Вчера, сегодня, завтра
Н. Наумова
Давно нет царей и цариц, никто не верит всерьез в добрых фей и злую Бабу-Ягу, но есть свободная фантазия сказки, неотделимая от жизни, быта, природы. Она была всегда, так почему же ей не быть сейчас? Она заявляет о себе во «взрослой» литературе, загадывает критикам загадки в «Альтисте Данилове» В. Орлова, заставляет спорить о «Живой воде» В. Крупина и не раз задуматься над произведениями Чингиза Айтматова. Есть люди, которые умеют, по словам Пришвина, «охранять детство своей души», а есть такие, которые не умеют или не хотят, но все же его не истребить, оно живет в каждом, пусть даже иной раз непризнанное.
Только волшебники теперь другие. У Радия Погодина — это природа. Всегда она в общении с человеком. Вместе они заняты своими заботами, хотя иной раз и спорят. Бывает, что даже сердито, но обязательно вдумчиво. И всегда есть путь к согласию. В особенности в ту пору, когда человек впервые познает мир и хочет уловить смысл всего живого, освоиться в той среде, из которой он родом. «Знаменательно, — пишет Погодин, — что в русском языке у слов «Родина», и «природа» корень один».
Сказочность Радия Погодина, как правило, шутлива. Вырастая из реальности и ее немаловажных проблем, фантазия освещена юмором, а в этом свете читатель, будь он большой или маленький, легко осознает и то, что это выдумка, и то, что она не случайна.
Уличный кот Василий из поселка Горбы изменил своей любви к кошке Матрене и увлекся сиамской кошечкой Микой. Мику привезла в Горбы студентка Наташа, которая презирала бескультурье этих мест. Кошечка Мика тоже любила культуру. Выйдя гулять с Василием, она вспрыгнула в стоявшую на бережку роскошную «Волгу» и улеглась там на заднем сиденье. Отшвырнув ногой невзрачного кота, хозяин «Волги» увез Мику. А кот Василий пришел к Якову Ильичу — это был Наташин отец, в чьем доме он впервые увидел сиамскую чаровницу.
«— Где Мика? — спросил Яков Ильич.
Наверно, в столице.
Это еще зачем?
Увы! Все ценности скапливаются в городах. Наверно, у нее свой путь.
Не горюйте, мы оба одиноки. Но у нас есть что вспомнить.
Оставайся у меня ночевать, — сказал Яков Ильич...» («Мальчик с гусями»).
Подобные диалоги свободно и легко входят во многие произведения Погодина. Это «волшебство» плотно смыкается с обычной повседневностью и большими чувствами. Оно освещает жизнь лукавой улыбкой и пронизывает ее добротой.
В «Книжке про Гришку» лихо полемизирует с мальчиком бодливый козел Розенкранц (так его назвал заезжий художник). Рассуждает об учености воробей Мухолов, сам себя именующий Аполлоном. Разноцветный петух с гордостью говорит о том, что в войну петухи погибают первыми, а с концом войны их голоса возвещают мир. Общение с людьми взаимно, оно участвует в развитии характеров. А отражает оно, как и народная сказка, вполне реальные вещи широкий круг духовных связей человека и природы. Притом человек, будь ему хоть семь лет, хоть семьдесят, совершенно сегодняшний, со всеми признаками текущего дня, а его собеседник тоже на уровне современных проблем. Сверьтесь хотя бы с рассуждениями кота Василия.
Радий Погодин по-нынешнему обостренно ощущает природу. Он, как и его ближайшие друзья — Гришка, Алеша и многие другие, — заворожен звуками, красками, тонкими, сложными, говорящими запахами земли и всего цветущего на ней, без чего немыслима жизнь. Ну хорошо, а разве мыслимы мальчишки без техники, без восхищения машиной?
Громадный самосвал с доверху нагруженным прицепом не может остановиться на скользком спуске и надвигается на девочку, у которой нога застряла между бревен на мостках внизу. Десятиклассник Алеша ухватил выпиравшее из настила бревно и огромным напряжением воли установил его одним концом в чавкающую глину, а другим — навстречу машине. В момент столкновения, казалось, расколовшего все на земле, но сохранившего жизнь девочке, Алёша на мгновение испытал «странный восторг»: «Сильна машина!»
Будучи школьником, он уже работает водителем лесовоза, а потом пойдет в бронетанковое училище — Алеша увлечен новыми перспективами в технике танкостроения. Но вот, выкатив свой лесовоз на поляну, парнишка ненадолго заглушил мотор.
«Ветер выдул запах бензиновой гари. Обступили Алешу лесные запахи. Утренний, еще не прогретый лес дышал ландышем и геранью, днем эти пряные ароматы угаснут, пересиленные запахом хвои и земляники... Матерые сосны вдоль просеки тянули песню на высокой и сильной ноте, но выше и чудеснее поднимались дискантовые голоса тесно растущей молоди, вторили лесу подголоски — кусты и травы... Трехпалый дятел губил сосну — рвал ей кожу от корня вверх метра на два, словно лыко драл.
Алеша сказал серьезной и непугливой птице:
— Хоть ты и дятел, но сволочь порядочная. — Залез в лесовоз и поехал. Машину не торопил, наслаждался сильным гудением двигателя, старанием двух ведущих мостов, цепкостью скатов» («Цветок для Оли»).
Нет, в произведениях Радия Погодина не ставится сложная проблема - НТР и природа. Там другое, не менее важное, проверенное детством: исконное, от рождения назначенное человеку, с малых лет ему присущее единство духовного родства с природой и творческой страсти к технике, к делу своих рук и разума. Самое лицо земли, увиденное современным ребенком, говорит о том же единстве: «Зеленая трава, синее небо, черная курица и красный трактор на высоких колесах. Красиво» («Альфред»).
Сокровища старины и современный стиль, душевное раздолье деревни и деловитый город — известно, сколь серьезно занята нынешняя проза такими вопросами. Они выросли из нашего времени, в котором живет ребенок, на которое он смотрит во все глаза, которое впитывает всеми порами.
«Церковь старую увозить не станут... Зачем ее увозить? Проведут ремонт на месте. И старинным избам. И строго возьмут под охрану. У нас вот будет городочек!.. Домов понастроят с толком. На каждом бугре дом белый с балконами. И лестницы к реке. И театр, — кричал хулиган Витя» («Мальчик с гусями»). И ведь об этом он кричал, когда мы еще и не слышали про мэра города Лыкова из романа Д. Гранина «Картина». То, к чему долгими и трудными путями идут взрослые, чего они добиваются в спорах, столкновениях, свершениях и ошибках, ребенок видит как свое завтра, которому он всей душой идет навстречу. Легко ли достигается Витина мечта, какие острые проблемы она несет в себе, это он поймет со временем, но основные ее контуры для него уже сегодня реальны. Как ни близок он сказке и как ни близка ему сказка, однако исходит он, как и эта сказка, из реальности, и будущее для него не выдумка, а действительность, хотя в ней тоже будет своя сказка.
Дети включены в движение жизни, предчувствуют перемены и ждут их. Сохраняя в себе душу живу во всей ее цельности. А потому и тревожные сомнения им не чужды.
У мальчика Гришки были такие большие глаза, что одна девушка спросила: «Зачем тебе столько глаз?» В них светилось удивление жизнью. Художник писал Гришкин портрет, бормоча: «Вчера, сегодня и завтра». «Искусство, — пояснил он, — это вчера, сегодня и завтра». С полотна смотрел «вчерашний Гришка, худенький, и сегодняшний, исцарапанный... И завтрашний, задумчивый, непонятный для Гришки». Завтрашний говорил: «Кроме вчера, сегодня и завтра существует еще послезавтра». И увидел Гришка, который живет летом в деревне, чтобы «укрепить становую ось», другую деревню — послезавтрашнюю. Она каменная, с чистыми скверами, плиточными тротуарами. Здесь и кафе с летней верандой, и стеклянный клуб с афишей о гастролях знаменитого певца. «А как же кони?» Сегодня еще звучит сильный голос коня, и в нем Гришка слышит топот конного эскадрона, горячий накат атаки, звон сабель и тяжесть плуга. «Ну, а теперь что? — сказал конь и нажал копытом сигнал на мотоцикле. — Разве это голос? Разве с таким голосом можно прожить достойно?» («Книжка про Гришку»).
Дети у Погодина обычно вдумчивы, им необходимо постичь окружающее, однако по-своему. Из непосредственного жадного восприятия всего сущего исходит главным образом духовное освоение, способность к интуитивной оценке явлений, в том числе и тех, которые в детстве еще не поддаются изучению, рациональному анализу. Погодин обладает даром уловить неповторимость детства, воссоздать его как особую, ни с чем не сравнимую ступень постижения мира. Складываются индивидуальности его мальчишек, и в их становлении участвует все сложное многообразие бытия. Скажем, тому же Гришке, чтобы «укрепить становую ось», понадобилось и пожить в деревне, и в то же время научиться управлять металлической гайкой, которая появилась внутри него. Без опоры на нее ему бы не одолеть было ни бодливого Розенкранца, ни собственных слабостей.
«Когда же начинается биография? Начинается она с первого самостоятельного поступка, с первой самостоятельной большой заботы», — считает Радий Погодин. Когда Кешка был совсем маленьким, он поехал с мамой на Черное море. Рано утром они вышли на пляж, но вода была еще холодной. А галька на берегу становилась все горячее. Кешка стал бросать камушки в море, чтобы оно нагрелось. Люди не знали, какое он «делает нужное дело». И мама не поняла, «кто нагрел море». Она подумала, что солнышко, Кешка насмеялся, но спорить не стал: можно ведь и маме ошибиться («Кто нагрел море»).
Это из книги «Кирпичные острова». Она издана недавно, но автор писал этот цикл еще до того, как сказка широко вошла в его творчество. Здесь нет сказки, но есть все предпосылки для нее.
«Кирпичные острова» — о маленьких, но не совсем. Мишка, например, в будущем году пойдет в школу. Кешка всего на год моложе (море он нагрел уже давно). Книга рассказывает о том, как начинаются биографии, закладываются первоосновы характеров. Когда Кешка еще немного повзрослел и стало ему лет восемь, у него заболело ухо, да так сильно, что невозможно было терпеть. И он криком кричал: «Шли лихие эскадроны приамурских партизан...» Кусал диванную подушку, бил ногами по валику и горланил песню. Не заставший его родителей гость вспомнил, как однажды у него самого заболело ухо ночью в казарме, и понял Кешку: ведь «плакать солдатам нельзя ни за что...». Понять-то понял, а все же задумался! «Что же это за мальчишка, который умеет петь в такие минуты, когда взрослые, и те подчас плачут?..» («Как я с ним познакомился»). Бывает, оказывается, и так, что ребенок более способен духовно опереться на заповедь «плакать солдатам нельзя ни за что», чем мы сами. И не потому ли мы не всегда умеем прислушаться к нему?
Первые опыты жизни не безошибочны. Кешка живет вдвоем с мамой. Отец, оказывается, «бросил» их. Слово это, как и многие слова у Погодина, оживает в образном детском восприятии: «Как это можно бросить двух живых людей?» Но если он такой, нам его не надо. Однако становится тревожно: у мамы бывают знакомые, вдруг это «женихи». Но вот приехал ее давний знакомый, полковник авиации. Кешка горд дружбой с ним, любит его, мечтает, чтобы они с мамой поженились. Полковник Иван Николаевич действительно предложил Кешкиной маме выйти за него замуж. А она не согласилась. Иван Николаевич был на самом деле превосходным человеком, и читатель тоже от души симпатизирует ему, полагая, что по всем законам жанра они с Кешкиной мамой должны пожениться. Но нет. Она вышла замуж за совсем незнакомого Кешке геолога («Последний рассказ»).
Мы привыкаем к тому, что написанное для детей нравоучительно и в той или иной мере близко к притче. У Погодина не так. Жизнь, неохватно разносторонняя, никакой логикой не исчерпаемая, — это бесконечный опыт, сосредоточенный, как сгусток бытия, на двух полюсах развития человека — в его детстве и старости. На одном он впитывает опыт, на другом — на него опирается в своих реакциях, чувствах, понятиях. Не потому ли они и сходятся, эти этапы, тянутся один к другому?
Дети и старики, их особое духовное родство — об этом было рассказано уже в произведениях Погодина о войне («Где леший живет», «Черника», «Живи, солдат»). Надо думать, не так-то просто увидеть и показать детей той поры, странно повзрослевших, повседневно героичных, именно детьми. Погодин сумел. В военные годы детство и мудрая старость особенно объединились. Это и было «вчера, сегодня и завтра», вместе. Много теперь написано про стариков и старух, и многое из этого написано замечательно. Только иной раз авторы останавливаются на «вчера». Неразлучность старости и детства, проходящая через все творчество Погодина, ведет нас от этого «вчера» не только в «завтра», но и в «послезавтра».
Л-ра: Звезда. – 1981. – № 10. – С. 212-214.
Произведения
Критика
