Рассказы в художественной системе Э.М. Форстера
Н.П. Михальская
В историю литературы английский писатель Эдвард Морган Форстер (1879-1969) вошел как романист. Его ранние романы — «Куда боятся ступить ангелы» (1905), «Самое длинное путешествие» (1907), «Комната с видом» (1908) и «Хауардс-Энд» (1910) — принесли ему известность в Англии. Роман «Поездка в Индию» (1924) сделал имя Форстера всемирно известным. Уже при жизни Форстера стали называть классиком.
Начиная с середины 20-х гг. и до конца своей жизни Форстер не публиковал художественных произведений, но его литературная деятельность продолжалась. В
За свою жизнь Форстер опубликовал тринадцать рассказов. Все они были написаны до Первой мировой войны и печатались в разное время в периодических изданиях. Шесть рассказов были включены в сборник «Небесный омнибус» (1911), и шесть — в сборник «Вечное мгновение» (1928).
В период появления рассказы Форстера не привлекли особенно широкого внимания и не получили большого отклика в критике. В нескольких кратких рецензиях, опубликованных в английской прессе в связи с выходом в свет сборника «Небесный омнибус» в
Значительный интерес представляют суждения английских писателей о рассказах Форстера. После выхода в свет рассказа «Сирена», опубликованного впервые отдельной книгой в
В статье «Путь к Э.М. Форстеру» Элизабет Боуэн, вспоминая свои впечатления от рассказов, включенных в сборник «Небесный омнибус», с которыми она впервые познакомилась в
Упоминание о непредвиденных возможностях, которые заключены в рассказах Форстера, осталось не раскрытым в статье Э. Боуэн. Но сама констатация этого факта представляется важной, а постановка проблемы эстетической новизны новеллистики Форстера — перспективной.
К разрешению именно этих проблем чаще всего обращаются исследователи Форстера. Однако всех их интересует творчество Форстера-романиста. Во всех имеющихся монографиях основное внимание авторов сосредоточено на анализе романов. Вопрос о месте и значении рассказов Форстера в литературном процессе в Англии, об их удельном весе в художественной системе самого писателя остается еще во многом нерешенным. Далеко не в полной мере освещен вопрос о соотношении малых и больших эпических форм в творчестве Форстера.
Исследование данных проблем не является простым в связи со сложностью вопроса о творческом методе Форстера и его позиции в литературном процессе. Суждения, высказываемые по этому поводу исследователями, далеко не однозначны.
В современном английском и американском литературоведении обнаруживается вполне очевидная тенденция отлучить Форстера от реалистических традиций литературы и рассматривать его творчество в русле модернистского искусства новейшего времени. Неокритики трактуют Форстера как одного из мифотворцев XX столетия. Д. Томсон объявляет основой творчества Форстера «мифическую символику», называет его творцом архетипов. Функцию «реалистических элементов» в произведениях Форстера он видит в раскрытии универсального и создании «образа всеобщности». Д. Годфри истолковывает творчество Форстера как систему мистически-религиозных символов. Для У. Стоуна Форстер — продолжатель «кольриджианской традиции» в литературе Англии, которая противостоит традиции, берущей начало от Бентама. Бентам и Кольридж воплощают два начала в английской литературе — «прозу и поэзию», «анализ и творческий синтез». Форстер в определении Стоуна — это гуманист-романтик, понимающий неизбежность крушения и ухода в прошлое «викторианской семьи» и «сельской Англии», но вместе с тем сожалеющий о происходящих в мире переменах. Обращение Форстера к проблемам политического характера Стоун трактует как «гибель» и «смерть художника».
На мировоззрение, эстетику и этическую теорию Форстера существенное влияние оказали труды объективного идеалиста Дж.Э. Мура, внесшего существенный вклад в развитие неореализма в философии Англии конца XIX — начала XX вв. Эклектизм Дж.Э. Мура близок философской концепции Форстера, определившей дуализм его эстетики и этики. Для философской теории Мура характерны неопределенные трактовки явлений и уклонение от прямых ответов на рассматриваемые вопросы. Влияние философии неореализма на Форстера необходимо учитывать при анализе двуплановой структуры его произведений и своеобразия его символики. В слиянии реального и мистического в творчестве Форстера американский исследователь У. Стоун не без основания усматривает отголоски воздействия идеалистического учения Канта о различии между «ноуменами» (миром «вещей в себе») и «феноменами» (миром «явлений»). Присущее Форстеру «двойное видение» является результатом его представлений о «двойном существовании». Однако, в отличие от Канта и его последователей, непроходимой стены между «вещью в себе» и «явлением» Форстер не возводил. Он стремился к гармоничному слиянию двух начал — реального и идеального, к связи «двух миров». С этим связана выдвинутая им теория «координации» и взаимопонимания. «В объединении этих «двух миров» в своем творчестве Форстер видит свой идеал».
Сложная и динамичная художественная система Форстера включает неоднородные элементы при явном преобладании реалистического начала.
Поэтический мир рассказов Форстера живет полной жизнью лишь при соотнесении его с «большим миром» форстеровских романов.
Классификация рассказов Форстера удачно осуществлена У. Стоуном. Двенадцать рассказов, составляющих сборники «Небесный омнибус» и «Вечное мгновение», У. Стоун делит на три группы. К первой относятся четыре самых ранних рассказа — «Смятение», «Дорога из Колона», «По ту сторону изгороди» и «Вечное мгновение». Организующим центром каждого из них является момент прозрения героя, то «вечное мгновение», в котором раскрываются потенциальные возможности личности. Вторую группу составляют рассказы «Друг кюре», «Небесный омнибус», «Другое королевство», «Машина останавливается». Герои этих рассказов приходят в столкновение с существующим порядком вещей и открыто протестуют против существующих установлений. К третьей группе относятся рассказы «Самое главное», «Мистер Эндрюс», «Координация» и «Сирена», характеризующиеся тенденцией к выявлению сути описанного явления и к обобщениям.
Рассказ «Смятение» — один из наиболее характерных для Форстера. В нем берут свои истоки и скрещиваются идеи и образы последующего творчества писателя. Он становится своего рода прологом ко всем произведениям Форстера. Природа Италии, прозрение героя — четырнадцатилетнего Юстаса, воспитанного в Англии и впервые соприкоснувшегося с величием и красотой итальянских гор и долин, неспособность ограниченных буржуа, от лица одного из которых ведется повествование, понять переживания ребенка, охвативший их панический страх при встрече с духом «великого Пана», которого считали мертвым, — все это в самых различных вариантах и формах будет развито и в «итальянских романах» Форстера («Куда боятся ступить ангелы» и «Комната с видом») и в некоторых из более поздних рассказов. Конфликт состоит в столкновении буржуа с «недоразвитым сердцем», с подавленными определенной системой воспитания и образом жизни эмоциями с красотой и величием природы. «Мы все безнадежно погрязли в пошлости, — говорит один из героев рассказа, — благодаря нам и к нашему стыду, Нереиды покинули реки, Ореады — горы, а леса перестали быть убежищем Пана».
Английские туристы повержены в ужас величием природы, ее дикой красотой, воплощенной в образе Пана. Природа, которая может им нравиться, подобна идиллической Аркадии, а бог Пан, в их представлении — это прелестный пастушок, пасущий овечек. Они не готовы к встрече с «великим богом Паном», их пугает проносящийся по долине ветер, предшествующий его появлению. Их эмоции и инстинкты подавлены, порабощены нелепым образом жизни и воспитанием. Значительность и красота жизни остается скрытой для ограниченного сноба Титлера, для эстетствующего и сентиментального Лейланда, для наставника Юстаса священника Сэндбаха. Они могут придерживаться разных взглядов на вопрос о том, имеют ли право землевладельцы ради выгоды рубить деревья на принадлежащих им участках, но всех их объединяет одно — страх перед необычным, неспособность понять и воспринять то, что выходит за пределы общепринятого. Девственная красота природы и ее таинственные голоса — это мир, навсегда закрытый для них.
Только Юстас рвется навстречу неведомому и прекрасному. Природа Италии преображает его. Впервые испытывает он неудержимую радость бытия, впервые чувствует себя счастливым. В нем пробуждаются дремавшие прежде силы. Однако взрослые воспринимают охвативший его экстаз как своего рода безумие, а стремление Юстаса завязать дружбу с простым итальянцем Дженнаро, прислуживающим в отеле, их возмущает: нарушение сословных рамок недопустимо. Юстас вырывается из запертой комнаты, перелезает через изгородь, скрывается в лесу. Его громкие крики и смех оглашают окрестности. Ничто не может сдержать его порыва, ничто — даже смерть Дженнаро — не может умерить охватившего его порыва безумной радости от общения с природой. Именно в эти мгновения перед ним открывается смысл и величие жизни.
Для Юстаса подобное открытие происходит в сфере чисто эмоциональной, он еще не может отдать себе отчета в происходящем. Но он с восторгом говорит о ночи, проведенной в лесу, о звездах, о реках и водопадах, о дымящейся вершине Везувия, о лесных цветах и мириадах ящериц, о дожде и порывах ветра, — о внезапно и столь полно открывшейся для него жизни. «Я понимаю почти все, — говорит мальчик, — деревья, холмы, звезды, вода, — я вижу все». А когда обманом и силой его заставляют вернуться домой, он с отчаянием шепчет: «Я видел все, а теперь не вижу ничего».
О таких же «мгновениях прозрения» идет речь в рассказах «Дорога из Колона» и «Вечное мгновение». Для их героев наибольшую ценность в жизни имели те счастливые и неповторимые мгновения, в которые им суждено было познать истинные ценности бытия. Для мистера Лукаса («Дорога из Колона») это связано с пребыванием в Греции, для мисс Рэби («Вечное мгновение») — с одним из эпизодов ее юности, когда в нее, совсем молодую девушку, совершающую свое первое путешествие в Италию, влюбился простой итальянский парень-носильщик.
Пожилой, раздражительный и ворчливый англичанин мистер Лукас путешествует по Греции в обществе своей незамужней дочери Этель, молодого мистера Грэхема и миссис Формэн. Об этой поездке Лукас мечтал всю жизнь. Сорок лет назад его «охватила лихорадка эллинизма», и с тех пор он ждал встречи с Грецией. Он знал, что если его мечта осуществиться, то это будет означать, что жизнь была прожита не напрасно. Однако встреча с Грецией на первых порах не принесла ему желанной радости. Лукас чувствовал, что он приехал сюда слишком поздно, он был слишком стар, чтобы ощущать красоту и величие этой страны. «Греция — страна для молодых», — говорил он себе. Но он страстно хотел возродить в себе способность почувствовать синеву ее небес, зелень листвы, мягкую прохладу ее чистых источников.
Истинная Греция открылась Лукасу, когда вместе со своими спутниками он прибыл в селение Хан. Здесь он ощутил полное слияние с природой, познал ее исцеляющую силу. Никогда прежде не видел он ничего столь прекрасного. Пыльные и Душные Афины были забыты. Лукас лежал на берегу прохладного источника и чувствовал, что «все вокруг было подобно потоку, уносившему и его самого». В это краткое мгновение для него «открылась не только Греция, но и Англия, и весь мир, и вся жизнь».
Лукасу не удалось остаться в Хане даже на одну ночь: его спутники настояли на отъезде. Никто из них не захотел и не смог понять состояние старика. Вернувшись в Лондон, Лукас уже не помышляет о Греции. Проза жизни поглощает его. Подавленный рутиной быта, раздраженный семейными неурядицами и городским шумом, Лукас не вспоминает о Хане. Даже сообщение о том, что отель, в котором он хотел заночевать, погиб во время бури, разразившейся над Ханом в ту самую ночь, когда Лукас хотел там остаться, не производит на старика особого впечатления. Ему безразличны слова дочери о том, что они могли бы погибнуть. В сущности, Лукас уже погиб. Его жизнь лишена поэзии и не имеет никакого смысла. Вполне очевиден иронический смысл прозвучавшего в начале рассказа сопоставления Лукаса и его дочери с героями «Эдипа в Колоне» Софокла.
Более сложный психологический рисунок характеров в процессе раскрытия сходной темы находим мы в рассказе «Вечное мгновение». Известная писательница мисс Рэби посещает местечко Ворту близ итало-австрийской границы. Она приезжает сюда вместе с полковником Лейландом. Но все то, что связано для нее с Вортой, не может быть понято никем из окружающих. Именно здесь двадцать лет назад могла бы она познать любовь. Однако мисс Рэби отвергла притязания молодого итальянца Фео. Лишь много лет спустя она поняла, что это и было ее «вечное мгновение». О Ворте и своих переживаниях мисс Рэби написала роман, который принес известность никому неведомому прежде захудалому местечку. Ворта стала притягивать туристов, ее стал обозначать на картах, в ней появились новые большие отели. Изменились и люди. Мисс Рэби потрясена встречей с Фео. В отяжелевшем и равнодушном консьерже Гранд-Отеля она с большим трудом узнает посягавшего на ее честь молодого носильщика. Впечатлительная и наивная английская мисс тщетно пытается пробудить в Фео воспоминания о прошлом. Он все забыл. Теперь его беспокоит только одно: зачем мисс Рэби рассказывает ему обо всем этом? Больше всего на свете Фео боится потерять выгодное место. Ему нет никакого дела до прошлого. Вполне равнодушен к переживаниям мисс Рэби и полковник Лейланд. Мисс Рэби глубоко одинока. И все же ее жизнь не была бесполезной. Она имела смысл и значение: свои мысли и чувства мисс Рэби воплотила в творчестве, она рассказала людям о себе, она сумела раскрыть себя в искусстве.
Мир красоты и искусства доступен не каждому. Мысль о том, что пошлость повседневности буржуазного существования подавляет заложенные в человеке возможности, становится одной из основных и в рассказах и в романах Форстера. Не случайно героями нескольких его рассказов являются дети, чье восприятие окружающего еще не отравлено предвзятыми суждениями. Таков Юстас в «Смятении», таковы герои «Небесного омнибуса» и «Координации».
В основу построения рассказа «Небесный омнибус» положен характерный для Форстера принцип противопоставления: будничность обстановки и врывающаяся в нее волшебная сказка, обыденность и фантастика. Мальчик, живущий в доме номер двадцать восемь по Букингем Парк-Роуд, расположенном в скучном пригороде, покупает билет на омнибус и, поднявшись в облака, путешествует по радуге. Все происходит внезапно и необъяснимо просто. Следуя указателю, прикрепленному к дорожному столбу, мальчик видит объявление о регулярном движении омнибусов и дощечку с указанием маршрута: «На небеса». Мальчику кажется, что все это шутка, «обман, волшебная сказка, сон, от которого внезапно присыпаешься среди ночи». Но путешествие состоялось. Сидя на козлах рядом с кучером Томасом Брауном, мальчик поднимается сквозь туман к небесам. Омнибус прорывается сквозь горы облаков, мальчик видит сгущающиеся тучи и шар молнии, он слышит раскаты грома и наблюдает рождение радуги. Это был самый прекрасный день в его жизни. Но когда обо всем этом он рассказал родителям, они не поверили ему.
Среди других рассказов Форстера весьма четкими социально-психологическими акцентами выделяется рассказ «Другое королевство». Он интересен и в том отношении, что в нем отчетливо просматриваются связи как с романами самого Форстера и прежде всего с «Хауардс-Энд» (1910), которому в хронологическом отношении рассказ «Другое королевство» непосредственно предшествует, так и с романами других английских писателей — предшественников (Мередит) и современников (Голсуорси, Лоуренс) Форстера. Ориентация на традицию Мередита всегда была свойственна Форстеру. Он высоко ценил мастерство Мередита, а его «Эссе о комедии и использовании духа комического» (1877) во многом определило художественную манеру Форстера. Вслед за Мередитом Форстер связывает понимание комического с интеллектуальным осмыслением действительности; ему близко положение Мередита о том, что «смех комедии возникает через ум и направляется умом, и его можно назвать юмором ума». Автор «Эгоиста» предпочитал «Дух комического» «слышимому смеху», понимая «комический дух» как начало, рожденное из «социального разума», а комедию как игру, вызывающую размышления о социальной жизни.
Мередит руководствуется принципом раскрытия в «индивидуальном разуме» «разума социального». Именно в таком плане и строится характер Уилоби Паттерна в его романе «Эгоист».
Мередитовская традиция явственно ощутима в «Другом королевстве» Форстера. В этом рассказе живет комический дух произведений Мередита и свойственный ему принцип раскрытия социального начала в индивидуальной психологии персонажей.
Главный конфликт рассказа Форстера состоит в несовместимости характеров и взглядов на жизнь Харкурта Уортерса и Эвелин Бомонт. Харкурт Уортерс — преуспевающий бизнесмен и владелец поместья. Он самовлюблен и эгоистичен. Его эгоизм — форма проявления социальной психологии. Мировосприятие и поведение Харкурта определяются присущим ему чувством собственности. Истинную радость ему может доставить лишь то, что принадлежит ему безраздельно. Красота природы ему недоступна. Он неспособен понять и свою невесту, хотя по-своему любит ее. Единственно, в чем Харкурт уверен — это то, что женитьба на бесприданнице Эвелин со временем окупится для него сполна. В качестве свадебного подарка он преподносит ей рощу. Этот богатый и неожиданный подарок на первых порах приносит радость непосредственной, импульсивной и наивной Эвелин. Ее восприятие жизни основано на присущем ей чувстве красоты. Ее радуют прекрасные деревья, но ей глубоко чужд ажиотаж рационализации и стремление к наживе, руководящие всеми действиями Харкурта, который рассматривает свою землю как источник прибыли. Между рощей и домом он хочет проложить асфальтовую дорогу, он задумывает огородить рощу забором с тем, чтобы никто не мог проникнуть в нее со стороны. Все это глубоко печалит Эвелин и отчуждает ее от Харкурта. С образом Эвелин связаны представления о красоте и свободе. С образом Харкурта — о мире собственности, враждебном свободе, и машинной цивилизации, убивающей красоту.
Харкурту Уортерсу противостоит в рассказе учитель латинского языка Форд. Этот прекраснодушный идеалист хорошо понимает, что красоту нельзя оградить забором, она не может и не должна стать собственностью; красота и свобода неотделимы. Форд пишет поэму и посвящает ее Эвелин. Его стихи побуждают Эвелин не только к раздумьям, но и к действию. Она ускользает от Харкурта, превращаясь в ветку дерева.
Рассказ «Другое королевство» во многом перекликается с романом Голсуорси «Собственник», написанным в
От рассказа «Другое королевство» тянутся нити к романам Лоуренса, вплоть до его последнего произведения «Любовник леди Чаттерлей». В данном случае эта общность связана с противопоставлением природного начала машинной цивилизации. Все естественное трактуется как подлинно прекрасное и как проявление жизни; все то, что порождено «механической цивилизацией» — уродливо и в своей сущности мертво. Однако, нельзя не заметить, что Лоуренс был более последователен в противопоставлении этих двух начал. Что же касается Форстера, то в своем романе «Хауардс-Энд», во многом продолжающем развивать проблематику рассказа «Другое королевство», он выдвинул программу установления гармоничных контактов между миром дельцов (Уилкоксы), живущих прозаическими, но необходимыми для страны интересами, и людьми, впитавшими в себя многовековые богатства культуры и воплощающими «душу нации», ее духовные ценности (Шлегели). Спасением от всех зол Форстер считает взаимосвязь и взаимопонимание людей различных социальных слоев и взглядов. Известно, что эта точка зрения, высказанная в романе «Хауардс-Энд», была осуждена Лоуренсом.
В рассказе «Машина останавливается», появившемся за пять лет до романа «Хауардс-Энд», мысль об антигуманной сущности техницизма и его губительного воздействия на личность и человечество доведена до своего логического конца. «Машина останавливается» — единственный научно-фантастический рассказ Форстера. Исследователи отмечали его перекличку с произведениями Уэллса. Оба писателя рисуют контуры будущего в связи с волнующей их проблемой технического прогресса и его значения для судеб человечества. За десять лет до появления «Машины» Форстера Уэллс обратился к этим вопросам в романе «Машина времени» (1895). Они оставались в центре его внимания на всем протяжении его литературной деятельности. Фантастика Уэллса имеет ярко выраженный социально-философский характер. Заглядывая в будущее, он стремился предопределить развитие тех социальных тенденций, которые наблюдал в настоящем. С присущей ему проницательностью Уэллс утверждал, что в условиях буржуазного общества достижения техники не сделают людей счастливыми, они приведут их к гибели. Такой взгляд характерен и для Форстера. Однако его рассказ «Машина останавливается», как и другие ранние произведения, лишен социальной остроты уэллсовского творчества. Форстер стремится к изображению будущего человечества «вообще», социально-общественная конкретизация ему почти не свойственна. Нельзя не отметить неправомерность сопоставления Форстера как автора рассказа «Машина останавливается» с Оруэлом. Торжество гуманистического начала как желанный принцип организации жизни, звучащий в конечном итоге в рассказе Форстера, отличает его от реакционных антиутопий Оруэла.
«Машина останавливается» — значительное явление английской литературы начала века. Интерес к нему не был утрачен и в последующие годы. В письме к Форстеру от 30 марта 1928 года Эдит Ситуэл выразила свое отношение к этому рассказу следующим образом: «Я думаю, что это самый значительный рассказ нашего времени». Прогноз Форстера произвел сильное впечатление на людей его поколения, тем более, что он был сделан в самом начале XX столетия.
В рассказе «Машина останавливается» изображено механизированное существование людей будущего. Каждый из них находится в изоляции от всех остальных. Общение осуществляется с помощью аппаратов. Впрочем, потребность в общении уже перестала существовать. Люди довольствуются разговорами по телефону и созерцают друг друга, глядя на механизированные диски, обладающие способностью передавать изображения. Все живут в одинаковых помещениях, обставленных необходимой одинаковой мебелью. Пребывая в этих обиталищах, люди утратили желание передвигаться по поверхности земли, забыли о природе; их вполне удовлетворяет искусственная атмосфера, в которой они пребывают. Они привыкли к тому, что всем управляет Машина.
Одно из существ этого безрадостного будущего и является героиней рассказа Форстера. Это женщина по имени Вашти, ведущая механизированную интеллектуальную жизнь. Ее время рассчитано по минутам. В одно и то же время она встает и ложится спать, ест и слушает музыку, обменивается мыслями с другими существами и слушает лекции. При этом она не покидает своего обиталища. Ей во всем помогают машины. У нее нет потребности обычного человеческого общения. Даже с сыном Куно она предпочитает говорить по телефону, не понимая его желания увидеться с ней. Куно, порабощенный, как и все остальные, Машиной, находит в себе силы протестовать. Он вырывается на землю, вдыхает ее запахи, но механический аппарат хватает его и водворяет на место. Куно убежден, что превыше всего — человек, и именно он должен быть мерой всего. Его кратковременное пребывание на земле помогает ему прозреть. Он старается убедить свою мать в том, что человек не должен становиться рабом машины; он изобрел ее не для того, чтобы подчиняться ей. Но Вашти глуха к его убеждениям.
Всесильная Машина выходит из строя, и все погружается в мрак и хаос. Все обречены на гибель. Куно счастлив, что перед смертью он может вспомнить о радостных часах, которые он провел в Уэссексе, он счастлив от того, что получил возможность видеть Вашти и говорить с ней не по телефону, а так, как обычно разговаривает сын с матерью. В этом последнем разговоре Куно высказывает убеждение в том, что люди смогут извлечь урок из своего печального опыта и построят новую цивилизацию без Машины. Он произносит слова о будущем в момент, когда все кругом рушится и погибает.
Рассказы Форстера — существенная часть его литературного наследия. Органически связанные с его романами, они имеют много точек соприкосновения с творчеством крупнейших английских писателей новейшего времени. Проблематика рассказов Форстера и оригинальные пути ее раскрытия дают основания включить новеллистику этого большого писателя в поле зрения исследователей литературы XX столетия. Без учета вклада, сделанного Форстером-новеллистом, картина литературной жизни начала века не является полной.
Л-ра: Проблемы метода и жанра в зарубежной литературе. – Москва, 1978. – Вып. 3. – С. 91-107.
Произведения
Критика
