«Да» Карла Сэндберга
И. Попов
Нашим читателям Сэндберга открыл Маяковский «Знаменитейший сегодняшний поэт Соединенных Штатов», «революционер американской поэзии», «большой индустриальный поэт Америки», — говорил он о Сэндберге и в устных выступлениях, и в печати после своей поездки в Америку в 1925 году. При этом почти целиком цитировал стихотворение Сэндберга «Чикаго» В этом городе они и познакомились — в редакции местной газеты, где Сэндберг, «сам чикагец», был «загнан американским нежеланием вникать в лирику в отдел хроники и происшествий богатейшей газеты «Чикаго трибюн», — писал Маяковский.
Вскоре в сборнике «Революционная поэзия современного Запада» появилась большая подборка стихов Сэндберга, переведенных Иваном Кашкиным. С тех пор поэзия Сэндберга, непривычная на слух и обманчиво доступная по форме, а по существу чрезвычайно трудная для адекватного воспроизведения на русском языке, не перестает искушать наших переводчиков.
И вот вышел новый, третий сборник стихов Сэндберга на русском языке, наиболее полный и представительный, дополненный фрагментами из автобиографической книги поэта и серией прекрасных фотографий, запечатлевших его в разные моменты жизни.
Сборник составлен любовно и со знанием дела. Он строго, с хорошим вкусом оформлен. Вступительная же статья А. Зверева — пожалуй, лучшее из того, что у нас написано о Сэндберге. А написано, к сожалению, немного. Причем критик не повторяет своих недавних публикаций, связанных с творчеством поэта. Его оценки поэтической индивидуальности Сэндберга стали глубже, появилось стремление взглянуть на творчество Сэндберга широко, в контексте его эпохи. Оправданное стремление. И хочется надеяться, что со временем наследие Сэндберга будет осмыслено в масштабах истории американской культуры, а возможно — дерзнем предположить — и в масштабах культуры всемирной
В «Письме к американским рабочим»
Певцом американской революции был Филип Френо, родоначальник поэзии США. Эпоха Гражданской войны породила колоссальную фигуру Уолта Уитмена. Поэт-бунтарь, поэт-интернационалист, поэт-коллективист, Уитмен стал Прометеем мировой поэзии — он дал ей свободный стих, форму, естественно воплотившую богатство, и новизну содержания его творчества.
Карл Сэндберг — наиболее значительный продолжатель уитменовской поэтической школы. И самый признанный преемник прогрессивных традиций американской культуры. А потому любые масштабы, включая всемирные, к нему вполне применимы.
Считается, что свободный стих Сэндберга максимально сближен с прозой. По внешнему виду его стихотворений может даже показаться, что поэт нередко переступает эту грань. На деле это не так. «...Длинные перекрученные строки, похожие на прозу, — сказал о стихах Сэндберга другой поэт, Марк Ван-Дорен, — и все же не проза...»
Действительно, не проза. А почему? Не внешние, привычные, атрибуты стиха надо искать у Сэндберга. Он учит другому. У него подлинно поэтическое, органичное для него, видение мира:
— Я помню,— с любовью сказала
ирландка.
гладя головку сына,— я помню.
когда ты был всего лишь нежностью
в глазах твоего отца...
Его, сына шведского пролетария-эмигранта, судьба наградила редкостным, неповторимым даром: он слышал музыку, он чувствовал поэзию всей окружающей его многоголосой жизни — будь то будничная человеческая речь, или гудок затерявшегося в тумане парохода, или ритм огромного индустриального города, или ветер прерии, звучавший для него песней:
Для меня песня прерии утром, и я знаю
к ночи,
что мне засыпать на руках
у прерии, на груди у нее.
(Перевод В. Куприянова)
Его стихи взрастила живая народная речь, поэтика народных песен, которые Сэндберг собирал и пропагандировал всю жизнь — печатно и с гитарой в руках.
О диапазоне увиденного, пережитого и воспетого Сэндбергом говорят названия его поэтических книг — «Чикаго», «Сборщики кукурузы», «Дым и сталь», «Камни сожженного солнцем Запада», «Доброе утро, Америка», «Народ, да», «И мед, и соль»...
Есть у Сэндберга и стержневая, кровная его поэтическая тема — это труд человеческий как основа бытия, это поэзия труда созидательного и порожденное капиталистической действительностью трагическое мироощущение человека, лишенного права на такой труд, лишенного возможности реализовать свои способности, осуществить свое жизненное предназначение, стать самим собой. Это горечь человека, вынужденного всю жизнь заниматься каторжной, по необходимости, работой, калечащей и духовно, и физически. Отсюда постоянное сочетание мажорных и минорных тонов, постоянные световые контрасты на создаваемом Сэндбергом поэтическом портрете Америки.
На человека труда Сэндберг смотрит не сторонним, хотя бы и сочувствующим взглядом — не так, как, скажем, Эдвин Маркем в знаменитой его поэме «Человек с мотыгой», а как участник трудового процесса. И можно не сомневаться, что уличную сценку из раннего стихотворения «Землекопы» («Два десятка зевак толпятся возле траншеи для укладки газовых труб...») он наблюдал не из толпы зевак, следивших за тяжкой работой землекопов, а из подобной же траншеи.
С юных лет поэт узнал цену хлебу насущному. За свою жизнь он переменил множество профессий, исколесил страну вдоль и поперек. В тысячеликой галерее созданных Сэндбергом образов ему дороже всего те, кому чужда собственническая мораль буржуазного общества:
Кто был тот норвежец из Южной Дакоты,
который
отправился в Сибирь и вернулся
с пшеничными зернами, открывшими
пшеничным полям Северной
Америки
тысячемильные просторы к северу?
Он мог иметь миллион долларов, а взял
взамен
миллион благодарностей.
Естественным было активное участие Сэндберга в профсоюзном и социалистическом движении, его сотрудничество в прогрессивных журналах «Мэссиз», «Либерейтер», «Нью Мэссиз».
Светлые, оптимистические тона поэзии Сэндберга неизменно связаны с народной первоосновой его творчества, с верой в неисчерпаемость сил народного сопротивления реакции, верой в духовное здоровье народа, в жизненность его революционных традиций, в конечное торжество народных чаяний о социальной справедливости, о светлой человеческой доле.
«Народ, да» — озаглавил Сэндберг главную книгу своей жизни, одно из величавших творений американской художественной мысли. И центральными в новом сборнике стали именно главы этой поэтической эпопеи.
В этой книге у Сэндберга есть одна автобиографическая миниатюра. Под ней могли бы подписаться и его великие предшественники — Филип Френо и Уолт Уитмен. Но адресуется она, конечно, будущим поколениям писателей, его преемникам, как выстраданная истина, как творческое кредо, как заповедь — чтобы не прерывалась цепь:
Один из старых чикагских поэтов.
Один из сутулых чикагских поэтов.
Имея лишь разум, дарованный богом,
Не имея ни единого цента,
Написал своим единственным
карандашом
«Я верю в судьбу человека,
я верю больше, чем могу доказать,
в будущее человечества,
в важность больших ожиданий».
(Перевод А. Сергеева)
Понятен и постоянный интерес Сэндберга к эпохе Гражданской войны, его многолетний подвижнический труд по созданию биографии Линкольна.
У всех, кто встречался с Сэндбергом, сохранилось в памяти человеческое обаяние, простота, детская непосредственность этого великого поэта Америки.
Л-ра: Иностранная литература. – 1982. – № 4. – С. 241-242.
Произведения
Критика
