Силуэты: Римма Казакова
Е. Сидоров
У поэзии Риммы Казаковой — открытый характер. Строки могут быть лучше, хуже — но всегда искренни. В них надежно живет естественное чувство, им веришь, как другу, который не предаст, не солжет.
Казакова не перестает жить в поэзии естественно и не боится испортить строку диссонансом. У нее есть стихи неожиданные, ей претит однообразие интонаций и поэтических сюжетов. Только стихи знают правду, поэтому для Казаковой творчество — это исповедь перед собой и перед людьми, а в исповеди нельзя быть слишком расчетливым мастером.
По праву она говорит о себе: «Как хорошо: в стихах я не лгала».
Творчество Казаковой при всей самоуглубленности и даже интимности стихотворений последних лет все-таки ориентировано на соучастие многих читателей и слушателей. Стихи живут и дышат «на миру», требуют ответного отклика, такова потребность этого поэтического голоса, конечно же, гражданственного по своей сокровенной сути.
Но это женщина говорит, вспоминая, размышляя, страдая; здесь все оплачено женской судьбой, каждая строчка.
Уже в начальном стихотворении ее нового сборника «Набело» («Советский писатель», 1977) прямо выражено кредо поэта. Все дальнейшие стихи с разных сторон и по-разному утверждают эту несложную, но нередко забываемую истину: человеку «не отпущено прикидок». Он живет «набело! И — только раз».
Но как раз выбрать свою единственную дорогу и есть самое трудное для человека. Путь к неповторимости пролегает через пробы и ошибки. Каждая истина — дом, Родина, любовь, семья, друзья — добывается собственным, нередко драматическим опытом.
Не верю в аксиомы и в аксиоматическую поэзию. Казаковой верю, потому что для нее жить «набело» вовсе не означает «не ошибаться», а прежде всего быть верной себе, как бы порой ни было тяжело. Делать добро, не рассчитывая на воздаяние. Следовать чувству, а не лукавому рассудку.
«Сплав судьбы и слова» — вот цель, единственно достойная лирического поэта, и Казакова все чаще обращается к поэзии размышления. Незаметно меняется интонация стиха, волнует мотив переоценки прошлого: «И нужно говорить не обо всем, и тот влекущий нас в неосторожность сосуд, в котором жизнь спою несем, до времени до дна не опорожнить».
А рядом, прорываясь сквозь медитацию, вновь звучат молодые, романтические ноты — жизнелюбивые и азартные, махнувшие рукой на чопорность формы, увлеченные собственной фонетической перекличкой:
Как просто быть счастливой в этом мире, когда всю слякоть ливни с улиц смыли!
И душу поскорее ты омой свободным смехом, светлыми слезами, и мир впервые жадными глазами открой кому-то и себе самой.
Стихи о сыне, о любви, о товарищах-поэтах — лучшее, написанное Риммой Казаковой за последнее время. Здесь особенно ясно проступает ее натура, созданная для щедрой духовной самоотдачи близким по духу и крови людям и в этом черпающая силу, гордость, жизненное призвание.
Стойкая верность своим этическим принципам — синоним совести. При ее вечно мерцающем свете свершается или рушится жизнь:
И когда-то потом или вскорости он подступит, наступит — отчет.
Страшный Суд — это суд нашей совести.
Остальное на свете не в счет!
Остальное на ниточку нижется в беспрерывном смещенье своем,
и мы дышим, поскольку нам дышится, и живем, потому что живем.Голос Риммы Казаковой уверенно звучит в современной поэзии. Правда, надо сказать, что в ее стихи врываются норой невольно заимствованные интонации, особенно часто из Е. Евтушенко, поэта, несомненно близкого нашему автору:
Я четко поняла теперь, учась у света и у тени: приобретение потерь важней иных приобретений.
Вообще ритмическое, интонационное и даже на уровне лексики «перовпитывание» достаточно характерно для каждого поколения поэтов, связанных общностью гражданской биографии. Но подчеркнуть это в связи с творчеством Р. Казаковой необходимо еще и для того, чтобы предостеречь ее от увлечения внешней, пусть и близкой, музыкой мира в ущерб внутренней, звучащей в собственной душе. Чрезмерная открытость здесь чревата зависимостью.
Лучшие стихотворения Казаковой преодолевают эту опасность и открывают самобытный мир хорошего поэта.
Л-ра: Сидоров Е. На пути к синтезу. – Москва, 1979. – С. 270-273.
Произведения
Критика
