Своеобразие мотива невинности и опыта в мини-цикле сонетов «The Emperor’s Progress» А.Ч. Суинбёрна
Е.В. Абрамова
В 1880 году издается поэтический сборник Суинберна «Studies in Songs», второй после переезда поэта из Лондона в Патни. В некоторых стихотворениях этого сборника («Off Shore», «By the North Sea») Суинберн впервые предстает как «nature lover and poet of the sea». С этого времени и до конца жизни изучение и созерцание природы станет, по замечанию ближайшего друга и компаньона Суинберна Т. Уотса-Дантона (1832-1914), главным занятием поэта, что, несомненно, сказалось и на его творчестве. Подобное изменение тематики связано как с переменой образа жизни (завсегдатай лондонских богемных кругов Суинберн в Патни начинает жить по раз и навсегда установленному распорядку дня, включающему ежедневную прогулку по близлежащим окрестностям), так и влиянием Т. Уотса-Дантона, ограничившего круг его общения. Вместе с тем, как справедливо полагает английский исследователь Харольд Николсон, у энергичного, но нечувствительного и ненаблюдательного Суинберна отсутствовали способности, необходимые для проникновенного описания природы, поэтому его «nature poems» были «многословными, восторженными и изобиловали излишними повторениями», а главное, даже лучшие из них, подобно «By the North Sea», были написаны «без вдохновения». По-видимому, эти недостатки были замечены и английской публикой, довольно холодно воспринявшей новый сборник поэта. Между тем, утверждение литературоведа Ф. Хендерсона о том, что «утратив истинные источники вдохновения ради написания более пристойных стихотворений, Суинберн потерял едва ли не все», представляется весьма категоричным, тем более, что среди поэтического наследия позднего периода есть произведения, неоднократно обращавшие на себя внимание критиков (к примеру, то же стихотворение «By the North Sea» вызывало далеко не однозначные оценки). Не менее примечателен и цикл сонетов «The Emperor’s Progress» (1880), отмеченный Балленом в предисловии к «A Collection of Old English Plays» (1882) как глубоко продуманное в тематическом плане произведение: «В своих трех величественных сонетах «The Emperor’s Progress» м-р Суинберн демонстрирует, что он глубоко размышлял над этой темой...». Увлечение Суинберна классической драмой («old drama») продолжалось на протяжении всей жизни, начиная со студенческих лет, поэтому уже к 1880 году поэт был признан настоящим знатоком английской драматургии (к этому времени изданы критические очерки о Джоне Форде (1871), Чэпмене (1875) и Шекспире (1875-1876)). По-видимому, «Трагедия Нерона», написанная неизвестным автором, также не прошла незамеченной для поэта. Тот же Баллен полагал, что именно Суинберн мог бы написать достойную трагедию о Нероне: «Существует только один живущий поэт, чей гений смог бы достойно воплотить трагическую историю жизни и смерти Нерона. ...если бы он когда-либо представил бы на наш суд трагедию Нерона, можно не сомневаться, что это был бы еще один бессмертный вклад в нашу драматическую литературу». Как представляется, поводом к написанию цикла сонетов «The Emperor’s Progress» могло послужить знакомство Суинберна с пятилетним племянником Уотса-Дантона, пробудившее у поэта чувство восхищения и привязанности к маленьким детям. Но, как отмечает Дж. Кэссиди, опровергая мнения многих исследователей о противоестественных наклонностях поэта, «его огромная любовь к детям - одно из интересных явлений этих последних лет... Его чувство, однако, это всецело любовь и нежность, а не прежнее психотическое тайное желание наблюдать картину их избиения до крови. Мое предположение состоит в том, что его отношение к Берти Мейсону было похоже на искупительное отцовство, которое открыло его сердце и позволило его любви, как никогда ранее, плыть по течению...». Сам поэт утверждал в одном из своих писем: «Я не знаю, что чувствую по отношению к детям - это похоже на поклонение, смешанное с любовью к ним и восхищением ими».
Возможно, именно восхищение маленькими детьми вызвало в памяти поэта воспоминания о посещении галереи Уффици во Флоренции в 1864 году, во время которого Суинберн познакомился с произведениями искусств итальянских мастеров эпохи Кватроченто. Примерно в этот же период Суинберн занят подготовкой к написанию книги, посвященной творчеству первого великого романтика У. Блейка, вышедшей в 1868 году. Вполне вероятно, что именно под впечатлением от прочтения «Песен Невинности» и «Песен Опыта» у Суинберна возникает идея о противопоставлении образов не ведающего страданий ребенка и приобретшего жизненный опыт взрослого. Во всяком случае, уже в эссе Суинберн высказывает мысль о том, что в работах Леонардо да Винчи дан анализ «встречи Юности и Старости». К примеру, в одной из работ гения Возрождения юноша внезапно видит призрак самого себя, себя таким, каким он будет через много лет. Так и в цикле сонетов «The Emperor’s Progress» поэт пытается проследить, как меняется человек на протяжении жизни, в начале которой любой тиран, даже такой страшный, как Нерон, является милым ребенком. Но, задаваясь целью показать эти изменения, Суинберн фокусируется на трех основных вехах жизни тирана, оставляя вне поля зрения ее промежуточные фазы.
Цикл «The Emperor’s Progress» состоит из трех сонетов, совершенно разных по тональности: радостное восхищение поэта невинностью ребенка (первый сонет) сменяется изумлением при виде жестокого императора (второй сонет), а затем трансформируется в отвращение, смешанное с состраданием при виде утомленного жизнью тирана (третий сонет). Изучение изменения человека в продолжении жизни Суинберн называет «A Study in Three Stages». «Stage» - весьма емкое слово, обозначающее в английском языке как «этап», так и «сцену, театральные подмостки», и это как нельзя более точно соответствует характеру сонетов, по своей сути являющихся тремя сценами из жизни, главное действующее лицо которых - сам Нерон, по преданию умерший «со словами на устах: «Какой величайший артист погибает в моем лице». Выхватывая отдельные фазы жизни Нерона, Суинберн уподобляется скульптору, создающему бюсты и останавливающему мгновение, что отражено поэтом в подзаголовке к циклу сонетов. Промежуток в 15 лет между посещением поэтом галереи Уффици во Флоренции в 1864 году и созданием цикла сонетов в 1880 году не имел решающего значения, ведь для Суинберна было важно не точное воспроизведение деталей скульптуры, а выражение идеи, на которую его натолкнуло увиденное - идеи о том, что лицо человека подобно зеркалу, отражающему его жизнь. Как справедливо замечает К. Максвелл, в отношении другого цикла сонетов, посвященного статуи «Hermaphroditus».
Называя свой мини-цикл сонетов «The Emperor’s Progress» («Путь (развитие) императора»), Суинберн вступает в полемику с религиозным писателем XVII века Джоном Беньяном (1628-1688), который в знаменитом романе «Путь паломника» («The Pilgrim’s Progress») изображает движение человека к Богу через осознание грехов и покаяние. В отличие от беньяновского Христианина, которого «progress» приводит к успеху и достижению желанной цели - Небесного Града, путь суинберновского Нерона, напротив, заканчивается полной деградацией и смертью тирана, а лексема «прогресс» приобретает в сонетах автора «Poems and Ballads» горько-ироничный оттенок. Такое видение «развития» человека характерно для умонастроения художников слова рубежа Х1Х-ХХ веков, рассматривающих развитие общества не только как благо, но и как процесс, который привел к ощущению безнадежности и усталости от жизни. Начиная каждый сонет с ключевого слова, поэт выстраивает названия стадий «развития» императора: «child (первый сонет) - «man» (второй сонет) - «misery» (третий сонет), при этом слова, помещенные в конец каждого из трех сонетов, создают дополнительную гамму смыслов: взросление – расцвет – смерть («years» (первый сонет) - «king» (второй сонет) - «death» (третий сонет)). Расставленные в определенной последовательности ключевые слова символизируют этапы жизни как Нерона, так и многих других королей или тиранов от рождения до смерти, что характерно для Суинберна-поэта, стремившегося к абстракциям и обобщениям. Последнее тем более вероятно, что поэт избегает упоминания любых подробностей из жизни римского императора за исключением совершенных им злодеяний. Название «цикл», возможно, не вполне точно отражает смысловую концепцию «The Emperor’s Progress», где представлены три сцены из жизни человека. В данном случае скорее следует говорить о последовательности сонетов, понятии, введенном в викторианскую поэзию Д.Г. Россетти и воспринятом впоследствии Суинберном.
Таким образом, переходя от одной стадии (или сцены) жизни тирана к другой, Суинберн обозначает жизненные вехи Нерона. Описывая в первом из трех сонетов детство будущего тирана, Суинберн восхищается не только внешностью маленького мальчика, но и той невинностью и неведением грядущих страданий и испытаний, которые присущи лишь детским душам» Монолог произносится от имени лирического героя, взрослого, умудренного опытом человека, осознающего те невероятные страдания, которые предстоит испытать ребенку - «live rose of love». Более того, этот человек, подобно лирическим героям романтиков, знает гораздо больше как своего персонажа, так и читателя, выступая в роли своеобразного оракула, сожалеющего о судьбе «будущего тирана», для которого отраднее было бы умереть, чем прожить грядущую жизнь. Начало сонета, построенное на основе градации с постепенным нарастанием чувства радости при виде «маленького ангела», резко контрастирует со страхом и жалостью к его будущей судьбе, возникающих у поэта после прочтения имени будущего императора. Один лишь вид или звук имени Нерона - одного из самых жестоких правителей Рима - превращает сердце лирического героя в «frozen well of tears». Сам же ребенок, даже невзирая на обращение к нему, придающее определенный драматизм сонету, остается безучастным и холодным, подобно гермафродиту из сонета «Hermaphroditus», а чувства радости и ужаса возникают у созерцающего скульптуру поэта при осознаний контраста между невинной внешностью ребенка и его именем, заставлявшего трепетать не одного подданного Римской империи. Как справедливо отмечает К. Максвелл, не наделяя главного персонажа своего сонета способностью чувствовать; безупречный предмет искусства, будь это картина, скульптура или песня находится за пределами мимолетных и капризных человеческих страстей и чувств». Поэтому ребенок, а позднее мужчина и тиран не испытывают ничего: ни радости, ни страдания. Эти чувства испытывает лирический герой, рассматривающий бюсты Нерона. Согласимся с мнением К. Максвелл, утверждавшей, что Суинберна, вслед за Шелли, интересовало именно впечатление людей, возникшее после знакомства с произведениями искусств, а далеко не сами произведения искусств как таковые. И действительно, описывая ребенка-Нерона, Суинберн употребляет в основном оценочные эпитеты, а, сравнивая ребенка с «розой», «мелодией» и «радостной птицей», создает визуальные, звуковые и сенситивные образы. Главную мысль сонета содержит последняя строка, которая подчеркивает контраст между видимым и осознаваемым - между внешностью и сущностью ребенка и той страшной судьбой, которая его ожидает. Этот контраст, весьма органично вплетенный в канву сонета, отражает один из основных принципов содержательного построения сонетов - его диалектическую сущность.
Лирический герой второго сонета, словно оглядываясь в прошлое, вспоминает богоподобного ребенка из первого стихотворения, однако теперь - это тиран, чья корона заставляет сгибаться рабов, и ее бремя тяжелее бремени самого ничтожного раба. Подобным образом поэт не только подчеркивает контраст между невинностью Нерона-ребенка и могуществом Нерона-тирана, за которое, правда, приходится платить непомерную цену, но и объединяет два сонета между собой посредством ретроспективы. Второй сонет драматичнее первого, что достигается за счет употребления риторических вопросов (во втором сонете - их 5) и обращения к тирану. При этом Суинберн, обращаясь к Нерону как к ребенку, а не как к величайшему правителю, пытается отыскать в его душе хотя бы остатки той наивности и доброты, которая восхищала его в детях в первом сонете. Именно контраст между склоняющимися заклейменными рабами, фальшивым свидетельством самой правды в сочетании с обращением и создают драматизм ситуации, изображенной в сонете. Но здесь Нерон, хотя и заставляет своих подчиненных склоняться пред его волей, еще не убийца и на его лице еще не отразилось то страдание, которое проявится в третьем, последнем сонете цикла. «Misery» - вот лейтмотив третьего сонета. Нерон для Суинберна становится символом страдания, которое олицетворяет ненавистная тяжелая светлолицая голова тирана. Через излюбленный прием градации Суинберн измеряет степень этого страдания сначала с помощью единичных эпитетов, переходя затем к распространенным сравнениям. Включая в сонет восклицание, якобы произнесенное Нероном, Суинберн возводит страдание тирана в абсолют.
Как полагает поэт, в любом человеке изначально заложена частица добра и любой ребенок изначально ангел, однако ангел с уже предначертанной судьбой, которую никакое воспитание не в силах изменить. Вот почему заранее детерминирована и судьба маленького Нерона. Между тем, несмотря на отвращение к тирану, выраженному в третьем сонетов, поэт не лишен и некоторого к нему сострадания. Вслед за Блейком, полагавшим, что человеческая жизнь состоит из контрастов, из определенной доли добра и зла, Суинберн противопоставляет радость невинного ребенка - страданию жестокого правителя, достигая симметрии за счет сходного построения первого и третьего сонетов. Оба сонета начинаются с одинакового по конструкции описания, занимающего первые 9 строк и состоящего из множества эпитетов и сравнений, усиливающих качества существительного, обозначенного в первой строке. Разница состоит в тональности стихотворений. Если в первом сонете - это создание светлого и радостного образа ребенка, то в третьем - унылое и гнетущее изображение маски страдания на лице тирана.
Живописуя изменения, произошедшие с Нероном, Суинберн следует блейковской концепции равноправия плоти и духа, которая преломляется у него в идею о том, что все поступки человека сказываются не только на душе и характере, но и отражаются в чертах лица, превращая, в конце концов, их в маску, подобно тем, которые надевали актеры в древнегреческих трагедиях. Как отмечает А. Глебовская, «невинность» у Блейка это, прежде всего, инстинктивная, неосмысленная вера в Бога, поэтому ребенок наделен особого рода «божественным видением», которое сохраняет до тех пор, пока душа не замутится земным знанием, отсюда и радостное состояние ребенка, ведь радость, как полагал первый из романтиков, - основное переживание, которое существует в Вечности. Гак и у Суинберна, в первом сонете ребенок, не успевший совершить в этой жизни ничего постыдного, воспринимается читателем как самбе чудесное создание, переполненное радостью. Во втором - ряд отвратительных поступков и тираническое упоение властью проявляются в изменении портрета римского императора - появлении своеобразного изгиба брови. И третий сонет - окончательное изменение внешности Нерона. Описания Суинберна, как и прежде, скорее символичны, чем реалистичны - сложно усмотреть в поэтическом изображении Нерона портретное сходство с реальной исторической личностью. Выбранные поэтом в качестве эмоционально-символических акцентов - детали внешнего облика - голова и губы Нерона символизируют два основных порока тирана - упоение властью и неумеренность в удовлетворении чувственных потребностей. Однако интонация сонетов далека от обвинительной и вовсе не похожа на интонацию политических сонетов-инвектив А.Ч. Суинберна. Далек поэт и от морализации - он не склонен к чему-либо призывать. Суинберн, хотя и сожалеет о судьбе Нерона, просто констатирует факты, показывая, как влияют поступки человека на его плоть и дух. При этом, хотя физическая смерть тирана не показана в сонетах (хотя она была не менее драматична - Нерон добровольно отдался в руки убийцы), но тем острее ощущается страх перед неизбежностью смерти. Однако это страх не статуи, не Нерона, а страх поэта, рассматривающего бюст императора-тирана.
Таким образом, изображая в мини-цикле (или, точнее, - последовательности) сонетов «The Emperor’s Progress» три этапа жизни римского императора Нерона, А.Ч. Суинберн высказывает мысль о том, что все поступки человека отражаются на его внешности. Данная концепция, основанная на трансформации идеи У. Блейка о равноправии плоти и духа, будет впоследствии фигурировать в произведениях приверженцев эстетизма. Использованные в сонете художественные приемы - синэстезия, контраст, сравнения, риторические вопросы, восклицания, обращения, - способствуют созданию характерного для сонетов А.Ч. Суинберна драматизма, тем более что, обозначая сонеты как «stages» в подзаголовке к мини-циклу, поэт указывает на сходство своих стихотворений со сценами из драмы.
Л-ра: Від бароко до постмодернізму. – Дніпропетровськ, 2007. – Вип. 11. – С. 105-111.
Произведения
Критика
