«Путешествия Гулливера» и фантастико-сатирические жанры в английской литературе XVIII века
И.И. Чекалов
Как неоднократно отмечали исследователи, «Путешествия Гулливера» не укладываются в рамки просветительского романа, ведущего жанра английской литературы XVIII в. Считать «Путешествия Гулливера» романом «было бы столь же неточно, как, скажем, счесть романом „Историю одного города” Салтыкова-Щедрина».
То же самое можно сказать и о многих фантастико-сатирических произведениях, с которыми мы в изобилии сталкиваемся в английской литературе XVIII в. Распространенной их разновидностью были подражания Лукиану. Так, переводчик Лукиана и писатель-сатирик Томас Браун выпустил «Письма мертвых к живым и живых к мертвым», Джордж Литтльтон опубликовал «Диалоги мертвых», Фильдинг — «Путешествие в загробный мир».
Другой разновидностью фантастико-сатирических произведений были путешествия в недоступные или экзотические края: «Консолидатор или отчет о разнообразных мирских событиях на Луне» Дефо, «Новая Атлантида» Мэри де ла Ривьер Мэнли, «Путешествие в Каклоголинию» Самуэля Брандта. Двумя изданиями появилось анонимное произведение «Путешествие на Луну», которое иногда приписывают Дефо. Сюда же относятся «Приключения атома» Смоллета.
Все эти произведения отличаются гибкостью повествовательной формы. Они с легкостью сочетают в себе особенности самых разнообразных жанров — публицистического памфлета, утопического романа, научно-фантастического романа, повести о волшебном приключении, иносказания-притчи, философско-аллегорической повести.
Этим, вероятно, объясняются трудности причисления подобных произведений к какому-либо определенному жанру. Исследователи часто не могут прийти здесь к соглашению. Относительно жанра «Путешествий Гулливера» существуют самые разнообразные точки зрения: одни считают это произведение романом, другие — философской повестью, третьи — пародией на нее.
В многотомной «Истории английского романа» Эрнест Бейкер склонен определять все фантастико-сатирические произведения как утопии. Между тем для многих произведений, которые он подводит под это определение, характерны не только утопические мотивы сюжета, но и другие, сочетающиеся с этими мотивами моменты, которые играют не менее важную роль в построении произведения.
В английской литературе XVIII в. многие фантастико-сатирические произведения обладают рядом специфических черт, объединяющих их в особый жанр. В произведениях этого типа используется одна и та же сюжетная модель повествования — сказочное, фантастическое путешествие в иной, необычный мир. Способом построения образов становится гротеск. Фантастический вымысел последовательно подчинен задаче осмеяния порока и прославлению добродетели.
* * *
В «Консолидаторе» Дефо обратился к традиционному мотиву фантастического путешествия на Луну, часто встречающемуся в английской литературе XVII-XVIII вв. Однако его консолидатор — не только чудесная машина, осуществляющая связь между Землей и Луной, но и аллегорическое изображение системы политического управления Англии. Хотя «Консолидатор» — далеко не лучшее художественное произведение Дефо, почти забытое уже при жизни автора, для истории английской литературы оно не лишено значения: в нем Дефо, первый из крупных английских писателей XVIII в., использовал фантастику в целях сатиры. Новаторство Дефо развил Свифт.
Почти два с половиной века отделяют нас от периода создания «Путешествий Гулливера». Время не только не разрушило художественное обаяние этого гениального произведения, но утвердило и расширило славу Свифта.
Для Свифта «Путешествия Гулливера» явились итогом творческой деятельности. «Путешествия», по замыслу Свифта, были направлены против тех фундаментальных пороков — тщеславия, лицемерия, эгоистичности и лжи, которые, по общему мнению просветителей, лежали в основе злого начала человеческой природы.
«Если бы писания Гулливера предназначались только для Британских островов, — заметил Свифт французскому переводчику „Путешествий" аббату де Фонтэн, — сей путешественник должен был бы почитаться весьма презренным писателем. Всюду, по крайней мере, во всех цивилизованных государствах Европы, царят те же самые пороки и безрассудства, а переводить писателя, который пишет только для одного города, области, государства или даже одного поколения, — столь малая заслуга, что ради этого его и читать не стоит». Назначение «Путешествий Гулливера», по замыслу Свифта, — исправить человечество.
«Я кончил Путешествия..., — писал он в другом письме перед опубликованием своей книги, — они восхитительные вещицы и чудесно исправят мир».
Как считал Свифт, для того чтобы исправить человечество, необходимо заразить читателя тем чувством негодования, которое испытывает сатирик, видя человеческие пороки. «Я всегда ненавидел все нации, профессии, общественные устройства, а все мои симпатии отдавал отдельным людям: например, я ненавижу сословие законников, но мне симпатичен адвокат имярек, судья имярек; то же и с врачами — о своем сословии я не говорю, — солдатами, англичанами, французами и остальными. Но главным образом я питаю отвращение и ненависть к этому животному, называемому человеком, хотя от всего сердца люблю Джона, Питера, Томаса и других. Вот система, которой я придерживался многие годы... На этой великой основе мизантропии, хотя и не в духе Тимола, основаны все мои Путешествия. И я никогда не обрету спокойствия духа, пока все честные люди не усвоят мое мнение». На этот отрывок из письма Свифта Попу часто ссылались (иногда ссылаются и теперь) как на свидетельство мизантропии Свифта. Однако, если сопоставить его с приводимыми высказываниями, оно означает нечто противоположное: если Свифт скептически относится к рационалистическому пониманию сущности человека, отсюда вовсе не следует, что Свифт отвергает гуманистический идеал и вместо него проповедует мораль человеконенавистничества.
Он был убежден, что человек обладает способностью улучшать «несовершенное состояние своего существования». «Мизантропия» Свифта (она не та, что у Тимона Афинского!) — это негодование, ненависть ко всякому злу и порокам человеческой природы. И ненависть эта заставляет его верить в то, что пороки можно исправить.
«Сатира предполагает две цели», — писал Свифт спустя полтора года после выхода «Путешествий Гулливера», выступая в защиту «Оперы нищих» Гея. Одна из них — «приносить автору удовольствие, однако не за счет удовлетворения какой бы то ни было личной злобы»; другая же более возвышенная цель заключается в том, что «общественный дух подсказывает людям талантливым и добродетельным в меру своих способностей исправлять мир». Именно с этих гуманистических позиций в «Стихах на смерть доктора Свифта» (1731-1732) оценивал он устами беспристрастного критика свои собственные произведения:
О высоком назначении сатиры Свифта напоминает нам и высеченная золотыми буквами эпитафия на его могиле. Она была составлена им самим и включена в завещание в 1740 г. Говоря о «свирепом негодовании», терзавшем сердце Свифта, надпись призывает путника, читающего ее, подражать тому, кто мужественно защищал свободу.
«Путешествия Гулливера» создавались Свифтом в тот период, когда деятельность его в защиту ирландского народа против английского колониального гнета достигла самых широких масштабов («Письма суконщика», 1724).
Своеобразие общественно-политической позиции Свифта заключается в том, что, не являясь последовательным защитником интересов ни партии вигов, ни партии тори, он оказался последовательным защитником ирландского народа в его трагической борьбе за свободу и независимость. Свифт, не обладавший по отношению к буржуазному прогрессу ни идиллическим оптимизмом Шефтсбери, ни спокойной и трезвой рассудочностью Мандевиля, сумел глубже и прозорливее, чем кто-либо из английских просветителей, увидеть социальные пороки Англии XVIII в.
Литературные источники «Путешествий» богаты и разнообразны: тут и «Правдивая история» Лукиана; тут и повесть о морских приключениях знаменитого путешественника XVIII в. Дампира, как и другие многочисленные морские повести; тут и популярные в XVIII в. пародии на авантюрную повесть о путешествии, публиковавшиеся, например, в «Спектейторе» Аддисона и Стиля; тут и фантастико-сатирический роман Сирано де Бержерака; тут и «Гаргантюа и Пантагрюэль» Рабле, а следовательно, и пародии на рыцарские романы; тут и социально-утопические произведения XVI-XVII вв. Свифт использует литературные источники в нескольких планах: во-первых, он пародирует их, во-вторых, он разрабатывает характерные для них мотивы в их собственной художественной функции, в-третьих, он переосмысляет эти мотивы для создания сатирического эффекта. Например, начало первой главы «Путешествия в Бробдингнег» — пародия на морской профессиональный жаргон, к которому часто любили прибегать в своих писаниях Дампир и другие путешественники. Свифт почти дословно использовал здесь отрывок из «Морского журнала Самуэля Стерми» (1669). Вместе с тем мотив морского путешествия имеет важное сюжетное значение: он является одним из тех средств, которыми Свифт пользуется, чтобы создать атмосферу правдоподобной обыденности, повседневности в своем сказочно-фантастическом мире. Свифт наделил Гулливера чертами смелого и отважного путешественника, типичного для описаний морских путешествий XVIII в. Трезвостью ума, находчивостью, хладнокровием Гулливер не уступает Робинзону Крузо. Но если Дефо с помощью этих качеств своего героя утверждает реальность правдоподобной действительности, то Свифт подобными же качествами Гулливера стремится придать видимость правдоподобной реальности иллюзии, сказке и фантазии. Четыре раза Гулливер отправляется в путешествие и каждый раз его ждет новое приключение: он терпит кораблекрушение, высаживается на берег и теряет из виду своих товарищей и корабль; попадает во власть пиратов и, наконец, становится жертвой бунта на своем собственном корабле. В этих чрезвычайных, но вполне вероятных обстоятельствах Гулливер ведет себя самым хладнокровным и рассудительным образом, принимая случившееся как неизбежную реальность, поэтому читатель не удивляется, что и к невероятным событиям Гулливер относится точно так же. Иначе используется Свифтом мотив морского путешествия, когда в четвертой части «Путешествий» Гулливер возвращается из страны гуигнгнмов. Вполне естественное радушное внимание моряков к человеку, подобранному в открытом море, лишь разжигает в Гулливере отвращение к ненавистным йеху, которых эти моряки напоминают ему решительно всем — видом, запахом, повадками. Свифт достигает сатирического эффекта двойным контрастом: внешне поведение Гулливера, отвечающего угрюмым молчанием на все приветствия и расспросы людей, его спасших, нелепо и комично; внутренне, в свете опыта, приобретенного Гулливером в стране йеху и гуигнгнмов, оно оправдано и трагично. В глазах моряков поведение Гулливера странно и смешно, в глазах Гулливера поведение моряков, претендующих на разум и, добродетель, которыми они не обладают, — безумно, ничтожно и постыдно. По сравнению с другими фантастико-сатирическими произведениями XVIII в. образ повествователя, рассказчика в «Путешествиях» неизмеримо усложняется и приобретает, художественную многозначность. Он не просто свидетель происходящего, но активный участник. Его сознание, привычки, поведение меняются в зависимости от обстоятельств, в которых он находится. Общий характер его морального развития по мере того, как он попадает в Лилипутию, Бробдингнег и страну йеху и гуигнгнмов, претерпевает коренные изменения, позволяющие Свифту рельефно выразить общий сатирический замысел. Но мало того — в каждый данный момент путешествия он воплощает целый комплекс художественных заданий: то он — выразитель авторской интонации, то объект авторской насмешки, иронической, комической или сатирической. В зависимости от конкретного художественного задания Гулливер то воплощает реального путешественника, придавая правдоподобие невероятный событиям, то необыкновенностью приключений вступает в контраст с реальностью.
Мотив утопии, идеального общественного устройства составляет существенную часть «Путешествий». Свифт знал произведения утопистов XVI-XVII в., которые, начиная со времен классической «Утопии» Томаса Мора, приобрели в Англии большое распространение. Мы встречаемся с мотивом утопии уже в первой части (глава VI), вся вторая часть пронизана идеями об идеальном общественном устройстве, и, наконец, общество гуигнгнмов, с точки зрения Гулливера, — идеал общественной организации. Хотя мотив утопии используется Свифтом и в функции, собственно ей присущей, т. е. является способом выражения положительных мнений автора, он никогда не представляет авторскую идею в ее чистом виде, а всегда в тесном соединении либо с пародийно-комическими, либо с гротеско-сатирическими элементами. Например, когда Гулливер описывает законы и обычаи Лилипутии, в защиту которых он мог бы сказать несколько слов, не будь эти законы и обычаи столь противоположны существующим в его собственном «любезном отечестве», то все повествование подчинено сатирической задаче — показать, как далеки от идеала законы и обычаи Англии, воплощённые в нравах лилипутов, которые выродились по сравнению со своими предками. Свифт вводит описание идеального общественного устройства, некогда — в далекие времена предков — существовавшего в стране лилипутов. Однако собственно идеальный элемент в этом описании отодвинут на второй план: Свифт наделяет предков лилипутов либо комическими чудачествами, либо гротескными чертами, снижающими высокий стиль идеального описания и рельефнее выделяющими сатирический замысел.
Приведем это описание идеальных нравов, выгодно отличающих предков лилипутов от их потомков: «Они погребают покойников головами вниз, ибо по их мнению через девять тысяч лет усопшим предстоит восстать снова, а за это время земля — они считают ее плоской — перевернется, но благодаря этому ухищрению усопшие, восстав из могилы, смогут встать на ноги...
Все преступления против государства караются с чрезвычайной строгостью, но если обвиняемый на процессе сумеет доказать свою невиновность, доносчика немедленно предают самой постыдной смерти. Они рассматривают мошенничество как преступление более злостное, чем кража. Ибо, полагают они, внимательность и бдительность, даже при самом малом рассудке, может предохранить товары от воров, а вот честность пред хитростью беззащитна... Кто бы ни представил достаточные доказательства, что он строго соблюдал законы государства все семьдесят три луны, имеет право на определенные привилегии в соответствии со своим сословием и положением в обществе, а также определенную сумму денег, выплачиваемую из фонда, специально для того выделенного...
При отборе должностных лиц они больше исходят из моральных качеств, чем из умственных способностей ... по крайней мере, ошибки, совершенные по неосведомленности, но с чистыми помыслами, никогда не принесут столько зла общественному благополучию, как деятельность того, кто предрасположен к пороку, а способностями своего ума может порок защитить и умножить... Неблагодарность у них считается величайшим преступлением ... ибо они полагают, что всякий, кто за благодеяние отплатил неблагодарностью, — враг рода человеческого... и жить посему недостоин».
Было бы ошибочным ставить знак равенства между идеальным общественным устройством в «Утопии» Томаса Мора и чертами утопического строя в «Путешествиях Гулливера». Мор разрабатывал программу желательных, хотя, быть может, как он понимал, и неосуществимых общественных реформ.
У Свифта нет и не может быть подобной задачи. Для него важно другое: гиперболизация контраста между нравами фантастических стран и Англии. В результате смешны в своих крайностях обитатели фантастических стран, и еще смешнее англичане, которых маленькие забавные карлики (предки лилипутов) превосходят по высоте своей нравственной, и государственной культуры. Таким путем Свифт создает гиперболический сатирический эффект. Этот эффект в «Путешествиях Гулливера» всегда находится на первом плане. В «Утопии» Томаса Мора сатирические черты, напротив, играют второстепенную роль, так как лишь оттеняют утопическую, идеальную часть произведения.
Утопия и сатира первично возникают на общей основе: как сатирик, так и утопист исходят из разрыва между идеалом и действительностью; тем, что есть, и тем, что должно быть. При этом и тот и другой широко пользуются сказочно-фантастическим элементом. На этом основании исследователи иногда склонны отождествлять фантастико-сатирические и утопические произведения. Попадая в плен отвлеченно-логических категорий «утопия» или «сатира», они приходят к парадоксальным выводам о том, что Свифт в Бробдингнеге изобразил «торийскую утопию», Мор же был шаловливым скептиком. Подобное искажение перспективы является результатом нечеткого разграничения задач сатирика и утописта: утопист во главу угла ставит идеал и пытается его воссоздать, сатирик же во главу угла ставит разрушение неудовлетворяющей его действительности во имя идеала. Утопист отрицает действительность утверждением идеала, сатирик утверждает идеал отрицанием действительности. Конечно, при этом не исключается возможность сочетания сатирического и утопического элементов. В «Путешествиях Гулливера» собственно утопический элемент не только отодвинут на второй план, но преобразован в иное качество своеобразными стилистическими акцентами авторского голоса, создающими сатирический, иронический или комический эффект.
Несмотря на подвижность и гибкость художественных средств, используемых Свифтом, и многозначность их функций, голос автора в «Путешествиях» всегда различим: негодование и ненависть Свифта четко определены неким постоянным кругом пороков — политической коррупцией, беспринципностью, абстрактным прожектерством как в политике, так и в науке, тщеславием, неблагодарностью, эгоистичностью, жадностью, погоней за наживой и т. д.
«Разум сам по себе, — заметил однажды Свифт, — истинен и справедлив, но разум каждого отдельного человека слаб и неустойчив, постоянно извращается его интересами, страстями, пороками». Сатирическое осмеяние, по убеждению Свифта, призвано показать слабость и неустойчивость разума отдельного человека под влиянием пороков, страстей и эгоистических интересов во имя утверждения принципов справедливого и истинного общечеловеческого разума, т. е. стать, по выражению Шефтсбери, «пробным камнем истины».
Постоянная этическая норма, вера в некие здравые моральные абсолюты, характерная для всех просветителей, указывает на связь эстетики Свифта с эстетической и этической мыслью английского просвещения.
Сатирический эффект является у Свифта следствием тщательной разработки соотношения реально правдоподобных и нереальных, фантастических элементов повествования. Как давно подмечено исследователями, чем сдержаннее и зауряднее тон свифтовского повествования, тем неукротимей, беспощадней и хлестче становится бич его сатирической иронии. Свифт достигает этого, в частности, искусным сочетанием элементов правдоподобия с элементами сказочности и фантастики. Например, во время путешествия Гулливера в Брабдингнег перед читателем, так же как и перед самим путешественником, границы фантастического мира раздвигаются постепенно: по мере того как он свыкается с одними необыкновенными происшествиями, на него надвигаются другие — сначала непомерных размеров растения, травы, деревья, дороги, потом — великаны люди, потом — приключения, вызванные необычными размерами фантастического мира (гл. I-V) и лишь после того, как читатель, так же как и Гулливер, зрительно привык к новому миру, обнаруживается, что разница между миром Гулливера и великанов не только во внешних объектах, но и в уровне политического, морального и умственного развития (гл. VI-VII). Тщательно и последовательно разрабатывая правдоподобные детали самых неправдоподобных происшествий, создавая атмосферу будничности, заурядности, повседневности в сказочных фантастических приключениях Гулливера, Свифт постепенно почти полностью снимает внешний комизм и нелепость гротеска, чтобы рельефнее отчеканить в сознании читателя гигантские изображения тех пороков, которые он высмеивает.
Разрабатывая различные мотивы (сказка, научная фантастика, приключенческая повесть о морских путешествиях, утопия), составляющие в «Путешествиях» органическое целое в их собственных функциях, Свифт создает художественную реальность, которая открывает ему неограниченный простор для глубокого и многослойного сатирического переосмысления.
Связь между «Путешествиями Гулливера» и просветительским реалистическим романом очевидна: она определяется не только единством общеэстетических задач просветителей, но и тем, что Свифт использовал принцип правдоподобного описания и психологической характеристики, открытый Дефо в «Робинзоне Крузо» и ставший существенной чертой просветительского реалистического романа.
* * *
«Свифт стоит обособленно от других писателей, Англии, своих современников. Он был резко противоположен господствовавшему идейному направлению английской литературы восемнадцатого века. Свифт не создал своей школы, не нашел в Англии достойных наследников».
Это утверждение М.Д. Заблудовского в академическом издании «Истории английской литературы», на наш взгляд, таит в себе опасность известной односторонности: можно подумать, что Свифт только противостоит своим современникам, не обнаруживая с ними общности.
Разумеется, позиция Свифта по целому ряду важных вопросов коренным образом отличалась от позиции просветителей. Это позволяло Свифту видеть то, чего не замечали его современники. Например, «Путешествия Гулливера», так же как и «Путешествия Робинзона Крузо», исследовали способности и возможности «эгоистического индивида», однако там, где Дефо видел неограниченную перспективу для развития личности, Свифт усматривал зияющую пропасть для ее вырождения и моральной деградации. Если Дефо утверждал «эгоистического индивида» идеалом человека, то Свифт отвергал «эгоистического индивида» во имя гуманистического идеала. В этом состояла беспримерная прозорливость Свифта-сатирика.
Но было бы необоснованным преувеличением подчеркивать только обособленность Свифта от своих современников, не выявляя их общности. Если бы это было так, если бы творчество Свифта только противостояло литературе его периода, то оно не оказало бы столь огромного влияния на литературу английского Просвещения — его произведений просто не читали бы. Между тем успех произведений Свифта у современных ему читателей и влияние его творчества на развитие всей английской литературы XVIII в. несомненны. «...История английского романа восемнадцатого века, — отмечает А.А. Елистратова, — не может быть написана без обращения к наследию Свифта — так велико было его воздействие — иногда косвенное, а иногда и прямое — на творчество романистов-просветителей».
Сатирическая фантастика не была новшеством, введенным в английскую литературу Свифтом, — фантастико-сатирические мотивы разрабатывались там и до него. На фоне этой общности, однако, становится яснее то, что сделал Свифт: ярче выделяется новаторская роль Свифта и то влияние, которое оказали «Путешествия Гулливера» на творчество английских писателей XVIII в. в жанровом отношении, например, на «Путешествие в загробный мир» Фильдинга и на «Историю атома» Смоллета. Здесь они шли за Свифтом. Фильдинг разъяснил читателю функцию фантастического вымысла в произведениях подобного рода: «Неважно, — писал он во вступлении к „Путешествию в загробный мир“, — действительно ли эти страницы являются сновидением или видением некоей весьма благостной и святой особы или на самом деле они были сочинены на том свете, а затем переправлены к нам..., или, наконец, как полагает гораздо большая часть читателей, в действительности они были плодом воображения какого-нибудь выдающегося обитателя Нового Бедлама». Неважно это потому, пояснял Фильдинг, что фантазия автора «везде проповедует мораль: величайшее и самое истинное счастье, которое дарует этот мир, следует искать только в обладании добротой и добродетелью». Иными словами, фантазия автора может поражать читателя своей необычностью и неправдоподобием, но как бы необычны и прихотливы ни были ситуации и характеры, созданные игрой воображения автора, они всегда служат осмеянию порока во имя утверждения, добродетели.
Фарсовыми ситуациями «Путешествие» напоминает пьесы Фильдинга, однако в отличие от них, — впрочем, за исключением «Трагедии о Мальчике-с-Пальчик», по приемам письма очень близкой «Путешествию», — здесь Фильдинг, следуя примеру Свифта, широко пользуется сочетанием фарса и маски-карикатуры со сказочно-фантастическим элементом. В «Путешествии», верный лукиановской традиции, Фильдинг всячески подчеркивает фантастичность, нереальность происходящего. Минос, по античной мифологии сын Зевса и Европы, после своей смерти ставший одним из трех судей подземного царства, в «Путешествии» вершит суд над грешниками у врат страны блаженства Элизиума. Грешниками, которым долго не удается снискать прощения у Миноса, оказываются император Юлиан-отступник, англиканский священник и Кромвель. Так же как Свифт в волшебной стране Глаббдобдрибе, Фильдинг разрабатывает традиционный мотив беседы с душами умерших: в Элизиуме автор «Путешествия» встречает Гомера, Сапфо, Орфея, Адама, Мильтона, Шекспира, Генриха V, Кромвеля, Аддисона.
Другой крупнейший романист XVIII в. Тобиас Смоллет также пробовал свои силы в фантастико-сатирическом жанре. «История и приключения атома» — сатира политическая, в которой современные читатели под необычными именами узнавали Георга III и его министров. Замысел и характер этой сатиры Смоллет пояснял читателю уже на одной из ее первых страниц: «...боги решили повеселиться над глупостью человечества, и Меркурий взялся продемонстрировать могущественную нацию, которой управляют ничтожнейшие из умов».
Подтверждая пифагорейское учение о переселении душ, атомы, неделимые частицы человеческого тела, обладают способностью беспредельно путешествовать из одного тела в другое; в ходе этих путешествий они накапливают исключительное множество наблюдений, о которых они могут поведать только один раз в тысячу лет. Рассказ одного из этих атомов приводится для «просвещения министров Британии».
Как отмечают исследователи, мотивы, разрабатываемые Смоллетом в «Приключениях атома», встречаются и в других фантастико-сатирических произведениях этого периода, таких, как «Кристалл, или приключения гинеи» Чарльза Джонстона или анонимно опубликованных «Записках о жизни и приключениях Тсоннонтуана».
Политическая сатира Смоллета, слегка замаскированная иносказанием о жизни и нравах экзотической восточной страны, вызывает ассоциации с «Историей жителей Суматры» Шиббиара и особенно с «Сообщением о дворе и империи в Японии», автором которого, вероятно, был Свифт. Однако А.А. Елистратова справедливо указывает, что в «Сообщении о дворе и империи в Японии» «сатирическая картина английской парламентской жизни развернута ... менее широко и подробно, чем у Смоллета в „Истории атома“; в этом отношении „Путешествия Гулливера“ могли оказать большее воздействие на сатиру Смоллета».
* * *
Жанровая особенность фантастико-сатирических произведений XVIII в. заключается в том, что элемент фантастики, сказочности, необычной выдумки становится средством воплощения сатирического замысла.
Генетически фантастико-сатирические жанры связаны с жанром утопии. Однако цели и задачи сатирика не совпадают полностью с целями и задачами автора утопий. Отсюда следует, что даже при внешнем сходстве литературной конструкции в сатирическом произведении мы сталкиваемся с принципиально иными, чем в утопии, акцентами в использовании художественных средств. Это приводит к необходимости отделять фантастико-сатирические жанры от жанра утопии.
Рассматривая фантастико-сатирические жанры в английской прозе XVIII в., мы получаем более точную картину некоторых существенных сторон ее развития. Отчетливо выявляется связь творчества Свифта с литературой современного ему периода в жанровом отношении. «Путешествия Гулливера» перестают являться изолированным жанровым явлением. Вместе с тем рельефнее проступает значительность новаторских достижений Свифта, создателя новой традиции фантастико-сатирического повествования в английской литературе.
Л-ра: Вестник ЛГУ. Серия история, языкознание, литературоведение. – 1968. – Вып. 4. – № 20. – С. 104-115.
Произведения
Критика
