Герой и «время» в исторических драмах Шекспира

Герой и «время» в исторических драмах Шекспира

В.П. Комарова

Отношения человека и времени, в которое он живет, постоянно привлекали внимание Шекспира. В трагедии «Гамлет» герой считает высшей целью своей жизни тяжкий и опасный подвиг: он должен исправить свое, время, хотя бы за это пришлось поплатиться жизнью.

В исторических драмах проблема отношений личности и «времени» ставится в ином плане: каким образом связана судьба исторических деятелей с «временем», что такое «время», почему одни правители добиваются успеха в своих действиях, а другие гибнут в столкновении с «временем»? В исторических драмах Шекспира слово «время» чаще всего означает соотношение политических и социальных сил в обществе, тенденцию исторического развития, характерную для эпохи. «Время» в хрониках Шекспира — это динамическое и диалектическое понятие, связанное с понятием необходимости, пишет современный чешский исследователь Зденек Стржибрна в книге «Исторические хроники Шекспира». В историческом процессе «время» является главной силой, которая разрушает старый закон и порядок, действуя иногда против воли королей и великих людей, заставляя их подчиняться необходимости. Это наблюдение, высказанное в монографии Зд. Стржибрны, помогает автору убедительно опровергнуть концепцию Ю.М.У. Тильярда, который утверждал, что в хрониках Шекспира господствует идея порядка.

В ранних хрониках Шекспира — в трилогии «Король Генрих VI» и в трагедии «Ричард III» — ссылки отдельных персонажей на «время» еще не связаны с пониманием закономерностей исторического развития, тем не менее время — это грозная сила, причина возникновения, развития и разрушения всего существующего. Время наказывает несправедливость, распутывает узлы, смывает вину, раскрывает хитрые уловки. Герои хроник часто возлагают свои надежды на «время»: герой, бессильный разрешить противоречия, наказать обидчика или отомстить врагам, надеется, что время, довершит то, что не смог сделать человек.

В ранних хрониках есть персонаж, чья судьба соединяет между собой прошлое, настоящее и будущее, — королева Маргарита. Безвестная французская принцесса, покорившая своей красотой Сэффолька и Генриха VI, она становится королевой Англии, добивается падения своих врагов, достигает полноты власти. И в тот момент, когда убийство «доброго герцога Хэмфри», казалось, избавило ее от последнего врага, удары судьбы следуют один за другим: ее любовник изгнан и убит, ее муж Генрих VI низложен и заколот в тюрьме Ричардом Глостерским, сын Маргариты убит на ее глазах. В бессильной ярости она проклинает своих врагов и грозит им судом времени. Всех врагов пережила Маргарита, исполнились все ее страшные пророчества. Она торжествует над королевой Елизаветой: ей кажется, что «колесо справедливости» сделало Елизавету «добычей времени» (Ричард III). Она не замечает, что и над ней самой свершился «суд времени», если воспринимать ее несчастья так, как она воспринимает чужие.

Даже Ричард III, этот король-убийца, обращается к «времени» для оправдания своих преступлений. Правда, он обвиняет небо и природу в своем уродстве, но, кроме того, винит «мирный век», который лишил его радости военных подвигов.

Нигде в пьесе Шекспира нет мысли о том, что время оправдывает тирана. «Ричард III» — трагедия о причинах тирании. В первых трех актах Шекспир изображает, каким образом тиран подчиняет себе все силы в государстве, все органы власти. Тиран — это извращение человеческой природы, нравственный урод, неизбежно обреченный на гибель. Ужас, испытываемый зрителем, усиливается от сознания, что такой ум, воля, энергия, храбрость служат гнусным, жестоким делам. Самооправдание Ричарда, его ссылки на «время» — это самообман в одних случаях и политическая уловка — в других.

Персонажи хроник, относящихся к зрелому периоду творчества Шекспира, часто обращается к «времени» для оправдания и объяснения своих действий. «Смутное время вынуждает нас так поступать», — оправдывается архиепископ, поднимая мятеж против Генриха IV. Когда посол короля Уэстморленд спрашивает его о причинах недовольства, архиепископ отвечает: «Нам стало видно, куда свой бег стремит поток времен». Он признает, что личные обиды связаны с глубокими причинами. «Время» кажется архиепископу врагом, так как усиление королевской власти является особенностью «времени».

Один из лордов отказывается принять участие в мятеже, ссылаясь на «неподходящее время»; Нортемберленд, совершая предательство по отношению к союзникам, успокаивает себя тем, что выступит в более удобное время; Верховный судья говорит Фальстафу, что только «беспокойное время» позволило ему спокойно ускользнуть от наказания; Фальстаф, как и другие персонажи, ссылается на испорченный век для оправдания своего образа жизни.

Уэстморленд, сторонник короля, обращается к «времени» для оправдания политики короля: «Не король, а время наносит вам обиды», — отвечает он мятежникам и напоминает им о народной поддержке, благодаря которой Генрих Ланкастерский стал королем. Генри Хотспер возмущенно говорил о средствах, к которым прибегает Генрих, чтобы завоевать любовь народа: Генрих смягчает суровые Законы, возмущается злоупотреблениями, притворяясь, что плачет над страданьями отчизны и защищает справедливость. Итак, необходимость народной поддержки изображается как главная причина успеха правителя, как требование времени.

В хронике «Король Джон» все враждующие стороны говорят о «больном времени», но при этом по-разному представляют себе причины болезни и средства для ее излечения. Лорд Сольсбери ссылается на «больное время» для оправдания мятежа и оплакивает вынужденную измену.

В словах Сольсбери передана сложность отношений «права» и «неправды» в исторических событиях. Стараясь разобраться в противоречиях, в причинах несчастий государства и своих собственных обид, Сольсбери прибегает к образу «больного времени».

В речи короля Джона этот же образ символизирует общее состояние государства. Мятеж внутри страны угрожает его власти, война с Францией, и борьба с католической церковью угрожают существованию английской нации, поэтому король вынужден примириться с папой римским, чтобы с его помощью справиться с другими врагами. Эту уступку он объясняет ссылкой на «время»: «Наше время поражено такой болезнью, что необходимо срочно принять лекарство, чтобы предотвратить неизлечимый исход».

Субъективный смысл ссылок персонажей на время заключается в желании героев понять и объяснить свои действия. Но в этих упоминаниях есть и объективный смысл — благодаря им возникает представление о бурном, полном борьбы и кровавых событий веке: жестокие, гибельные, опасные, беспокойные, дикие, печальные, тягостные, враждующие, горестные, гнилые, продажные времена — так определяют герои шекспировских хроник свою эпоху.

Обращаясь к понятию «времени» для объяснения тех или иных явлений, герои Шекспира часто дополняют это объяснение анализом политической обстановки в стране. Лорд Бардольф советует мятежникам рассчитать силы и предвидеть последствия их опасного предприятия: прежде чем строить, нужно представить себе, каким будет здание, нужно составить план, высчитать затраты, и, если средств не хватит, не лучше ли задумать сооружение меньших размеров или вовсе отказаться от постройки? Тем более в таком великом деле, как разрушение государства и создание нового, необходимо строить на прочном фундаменте, иначе все здание будет существовать только на бумаге и в цифрах. В ответ на его речь Хэстингс и архиепископ дают оценку «времени»: войска Генриха разделены на три части, его казна пуста, государство «объелось» Болингброком, толпа, прославлявшая его прежде, теперь пресытилась им и жаждет вернуть Ричарда. Характеристика «времени» превращена в оценку политической обстановки. При этом личные интересы ослепляют участников мятежа и приводят их к ошибочной оценке настоящего времени, подобно тому как прошлое тоже представляется им в искаженном свете.

Во многих случаях характер «времени» определяется особенностями правления. Герцог Йорк, зная, что сын его остался верен низложенному Ричарду II, советует ему быть осторожным при новом правителе. Йорк принял Болингброка как «законного» короля, поэтому он сравнивает его правление с «новой весной времени». Предупреждение сыну облечено в поэтический образ: если растение плохо развивается весной, его могут срезать до того, как оно расцветет (Ричард II). Король Генрих IV, предчувствуя свою смерть, опасается, что с воцарением его сына в Англии наступят «дурные времена», когда беспутство и насилие будут господствовать в стране и Англия снова станет добычей гражданских смут, дикой пустыней, населенной волками. Когда умирает король и принц Генрих становится королем Генрихом Пятым, Верховный судья готовится мужественно встретить «условия времени», которое грозит ему «ужасным взором». В этих случаях изменение характера «времени» связано со сменой правителя. Представления героев о времени дополняются конкретными политическими рассуждениями.

Отношения исторической личности и времени Шекспир освещает по-разному в различных хрониках. Впервые эта проблема поставлена в хронике «Ричард II». Монолог Ричарда в тюрьме содержит аллегорию, которая помогает понять причины трагической судьбы правителя. Ричард слышит музыку, и мысль о нарушении гармонии в музыке порождает образное сравнение: в жизни, людей необходимо сохранить гармонию, не допускать нарушения такта. И Ричард понимает свою вину — он не расслышал верного такта, чтобы согласовать свою политику с временем. «Гармония» образа правления и «времени» означает в данном случае соответствие политики правителя потребностям исторического развития. Задолго до этой заключительной сцены в советах садовника Шекспир в аллегорической форме дал представление о «правлении», которое могло бы сохранить порядок в государстве. Противник Ричарда герцог Ланкастерский как бы следует советам садовника и побеждает в борьбе, а Ричард погибает, воспринимая свою гибель как возмездие за плохое правление. Всеобщий мятеж в государстве, собственное падение, победа Болингброка — все эти политические события принимают в его размышлениях облик «времени», которое мстит правителю за ошибки.

Ричард ощущает себя жертвой времени, так же как мятежные феодалы в «Генрихе IV» и «Короле Джоне». Человек, не сохранивший согласия с временем, становится его жертвой. Политические события, предшествующие этому философскому обобщению, помогают почувствовать смысл обращения Ричарда к образу времени. Многие критики видят причину трагедии Ричарда в особенностях его характера. Но ошибки Ричарда, приводящие его к гибели, проистекают главным образом из его убеждения в божественном происхождении и неприкосновенности своей власти. Его «вина» порождена господствующими в обществе представлениями. Утрата власти помогает ему понять свое заблуждение, понять изменчивость всего в мире — закона, права, собственности, власти.

Сцена в саду постоянно привлекала внимание исследователей. Садовник, которого королева называет «подобием старого Адама», с помощью аллегории излагает советы, как сохранить порядок в государстве. Шекспирологи изучили многочисленные источники, классические и современные Шекспиру, которые могли породить те или иные идеи и образы в советах садовника. В статьях X.Д. Леона и комментариях П. Ура в новом арденнском издании приведены английские, латинские и французские источники, содержащие самые отдаленные параллели. Однако в них не упоминается ближайший, как нам кажется, источник — речь Джона Болла, приведенная в «Анналах» Стоу и в «Хрониках» Холиншеда в разделе о царствовании Ричарда II при описании восстаний Уота Тайлера.

Сравнение государства с садом — одна из самых распространенных аллегорий во времена Шекспира. Подвяжи ветви, согнувшиеся под тяжестью абрикосов — таков первый совет садовника. Слова «праздные», «угнетение», «непослушные», «расточительный, чрезмерный» разъясняют смысл этой аллегории: нужно поддержать полезные, «плодоносящие» элементы в государстве, угнетенные расточительными бездельниками.

А ты пойди и подобно палачу отруби головы побегам, которые, слишком возвысились в нашем государстве. Все должны быть равны при нашем правлении. Для этой идеи X.Д. Леон обнаружил несколько классических источников. У Бэкона встречается похожий совет: Периандр повел посланного в сад и срезал самые высокие цветы, как бы говоря, что нужно отрубить головы знати и грандам.

Далее садовник поясняет свою мысль: в определенное время года мы отсекаем лишние побеги, чтобы дать жизнь плодоносящим ветвям. Мы подрезаем кору, чтобы дерево не погибло от излишнего сока и крови, от чрезмерного богатства. Если бы Ричард поступал так с могущественными людьми, которые стремятся возвыситься, он сохранил бы власть. Если в источниках речь идет о честолюбцах, опасных для тарана, то у Шекспира садовник советует подавлять знатных и богатых бездельников, которые губят государство.

Особенно важна в речи садовника такая аллегория, как очищение сада от сорняков. «Я пойду и вырву с корнем вреднее сорняки, которые отнимают пищу у полезных цветов», — говорит садовник, а его слуга продолжает аллегорию: наша страна — это сад, полный сорняков, ее лучшие цветы задушены и полезные растения изъедены гусеницами. «Сорняки использовались для политической аллегории так часто, что этот образ вошел в пословицу, а потому не следует искать каких-либо особенных источников», — пишет Питер Ур. Но автор тут же приводит отдаленный источник (1546), поясняя, что Шекспир сравнивает с сорняками «элементы беспорядка» в государстве.

Исследователи не обратили внимания на более близкие параллели, которые имеются в речи Джона Болла, приведенной в хрониках Стоу и Холиншеда. Стоу рассказывает, как во время восстания Уота Тайлера (это восстание происходило как раз в царствование Ричарда II, в 1381 г.) проповедник Джон Болл предлагал повстанцам последовать примеру хорошего земледельца, вырезающего все вредные сорняки.

У Холиншеда этот совет приведен в несколько измененном виде: Болл советовал избавиться от вредных сорняков, которые душат и губят добрые злаки, и призывал уничтожать великих лордов, чтобы все обладали равной свободой и равной властью.

Шекспир сохраняет не только отдельные выражения и слова, но и общую идею: сорняки угнетают, душат и губят добрые злаки. Не призывы к законности, а разумное применение силы предлагает садовник и называет сорняками не «элементы беспорядка», а праздных вельмож, гордых своим происхождением и богатством. Конечно, было бы слишком неосторожно видеть в этих советах поддержку уравнительных идей Джона Болла, но вполне возможно, что эта речь послужила одним из источников сцены в саду.

Сопоставим советы садовника с рассуждениями Ричарда II о времени и с политикой Генриха IV, о которой возмущенно вспоминает Хотспер, и мы увидим, как раскрываются отношения исторической личности и «времени»: «время» выступает союзником правителя в борьбе, если его политика соответствует интересам тех сил в государстве, которые побеждают в данный исторический период.

Как относится Шекспир к герою, который подчиняется требованиям времени? Одобряет ли он такое подчинение? Нам кажется, что авторская оценка меняется на разных этапах творчества. В хронике «Король Джон» один из героев — Бастард (Незаконнорожденный) признается, что хочет подчиняться времени, в которое он живет. Этот герой вызывает симпатии зрителей своим остроумием, находчивостью, отвагой. В его представлении «время» — это законы и обычаи общества. Он не воспринимает «время», как нечто враждебное существующему порядку, и не собирается вступать в борьбу с веком. Но его дерзкий дух не может удовлетвориться ролью «побочного сына времени». Никаких внутренних противоречий нет в характере героя, который, подчиняясь своему веку, тем самым утверждает себя как личность. Он иронически относится к рыцарскому званию, но понимает, что это звание дает ему возможность попасть в «почтенное общество». Он хочет не только в одежде и манерах, но и во внутренних побуждениях льстить времени, «источать сладкий, сладкий, сладкий яд зубов времени». Он изучит все уловки века не для того, чтобы обманывать других, но чтобы не быть в числе обманутых. Жизненная позиция героя совершенно ясна: Бастард хочет изучить свой век, чтобы не быть незаметным зрителем, а управлять событиями, хочет приспособиться к времени, чтобы добиться собственного возвышения.

Он становится правой рукой короля, проникает в тайны государственной политики. Когда Джон посылает его «потрясти мешки аббатов», Филипп весело отвечает: «Колокол, книга и свеча (обычные атрибуты при отлучении от церкви) не удержат его, когда золото я серебро манят его вперед». Он возмущен подлым компромиссом королей, но способен объективно судить и о своем возмущении.

Понятия людей о добре и зле меняются вместе с их положением — так оправдывает Бастард свое подчинение всеобщему закону Выгоды. Можно ли согласиться с той оценкой, которую сам герой дает своему поведению? Интерес правит миром — в этом обобщении заключена центральная идея хроники «Король Джон», посвященной проблеме движущих сил в исторических событиях. Но в чем состоит «выгода» для героя? Бастард воздействует на короля ради блага Англии. Он дает совет королю изменить политику в соответствии с временем. Его храбрость в бою и хитрость в политике спасают Англию в трудный момент, когда жалкий, испуганный король растерялся при известии о мятеже, подчиняясь законам времени, Бастард сохраняет нравственное достоинство. Его ненависть к Лиможу, герцогу Австрийскому, неверно объяснять только желанием отомстить за убийство Ричарда Львиное Сердце. При виде трусливого герцога, облаченного в львиную шкуру, Бастард обращается к нему: «Ты и есть тот заяц, который, как говорит пословица, отважно дергает мертвых львов за бороду». Это возмущение трусостью и подлостью сильнее, чем политические соображения. Когда Джон примиряется с Францией и Лимож из врага превращается в союзника, Бастард разделяет презрение Констанции, которая проклинает перебежчика: «Ничтожный в, доблести, ты в подлости силен... (всегда силен на стороне сильнейших… вступаешь в бой, когда фортуна дарует безопасность... льстишь величью»). Согласие Бастарда с этими оценками выражено в том, что он подхватывает последние слова Констанции: «Телячью шкуру, трус, набрось на плечи», — и этим рефреном сопровождает все последующие реплики Лиможа. Герой следует «выгоде», но презирает подлость и отступничество. Бастард во всем подчиняется, политике короля, но, узнав о гибели юного принца Артура, он говорит Хуберту, которого считает орудием короля: «Будь проклят, если ты дал согласие на это убийство!» Однако в этот опасный момент, как и позднее, в момент смерти короля, он прежде всего думает о судьбе Англии. Так исправляется оценка, данная героем самому себе.

По единодушному мнению критики, Шекспир создал положительный образ правителя в хронике «Король Генрих V». Исследователи утверждают, что в этом образе Шекспир, следуя теориям большинства гуманистов, выразил свою мечту об идеальном правителе, который добивается единства и порядка внутри страны и благодаря этому одерживает блестящие победы во Франции.

В образе Генриха V, пишет Зд. Стржибрны, — Шекспир создал идеал гуманистического правителе, который заботится о благе народа, усмиряет мятежные силы, внутренние и внешние, благодаря тому, что согласует свою политику с «временем». Этот народный король противопоставлен и слабому Ричарду II и тирану Ричарду III, он избавляется от увлечений молодости и подчиняется потребностям времени. Мысль о том, что Генрих V подчиняет свою политику требованиям «времени», вполне справедлива, но вряд ли на этом основании его можно назвать «народным королем». Можно ли видеть в хрониках «Генрих IV» и «Генрих V» поддержку теорий гуманистов об идеальном правителе?

Э. Гретер приводит многочисленные параллели с идеями Томаса Элиота в хронике «Генрих V» и делает вывод, что Шекспир, следуя Элиоту, создает образ идеального монарха. Томас Элиот в своем; необычайно популярном произведении «Правитель» излагает программу гуманистического воспитания короля. Элиот осуждает идею равного распределения имущества и оправдывает кровавые законы против бродяг, «созданные для должного наказания этих бездельников». Сочувствие к ним Элиот называет «напрасной жалостью, в которой нет ни справедливости, ни милосердия, но из которой проистекают безделье, пренебрежение, непокорность и все неизлечимые несчастья». Эти идеи Элиота Э. Гретер не подвергает исследованию и не замечает в хрониках Шекспира скрытой полемики с книгой Элиота.

Элиот совершенно серьезно советует правителю познать жизнь своего народа, лично изучить все уголки страны, все обычаи, как хорошие, так и дурные. Только тогда правитель сможет найти причину упадка и применить лучшие лекарства для излечения больного государства. Элиот подробно расписывает программу такого изучения жизни. Правитель должен знать, что думают и говорят его подданные, какие честные и богатые граждане обитают в его стране, каков их образ жизни, их правосудие, щедрость, усердие в исполнении законов и другие добродетели. Он должен также знать, кого народ считает угнетателями. Только тогда он сможет обратиться за советом к «времени» для отыскания необходимого лекарства.

В хрониках Шекспира принц Генрих как бы следует советам Элиота. Но всю тему «познания жизни народа» Шекспир переводит в комический план: из «народа» он выбирает самые отверженные элементы, сближая принца с лондонскими низами. Эти элементы общества были в то время особенно многочисленны, и Шекспиру не свойственно их осуждение, выраженное в книге Элиота. Из «жизни» Шекспир отбирает многие темные стороны и сталкивает с ними будущего правителя. Парадоксальность и нелепость такого непосредственного сближения наследника престола с «народом» совершенно очевидны. Серьезным размышлениям Элиота и его рецептам для излечения больного государства Шекспир противопоставляет нечто похожее на пародийные комментарии к советам Элиота, и благодаря комическому изображению становится ясной неосуществимость подобной программы. Свое влечение к миру Фальстафа и к жизни лондонских низов принц Генрих воспринимает как нечто противоестественное для наследника престола. Он сам себя не понимает и объясняет собственные поступки то как хитрый политический расчет (монолог «Я всех вас знаю...»), то как увлечение юности. Генрих IV убеждает сына, что его увлечение грозит ниспровержением порядка в государстве, что жажда «популярности» вызовет к нему презрение всех подданных. Став королем, Генрих подчиняется Верховному судье, высшему совету государства, парламенту и обещает избрать мудрых и благородных советников. Так Генрих платит дань времени, выполняя свое обещание.

Эта сцена вполне смогла бы служить светлым финалом, если бы целью Шекспира было создание образа «идеального монарха». Но за ней следуют еще три в совершенно иной духе. В третьей сцене пятого акта зритель видит, с каким искренним восторгом принимает Фальстаф известие о том, что его «нежный ягненок» стал королем. В четвертой сцене два стражника тащат хозяйку Квикли и Долль Тершит в тюрьму, а в пятой сцене мы видим Фальстафа и его друзей у Вестминстерского аббатства. И здесь Фальстаф ни разу не вспоминает о выгодах своего положения, а говорит только о привязанности к своему другу. Он стоит, запыленный с дороги, и сокрушается, что не успел купить новое платье на взятую у Шеллоу тысячу фунтов. «Но ничего, этот жалкий вид более подходит — он показывает, как я жажду его видеть... глубину моей привязанности... мою преданность... Вот я стою, забрызганный грязью с дороги, потея от желания его увидеть, ни о чем другом не думая, забыв обо всех других делах, как будто у меня нет ничего, кроме желания его увидеть». Когда появляется король, раздаются дружеские восклицания Фальстафа: «Боже, храни тебя, Хэл!». «Будь счастлив, милый мальчик!». Но он слышит холодный ответ короля: «Милорд судья, с глупцом поговорите», а затем речь Генриха, наполненную поучениями. «Старик, тебя не знаю я!» — жестоко объявляет король и советует бывшему другу оставить шутовство, обратиться к молитвам и подумать о близкой кончине. И хотя он обещает Фальстафу дать средства к жизни, Верховный судья сразу же после ухода короля заключает сэра Джона в тюрьму. В последующей хронике, «Генрих V», приятели Фальстафа говорят о том, что король разбил сердце бедного рыцаря, а рассказ кумушки Квикли о смерти Фальстафа вызывает трогательно-умиленное чувство у зрителей.

Такой финал не кажется нам странным, если исходить из общего замысла хроник о короле Генрихе IV. Дж. Б. Пристли, а также английский критик-марксист Т. Джексон были глубоко правы, когда увидели проявление гуманизма Шекспира, его сочувствие даже самым отверженным слоям английского общества. В эпоху первоначального накопления бродяжничество и нищета приняли размеры национального бедствия. Характерная особенность юмора Фальстафа — постоянное напоминание о «болезнях века». Явления, которые Фальстаф превращает в источник смеха, сами по себе настолько ужасны, что в некоторых сценах ощущается оттенок горечи (например, в сценах вербовки, в описании оборванного войска).

Современная Шекспиру Англия предстает в хрониках «Генрих IV» и «Генрих V» разделенной на два враждебных и чуждых друг другу мира: в одном борьба за власть, заговоры, воинские подвиги, пышность одежды, торжественность речи, в другом — разорявшиеся дворяне, бродяги, мелкие воришки, оборванное войско, спасающиеся от военной службы крестьяне, трактирные хозяева, слуги, извозчики — все, кто стоит на низших ступенях социальной лестницы. Принц Генрих гордился тем, что может пить с любым медником и говорить на языке лондонских низов. Жалкий трактирный слуга Фрэнсис, подаривший принцу кусок сахара, вызывает у Генриха грустные раздумья о том, какой примитивной жизнью может жить человек. Принц действительно близок лондонским низам, которые вызывают в нем интерес и сочувствие.

Но, став королем, он должен порвать с этим миром, для него нет иного выхода. Его подчинение «времени» — это подчинение интересам высших сословий в государстве. Перед нами — хороший король: умный политик, доблестный военачальник, знающий жизнь своих подданных, покорный парламенту и закону. Однако он вынужден казнить своих друзей, восхваляя верность в дружбе, он должен жестоко расправляться с низами общества, которым он сочувствовал, когда был только принцем, он произносит речи о праве и ведет несправедливую войну с Францией. В первой сцене хроники «Генрих V» Шекспир указывает на истинные причины войны: чтобы спасти свои богатства, на которые посягает парламент, высшие прелаты церкви уговаривают короля начать войну с Францией. В этой пьесе Шекспир создает кровавый образ войны, бессмысленной и разрушительной. После героических тирад Генриха обычно следуют комические сцены, которые могут служить пародией на героическое изображение войн Генриха V в английской историографии.

Примирение Генриха с требованиями государственной необходимости заставило его отказаться от личный чувств и симпатий. При этом он утратил многие привлекательные качества, утратил личную свободу и стал одной из частей государственной машины. Если в хронике «Король Джон» подчинение Бастарда своему времени Шекспир изображал в положительном свете, то этическая оценка примирения Генриха с временем значительно сложнее. Генрих должен так поступать, ибо король добивается успеха, подчиняясь «времени», но это подчинение выглядит, как горькая необходимость. Поздние хроники позволяют сделать вывод о критическом отношении Шекспира к теориям гуманистов об идеальном правителе. Даже монарх, обладающий «идеальными» личными качествами, вынужден подчиняться обстоятельствам. Его положение отдаляет его от народа, заставляет подчиняться требованиям высших сословий, законам политической борьбы. Положительное начало, противостоящее скептицизму и эгоизму Фальстафа, принимает пока еще традиционные формы заботы о благе государства. Генрих чувствует, что цели короля непонятны и чужды солдатам, но не ощущает это противоречие как трагическое. Генрих принимает мир таким, каков он есть, и подчиняет свои действия внешним, не зависящим от его воли силам.

Взаимоотношения личности и времени становятся трагическими в поздней исторической драме «Кориолан», (1609). Не касаясь многочисленных проблем, связанных самой драмой, одной из самых трудных для истолкования, мы остановимся только на изображении отношений героя и времени. Впервые в драматургии Шекспира «время» предстает как социальная борьба в данную эпоху и порожденные ею психологические и философские противоречия. Герой сознательно отказывается подчиниться, требованиям времени, если для этого он должен насиловать свою природу, перестать быть самим собой.

Неверно изображать Кориолана недальновидным и слепым в государственной жизни. Он более проницателен, чем другие патриции.

Он предсказывает, что «чернь со временем добьется большей власти и: предъявит еще большие требования в оправдание своих мятежей». Он предлагает лишить народ представителей в народном собрании, которые могут говорить «да» и «нет» (деталь парламентской борьбы — в палате общин даже самих членов палаты называли «да» и «нет» при голосовании биллей). Кориолан убеждает патрициев «вырвать язык толпы, не позволять ей лизать сладкую отраву свободы». Но он вынужден признать силу народа и предсказывает падение знати. Эпизод из осады Кориол, когда Кориолан один бросается в ворота неприятеля, введен не только для того, чтобы показать храбрость героя. Он характеризует жизненную позицию Кориолана, который и в государственной жизни действует один, не задумываясь о последствиях и опасности. Но когда он проявляет такую же отвагу в политической борьбе, трибуны обвиняют его в измене за оскорбление закона и власти, ибо в отличие от Плутарха Шекспир изображает трибунов как лиц, облеченных полнотой государственной власти. Его болезнь заразительна, его мысли — отрава для других, он предлагает опасные новшества, сопротивляется закону, он изменник — смерть ему! Такие обвинения слышит Кориолан еще до того, как действительно изменяет Риму.

Одна из причин гибели героя — порок суждения — названа в монологе Дуфидия, которому не уделяется достаточно внимания в критических работах. Сам Ауфидий вкладывает в эти слова ограниченный смысл: Кориолан не сумел воспользоваться случаем для успеха. Но трагедия в целом позволяет истолковать эти слова иначе: Кориолан не смог подвергнуть сомнению свое окостеневшее представление о мире и понять, что его доблести не имеют абсолютного, независимого от общества значения. «Наши доблести заключены в понимании времени», — это наблюдение, вызвавшее столь многочисленные комментарии, содержит важное философское обобщение: оценка наших достоинств зависит от того, как понимает их данное время. Трудно сказать, что лучше для Кориолана, приспособляться к «времени» или сохранять стойкость, но его трагическая судьба заключает в себе, кроме осуждения измены, идею о трагической неразрешимости конфликта героя с новым временем.

Итак, отношения героя и времени в исторических драмах Шекспира свидетельствуют о глубоком проникновении Шекспира в объективные исторические закономерности. Только умение понять свое время и подчиниться ему позволяет героям стать творцами истории. В ранних хрониках такое подчинение изображено как положительное начало. Но уже в «Генрихе V» подчинение Генриха времени приводит его к насилию над собственной личностью и не разрешает противоречий, с которыми сталкивается правитель. Наконец, в «Кориолане» «время» определяется как социальная борьба, ее законы и тенденции. Если герой не покоряется этой объективной силе, он обречен на гибель. Так разрешается проблема отношений личности и времени в поздних исторических драмах Шекспира.

Л-ра: Вестник ЛГУ. Серия история, языкознание, литература. – 1966. – Вып. 3. – № 14. – С. 82-93.

Биография

Произведения

Критика

Читайте также


Выбор редакции
up