Трудное счастье жить
Валерий Воскобойников
«В чем ваше счастье?» — допытывается у многих знакомых герой в одной из сказочных повестей Радия Погодина.
А в конце этой повести-сказки возникло в душе героя «ощущение цвета и звука, света и тени, сливаясь в простое слово — Родная земля. И как бы заново нарождались в Гришкиной голове слова, такие, как «радость», «щедрость», «великодушие». А такие слова, как «слава», «триумф», «непреклонность», перед которыми Гришка прежде робел, как бы растушевывались, теряли четкие очертания». И «уже понимал Гришка, что лишь разговоры о счастье всегда одинаковые, само же счастье бывает разным, что лететь от счастья не обязательно, в некоторых случаях даже вредно, можно просто присесть в уединении и долго глядеть на свои усталые руки, можно даже заплакать».
В некотором смысле вся проза Погодина — это трудный и неустанный поиск ответа на вечные вопросы. Что такое счастье? Что такое Родная земля, радость, щедрость, великодушие?
Первые публикации Погодина сразу привлекли к себе внимание как читателей, так и литературных критиков. Рассказ «Дубравка», повести в рассказах «Ожидание», «Кирпичные острова», показывающие жизнь обыкновенных дворовых мальчишек и девчонок, принесли ощущение праздничной свежести авторского чувства в сочетании со смелым и глубоким постижением правды жизненных противоречий.
С тех пор прошла уже четверть века, и произведения эти многократно переиздавались как подлинные образцы литературы для детей.
Последняя книга повестей и рассказов для старших школьников «Лазоревый петух моего детства» (М., 1983) — итог многих творческих исканий писателя. В ней с наибольшей силой проявляются характерные особенности прозы Погодина — высокое напряжение нравственного поиска, в котором живут его герои — взрослые и дети, образная структура авторского мышления, умение увидеть в обыденном житейском явлении его неожиданные сокровенные стороны.
Примечательно, что большинство произведений, включенных в эту книгу, несет в себе элементы биографии самого писателя.
Шестнадцатилетний Алька, герой повести «Живи, солдат», во многом повторяет начало военного пути автора книги. Семиклассник Алька переживает ленинградскую блокаду. Из окруженного врагом города его увозят на Урал. Там, едва набрав силы, Алька достает на станции у одноногого инвалида поношенную солдатскую одежду и, запрыгнув на проходящий мимо воинский эшелон, убегает на фронт, становится разведчиком.
Приблизительно так же начиналась и военная юность автора. Как и его герой, стесняющийся своего экзотического имени — Аллегорий, шестнадцатилетний Погодин, пережив ленинградскую блокаду, уезжает с Урала в воинском эшелоне и с января 1943 года становится разведчиком в танковой армии. Погодин закончил войну в победном мае сорок пятого, сержантом, в городе Потсдаме, был не раз ранен, награжден двумя орденами Славы и двумя — Красной Звезды. Герой же его повторяет лишь небольшой участок пути — от Урала до первого боя — форсирования Днепра. Но и этого достаточно, чтобы ощутить простую и строгую правду войны, а вместе с тем — и жизни.
Возможно, не родись Погодин в новгородской деревне Коржи, не было бы многих повестей, входящих в эту книгу, таких, как: «Где леший живет?», «Мальчик с гусями», «Где ты, где ты?». Не было бы и повести «Книжка про Гришку», и рассказа, давшего название всему сборнику, — «Лазоревый петух моего детства». Были бы иные повести и рассказы, но не эти.
Юный читатель, соприкоснувшийся с ними, обязательно ощутит, насколько пронизаны они чувством родной земли, родного дома, родной истории — ответственности за них и гордости, тем сгустком ощущений, из которых и вырастает подлинный патриотизм.
В одной лишь небольшой повести «Где леший живет?» вмещаются события целой эпохи — с первой мировой войны до освобождения деревни от фашистских оккупантов. Трудно выделить в ней главного героя — главные здесь все: и малолетний Сенька, и старик Савельев, и древняя бабка Вера, и мальчик Володя. Их характеры, их личные судьбы сплетаются воедино — в единую жизнь и судьбу народа.
При внешнем, поверхностном взгляде события в этой повести могут показаться чересчур уж обыкновенными. Но в том-то и дело, что в обыкновенных характерах, обстоятельствах Р. Погодин раскрывает их незаурядность, единственность.
Особенно показателен один из невзрослых героев повести — Сенька.
Уже первая глава — это рассказ и одновременно исследование того, как прорастает в душе несмысленыша Сеньки чувство Родины.
Сеньку окружает довоенная мирная деревенская жизнь со своим человеческим теплом и заботой. В этой жизни у Сеньки тоже немало радостей и огорчений, но происходят они пока что в душе его неосознанно. В маленьком Сенькином мире все ему понятно — все старается и живет для него. Но однажды, обидевшись на близких своих людей, решил малыш Сенька уйти из деревни в город. А по дороге забрался на высокий бугор. И взглянул оттуда на жизнь.
«И сомкнулся тогда Сенькин мир малый с большим миром и огромадным, так как земля Сенькина уходила вдаль на необъятные расстояния».
И тут впервые Сенька ощутил в себе причастность ко всей жизни, происходящей вокруг него, далеко и вблизи, во всех ее великих делах и малых подробностях, которые он видел с холма, во всем своем настоящем и прошлом. И понял он, что все это принадлежит ему, так же, как и он — не сам по себе живет, а принадлежит своему народу.
Тот же неприметный Сенька вырастает в другой главе повести — «Послевоенный суп» - до героической фигуры.
Казалось бы, невелик один из тех поступков, которые почти ежедневно совершал мальчишка, едва ли доросший до семи-восьми лет, — стащил у фашистских солдат картошку, варившуюся в котелке над костром. Но стащил он ее не для себя, а чтобы поддержать жизнь оголодавших деревенских детишек, а был он над ними старшим. Выхваченные из бурлящего кипятка обжигающие картофелины Сенька спрятал за пазуху, а потом нарочно шел медленно по деревенской улице. «Бежать нельзя. У них как бежишь — значит, украл», — рассказывает он об этом случае молодому солдату-танкисту, остановившемуся в только что освобожденной деревне и удивленному страшными ожогами на тощем животе у мальчишки.
И не зря молодому танкисту, отнесшемуся поначалу к Сеньке со взрослой снисходительностью, после того как он поговорил с этим мальчишкой о жизни и соприкоснулся с его недетским мужеством, «внезапно показалось, что перед ним либо старый совсем человек, либо бог, не поднявшийся во весь рост, не раздавшийся плечами в сажень, не накопивший зычного голоса от голодных пустых харчей и болезней».
Писатель не боится ставить своих юных героев в положение трагическое, что не так-то часто можно встретить в сегодняшней литературе для детей.
«Теперь я, наверно, помру», — спокойно сообщает тот же Сенька молодому танкисту, пришедшему в опустошенную войной деревню. И объясняет в ответ на его изумление и растерянность: «А харчей нету. И красть не у кого. У своих красть не станешь. Нельзя у своих красть».
Конец повести «Где леший живет?», как и повести «Живи, солдат», нельзя назвать таким уж безоблачно радостным. И тем не менее повести эти, как, впрочем, и вся проза Погодина, — по высшему счету оптимистичны, потому что они рассказывают о нравственных победах героев.
Пожалуй, нет в этой книге ни одного рассказа или повести, герой которых не участвовал бы в трудных нравственных боях.
Свои нравственные победы совершает мальчик Григорий из сказочной повести «Книжка про Гришку», присланный родителями в деревню «для укрепления становой оси». Свои открытия и победы у героев другой сказочной повести — у жеребенка Миши и мышонка Терентия.
Так же, как в военной прозе Погодина, борьба с врагом — дело всенародное, и вне ее писатель не мыслит ни одного человека, от стариков до совсем малолетних детей, так и в прозе, рассказывающей о мирных днях наших современников, автор не мыслит их без борьбы на стороне добра и красоты против социального зла и нравственного уродства.
В сказочных своих повестях Погодин, разговаривая с юным читателем о темах, важнейших для современности, — о том, каким путем можно достичь общего и своего счастья, как понимать добро и красоту, пользуется средствами фольклорными — теми, что были в ходу еще у старинных народных пересмешников, скоморохов. Эти сказочные повести полны карнавальных масок, доброй иронии, острых шуток.
Но черты народности проявляются не только в стиле погодинской прозы для детей, они видны и в выборе характеров его героев — обыкновенных людей, для которых нравственное, даже героическое поведение является нормой повседневности, а также и в том сочетании простоты и мудрости, с которым автор рассказывает о них.
Интересно проследить, как логика авторского мышления переходит из детских книг Погодина в его произведения для взрослых. Особенно характерны в этом отношении недавние произведения писателя — рассказ «Мост», повести «Боль» и «Дверь».
Рассказ «Мост» является для автора и своеобразным мостом из детской прозы во взрослую. Здесь сохранены многие реалии, присущие повести «Где леший живет?». И если бы не описание ночи (а это — одна из важнейших сцен), которую провели вместе молодые герои, рассказ мог бы украсить и детскую книжку.
Автор описывает лишь начало войны, точнее — один из ее летних горьких дней. Но уже и тогда война сделалась всенародной, где каждый, независимо от возраста и физической мощи, делает все возможное, чтобы противостоять вражескому нашествию.
Оглушенный взрывом моста, сброшенный с его высоты в реку, молодой солдат Васька Егоров, который и не солдат был до этого дня, а всего лишь «паренек с винтовкой и кое-каким средним образованием», «простодушный и милосердный, воспринимавший Родину до сегодняшних событий как понятие грандиозное, литературное», переплыв реку, попадает из городка, захваченного фашистами, в уже оставленную советскими войсками, но еще не занятую врагом деревню. Завтра оккупанты придут и сюда, чтобы убивать, насиловать, грабить, но деревенские жители, зная это, не сомневаются в победе своего народа. Поэтому они и ведут себя со спокойным мужественным достоинством. Оставшись без власти, они продолжают жить по чести и справедливости.
И на фоне этой жизни зарождается близость молодого солдата и продавщицы сельмага красивой девушки Зойки.
Подобные обстоятельства: последняя ночь, двое молодых, едва знакомых, но близких по духу людей и угроза вражеского насилия завтра — были уже воссозданы в нашей литературе. Достаточно вспомнить ночную сцену в предсмертном заключении из романа «Как закалялась сталь» Н. Островского, разговор Павки и молодой девушки Христины, которую утром должны отдать казакам.
Андрей Платонов, писатель, близкий по многим творческим идеалам Погодину, в статье «Павел Корчагин», давая высочайшую оценку роману и его главным героям, задумывается над этой сценой и комментирует ее так: «Здесь нас Островский довел до наиболее глубокого открытия человеческой души, но этого открытия он не совершил, заставив Павла Корчагина поступить обычно-благородным способом, а это «обычно-благородное» в данном случае превратилось в свою противоположность... Дело здесь не только в помощи друг другу; здесь дело и в сохранении собственного достоинства Христины, в ее свободном выборе (как бы ни была бедна возможность этого выбора), в чувстве ценности своего дара жизни, который не следует давать на поругание злодеям». Но юный Павка, влюбленный в Тоню, не понял этого.
Молодые герои рассказа «Мост», попав в ту же нравственно предельную ситуацию, разрешили ее иначе.
А рано утром они, «нереально красивая девушка, полная юной горячей силы» и молодой солдат, которому вчера исполнилось восемнадцать, прощаются. Сцена прощания написана строго и точно, как и весь рассказ.
« — Иди, — шептала она ему, — иди. Береги себя.
Он разволновался от нестерпимой потребности говорить.
Зачем ты? — спросил он едва слышно.
Зойка улыбнулась грустно и ответила просто:
Для защиты. Я теперь защищенная».
Так прожитые городским парнишкой Васькой Егоровым сутки: охрана моста, оборона городка, узнавание в деревне собственного своего народа и неожиданная близость с девушкой стали мостом, по которому он сразу перешел из детства в новую воинскую жизнь. С оставшимся единственным патроном в винтовке он уходит к Москве, чтобы заслонить ее от врага.
Автор вводит в ткань рассказа, словно «воспоминание о будущем», событие, которое произойдет с его героем в последние месяцы войны. Уже не полумальчишка-полусолдат, а сержант Василий Егоров вместе с товарищами по оружию встретится ночью у костра с освобожденными женщинами-бельгийками и, в который раз, подумает со страхом, заботой о Зойке, как она перемучилась в оккупации. Значит, каким-то образом, хотя бы солдатской памятью она была защищена от врага.
Герои повести «Боль» живут в первый послевоенный год. Название повести не случайно и символично — боль, оставленная ушедшей войной, и после долгожданной победы пронизывает духовное поле их жизни. Это не только боль от солдатских контузий, но еще острее — боль от утрат многого из того, что составляло счастье в довоенной, еще невзрослой жизни, что давало им прежде нравственную опору.
Молодой демобилизованный сержант Васька Егоров как бы продолжает жизнь герой рассказа «Мост», ведь и зовут их одинаково. Только теперь Васька Егоров — не тот открытый миру ушастый парнишка, а человек, прошедший физические и нравственные испытания, с войной, оставшейся в его теле — после контузии он порой теряет сознание, и с болью в душе — мать и любимая им девушка погибли в блокаду.
Путь, который проходят молодые герои, преодолевая в мирной жизни засевшую в их тело и сознание войну, нелегок. И на этом пути тоже есть свои жертвы. Трагически обрывается жизнь демобилизованного Скворцова, носившего новенький орденок на груди. Нелегким оказывается вживание в обыденность жизни и нахождение в ней лично своих точек опоры и для других сверстников Васьки Егорова. Ведь война лишила их важнейшего периода в становлении личности — юношеского возраста, в котором особенно обострен поиск нравственного идеала. Прямо с детства они перешагнули во взрослую фронтовую жизнь.
И не зря, когда Василий встречает прекрасную девушку, бывшую фронтовичку Юну, — с пустым правым рукавом, заправленным за пояс, когда она остается у него на ночь, то оказывается, что «всю ночь она вспоминала войну, только войну, и когда Васька сказал ей — давай о чем-нибудь другом поговорим, она прошептала:
О чем? У нас с тобой только и есть, что детство да война».
Если «Мост» и «Боль» посвящены событиям времен минувших, то в повести «Дверь» писатель говорит о дне сегодняшнем, о жизни, развивающейся на наших глазах.
«Дверь», как и «Мост», может быть понятием метафорическим — соединять или разделять разные пространства. Главный герой повести, научный работник Александр Иванович Петров как раз и живет одновременно в двух разных пространствах, двух мирах своей души — в мире мнимом и мире реальном.
«Улица вывела Петрова на пустынную площадь. Камни площади были в щербинах от разорвавшихся мин. Черные стены домов и белые языки известковой пыли.
Посередине в золоченом кресле, нога на ногу, сидел Старшина.
Трон, — сказал Старшина просто. — Трон пустовать не должен.
А Лисичкин и Каюков где?
Они на переднем крае. Где же еще быть солдату?.. А вы? Гуляете? — в свою очередь спросил Старшина».
Эта жизнь, такая зримая, происходит с героем в снах. И все же именно она является более реальной для Петрова, чем явь. В годы войны, когда Петров был подростком, двум его старшим товарищам — Лисичкину и Каюкову удалось сбежать на фронт вслед за Старшиной. И теперь они тревожат его, встречаясь с ним в снах. Сны Петрова — это его бодрствующая совесть, укоры которой в дневной суете едва слышны.
Сны становятся как бы реальной жизнью героя. И еще реальна, волнующа для него тема его научной работы, которая тоже может показаться чем-то фантастическим в будничной суете. Тема эта звучит так: «Праздники, их возникновение и психологический феномен в структуре социально-экономической функциональной дифференциации». В этой своей научной работе, как и в снах, он живет подлинной полнокровной жизнью с ее радостями и огорчениями. Сюда он уходит из, казалось бы, такого практичного, цепко держащегося за землю мира. Именно этот мир практичных людей, где все увлечены погоней за мнимыми ценностями: должностями, званиями, мебелью, дефицитной едой, сменой невест, и воспринимается героем, а точнее — автором, как лишенный реальности. Здесь каждый занят не своим делом — девушки-строительницы бросают стройку и становятся массажистками, дворник ежегодно сдает экзамен в очередной творческий институт, сын и дочь давно уже потеряли с отцом близость, у одной — престижный муж, престижные книги и квартира, у другого — престижные Девушки и псевдоинтеллектуальные разговоры.
Мнимым оказывается и общение многих людей, окружающих Петрова. «Одна девушка, наиболее тусклая, посмотрела на часы и встала.
Уходя сказала подруге:
Будь.
Буду. — Подруга кивнула».
А через минуту она повернулась к Петрову.
« — Что с вами? — спросила оставшаяся девушка, — Такой жизнерадостный и вдруг... Попробуйте мысленно закрутить вокруг себя прозрачную сферу. Пусть покрутится. На это уйдет часть вашей психологической энергии, на это же переключится и ваша досада. И снова все станет о’кей».
«Одиночество вдвоем» — так обозначил герой и свою семейную жизнь. Ибо жена его увлечена теми же ценностями, которые Петров считает мнимыми.
Социологи в последние годы посвятили этому удивительному явлению немало работ — человек в большом городе, постоянно вступающий в контакты с другими людьми, порой оказывается одиноким, словно гость, попавший нечаянно на чужой карнавал. Общаясь с утра до вечера, он между тем испытывает страстную жажду подлинного общения.
И, возможно, причина той страшной болезни, которую обнаруживают у героя в конце повести, кроется в подсознательном желании обратить, наконец, на себя заинтересованное внимание. Лишь представ перед хирургами в больнице, одно название которой внушает ужас окружающим, Петров получает долгожданную радость от встреч и с родными, и с сослуживцами, и просто со знакомыми людьми, лишь там проявляется их подлинная забота, начинается реальная его жизнь. Страшная болезнь, таким образом, стала как бы дверью, соединившей мнимый мир дневной суетности с реальным миром человеческой ценности жизни. Как из комнаты в комнату, через эту дверь можно переходить в различные миры нравственных отношений. И невольно закрадывается страх за героя повести — что станет с его окружением, с ним самим, когда болезнь будет побеждена, по какую сторону двери вновь заживут эти люди?..
«Может быть, это хорошо, что ты не умеешь прощать, но от этого черствеет сердце. Я не знаю, что хуже: быть мягким или быть черствым... Если человек упал, а потом высоко поднялся, то судить его будут по последнему». Это строки из рассказа «Дубравка», опубликованного более двадцати пяти лет назад. Так серьезно и искренне в те годы мало кто умел говорить с юным читателем.
Уже тогда вокруг каждой новой публикации Р. Погодина загорались критические бои. Одни уверяли, что его произведения настолько сложны и серьезны, что недоступны для незрелой детской души, другие — наоборот, называли их «триумфальными», писали, что автор с первых публикаций сумел достичь пределов литературного мастерства, и получалось, что меняться писателю как бы уже некуда и незачем, остается лишь старательно разрабатывать найденное.
Но стоило тем и другим привыкнуть к предыдущему Р. Погодину, как появлялась публикация, в которой автор в очередной раз уходил от достигнутого, и критические бои вспыхивали вновь. Так вслед за «Кирпичными островами» он написал полную гротеска драматическую повесть «Трень-брень», затем появились его мудрые сказки, насыщенные карнавальной игрой, и почти одновременно — близкая к эпосу повесть в новеллах «Где леший живет?». И, наконец, публикации последних годов — повести для взрослого читателя — «Мост», «Боль», «Дверь».
Если прочесть эти произведения подряд, одно за другим, то бросится в глаза эволюция авторского внутреннего голоса, смена эстетического ряда. Первые его произведения, несмотря на все их достоинства, характерны иногда стремлением к правдоподобию за счет художественной правды. Но с каждой новой публикацией ощущается желание автора осмыслить действительность с помощью метафоры, образного ее познания.
Однако различия эти, скорее, внешние — произведения его отличаются друг от друга, как ветви одного дерева, объединяет же их нравственное, социально значимое исследование вопросов, которые ставит жизнь перед нашим современником. И независимо от того, на какой читательский возраст они рассчитаны, исследование это всегда слито воедино с чувством гражданской ответственности за свой народ, за все происходящее в сегодняшнем мире.
Л-ра: Звезда. – 1986. – № 1. – С. 193-197.
Произведения
Критика
