Лингвистический анализ рассказа Т. Толстой «Поэт и муза»
Н. Беневоленская
Сложным в плане представления, но интересным по своей текстовой структуре нам кажется рассказ Т. Толстой «Поэт и муза».
Героиня рассказа пытается приспособить живого человека к существующему в ее сознании мифу, суть которого вынесена в заглавие рассказа. Нинин избранник Гриша пишет стихи и работает дворником. Пытаясь построить с ним семейную жизнь, Нина прибегает к помощи различных учреждений: милиции, горздрава, паспортного стола.
Как естественное следствие такой сюжетной ситуации в языке рассказа возникает контрапункт, отражающий личное и безличностное начало. Соответственно каждому эпизоду текста такое распределение языковых средств обеспечивает отношения автора, героев и адресата.
Например, диалог Нины и официального лица в горздраве представлен в виде несобственно-прямой речи: «У Нины были связи в горздраве, и она намекнула там, что вот прекрасное здание в центре, можно занять под учреждение, они же как раз искали. Они благодарили ее там, в горздраве, им это подходило, и очень скоро дворницкой не стало. Камин сломали, и один из медицинских институтов разместил там свои кафедры». Коммуникация между Ниной и горздравом происходит на «внутритекстовом» уровне: ни автор, ни адресат текста «не знают», какие именно связи есть у Нины. Их речь персонифицирована, что говорит о личностном уровне контактов героини с ними и как бы гарантирует успех в сфере ее личных отношений. Действительно, по сюжету Гриша пока остается с Ниной, так как ему некуда от нее уйти, но собственно языковые средства в данной ситуации говорят о другом.
В контекст на правах «чужой речи» вводится речь автора-повествователя, которая своим аналитизмом «остраняет» языковое представление отношений Нины и горздрава, делает их незначимыми для всей текстовой организации. Сигналами авторской речи служат местоимения в 3-м лице (они, она, им, ее), несущие наиболее абстрактное значение из всех личных форм местоимений. Слова «они же как раз искали» и «они благодарили ее» относятся к авторской речи. Первые принадлежат Нине, вторые передают ответ горздрава. Авторская речь делает языковое оформление реплик одинаковым, что в диалоге невозможно и что создает тонкий комизм языковой ситуации.
Автор делает Нину носительницей мифа, который выражен в определенных языковых единицах — мифологемах. Это отрывки из прецедентных текстов, штампы, лексика, обслуживающая отношения человека и государства. С помощью мифологем мы можем выделить дискурс Нины в самостоятельную языковую парадигму, которая противопоставлена речи автора, остраняющей каждую языковую ситуацию, и речи героя-антагониста — Гриши. Основа его дискурса — обиходно-бытовой язык, конкретизация употребляемых Ниной мифологем.
Коннотации, возникающие от приспособления мифологемы к реальной ситуации борьбы за личную жизнь, служат коммуникации автор-герой-адресат против Нины: «Семь пар железных сапог истоптала Нина по паспортным столам и отделениям милиции, семь железных посохов изломала об спину Лизаветы, семь кило железных пряников изгрызла в ненавистной дворницкой — надо было играть свадьбу».
Личные отношения Нины и Гриши представлены не соответствующими языковой и ситуативной логике. На слова Гриши «Нам с Лизаветой надо бы... объединиться...», Нина отвечает: «Мы женимся. Я твоя». Вне данного текста реплики равнозначны в плане информации, но имеют противоположное, «зеркальное» языковое оформление, выраженное в оппозиции ирреальная/реальная модальность. Двувидовой глагол женимся играет особую роль, реализуя в контексте грамматическое значение процесса и результата одновременно, тем самым не оставляя возможности выбора и другого развития ситуации.
Деятельностную сферу жизни Гриши как поэта автор остраняет. Гришина поэзия — объект анализа и иронии: «...густые многозначительные стихи, наподобие дорогих тортов с затейливыми надписями, с торжественными меренговыми башнями.., с тянучками рифм».
Несмотря на это, Гриша — единственный субъект речи в тексте, который «овеществляет» в своем языке момент гармонии и свободного выражения. Авторское аналитическое слово не вмешивается в диалог Гриши и Лизаветы. Нина присутствует по сюжету, но в коммуникации не участвует. Для героя это «момент свободы и покоя»; парадокс, однако, в том, что динамика данного текста не заложена в ситуации свободного языкового выражения. Сюжетная динамика возникает только в момент проявления авторского аналитизма и как его следствие остраненности ситуации, ее некоммуникативности относительно героев (ср.: «Нам бы надо с Лизаветой... объединиться...»). В момент диалога Гриши и Лизаветы происходит коммуникация с адресатом, но в этом случае языковые средства «апеллируют... к повсюдной речи каждого». Между сюжетной и текстовой ситуацией возникают причинно-следственные отношения: А поэтому В. Гриша говорит о жилье, продуктах и пользуется при этом обиходно-бытовым языком.
Причинно-следственные отношения, которые прямо бы привели к смерти Гриши как к свершившемуся факту, в тексте отсутствуют (ср. ситуацию исчезновения дворницкой). Цепочку А, поэтому В составить невозможно, так как А (причина) как необходимый элемент в языке текста не представлена: «После его смерти она (Нина. — И. Б.).., очень переживала». В предложении нарушены соотношения субъекта и плана информации, которую оно несет. Значит, на уровне этого текста ситуацию можно считать неполноценной: Гриша, как и обещал Нине, действительно убежал тленья.
После смерти Гриши наступает ирреальная ситуация полного торжества мифа. Все текстовые оппозиции сняты: взамен авторской речи появляется несобственно-прямая речь Нины. Текст при этом еще не завершен, но коммуникация автор-адресат в тексте закончилась. Действие перешло во внутритекстовую коммуникацию с участием Нины и «симпатичной женщины, у которой тоже недавно умер муж». Слово будто включает всю ситуацию в мифологический языковой срез, так, как характерно для текстов с нереальной ситуацией: сказок, снов и т. п. По способу передачи прямой речи последняя фраза текста совпадает с ситуацией ликвидации дворницкой, но нарушены причинно-следственные отношения между началом фразы и ее концом: «И вот теперь, когда у нее одна комната освободилась, эта женщина будто так и сделала, и это у нее столовая, и гости очень хвалят». Вся ситуация остранена относительно адресата.
Таким образом, мы видим, что в данном тексте система языковых ситуаций зависит от взаимоотношений дискурсов героев, автора, адресата. Авторский дискурс представлен как равноправный участник практически всех текстовых коммуникаций.
Коммуникации автора и адресата построены на коннотациях, возникающих на контаминации двух языковых стихий: мифологической и конкретно-предметной. Аналитизм и остранение как его следствие динамизуют текст. Момент «языкового покоя» — диалог Гриши и Лизаветы — содержит ноль языковой динамики. Но развитие и «торжество» мифологической языковой стихии в тексте означает полную неудачу героини-носительницы безличностного начала. При этом авторский аналитизм, обеспечивающий остраненность ситуаций, в которых участвует Нина, позволяет говорить о внутренней устойчивости отношений автора, героя и адресата текста.
Л-ра: Вестник ЛГУ. Сериям 2: История, языкознание, литературоведение. – 1990. – Вып. 3. – С. 125-127.
Произведения
Критика
