Для «маленьких» и для «больших»
Казбек Шаззо
Лида очень любила дорогу на станцию. Жила она на даче вместе с мамой, а папа был в отъезде, далеко, там, где гремели пушки. От него не было писем, поэтому Лида каждое утро, рано, к открытию киоска «Союзпечати», шла на станцию за газетами — за известиями о событиях в той стороне, где находился ее папа. Лида любила все: и шум проезжающих поездов, и грохот утреннего самолета, поднявшегося с соседнего аэродрома, и очередь у газетного киоска, и особенно дорогу на станцию.
Лиде — пятнадцать, и ей казалось странным, что взрослые, столько видевшие и пережившие, не замечают красоты вокруг. Девушка открывала мир в цветах, соснах, березах, в солнце и тепле, в грибах на опушке соснового бора. А ведь недавно она и не замечала («Когда тебе всего пятнадцать, разве все поймешь?»), что «елки такие разные. Не замечала, что они не всегда такие маленькие, годные только для новогодних праздников, а и большие — огромные деревья, как у них на даче. А на даче так: огромные елки, не елки даже, а именно ели, и все они высоко уходят в небо, тянутся к солнцу, даже когда его нет почти, как этим летом. Из окна видно, как дождь прикрывает их сплошной сеткой, как они все ниже опускают свои лапы, с которых не просто капли, а струи воды льются на землю».
Строки эти — из рассказа Сергея Баруздина «Лето, очень плохое лето...», а девушка Лида — героиня этого рассказа.
Кто-то из великих людей сказал, что не бывает дурной природы: и в снег, и в дождь, и в зной величественна она — так прекрасно в природе все, что напоминает о жизни. Мне кажется, что одно из примечательнейших качеств С. Баруздина-художника — это его любовь к природе: к солнцу, луне, земле, к цветам, деревьям, птицам, умение видеть их во всей прелести и передать затем на бумаге свое ощущение радости, полноты и безбрежности жизни.
В новой книге прозы С. Баруздина «То, что было вчера» — и новые вещи, и то, что было написано много лет назад. Но все это звучит удивительно молодо, свежо — по мысли, настроению, по решаемым здесь проблемам. Рассказы и повести книги в большом, глубинном смысле — о том, «что было вчера», — о войне, о победах и поражениях, солдатской дружбе и любви, о том, что такое Родина и кто ты есть для нее.
Рассказы о «былом» написаны не со слов других. Это — жизнь писателя, его опыт, его дороги, которые еще в ранней юности привели будущего писателя на войну с фашизмом и вели его до Берлина. Это — дороги, по которым после Великой Отечественной войны вернулся он в родную Москву. А сколько было еще дорог — «по анкете»: средняя школа, Литературный институт, работа в газетах, журналах. И снова пути, снова встречи с людьми в нашей стране, поездки за рубеж. И книги, десятки книг.
Ныне Сергей Баруздин — главный редактор журнала «Дружба народов»; он интересно и глубоко пишет о литературе, постоянно ведет передачи телевизионной «Книжной лавки». То, «что было вчера», в войну, прочными узами связывается в его творчестве с тем, что есть в мире сегодня, что ждем мы завтра. Поэтому нельзя С. Баруздину не рассказывать о грустных глазах рано овдовевших женщин, о судьбах сирот, о мальчишках и девчонках, которые знают о грозном прошлом только по книгам, по картинам. Не потому ли рассказ «Идет снег» есть не только повествование о снеге, о природе, ибо и снег, «не торопясь, ласково, задумчиво как-то опускается на землю. Словно в самом деле размышляет, думает о своем предназначении на земле». И ели тоже думают, и рощи, и сосновые боры, и солнце, и луна — они тоже часть жизни человеческой, дум, страданий и грез людских, они — свидетели многого на земле и — воплощение ее красоты, ее добра и мудрости.
Пейзаж, природа — постоянные герои рассказов С. Баруздина. В книге «То, что было вчера» немало пейзажных рассказов — «Туман», «Лесной рассказ», «Дуб стоеросовый», «Деревья сохраняют тепло» и многие другие. Пейзаж у С. Баруздина — и фон, и сюжет, и ритм повествования, он всегда очеловечен, согрет душой, мыслями человеческими. Ни в одном рассказе С. Баруздина пейзаж не дан ради пейзажа, ради рисунка, то есть С. Баруздин пишет природу не когда «не о чем писать», а когда без нее нельзя, когда без нее не раскрывается человек.
Герой рассказа «Идет снег» мальчик Сережа с утра до вечера убирает снег, расчищая дорогу от дачи к улице. Работает, работает, останавливается и смотрит на снег. И думает. Думает о маме, которая на службе в городе, которая скоро вернется и обрадуется работе сына. Но не только об этом думает Сережа, он размышляет еще и о том, как трудно сложилась жизнь его матери, фронтовички, которая имеет столько много наград, но не носит их, потому что она — мать-одиночка, потому что «мало ли что говорят о женщинах, побывавших на войне». И вместе с Сережей думает обо всем этом «идущий без конца снег», думаем мы. Так просто, естественно приобщает писатель маленького героя к миру «больших» людей, их болям, зарубцевавшимся где-то, залеченным заботой и думами ранам. Не это ли делает пейзаж живым, соучастником всего, что было, что происходит, соучастником дум человека, если тому даже всего пятнадцать.
У Сергея Баруздина меня всегда радовало и удивляло то, что повествование о былом поразительно современно или же, напротив, рассказ о настоящем глубоко историчен. Этим писателем излюблен своеобычный жанр — «повторение пройденного». Не ретроспекция в былое, не «воспоминания» о прошлом, заключенные в рамки сегодняшнего рассказа «бывалого человека», которые нередко порождают в прозе холодный, примитивный дидактизм, неглубокую публицистику. Вчерашнее и сегодняшнее прочно спаяно у С. Баруздина, соединено в напряженнейшем нравственном и гражданском чувстве, обнажающем душу, психологию человека.
Герой рассказа «Капитан в отставке» Виктор Петрович двенадцать лет безысходно лежит в больнице — сказались раны, полученные им на войне. Сам по себе факт, достойный изображения в драматической повести. Но Сергей Баруздин говорит о нем мало — одна, две сценки Виктора Петровича с врачами; о военных годах, в которые герой получил тяжелейшие травмы, — ни слова. Тем не менее читателя не покидает чувство тревоги за этого человека, ощущение трагизма его судьбы. А личная драма Виктора Петровича в данном случае нужна С. Баруздину не столько для того, чтобы сконцентрировать внимание читателя на трагизме войны, хотя именно это и есть важнейший нравственный стержень повествования, сколько для вычерчивания линии поведения людей, связанных с Виктором Петровичем, — его супруги Жени и сына.
«Отличная, поразительная у вас семья!» — говорит ему врач. Сам же Виктор Петрович думает: «...прав, конечно, доктор, когда говорит, что семья у него отличная. Мало ли что могло быть с другой за столько лет?» А с его семьей — ничего. Женя выдержала все горести ожидания, возможной трагической развязки и ни разу не сорвалась, не оступилась, а терпеливо, изо дня в день, из года в год, много лет ждала его, после работы отправлялась в больницу с папиросами для него, которые она покупала на деньги, вырученные от продажи грибов. Своих заработанных не хватало, приходилось собирать грибы. Но Жене было некогда, по грибы ходил сын. «Мальчик стесняется, продавая грибы. Ему лет четырнадцать-пятнадцать. И мать стесняется. И сын льнет к матери, а мать обхаживает сына и ласкает его, как может, только бы люди не заметили... Мне не нужны грибы. Где их готовить? Но я люблю грибы и покупаю все кучки у этой необычной пары».
Необходимость выбора прочной нравственной опоры, верность долгу бросают Женю в другую крайность, которая оправдана ее положением, сложностью той ситуации, в которой она оказалась. Счастливой не назовешь ее судьбу, но вместе с чувством непроходящей боли за эту исковерканную, искореженную жизнь у читателя возникает и чувство гордости за эту женщину, за ее долготерпение, за ту вечную и вещную истину, которая называется привычными словами — служение человека близким, людям, его готовностью пожертвовать собою ради других. Тем и велика, и бесценна эта истина, что во «всамделишной» жизни мы нередко наблюдаем обратное, когда для иных, скажем, для Лены из повести того же автора «Просто Саша», отказавшейся от любимого человека после того, как тот попал в аварию («— Он же калекой на всю жизнь останется!.. Так что — мне в сиделки к нему?»). достаточно и малой толики того страдания, которое выпало на долю Жени, чтобы отойти от человека, духовно, морально предать все и вся для того только, чтобы — упаси боже! — не покачнулось собственное благополучие.
Рассказ «Капитан в отставке» невелик, всего несколько страниц, но многогранны и широки его внутренние очертания, неоднослойны судьбы изображенных в нем людей, и при этом — внешне — почти никакого событийного движения. А ощущение такое, будто перед тобой пролегло долгое и драматическое время от дней войны до сегодняшних. Видимо, необходимо особое мастерство в построении такого сюжета, чтобы при явном «отсутствии» интересного жизненного материала создать у читателя впечатление многомерности изображаемого. В результате «то, что было вчера», обретает глубинные корни в сегодняшнем, а, казалось бы, сиюминутное невидимыми нитями связывается с былым, как, например, в рассказах «Московка», «Бабушка Маша», в повестях «Какое оно, море?», «Просто Саша».
Особенно примечателен рассказ «Музыка» — о человеке, который, услышав органную музыку в соборе, вспомнил другую, тоже органную, тоже в соборе, но звучавшую тогда, в войну; музыку, которая оживила в его памяти горестные думы о любимой женщине, погибшей, навсегда ушедшей.
Таких рассказов у С. Баруздина немало, и в этой книге они есть. Да их и рассказами в привычном смысле не назовешь; точно так же и его повести — «Просто Саша», «Какое оно, море?», «Повести о женщинах» — стремительно смешивают, размывают привычные жанровые очертания.
Созданию впечатления многогранности и глубины жизни служит в произведениях С. Баруздина и то, что на их повествовательную орбиту непринужденно выводится сложный в своей простоте, необыкновенный в своей привычности мир с его такими каждодневными (наверное, поэтому и особенно добрыми и мудрыми) явлениями, как восход и заход солнца, мягкое дуновение ветра, шелест трав и листьев, пение птиц, нежный полет снега, необыкновенный запах русского леса. В центре этого разнообразия жизни и природы — человек: герои рассказов и повестей и их автор.
Во многом отсюда — от освоения спокойного ритма природы — и ритм рассказов самого С. Баруздина: четкий, чеканный, размеренный. Отсюда — терпкость, весомость его слова, хотя фразы и контекст в целом состоят из простых слов, как, например, в этом вот рассказе: «Поздняя электричка идет вдоль берега моря. Теплого моря даже сейчас, в ноябре. С одной стороны - море, с другой - пригороды и горы, леса и опять пригороды. Мелькают огни, сегодня чаще, чем в обычные дни, а над морем повисли и тихо плывут удивительные тучи. Вместе с небом они — картина неизвестного художника, поскольку никакой известный не решится нарисовать такое чудо». Вроде бы и нет в этих рисунках особых красок, а они волнуют какой-то естественной своей красотой. Волнение это передается главным образом ритмом, звучанием слова, голосом автора. Как говорит Юрий Бондарев, «точная расстановка найденных слов высекает искру прекрасного — и вы испытываете волнение». Интонация С. Баруздина негромкая, но взволнованная, тревожная даже. Она всегда доверительна, откровенна, по-особенному человечна и, как само слово, содержательна.
Интересно, что эта его интонация, ритм сохраняются и в публицистике, литературной критике писателя. Книгу прозы «То, что было вчера» и «Заметки о детской литературе» С. Баруздина я прочитал в одно и то же время. Кроме единства смысловых, эстетических критериев, вытекающих из прозы писателя и поставленных в его «критической» книге, меня порадовала неизменность голоса писателя, и в критике остающегося добрым и мудрым собеседником.
В книге «То, что было вчера» есть одно высказывание: «Дети не любят, когда им рассказывают о детях. Дети любят, когда им рассказывают о взрослых. О тех взрослых, которыми они хотят стать сами...». Мне думается, что в книге не совсем «детской» неспроста говорится исподволь и о том, какой должна быть детская литература. Попутно замечу, что во всех вещах сборника «То, что было вчера» — в «детских» и «взрослых» — действуют дети или подростки, которые открывают мир, тем самым возвращая нас, взрослых, к исконному, подлинному в этом мире. Потому «детский» взгляд на вещи, удивленный и удивляющий своей простотой и искренностью, многое определяет в самом стиле произведений С. Баруздина. Мысль же о том, что дети любят, когда им рассказывают о взрослых, выражает характер творческих поисков самого С. Баруздина — «детского» и «взрослого» писателя, а также комплекс тех задач, которые он ставит в «Заметках о детской литературе».
«...Литература для детей — есть прежде всего литература» — вот тот критерий, с которым автор подходит к оценке явлений и закономерностей детской литературы. «Заметки...» — не теоретическое исследование, не история советской литературы для детей, «это субъективные заметки практика», как оговаривается сам С. Баруздин. Они — о том, что его, как детского писателя и «отца двух детей», заботит в детской литературе, о разных детских писателях, о правде и лжи в поэзии и жизни, о форме и содержании произведений для юных и еще о том, какова «роль смешного и серьезного, грустного и прекрасного» в формировании душ и психологии маленьких граждан.
В книге более шестидесяти очерков-эссе — о представителях многонациональной детской литературы. Не забыто ни одно имя писателя, пусть он представляет даже самую «небольшую» литературу, серьезно, глубоко работающего на ниве детской поэзии, прозы, драматургии... Заглавия всех очерков начинаются с «О...» — «О Сергее Михалкове», «О Евгении Пермяке» и т. д. Это придает «Заметкам...» жанровую самобытность — заглавия говорят нам о том, что речь пойдет об определенном писателе, его судьбе, героях, книгах. С. Баруздин рассказывает о тех, с кем он в хорошей творческой дружбе, чьи книги остались в его читательской памяти и серьезно повлияли на судьбы детской литературы. В этих очерках главное — анализ конкретных произведений, но не сухой, не «литературоведческий». С. Баруздин не представляет себе книг для детей без их авторов, поэтому разговор о важных проблемах творчества, как правило, непосредственно вытекает из разговора о самом писателе, о его прежде всего человеческих качествах.
Образ писателя-творца не менее важен для детей, чем образы героев, созданных им, ибо юные читатели нередко олицетворяют писателя с его персонажами. Об этом немаловажном моменте работы детского писателя много размышляет С. Баруздин: «чтобы написать хорошую книгу, нужен не только талант писателя, но и то, что называется знанием жизни. Работая над книгой для детей, писатель должен уметь перевоплощаться и в школьника, и в летчика, и в учителя, и в инженера, и в космонавта, и в футболиста, и в кинорежиссера, и в ремесленника, и в партизана, и в художника, и в любого другого человека, о котором он пишет. А не только в ребенка, кому адресована его книга».
Это важно и необходимо потому, что служит правде образа, которая не оставит ребенка равнодушным, воспитает в нем добро, заставит его «верить в правильность написанного, подражать живущим на страницах книги героям». С. Михалков обладает этим даром перевоплощения, что позволяет ему быть «веселым выдумщиком, мастером сюжета, гиперболы, шутки».
С. Баруздин увлекательно рассказывает о писателях, и это примечательное достоинство «Заметок...». Но не единственное. Писатель ставит такие значительные проблемы детской литературы, как, например, упомянутая — о правде образа, как проблема народности и псевдонародности, как роль и особенности публицистики в детской литературе, как проблема сюжета, композиции, языка книг для маленьких, — и исследует их на многообразном материале классического наследия и современной литературы.
Проблема юмора и сатиры, «смешного» — важнейшая из них. «Социальные пороки должны быть показаны в легкой сатирической форме, как отвратительные и смешные уродства», — писал М. Горький. Приведя эти слова, С. Баруздин ставит широкую программу исследования вопросов «смешного» в детской литературе. «...Смех ради смеха и выдумка ради выдумки вызывают не улыбку радости, а горечь сожаления», — полемизирует он с авторами, которые в шутовском, псевдосатирическом стиле пересказывают детям вовсе не смешные истории, тем самым воспитывая в них чувство отвращения не к пороку, а к жизни вообще. Подобные авторы забывают об одной важной стороне детской литературы — для детей надо писать серьезно: смешно, но серьезно и увлекательно, чтобы это заставляло думать о жизни.
Много важных проблем в «Заметках о детской литературе» С. Баруздина. Они воскрешают в памяти читателя замечательные книги о детях, дают толчок к размышлениям о путях развития детской литературы, ревностно, доказательно полемизируют с неверными тенденциями в ней, с превратными истолкованиями ее важнейших достижений. Объектом особой критики С. Баруздина становятся те произведения, которые не воспитывают в ребенке любви к родной природе, к родной земле. На многочисленных примерах автор показывает мастерство «природной» детской лирики Сергея Михалкова и многих других «детских» писателей. В «Заметках...» основательны и убедительны размышления о языке детских произведений, о необходимости постижения писателем тайн родной речи, ее простоты, мудрости, величия.
«То, что было вчера» и «Заметки о детской литературе» — лишь предварительный итог долгих лет работы С. Баруздина в литературе. Они — свидетельство плодотворности и многогранности творческих поисков писателя. Поисков значительных по смыслу, мудрых в анализе жизненных явлений, в исканиях простоты и изящества слога, а самое главное — мужества и гражданской смелости в утверждении идеалов будущего, наших, советских идеалов.
Л-ра: Наш современник. – 1976. – № 7. – С. 186-189.
Произведения
Критика
