Политика и история в романе Вальтера Скотта (к вопросу о динамике характеров и обстоятельств)
Б.М. Проскурнин
Роман Вальтера Скотта произвел революцию в историческом жанре не только глубоким проникновением в прошлое, погружением в быт и нравы исторической эпохи. Будучи сыном XIX в., аналитического - по Стендалю, В. Скотт прежде всего интересовался закономерностями социально-исторического процесса. Вот почему «исторический человек» у Скотта - «центр пересечения и воздействия различных борющихся в обществе сил». Этим объясняется особое внимание Скотта к эпохам переходов, резкой поляризации исторических сил и политических переломов. Об этом свидетельствуют «уэверлейские» романы, романы о средневековье и, тем более, романы об английской революции, достаточно бросить самый общий взгляд на некоторые из них.
Так в сюжетной основе «Легенды о Монтрозе» лежит политическая борьба за власть двух феодальных родов; в сюжете и конфликте «Айвенго» синтезируются основные социальные и национальные противоречия Британии XII в. и политические схватки сторонников и противников централизованной королевской власти. В «Певериле Пике» и «Редготлете» писатель, обращаясь к XVII и XVIII вв., воспроизводит вымышленные события, как бы логически продолжая и доводя до определенного конца существовавшие исторические тенденции, причем сюжетно реализует их в политизированных формах. В «Пуританах» же политическая концентрация социально-исторического конфликта «поворачивает» структуру всего романа в сторону идеолого-политического повествования. Прав Б.Г. Реизов, который полагал, что людьми и событиями в романах Скотта руководит главным образом «политический расчет, страсти класса и эпохи».
Для рассмотрения соотношения истории и политики в художественной структуре романа Скотта важно то, что исследователи выделяют особую группу романов с политической проблематикой: романы о жизни Англии и Шотландии XVII- XVIII вв., о политических схватках средневековых времен. Среди них - уже упоминавшиеся «Певерил Пик», «Редгонтлет», а также «Вудсток», «Аббат», «Талисман» и некоторые другие.
Наконец, творчество Скотта дает основания говорить о том, что взятое в целом оно представляет собой историю формирования основных политических институтов Британии, а конфликты романов призваны «выражать сущность политической или классовой борьбы данной эпохи». Кроме того, с функциональной точки зрения «исторический роман Вальтера Скотта связан с современностью, служит политическим целям и задачам», вставшим перед английской реальностью в период становления социально-политических структур ранневикторианского периода.
Рассматривая романы Скотта, убеждаешься в изменении способа построения художественного мира, поэтики романов 1810-х гг. по сравнению с 1820-ми, которое связано с напряженными поисками средств поэтического преломления истории и жанрового пересоздания исторического романа. При этом эволюция связана прежде всего с изминением характера художественной политизации истории и проистекающего отсюда способа ее реализации в сюжете и структуре произведения.
Анализ ранних исторических романов писателя убеждает, что поначалу его более интересовал сам исторический процесс в основных узлах и противоречиях, преобладающих и определяющих его направленность; события в них «господствовали» над героями, особенно протагонистами. Это очевидно при обращении к «Уэверли», «Роб Рою», «Пуританам». Легко заметить, что в них главенствовало изображение той или иной эпохи по типу «сочинительной связи»: история художественно воспроизводится как цепь следующих друг за другом столкновений - религиозных, политических, социальных, а центральный герой выполняет своего рода роль «сочинительного союза» воспроизводимых исторических событий. Не случайно Б.Г. Реизов писал о произведениях Скотта: «... поэтика его романов - историографическая система». Иначе говоря, в романах «уэверлейского» периода, да и в «Пуританах» тоже, мы отмечаем преобладание «истории» над «романом», историографии над характерологией, дававшее повод В.Г. Белинскому считать, что Скотту не удалось органически слить эпический элемент и субъективное начало. Этим русский критик, другие исследователи объясняли обязательное наличие в романе «блеклого героя», единственной задачей которого было «стягивание» сюжетных линии, причем подчеркивалась чужеродность этого номинально центрального героя основным силовым линиям сюжета, чаще всего - двум.
Однако принципиально важно появление такого «неангажированного» героя. Оно отражало умеренную политическую и нравственную позицию самого автора, одновременно выражая постоянное стремление писателя найти художественно органичный способ романного «существования» исторических структур. Как известно, «новое время ... осознало значимость и ценность безэффектных, непреувеличенных форм действования», и «жизнь публичная, непосредственно коллективная стала теперь «строиться как бы по образцу частной, индивидуальной». В связи с этим требованием времени и складывается, развивается знаменитая скоттовская «парадигма», когда частное, индивидуальное является своеобразной моделью исторической эпохи.
Внимание художника к «самым резким, самым характерным чертам живописуемых им лиц», когда опускаются те из них, «которые не способствуют оттенению их индивидуальности», в романах Скотта проявляется в конструировании характера, «определяемого исторической эпохой» и ее, эпохи, суть преломляющего. Характер в романах Скотта выступает в конечном итоге как способ и форма конкретно-чувственного художественного освоения исторических черт времени. Именно в этом заключается особенность историзма писателя. Но именно поэтому Скотт обращается к политическим формам проявления и обнажения закономерностей истории. Под характером понимается способ «социальной адаптации личности к внешним обстоятельствам и нормам, к окружающим ее лицам». Характер - это во многом внешнее выражение социальности, это обязательно поведений, действие, поступок, как правило, указанная социальная особость и определенность характера у Скотта реализуется драматизированно - с повествовательной, поэтической точки зрения. Общеизвестно преобладание «драматического элемента» (Г. Гейне) в романе Скотта, благодаря которому «исторически значимое раскрывается на частном примере отдельных человеческих судеб», а отдельная судьба частного человека возникает как производное от истории, ибо действие героя-персонажа, а именно действие лежит в основе всякой драмы, не может протекать в вакууме, тем более действие, претендующее на то, чтобы быть историеносным. «История - не что иное, как деятельность преследующего свои цели человека». В этом смысле действие - это обязательно ориентация во времени и пространстве, тем более историческое действие; это обязательно идентификация и отграничение себя в сложившейся (складывающейся) системе разнообразных координат, в конечном счете - исторических. Это обязательно выбор.
По мнению исследователей, в ранних романах Скотта перед героем «даже не стоит проблема выбора пути». Это происходит главным образом потому, что событие подчиняет себе героя сюжетно и пафосно.
Скотта 1820-х гг. больше интересует индивидуально-характерная особость человека в системе многообразных (социально-бытовых, религиозных, нравственных, политических и т.д.), но в конечном счете конкретно-исторических детерминант, т. е. характерологическое преломление исторических обстоятельств. Этим объясняются поэтические сдвиги в поздних романах Скотта, в которых осуществляется больший романный синтез героя и истории, характеризующиеся значительными приобретениями и неизбежными потерями, связанными с изменившейся сюжетно-жанровой спецификой создания исторического характера и трансформировавшимся эпическим началом.
Так, обращает на себя внимание совершенно иная роль ситуации выбора в романе «Вудсток», прежде всего индивидуализирующая исторический сюжет, обращающая нас к драме поисков героями личного исторического смысла своего участия в революционном процессе 1850-х гг. и определяющая структуру и развитие всего сюжета и повествования. Уже в «Пуританах» исследователи видели движение героя, «внутрь и извне потока общественных событий» и воспринимали, это «как результат скорее личного, чем политического выбора». Речь идет не только о разведении любовного и историко-политического пласта в «Уэверли», «Пуританах» и других романах. Герой Скотта в этих романах дан уже со сформировавшейся позицией; этим объясняется известное «опережение» героем истории (в смысле социально-политической позиции), его «межеумочность» (по Д.В. Затонскому).
Автор акцентирует сложность и противоречивость создаваемых им характеров в основных романах 1820-х гг. Уже говорилось, что в них сюжетостроение базируется на раскрытии («Вудсток», «Талисман»), а порою и развитии («Аббат») характера как художественно целого «рефрактора» и выразителя конкретно-исторической ситуации, логики ее развития, выраженной в системе определенных историко-политических обстоятельств. Вот почему, структурируя характер в поздних романах, Скотт не ограничивается идущим от романтизма тождеством внутреннему миру человека, а строит его на основе осмысления, динамики индивидуальной сути взаимоотношений личности и конкретно-исторической среды. Именно в этом необходимо искать особенности нового эпического содержания и пафоса романов Скотта. Так, А.А. Бельский видел один из недостатков романа «Вудсток» в том, что «реалистическое начало ... оказалось лишенным той подлинной, эпической масштабности и глубины социального анализа», характерных для предыдущих романов писателя, в которых исторические обстоятельства обретали широкое эпическое «дыхание», масштабно реализуясь в пространстве и времени.
Вспомним «Роб Роя», «Пуритан» или «Эдинбургскую темницу», с наибольшей полнотой отразивших эти особенности сюжетного структурирования. Однако это не означает, что в «Талисмане» или «Вудстоке» история представлена в крайне усеченном, неадекватном виде. Дело в том, что «Вудсток», к примеру, воплощает в себе весьма существенную особенность исторических романов Скотта 1820-х гг. - «персонализацию истории», когда в сюжете преобладает не сочинительная связь, а подчинительная при воспроизведении исторического процесса. Центром такого своеобразного «подчинения» является личность, герой, смыслом сюжетного функционирования которого становится процесс социально-исторического самоосмысления и самореализации. В этом и источник большей романной целостности художественного мира в поздних произведениях Скотта, когда «роман» и «история» синтезируются более органично, чем раньше, хотя и с известными потерями с точки зрения историографической точности и полноты. Думается, что в отказе от прямого художественного изображения больших народных масс и движений нужно видеть не только недостаток. Необходимо диалектично подходить к эволюции исторического романа Скотта как романа в целом. Более того, в повороте романа Скотта к личностной структуре обнаруживается созвучность его романистики нашему времени, когда в историческом повествовании акцентируется «работа» истории в ее обыденном, нарочито антропологизированном смысле, неизбежно приводящая к пониманию диалектики конкретно-исторического и общечеловеческого в истории. Герой такого романа - это прежде всего деятель, который реализует возможности; своего свободного выбора, когда, по В.Г. Белинскому, «человек владычествует над событием, по свободной воле давая ему ту или другую развязку, тот иди другой, конец».
Получающий новые импульсы синтез истории и характера в романах Скотта 1820-х гг. предполагал новую структуру художественных обстоятельств; речь прежде всего должна идти об их антропологизации. Именно в связи с этим герои позднего романа Скотта часто совершаю свой исторический выбор, не только одновременно случайно и закономерно «совпадая» с вектором развития конкретной исторической ситуации, но и еще обнаженнее, чем в ранних произведениях, сообразуясь с требованиями общечеловеческих нравственных прерогатив.
На случайна повествовательная манера в «Редгонтлете»: эпистолярная и мемуарная (дневниковая) форма и прямое повествование от лица одного из героев. Причем главные герои и повествователи в романе - двое неискушенных жизнью и еще не очень многое в ней понимающих молодых людей. Поэтому и читателям не сразу открывается смысл воспроизводимых событий; впечатления этих юношей поначалу поверхностны, они «схватывают» то, что очевидно, ярко, броско. Но именно в силу этого избранная автором мера видения и понимания историко-социальных процессов оказывается значительно политизированной - по сюжетно-фабульным способам подачи, по поведенческой, событийной реакции героев на объективно идущие процессы, по динамике воспроизводимых исторических характеров и обстоятельств, так как история открывается героям многих романов Скотта прежде всего в конкретике политических схваток, в борьбе политических интересов и властных отношении.
Этот поэтический принцип «работает» и в «Вудстоке», и в «Аббате», в последнем становясь основой сюжетостроения. Не случайно структура романа органично включает в себя элементы романа воспитания. В данном случае реализуется то, что увидел в романистике Скотта английский историк литературы Дж. Фаррелл: «Политика для Скотта была хаотическим плетением той хрупкой ткани, на базе которой формировался социальный порядок» и в которую принужден был вписываться герой, совершая поступки, действия. Иначе говоря, политика давала возможность увидеть эпоху в процессе, ее конкретно-социальном, событийном проявлении.
Как видим, в ряде романов В. Скотта 1820-х гг. сюжет формируется на основе, взгляда на историю как политический процесс, тем более когда речь идет об эпохах слома, резкой поляризации, когда обстоятельственная среда предстает «как арена столкновения классовых интересов», как арена борьбы, схваток, интриг, даже авантюр, приключений.
Зрелый Скотт весьма тяготел к авантюрно-приключенческим сюжетным структурам. Это необходимо рассматривать как способ реализации и существования скоттовской поэтической парадигмы характеров и обстоятельств, синтеза индивидуального и общего, логически необходимой эволюции художественного мира Скотта к установлению приоритета в нем «субъекта истории» (человека). Кроме того, это один из способов романизированного осмысления истории, органического вхождения исторического процесса в художественную ткань произведения. Сюжетное обострение, авантюрность, неизбежная в связи с ними сгущенность обстоятельств и конфликтных отношений давали возможность отчетливее выявить характер героя, наполнить его реальным историческим содержанием, не утратив романности (художественности).
Авантюрный сюжет открывал перспективу обнажения общечеловеческого содержания в структуре образов, когда герои, поставленный в необычные ситуации и обстоятельства, весьма полно и органично проявляют свою человеческую (характерологическую) сущность: Эверард из «Вудстока», Кеннет из «Талисмана», Грейм из «Аббата». А это как нельзя больше соответствовало заложенной в романе Скотта тенденции синтетичности художественного осмысления героя - с исторической, социальной, нравственной точек зрения. Одновременно Скотт избирает авантюрно-приключенческую структуру как наиболее очевидную и распространенную форму, драматизированного изображения характеров и обстоятельств, «сплетения частно-житейской интриги с политической и финансовой, государственной тайны с альковным секретом, исторического ряда с бытовым и биографическим». Авантюрность у Скотта, а вместе с нею травестийность, игровые структуры, маскарадность, заостренность - это и своеобразные формы художественной концентрации примет эпохи и политизации исторического сюжета; политическое же начало выступает одновременно как способ обнажения закономерностей эпохи в осмысления их на уровне индивидуальной жизни персонажа. А это есть не что иное, как следствие и причина передачи права видения истории герою, но не всегда - самого повествования. Все сказанное свидетельствует о возрастании в романной практике Скотта роли характерологического аспекта, «углубления субъективной стороны романного содержания». Но это и свидетельство более органичного синтеза в романной структуре произведений писателя множественных сторон жизни человека, того, к чему в конечном счете шла (и пришла) английская литература XIX в.
Именно поэтому роман Скотта - социальный, исторический и политически одновременно. Писатель не просто «поворачивал» роман к политике; это делалось и до Скотта, особенно в XVII- XVIII вв. Сохранив и упрочив свойственный английским политическим повествованиям «примат этического», Скотт все же обнаружил тенденцию к преодолению традиций преимущественно преувеличенных сатирических воспроизведений политических картин жизни его предшественниками - Филдингом, Стерном, Смоллеттом, а до них - Свифтом и Дефо. Хотя комико-сатирическое начала очевидно в романах Скотта, необходимо воспринимать это как дань традиции, да и то преодолеваемой за счет обытовления и травестийности.
Скотт завершил поворот английской прозы «к простому, обыденному, тривиальному». Своим историческим романов с политической проблематикой и характерологическим повествовательным центром Скотт основательно расширил сюжетное пространство английского романа и, что важно с историко-генетической точки зрения, способствовал художественному превращению политики в «факт сюжета». Кроме того, он по сути дела определил основные романные пути создания образа политизированного героя и героя-политика. Широкое использование Скоттом исторического (и политического как формы его сюжетнообразной реализации) в качестве структурного ядра характера, сам факт создания и существования исторического характера сформировали литературный «прецедент» поэтической интерпретации внешне нехудожественного явления.Ведь не случайно долгое время понятие «исторический роман» казалось многим современникам Скотта своеобразным «кентавром», грубо соединяющим художественное (роман) и нехудожественное (история). Творчество Скотта - исторического романиста доказывало многообразие собственно романного предмета: литература, развиваясь в сторону реалистического мировоспроизведения, совершенствуясь в художественном осмыслении действительности, проникая в ее глубины и закономерности, неизбежно вбирала в себя все, что казалось ей необходимым для аналитического, причинно-следственного воспроизведения усложняющихся связей и отношений человека с миром. В этом смысле историко-политическое повествование Вальтера Скотта подготовило почву для возникновения в 1840-х гг., английского политического романа, заложив многие его идейно-художественные и структурные гены.
Л-ра: Традиции и взаимодействия в зарубежной литературе XIХ-ХХ веков. – Пермь, 1990. – 27-39.
Произведения
Критика
