты?
Таня. Ты хороший, да, Герман?… Ты хороший… Скажи, что ты хороший, ну, скажи — «я хороший».
Герман(улыбаясь). Я плохой.
Таня. Нет, нет, хороший. И пусть тебе будет хорошо. (Улыбаясь, смотрит на него.) Ты ведь помнишь: надо заплатить за прокат пианино… мы задолжали… (Идет к двери.)
Герман. Таня!
Таня(остановилась). А?
Герман. Купи мне папирос. У тебя есть деньги?
Таня молчит.
Вот, возьми… (Протягивает ей деньги.)
Таня. Хорошо.
Герман выходит в соседнюю комнату. Таня смотрит на деньги, кладет их на стол и быстро уходит.
Через мгновение слышно, как хлопнула дверь парадной.
Произведения
Критика
