Шотландская народная легенда в балладах В. Скотта

Шотландская народная легенда в балладах В. Скотта

В.С. Барскова

Создатель исторического романа В. Скотт начал свою литературную деятельность как поэт, уступивший впоследствии пальму первенства лишь молодому Байрону.

Истоком поэзии В. Скотта были народные, шотландские баллады, которые он знал еще в детстве и которые начал рано собирать. В дальнейшем кропотливый труд молодого фольклориста завершился двухтомным сборником «Песни менестрелей шотландской границы» (1802), куда вошли все виды баллад, представленные в одном из лучших балладных собраний того времени — «Памятники древней английской поэзии» Томаса Перси (1765).

Это были исторические баллады, изданные вместе с балладами о разбойниках (т. 1); баллады на бытовые, любовные и фантастические темы (народные и авторские), а также творения поэтов — современников В. Скотта (т. 2).

Первыми самостоятельными опытами начинающего поэта явились баллады, написанные в подражание старым народным. Они составили третий том его сборника во втором издании (1803). Некоторые из них увидели свет раньше.

Авторские баллады В. Скотта в основном строятся на фантастике, заимствованной из европейского фольклора, христианских поверий и английского «готического» романа, появившегося в конце XVIII в. К ним относятся: «Гленфинлас», «Иванов вечер», «Серый брат». В основу сюжета баллады «Томас Рифмач» легла шотландская легенда о знаменитом шотландском барде XIII в. Томасе из Эрсилдуна. Баллада «Замок Кедью» и неоконченная «Женитьба разбойника» являются историческими.

В. Скотт не был первым поэтом в английской литературе, обратившимся к подражанию народному поэтическому творчеству. К моменту опубликования его первых авторских баллад в Англии и Шотландии были известны имена талантливых стилизаторов древней народной поэзии, которым много лет спустя он дал свою оценку.

Большое впечатление произвела на В. Скотта искусная подделка Элизабет Уордлоу древней поэмы «Хардикнут» (1719). Один из первых собирателей народных шотландских баллад Аллен Рамси (1686-1758) даже принял ее за оригинальную и включил в свой балладный сборник «Альманах к чайному столу» (1724-1727).

В. Скотт не одобрял стилизаторского искусства Аллена Рамси, поскольку в подражании народным балладам он не стремился сохранять ни стиля, ни языка, ни манеры древнего стихосложения.

Зато в авторских балладах Томаса Перси (1729-1811), ученого-фольклориста и искусного поэта, подражателя древним, В. Скотт нашел и «тональность», и «стиль», и «структуру», и «язык» старых менестрельских песен, как он впоследствии писал в своем «Очерке о подражании древней балладе» (1830).

Но самым талантливым последователем народных бардов В. Скотт считал Роберта Бёрнса, «великолепные стихи которого не уступают подлиннику по силе изображения первобытных взглядов и представлений, но они сливаются с диким и необузданным духом рыцарства горной Шотландии, что придает творению блеск, какого нет и следа в грубых старых песнях».

В искусстве подражания старым балладам Скотт отмечал две тенденции. Одни поэты, следуя оригиналу, стремятся сохранить язык и стиль древних творений. Это был путь Перси. Другие, пренебрегая манерой старого стихосложения, создают свой особый стиль, «который нельзя назвать ни древним, ни современным, хотя он не уступает по своим достоинствам ни тому, ни другому». Таким поэтом был Роберт Бернс.

В своем искусстве подражания древним В. Скотт воспринял некоторые особенности обеих тенденций, создав свой оригинальный стиль. Понятно, почему эдинбургская критика поначалу не нашла в его некоторых ранних поэтических творениях ни «сильных чувств», ни «наивного пафоса» или «резких переходов мысли», присущих народным поэтам. Так, критик Джеффри не видел в авторской балладе Скотта «Томас Рифмач» никакого духа старины.

Сюжет баллады, о которой вел речь рецензент, строится на местной легенде о шотландском барде Томасе Рифмаче и о сказочных созданиях — эльфах и феях, персонажах европейского фольклора.

В народном представлении эльфы и феи обитали в лесах, в пещерах под холмами, в расселинах скал или на далеких звездах. В. Скотт посвятил целый ряд исследований этому сказочному народцу. В примечании к шотландской балладе «Тем Лин», помещенной во втором томе сборника «Песни менестрелей шотландской границы», он утверждает: шотландцы считали, что королева фей жила на поляне, расположенной в двух милях от Неварского замка, который живописно стоял над высоким обрывом у слияния рек Ярроу и Эттрик. На земле неподалеку от древних развалин можно было заметить круги, никогда не зараставшие травой. Крестьяне Селькиркшира уверяли, что на этих кругах лунными ночами пляшут феи; они могут отнять рассудок у попавших к ним людей и увезти их навсегда в волшебную страну.

Как о том гласит народное предание, героям шотландских легенд Тему Лину и Томасу Рифмачу удалось освободиться от волшебного плена и вернуться к людям.

Личность Томаса Рифмача загадочна и интересна. Она занимала воображение В. Скотта всю жизнь, являясь предметом его научных трудов и поэтического вдохновения.

Томас Рифмач, живший, по свидетельству многих исследователей, между 1220 и 1297 гг., пел при дворе Александра III — последнего гэлла на шотландском престоле (ум. в 1286 г.), которому Рифмач будто бы предсказал день его кончины.

Томас был знатным вельможей и видным землевладельцем. Согласно легенде, он жил в высокой Башне Эрлов, построенной эрлами Марчами (впоследствии — лордами Эрсилдунскими) на краю древнего селения Эрсилдун (округ Мерс, графство Бервик), которое некогда служило резиденцией шотландским королям. По названию поселка Томасу дали кличку Эрсилдун, или Томас из Эрсилдуна. Благодаря необыкновенному поэтическому дару он получил прозвище Рифмач, а фамилия его была Лермонт.

До времен В. Скотта еще сохранились руины Башни Эрлов, носившей тогда название Башни Лермонта, или Замка Рифмача. Вместе с Долиной Рифмача, Ручьем Лешего и знаменитым Камнем Дерева Эйлден, где, по преданию, Томас изрекал свои пророчества, Башня Лермонта вошла во владение Абботсфорд, приобретенное В. Скоттом в 1812 г.

Томас Лермонт славился главным образом своими метрическими пророчествами. Согласно преданию, такие же образцы пророчеств были ранее составлены еще более древним и более сказочным бардом и прорицателем Мерлином, якобы жившим при дворе легендарного короля Артура.

Как литературные памятники далекой старины, пророчества восходят к древнему лирическому жанру, по всей вероятности, появившемуся раньше эпоса и процветавшему в Шотландии с очень давних времен. Пророчества богато представлены в исландских сагах и древнегерманском эпосе, где герои высказывают свои мысли и толкуют сны в туманной форме предсказаний. Древние шотландские пророчества слагались аллитерационным стихом в виде длинных монологических притч, лишенных каких-либо заголовков, вступлений или драматических элементов. Такие пророчества изрекались древними бардами-прорицателями, которые благодаря своему необыкновенному дару слова и «предвидения» считались избранниками богов. Легенды утверждают, что Мерлин был наделен даром пророчества силами свыше, а Томас Рифмач получил его от королевы фей из царства Эльфов. К сожалению, текстов с пророчествами Рифмача, относящихся к периоду его жизни, не сохранилось. Но вера в его сверхъестественный дар долгое время жила после его смерти. Его пророчества были в ходу при королевских дворах, упоминались в творениях известных шотландских поэтов XIV-XV вв.: Барбура, Уинтауна, Генри Менестреля (Гарри Слепого), которые также ограничивались лишь их пересказом. Многие пророчества Эрсилдуна зафиксированы в рукописях, ныне хранящихся в библиотеках Англии и Шотландии.

Первое собрание пророчеств Рифмача и других шотландских, английских, французских и датских авторов принадлежит Роберту Вальдгрейву. Оно было опубликовано в Эдинбурге в 1603 г. и впоследствии переиздавалось с дополнениями.

Самое раннее пророчество, приписываемое Томасу Рифмачу, было упомянуто автором французской хроники по истории Англии Томасом Греем. Это было длинное метрическое пророчество о конце войны шотландцев с англичанами, якобы изреченное Эрсилдуном известной графине Данбар в иносказательной форме. Исследователь Дж. Марри приводит один из ранних текстов пророчества, дошедший до нас в рукописях начала XIV в.

Основная мысль довольно длинного пророчества сводится к тому, что шотландским войнам не будет конца, пока Англия не одержит окончательной победы над Шотландией, предав ее земли и жилища запустению.

Некоторые английские исследователи, в том числе и В. Скотт, утверждают, что и это пророчество, и другие, упомянутые в старых рукописях или собранные в ранних изданиях, а также ходившие в устной передаче, веками приписывались Рифмачу для поднятия боевого духа шотландцев в дни какого-нибудь национального бедствия.

Хотя Томас Рифмач и является реальным историческим лицом, личность его остается таинственной. Она занимает более видное место в народных легендах, нежели в достоверных документах. Шотландский народ веками хранил память о сказочном барде. В окрестностях Абботсфорда во времена В. Скотта еще бытовали среди жителей Тевиотдейля древние легенды о старом Эрсилдуне. Одна из них легла в основу народной баллады «Томас Рифмач» и рыцарского романа «Томас из Эрсилдуна».

В народной балладе «Томас Рифмач» говорится о том, как однажды юный Томас дремал под Деревом Эйлден. Вдруг перед ним предстала королева фей в зеленом платье, верхом на белом коне. Она была так хороша собой, что Томас невольно поцеловал ее. Поцелуй заворожил Томаса, и ему пришлось следовать за королевой в волшебную страну. Много дней и ночей скакали они на коне, преодолевая на пути опасности и препятствия, пока, наконец, не прибыли в королевство Эльфов, где Томасу предстояло прожить семь лет. Здесь королева фей наделила его даром пророчества. Ему дали одежду из дорогого сукна и зеленые бархатные башмаки, и в течение семи лет никто не видел Томаса на земле. На этом баллада кончается.

В шотландском народе не было создано или не сохранилось баллады о дальнейшей судьбе Рифмача, по преданию, вернувшегося к людям. Во фрагменте рыцарского романа о Томасе и королеве фей, помещенном во втором томе сборника В. Скотта, говорится о том, как Рифмач был отпущен на свободу королевой фей, которая привезла его к Дереву Эйлден. На прощанье она изрекла ему ряд пророчеств, которые можно отнести к событиям шотландских войн времен Эдуарда III и судьбам их героев.

Сказочный сюжет неоконченного повествования о замечательном шотландском барде не мог не пленить воображения В. Скотта, и он сложил еще две баллады об Эрсилдуне, возвратившемся к людям. Баллады были названы «Томас Рифмач» и помещены во втором томе сборника «Песни менестерелей шотландской границы» (1802) вместе с народной балладой того же названия, как бы являясь ее продолжением. Свой выбор темы В. Скотт объясняет необходимостью завершить повествование о прославленном барде и прорицателе, имя которого еще жило в Шотландии. Народную балладу он обозначил частью первой, а две авторских — частями второй и третьей. В подзаголовке предисловия к части первой пояснялось, что это «древняя» баллада; часть вторая — «обработка древней» и третья — «современная».

Подобная связь между древней и новыми балладами нам представляется не случайной. В. Скотт, несомненно, считал себя продолжателем творческих традиций древних шотландских бардов, о чем он говорит в посланиях к шести песням поэмы «Мармион».

В предисловии к первой авторской балладе «Томас Рифмач» (ч. 2) В. Скотт поясняет, что она была создана для того, чтобы увековечить образ старого Эрсилдуна как прорицателя. В пророчествах его заключены «такие необузданные и сильные чувства», что В. Скотт решил изложить их в форме баллады. И хотя ее автор «не бог весть какой провидец», он надеется, что его выбор изречений будет одобрен. Для сюжета В. Скотт избрал четыре пророчества Рифмача о переломных периодах в истории Шотландии, которые определили ее дальнейшую судьбу.

В балладе говорится о том, как по истечении семи лет, проведенных в стране Эльфов, Томас проснулся на прежнем месте от стука конских копыт. На сей раз перед ним предстала не фея, а всадник эрл Марч Данбар, он же Корспатрик де Эрсилдун — активный участник англо-шотландской войны Эдуарда I. Эрл Марч приехал спросить Рифмача о будущем своей родины, и тот ответил ему пророчествами: «Сойди, сойди с коня, храбрый Корспатрик, я предскажу тебе три бедствия, которые ожидают Шотландию в будущем».

В первом пророчестве Томас предсказал близкую смерть короля Александра III. Второе пророчество гласило о неизбежной гибели другого шотландского короля на поле брани, после чего Шотландии предстояло утратить свое могущество. С этим пророчеством полностью совпадали события Флодденской битвы шотландцев с англичанами (1513), где погиб от вражеской стрелы шотландский король Яков IV.

Пророчества о дальнейших несчастьях страны Корспатрик не пожелал выслушать. Ему хотелось узнать о «благословенных» днях Шотландии.

Одним из таких «благословенных» дней Эрсилдун назвал битву при Бэннокберне, в которой «вороны вдоволь напьются саксонской крови».

Когда же нетерпеливый Корспатрик спросил Эрсилдуна: «Кто будет править островом Британия от северного моря до южного?», — Томас ответил ему четвертым пророчеством о том, что Шотландии предстоит быть «под властью могучего льва девятого колена крови Брюса, сына французской королевы». В этом образе нетрудно узнать английского короля Якова I (шотландского Якова VI), объединившего под английской короной Англию и Шотландию в 1603 г. в свободном и равноправном, как хотелось мыслить В. Скотту, союзе двух соседствующих государств.

При создании авторской баллады «Томас Рифмач» (ч. 2) В. Скотт обратился к текстам пророчеств Эрсилдуна в собрании Вальдгрейва, дополненном Андро Хартом (изд. 1615 г.), упомянутом выше.

Первое пророчество, о котором велась в этой балладе речь, дошло до нас в изложении епископа Гектора Боэция, сославшегося в свою очередь на шотландского летописца XIV в. Фордуна. В. Скотт использует для своей баллады пересказ этого пророчества историком Споттишвудом: «В ночь накануне смерти Александра III, которого конь сбросил в пропасть Кингхорн, граф Марч спросил Томаса Рифмача о том, что несет им грядущий день. Томас, издав глубокий стон, ответил, что «завтра в полдень разразится такая буря, какой Шотландия не знала в течение многих лет». На следующее утро сияло солнце и ничто не предвещало бури. Корспатрик в гневе назвал Эрсилдуна самозванцем, но тот ответил, что полдень еще не настал. В ту же минуту пришло известие о смерти короля. «Вот, — сказал Томас, — это и есть буря, которую я предсказывал. Она принесет беду Шотландии».

В балладе В. Скотта «Томас Рифмач» (ч. 2) прозаический пересказ пророчества Эрсилдуна подвергается контаминации.

Второе пророчество Рифмача (героя баллады В. Скотта) заимствуется почти без изменений из того же собрания. Поэт стремился сохранить перекрестную рифму, как можно ближе придерживаясь первоначального текста и ограничиваясь лишь незначительной модернизацией архаизмов.

Третье пророчество навеяно тремя различными изречениями, которые приписывались Эрсилдуну в разные времена. Одно из них, как свидетельствует В. Скотт, сохранялось до XVIII в. в Шотландии в устной передаче. Это — предсказание о битве при Бэннокберне.

Основываясь на двустишии, В. Скотт создает балладную строфу с перекрестной рифмой.

Две последние строки пророчества в балладе Скотта заимствованы из текста, включенного в собрание Андро Харта. Это было приписываемое Эрсилдуну предсказание о том, что между 13-м годом и три раза по три (под 13-м годом В. Скотт подразумевает битву при Флоддене) войны в Шотландии прекратятся и саксы никогда уже больше не поднимутся.

В целом можно сказать, что третье пророчество Эрсилдуна в балладе (ч. 2) было в основном составлено самим Скоттом, но наиболее оригинально восполняет пробелы в предсказаниях Рифмача, ставя имя В. Скотта рядом с древними бардами. Стремясь как можно искуснее подражать старой поэзии, В. Скотт следует присущей ей традиции точно локализировать события. Так, помимо местечка Бэннокберн и моста через реку он упоминает безглавый каменный крест, который должен скрыться под горой саксонских тел.

Все пророчество проникнуто духом патриотизма, чувством ненависти к саксам-поработителям и волей к победе.

Четвертое пророчество Рифмача в балладе В. Скотта (ч. 2), составленное по тексту того же собрания, было сильно изменено. В. Скотт придает ему форму народной баллады, то есть совершенно другого, более позднего жанра.

Древние пророчества имели свою особую поэтику; сюжет и действующие лица в них отсутствовали; диалог был очень упрощен; прорицание носило иносказательную форму, в которой проявлялось образное, мифологическое мышление.

В отличие от пророчеств, в балладах имеется повествование, драматический элемент, то есть появляются действующие лица, которые задают вопросы и отвечают на них. Балладе свойственна историческая и географическая конкретизация, сочетающаяся с характерными чертами эпического стиля, гиперболой, постоянным эпитетом.

Пророчество Эрсилдуна, о котором идет речь, вполне соответствует этому жанру. Хотя оно и построено на вопросе и ответе, не ясно, кто задает вопрос и кто на него отвечает. Это в некотором роде внутренний монолог самого сказителя или, как полагали в древности, «голоса свыше». Он звучит таинственно и возвышенно.

В своей балладе В. Скотт не только добавляет действующих лиц, отдельные фразы или строки, приближая пророчество к более позднему его варианту (который представляет собой интерполяцию более раннего текста, составленного Берлингтоном), но и вводит историческое лицо эрла Данбара и не менее историческую, хотя и легендарную, личность прорицателя Томаса Рифмача.

Мы видим, что образы становятся в балладе менее сказочными, хотя постоянные эпитеты, определяющие черты их характера («храбрый» Данбар, «верный» Томас) носят эпическую окраску.

По сравнению с пророчеством изменен размер стиха, он становится балладным, расширен диалог, модернизирована лексика, хотя, чтобы не утратить звучания языка старой поэзии, В. Скотт иногда оставляет нетронутыми архаизмы. Он также пользуется лексическими парными сочетаниями, присущими народной балладе, устаревшими синтаксическими конструкциями, повторами.

Иногда он заимствует из народной баллады «Томас Рифмач» целые строки или фразы.

Пророчества Рифмача, заимствованные В. Скоттом, в какой-то мере перекликаются с чудесами, показанными Эрсилдуну королевой фей в народной балладе «Томас Рифмач», и с ее предсказаниями о шотландских войнах в рыцарском романе об Эрсилдуне. Так, кровопролитные битвы шотландцев с англичанами в древних пророчествах и в балладе Скотта напоминают кровавую реку, по которой королева ведет Томаса.

Таким образом, в первой авторской балладе В. Скотта происходит слияние и переработка двух жанров: древнего пророчества и народных баллад.

Во второй авторской балладе «Томас Рифмач» (ч. 3) — «современной» — поэт славит Эрсилдуна как древнего барда, автора английского рыцарского романа о Тристане и Изольде, который приписывал Рифмачу В. Скотт.

В своей балладе «Томас Рифмач» (ч. 3) В. Скотт продолжает рассказ об Эрсилдуне.

В примечании к балладе он утверждает, что существовала народная легенда, где говорилось о том, что Томас Рифмач был отпущен домой королевой фей, взявшей с него на прощание слово вернуться к ней по первому ее зову. Однажды, когда Томас пировал в своем замке, из леса вышли дикие звери и торжественно направились к поселку Эрсилдун. Томас понял, что королева фей прислала за ним гонцов. Он немедленно покинул замок и скоро скрылся с удивительными животными в лесу. С тех пор его никто больше не видел. Народное поверье гласит, что Томас все еще отбывает свой срок в волшебной стране и в один прекрасный день он должен посетить землю.

Во второй авторской балладе «Томас Рифмач» (ч. 3) рассказывается о событиях, происшедших в Шотландии через семь лет после изречения знаменитых эрсилдуновских пророчеств, которые вошли в предыдущую балладу. Туманно и скупо Скотт повествует о какой-то войне.

По всей вероятности, имелись в виду те же столкновения шотландцев с англичанами: «Война потрясла долины Ледера и Твида. От боевого клича в лесах от Кеддена до Торвудля поднялся потревоженный олень», — говорилось далее в балладе. В это время «...пир шел в Эрсилдуне, в высоком замке Лермонта собрались и прославленные рыцари, и дамы, разодетые в кружева. Звуки музыки и песен раздавались повсюду, а на столе не было недостатка ни в бокалах эля, ни в кубках красного, как кровь, вина.

...Но вот умолкли все пирующие, поднялся Томас с арфой в руках, которую он выиграл на состязаний менестрелей в волшебной стране Эльфов.

... Он пел о короле Артуре и его рыцарях Круглого Стола, о благородном Тристане и прекрасной Изольде».

Когда же все замерло в замке в глубоком сне, на берег Ледера вышла из леса чета белых оленей. Томас понял, что за ним прислала посланцев королева фей, и немедленно покинул замок, погруженный в сон.

«Прощай, мой древний замок, обитель отцов моих! — молвил Томас. — Не бывать тебе больше прибежищем веселья и власти. Лермонтам не владеть здесь больше землей! В гостеприимном очаге твоем зайчиха да принесет зайчат!

Прощайте, серебристые струи Ледера! Прощай, мой Эрсилдун!». Это были последние слова древнего барда и пророка, ушедшего с дикими оленями. «Одни говорят, что чудесное шествие исчезло в пещере под холмом, — продолжает В. Скотт, — другие утверждают, что оно скрылось в долине. Только с той поры среди живых Томаса Лермонта никто не встречал».

При создании этой баллады помимо легенды поэт использовал также пророчество Эрсилдуна об окончании шотландских войн, изреченное графине Данбар. В этом пророчестве В. Скотта интересовала только одна строка: «Когда зайчиха принесет зайчат на камне очага», что означает неизбежное запустение жилища. Скотт воспользовался более поздним вариантом вышеупомянутой строки, впоследствии сильно измененной, как утверждает он сам, жителями Тевиотдейля.

В балладе Скотта (ч. 3) эта строка подвергается еще большему текстуальному и ритмическому изменению.

Вырождение рода Лермонт, упомянутое в пророчестве, В. Скотт заменяет в своей балладе утратой Лермонтами родовых земель. Понятие «камень очага» он расширяет до понятия «дом, очаг», дополняя его постоянным эпитетом «гостеприимный».

Эту балладу В. Скотта нельзя назвать ни новой, ни старой.

В ней совершенно отсутствует диалог, столь характерная особенность старой народной поэзии.

Совершенно отличаясь от предыдущей своей нарративной манерой повествования, вторая баллада больше напоминает классическую поэму. Исследователь творчества В. Скотта Б.Г. Реизов справедливо отмечает в авторских балладах поэта два жанра: жанр классической поэмы, созданной на местном материале; и жанр строгого подражания старинной балладе, преимущественно со «страшным» сюжетом («Иванов вечер»).

Жанр классической поэмы роднит балладу В. Скотта (ч. 3) с его метрическими поэмами, созданными немного позднее в стиле описательной поэзии начала XIX века.

В балладе интересно сочетались две различные литературные традиции: реалистическая и романтическая. Это была особенность, присуждая всему творчеству В. Скотта.

Наряду с правдивой передачей эпохи, описанием бытовых сцен и костюмов героев звучат романтические ноты о сказочном исчезновении Лермонта в долине, а может быть, и под холмом (намек на феерическую страну), о звуке менестрельской арфы, выигранной в состязании с эльфами и ныне замирающей на ветру.

Образ древнего барда исполнен поэтического пафоса, эмоциональной приподнятости и сказочной таинственности.

В авторских балладах В. Скотт выразил свою любовь к Шотландии, ее старине, национальному поэтическому творчеству, к древним шотландским бардам, «первобытную поэзию» которых он ставил не ниже классической.

Л-ра: Филологические науки. – 1977. – № 2. – С. 32-41.

Биография

Произведения

Критика

Читайте также


up