Цена выбора
Н. Буханцов
Уже на первых страницах нового романа Юрия Бондарева «Выбор» мы отчетливо ощущаем напряженный драматизм повествования, замечаем мучительную одержимость главных героев неизменно выверять истинно нравственные ценности человеческого бытия крутым военным лихолетьем. Да, роман предельно наполнен социально-нравственным дыханием, пафосом высокой гражданственности. Да, роман отличается настойчиво углубленным психологизмом героев... Именно эти отличительные качества мы видим и в самой сюжетной архитектонике, и в раскованном ритме повествования, и в контрастно-драматических столкновениях двух жизненных позиций, двух недюжинных характеров героев. Но есть и еще одна примечательная особенность: как и в романе «Берег», в «Выборе» Ю. Бондарев прочно и психологически убедительно сумел «выстроить» идейно-художественный мост, органично соединяющий кипучую нашу современность с немеркнущей правдой суровой войны. Оттого и дела, и мысли, и поступки бондаревских героев, как правило, неизменно проходят по этому непреложному мосту.
Каждый раз, когда читаешь бондаревские картины боя, эпизоды жарких схваток с озверелым врагом, кажется, что это ты сам задыхаешься в пороховом дыму батареи, воочию видишь приближающиеся танки со зловеще-белыми крестами на башнях, слышишь гулкий стук крупнокалиберных пулеметов, замечаешь серые фигуры немецких автоматчиков, глохнешь от адского грома орудий и лязга танковых гусениц, до удушья в груди вживаешься в смертельное мгновение боя, который насквозь, от земли до неба, пропитан сизой гарью и запахом крови, и ты в глубине души не перестаешь удивляться нечеловеческой стойкости и мужеству советских солдат.
Зримость батальных сцен достигается писателем не только психологическим проникновением в мир души героев, но и тем умением прозаика графически четко и напряженно нарисовать перед взором читателя панораму боя, в котором сочетается пронзительно реалистическая детализация с движением всего хода событий, с неповторимым хаосом звуков и запахов сражения...
Даже, казалось бы, в чисто обыденных, второстепенных делах для писателя неумолчно живут раскаты военного грома. Васильев случайно проходит по старому московскому переулку, где строители разрушают ветхие постройки, и ему снова представляется незабываемое: «Плотный звук стального шара, разбивающего остаток фасада, походил на удары танковых болванок в кирпичную стену (так было раз в Каменец-Подольском, возле крепости, когда пошли в атаку немецкие танки)...»
Идейно-художественную основу романа «Выбор» составляет вечно волнующая проблема истинного и ложного смысла человеческой жизни, выбора человеком своей судьбы, своего настоящего и будущего. Остроту, драматическую напряженность ситуаций в романе определяет резкая сшибка, столкновение двух, контрастно противопоставленных судеб героев, двух близких еще со школьной скамьи друзей, в прошлом молодых лейтенантов-артиллеристов, которых штормовые волны военного прибоя круто бросили в разные стороны, на разные социально-нравственные материки жизни.
Минули годы. Прошумели свежими ветрами забот и мирных радостей целые десятилетия с тех трагических и памятных событий, когда Владимира Васильева и Илью Рамзина разлучил неравный и жестокий ночной бой с противником, когда сам Васильев, чудом уцелевший, сообщил матери Ильи о гибели ее сына... Но оказалось, что Илья жив. И Васильев встречается с ним в Венеции, будучи в загранкомандировке. Как могло такое случиться? Как и какой ценой выжил Илья?.. Почему не дал о себе знать даже родной матери?..
С первых минут их нежданной встречи Васильев пытается понять Илью, найти ответы на его загадочное исчезновение в ту роковую летнюю ночь. Он вглядывается в нынешнего седовласого Илью и невольно сравнивает его с тем, решительным и молодым лейтенантом: «...Этот иностранец был Илья, с вроде бы прежней опасной и пристальной чернотой прищуренных глаз на коричневом, должно быть, загорелом лице, но Илья не свей, не близкий с детства, а вторичный, подмененный, проживший в неизвестной дали целую непонятную жизнь, как на другой планете». И безутешно, обреченно скажет потом этот Илья: «Моя великая родина меня давно похоронила...» И тут же сухо, твердо пояснит, как бы тем самым оправдываясь: «Тогда я зубами и ногтями держался за жизнь». На немой вопрос Васильева о дне сегодняшнем уныло качнет головой: «Сейчас я ценю свою жизнь не дороже ломаного гроша...»
Уже в подобных фразах, по существу, рельефно проступают главные контуры судьбы человека, покинувшего Родину, выжившего физически, но оставшегося мертвым духовно. Позже, узнав некоторые подробности жизни Ильи, Васильев снова и более определенно придет именно к этой краеугольной мысли: «...Этот Илья, со вкусом одетый в великолепный костюм, тщательно выбритый, даже красивый, но он уже мертв...»
Его душа разъедена безверием, безысходностью; он искренне убежден, что правда дается человеку как тяжкое и ненужное наказание. «Надежды давно умерли, как и боги...» — делает вывод Илья из опыта своей прожитой жизни. В отличие от Васильева, твердо верящего в здравый смысл, сознающего, что «не красота спасет мир, а правда равной неизбежности и понимания человеческой Хрупкости каждого», Илья Рамзин, наоборот, уверовал в то, что мир держится на жестокости, кровавых грехах и обмане, а поэтому надо жить вне его забот, вне политики... «Я — колобок...» — иронизирует он.
Страницы, посвященные описанию подобного рода суждений, достаточно резких противопоставлений двух взглядов на мир, освещены проникновенным авторским пристрастием, граждански высоким стремлением глубоко, философски аргументированно и жизнью испытанными критериями осмыслить поступь истории, ее гористые перевалы, извилистые дороги человеческого бытия, определить священные идеалы времени. Для Ю. Бондарева одним из таких нетленных идеалов становится в романе горькая и яростная память о войне, о сверстниках, беззаветно отдавших свои жизни во имя свободы Родины. Вот почему, разговаривая с Ильей о праведном суде, Васильев прямо спросит его: «Ну, а погибшие в конце концов! Или все забыто?..» И Илья ответит: мол, перед ними вины его нет. Но так ли это? Память снова переносит Васильева в те огневые мгновения...
Илья приехал в Москву и встретился с постаревшей в страданиях матерью. Однако встреча эта обернулась для него тяжким испытанием, возмездием за сбой корыстный выбор: «Почему же ты, Ильюша... так мог... так долго?..» — как окончательный приговор произнесла тихо и рассудительно Раиса Михайловна, увидев сына. И сколько скорби и равнодушия уловил Илья в ее голосе!.. И понял: нет ему прощения. Нет и не будет... Да и сама жизнь отныне потеряла для Ильи всякий смысл и интерес. Посмертным его завещанием останется одна просьба к Васильеву: сделать так, чтобы его, Илью Рамзина. похоронили на каком-нибудь московском кладбище. На похороны Ильи приехала на машине и Раиса Михайловна, но она не вышла к свежей могиле сына...
Роман Ю. Бондарева многопланов, многопроблемен. И в этом нетрудно убедиться, когда задумываешься над сложной, не лишенной серьезных жизненных напастей судьбой талантливого художника Васильева, его взаимоотношениями с женой Марией, в юности любившей Илью и сегодня оставшейся к нему по-прежнему неравнодушной. Не менее колоритно выписан близкий друг Васильева, художник-график Лопатин — фигура удивительно деятельная и одержимая, а также молодящийся режиссер Щеглов, в характере которого начисто отсутствуют понятия нравственной цельности, патриотических чувств и гражданского самосознания. Его хитросплетенные сомнения, его брюзжание на все вокруг, как липкие паучьи сети, захватывают на время сознание дочери Васильева Виктории, пагубно влияя на формирование ее характера.
Центральным образом романа писателем не случайно избран художник Васильев, не только умеющий оригинально мыслить красками на полотнах, но и выросший человеком, которому свойствен гибкий философский склад ума, неуемное стремление докопаться, дойти до первозданного понятия таких основополагающих истин бытия, как ложь и правда, жестокость и человечность, верность и предательство, безрассудство и разумное начало жизни... Профессиональная зоркость позволяет ему точно фиксировать, запечатлевать в поле зрения наиболее значительные и важные явления и черты в характере окружающих его людей.
Психологически верно, волнующе и художественно зрело сумел Ю. Бондарев передать ощущение Васильевым своего кровного единства с горестями и надеждами своих современников, своего народа, с несказанно прекрасной и мужественной Родиной. В одной из сцен романа, когда навстречу ему двигалась похоронная процессия, «...Васильев вдруг испытал такую родственную, такую горькую близость с этим потрясенным светловолосым парнем, с этой некрасивой, дурно плачущей молодой женщиной, со всеми этими обремененными авоськами людьми на дороге, как если бы он и они знали друг друга тысячи лет, а после в гордыне, вражде, зависти предали, безжалостно забыли одноплеменное единокровие, родную простоту человечности...»
Подобное осознание проникновенного единения герой Бондарева открывает в себе не только в возвышенном чувстве «к извечной нежной красоте природы» родимого ему края, но и — что особенно ценно и значительно! — в сопричастии к судьбам рядом живущих людей... А разве не в святом чувстве к Родине, к печали и радости народа, в отношении к материнскому лику земли своей и таилась, созревала художественно высвеченная писателем социально-нравственная напряженность разности решающего выбора личной судьбы в годину тяжких испытаний Владимиром Васильевым и Ильей Рамзиным?..
Нет сомнения в том, что наша критика еще не раз обратится к разговору о проблематике, о стиле и характерах героев нового романа Ю. Бондарева «Выбор», который своим идейно-художественным настроем обращен не только в героическое и трудное прошлое народа, не только затрагивает нравственно-философские аспекты непростой современной действительности, но и пристально освещает горизонты будущего.
Л-ра: Октябрь. – 1981. – № 8. – С. 217-219.
Произведения
Критика
