Политическая лирика Малерба
Ю.Б. Виппер
Немаловажный научный интерес представляет исследование начального периода в развитии литературы французского классицизма, ее истоков. Особое внимание привлекает фигура одного из зачинателей этого направления во Франции Франсуа Малерба (1555-1628), выдающегося поэта, критика и реформатора литературного языка.
В дореволюционной русской и в отечественной литературоведческой науке творчество Малерба изучено недостаточно. Отдельные краткие очерки его литературной деятельности можно найти в общих работах по истории западноевропейских литератур вообще и французской литературы, в частности, в соответствующих хрестоматиях и энциклопедических трудах.
Наиболее полным из такого рода очерков является раздел, который посвящен Малербу в I томе опубликованной АН СССР «Истории французской литературы» и принадлежит перу С.С. Мокульского. В этом разделе убедительно разрешены общие вопросы, связанные с истолкованием и оценкой литературной деятельности Малерба. Так, например, С.С. Мокульский с большим историческим тактом, гибко и точно характеризует, с одной стороны, сложную взаимосвязь между творчеством Малерба и поэзией Ронсара и, с другой стороны — своеобразные черты, определяющие художественный метод создателя французского классицизма. Решение, которое ученый дал этим проблемам, в своих основных моментах соответствует выводам, к которым по этим спорным историко-литературным вопросам пришли в последнее время наиболее крупные французские ученые, знатоки творчества Малерба. Следует иметь в виду и то обстоятельство, что работа С.С. Мокульского была фактически написана в конце 30-х годов, т. е. до появления в свет большинства основных трудов Лебега, не говоря уже о работах Фромилага. Очерк С.С. Мокульского дает хорошую принципиальную базу для дальнейшего более детального анализа отдельных аспектов творчества Малерба отечественными учеными.
Лирические жанры в поэзии Малерба резко отгорожены друг от друга, и каждому из них, что обычно для литературы классицизма, отведен свой объект изображения, своя сфера действительности. Поэтому, с точки зрения тематики, поэтическое наследство Малерба легко поддается классификации.
Основная тема политической лирики Малерба, его од, стансов и сонетов — прославление абсолютной монархии, ее исторической миссии и деяний. В этом преклонении нет ничего мистического, иррационального. Поэт логично и ясно излагает мотивы, которые побудили его стать ревностным приверженцем самодержавия. Это не вера в божественное происхождение власти монарха и не сословные представления, а соображения государственного, патриотического порядка. Для Малерба абсолютная монархия — наиболее целесообразный государственный строй. В его глазах — это единственный общественный строй, способный претворить в действительность дорогие сердцу поэта идеалы: установить в стране внутренний мир, сохранить ее территориальное единство, обеспечить ее военную и государственную мощь. Малерб неоднократно воспевает в своих стихотворениях процветание и счастье, которые приносит его сородичам мир.
Следует, однако, отметить, что в стихах, написанных Малербом при жизни Генриха IV, хвала миру сочетается с воинственными мечтами о покорении Востока, о далеких простирающихся вплоть до Индии походах, о расправе с основным соперником — Испанией. Какое же содержание в таком случае вкладывает поэт в понятие «мир»? Совершенно очевидно, что под этим словом он подразумевает в данный исторический период прежде всего прекращение братоубийственных междоусобиц и разорительных военных действии на родной территории. Обстоятельства изменяются в годы Регентства. В произведениях этого времени Малерб придает понятию «мир» более широкий, всеобъемлющий смысл. Он не ждет от шаткого, нерешительного правительства Марии Медичи смелых завоеваний. Он мечтает лишь об одном: чтобы не развалилось с таким трудом обретенное внутреннее единство, чтобы не вспыхнули опять, губительные гражданские распри и иноземные государства не начали покушаться на неприкосновенность французских границ. Именно поэтому теперь в стихах и переписке Малерба речь идет не только о мире внутреннем, но и о мире внешнем. О сокрушении Испании, о том, чтобы стереть с лица земли Эскуриал, «опустошить испанские провинции, уничтожив там замки», теперь не говорится ни слова. Наоборот, как мы знаем, Малерб относился положительно к намерениям Марии Медичи при помощи брака Людовика XIII с испанской инфантой нормализовать отношения с могущественной соседней державой и попытаться задобрить ее. Видимо, поэт считал эти уступки неминуемыми. О том же, чтобы вступить в оппозицию Марии Медичи и симпатизировать общественным силам, добивавшимся радикального изменения правительственной политики, он и не помышлял.
Воспевая Генриха IV и его наследников на престоле, Малерб гневно осуждает их противников. Он клеймит их за стремление повернуть, историю вспять, вновь возродив ужасы и бедствия религиозных войн. И здесь происходят определенные сдвиги. При Генрихе IV Малерб этим инвективам придает сознательно какой-то безличный, чрезвычайно обобщенный характер. Приходится догадываться, к кому именно они адресованы, в какой именно социальной среде следует искать этих «злодеев», «мятежников», этих вечно неудовлетворенных и жаждущих перемен людей. Возможно, что здесь сказались некоторые особенности классицистической лирики в целом. В силу определенной умозрительности и апофеозности в ней был слабо развит образ общественного врага. Однако у этого явления есть в данном случае и более конкретные, политического порядка, причины. Малерб взывал к забвению былых обид еще недавно враждовавшими и смертельно ненавидевшими друг друга политическими группировками. Именно поэтому он и не хотел растравлять раны слишком конкретными и прямыми обвинениями.
В смутные же годы Регентства ему приходится высказываться откровеннее. Злодеями и нарушителями общественного покоя оказываются, как выясняется, мятежные вожди феодальной знати — основные, если так можно сказать, «отрицательные герои» политических од Малерба. Двадцать – двадцать пять лет тому назад они или их отцы воевали против Генриха IV в рядах Лиги. Теперь эти «охваченные беспредельной гордыней», «несущие с собой гибель» личности вновь берутся за оружие, строя свое благополучие на общественных бедствиях. Малерб не питает никаких иллюзий относительно политического облика вождей феодальной аристократии. Он убежден, что в то время как монархия печется об общих интересах, каждый из них думает лишь о себе. Поэту совершенно очевиден эгоистический, своекорыстный характер их поведения. «Что касается грандов, которые провоцируют войну..., — пишет он, — то они, если бы могли достичь взаимного соглашения, безусловно были бы способны причинить зло: но ни во Франции, ми где-либо в другом месте на свете, не было видно, чтобы эти люди достигали всеобщей договоренности. Не успевают они прийти к соглашению, как частные интересы их уже разъединяют». В «Оде на поход короля Людовика XIII для усмирения бунта в Ла-Рошели» Малерб обрушивается и на гугенотскую партию. Он объявляет ее рассадником непрестанно возникающих беспорядков и мятежей.
Образ общественного врага и в политической лирике Малерба 10-20-х годов не развернут, но он все же, как правило, заметно более конкретизирован, чем раньше. Правда, это относится не ко всем произведениям данного периода. Так, в стансах «Господину первому президенту с целью преподнести ему утешение по случаю смерти его супруги» мы обнаруживаем еще одну причину, побуждавшую Малерба так обобщенно и одновременно неопределенно трактовать образ политических противников монархии в своей лирике: любая форма сопротивления самодержавию, от кого бы она ни исходила, воспринималась поэтом a priori как преступление, как злонамеренное покушение на благополучие государства.
Преклоняясь перед монархией и идеализируя ее исторические заслуги, Малерб не считал, что она стоит выше суда человеческого. Поэт различает монархов добрых, благодетелей отечества (ярчайшим их представителем является в его глазах Генрих IV) и монархов дурных, не выполняющих своего общественного долга и заслуживающих строжайшего осуждения. Образ такого монарха, нерадивого правителя, Малерб нарисовал в стансах «Молитва за здравие короля Генриха Великого, направляющегося в провинцию Лимузен», противопоставив его идеальной фигуре Генриха IV. Намеки поэта весьма прозрачны. Совершенно очевидно, что он имеет в виду предшественника Генриха IV на троне. Малерб сам некогда расточал лесть Генриху III, посвящая ему «Слезы святого Петра». Теперь он воспроизводит гораздо более правдоподобный портрет покойного короля. Строфа, которая содержит эту бичующую характеристику, заслуживает того, чтобы ее процитировать:
Quand un roi fainéant. la vergogne des princes,
Laissant à ses flatteurs le soin de ses provinces,
Entre les voluptés indignement s’endort,
Quoique l’on dissimule. n’en fait point d’estime,
Et si la vérité se peut dire sans crime,
C’est avecque plaisir qu’on survit à sa mort.
В этом отрывке особенно примечательна последняя строка, преисполненная глубокого, хотя и недосказанного смысла. Малерб (в отличие, скажем, от таких мыслителей, как Боден или Шаррон) не говорит прямо о том, что одобряет насильственное устранение монарха, не оправляющегося с возложенной на него миссией. Однако слова «с удовольствием переживаешь кончину подобного короля» уже сами по себе звучали для того времени довольно смело. Деспотический образ правления, противоположный власти доброго и справедливого монарха, Малерб называет тиранией. Этот термин дважды встречается в его стихотворениях и оба раза употребляется поэтом для обозначения политического режима, который хотят установить в стране враги Генриха IV, покушающиеся на его жизнь. Понятно, что эти попытки переворота вызывают у Малерба возмущение.
Таким образом, Малерб не рассматривает монархию как некое божественное учреждение (хотя иногда и ссылается на поддержку, оказываемую ей провидением). Поэт не опирается в ее оценке и на династический принцип легитимности. Основной критерий, которым он руководствуется, обосновывая свои суждения о монархии, — это приносимая ею общественная польза. Именно поэтому важнейшим моментом, санкционирующим торжество абсолютной монархии, является в глазах поэта общественное признание. Малерб в этом отношении выдвигает довольно радикальные для своего времени мысли. Мы находим у него, например, стихи, в которых он заявляет, что, если бы корона и не принадлежала Генриху IV по законам наследства, то он заслуживал бы того, чтобы получить ее из рук народа в результате избрания:
...si de cette couronne
Que sa tige illustre lui donne,
Les lois ne l'eussent revêtu,
Nos peuples, d’un juste suffrage.
Ne pouvaient, sa.ns faire naufrage,
Ne l’offrir point à sa vertu u.
Нарушение Малербом последовательно легитимистских принципов — знаменательно. Оно свидетельствует о влиянии, которое на его мировоззрение оказывали прогрессивные, обусловленные развитием буржуазных отношений веяния. Это воздействие сказывалось и в другом: в очевидном предпочтении, отдаваемом личным заслугам перед аристократической родовитостью и кастовой спесью, в утверждении необходимости твердо и нерушимо соблюдать независимо от происхождения и состояния равенство перед законами, в прославлении крепости и всеобщности последних.
Между тем эти прогрессивные устремления эпохи находят у Малерба чрезвычайно обобщенное и отвлеченное выражение. Идеализируя абсолютную монархию, Малерб в своих одах выдвигает только те политические задачи (торжество государстве ни о го единства, установление правового порядка, укрепление военной мощи страны), которые соответствуют одновременно устремлениям и дворянской среды и широких буржуазных кругов. Абсолютная монархия для Малерба — это тот государственный строй, который действеннее всего может обеспечить политический союз имущих слоев французского общества, так называемых «порядочных людей» («gens de bien»). Этой политической программе он стремится вместе с тем придать характер всеобъемлющий, всенародный. Для него она как бы воплощение незыблемых, обязательных для всех общечеловеческих законов разума. Он сознательно оставляет в тени, не замечает многие раздирающие французское общество серьезные внутренние противоречия и прежде всего предпочитает не говорить о реальных условиях существования людей из народа. Его муза как бы парит над этими противоречиями, игнорируя их. Исключение здесь составляет лишь расхождение между интересами абсолютной монархии и реакционных, пытающихся повернуть историю вспять центробежных феодальных сил. Этот конфликт постоянно приковывает внимание поэта. В развернутом или неразвернутом виде он наличествует во всех его наиболее значительных политических одах, придавая им внутреннюю драматическую напряженность. Затрагивая эту тему, Малерб предвосхищает идейные мотивы, которые заняли затем видное место в трагедиях Корнеля.
Что же касается столкновения между правами личности и государственным началом (конфликта, прозвучавшего уже в XVI в. в творчестве поэтов Плеяды и получившего позднее глубокую художественную разработку в драматургии Корнеля и Расина), то оно не находит отражения в поэзии Малерба. Для последнего личность как бы растворяется в государстве, обретая в борьбе за его процветание истинный смысл своего существования. Представление об общественных интересах полностью совпадает у Малерба с понятием государственного блага.
Мысли об общественной миссии монархии приводят Малерба к понятию «народ». В письме Пейреску, посвященном описанию событий, которые последовали за убийством Генриха IV, поэт солидаризируется с известным, восходящим к античности высказыванием, приравнивающим «голос народа голосу божьему». Не раз упоминается о народе и в одах Малерба. К народу поэт обращается, призывая его ликовать по поводу благополучного прибытия Марии Медичи во Францию. От имени народа прославляет он Генриха IV и просит короля беречь себя. Во всех этих случаях слово «народ» имеет широкий обобщающий смысл, обозначая население Франции в целом, нацию как таковую, и выступает в качестве синонима местоимения «мы», заменяющего в одах Малерба обычное лирическое «я». Придавая слову «народ» данное, наиболее отвлеченное значение, Малерб употребляет его в соответствии с распространенным во французском языке XVII в. обычаем во множественном числе: «les peuples».
Народ же как социальная категория, как обозначение определенной, трудовой части нации почти совсем не фигурирует в политической лирике Малерба. Употребленное в таком смысле это понятие возникает перед нами в одиннадцатой строфе стансов «Prière pour le roi Henri le Grand...» (примечательно, что в данном контексте оно употреблено поэтом уже не во множественном, а в единственном числе: «le peuple»). Малерб предсказывает здесь, что Генрих IV, укрепив мощь Франции, обеспечит стране длительный мир и что тогда:
Les veilles cesseront au sommet de nos tours,
Le fer mieux employé cultivera la terre,
Et le peuple, qui tremble aux frayeurs de la guerre,
Si ce n’est pour danser, n’orra plus de tambours.
Характерно, однако, что и тут поэт предпочитает общее, видовое обозначение (le peuple) и более отвлеченную, умозрительную метонимию (le fer), но не воссоздает конкретного образа труженика, обрабатывающего землю.
Эта строфа знаменательна и еще в одном отношении. Изображению судьбы народа, управляемого абсолютной монархией, Малерб придает, как правило, пасторально-идиллический оттенок. Именно здесь, в решении этой темы, и обнаруживают себя особенно заметно идеализирующие реальную действительность тенденции его поэзии.
Малерб — страстный поклонник самодержавия, сосредоточения власти в руках одного правителя. Именно поэтому для него существеннейшую роль играет личность монарха, его внутренние качества. Малербу, конечно, особенно импонировал Генрих IV. Воспеванию его монарших достоинств, его твердой воли, мудрости, милосердия, его воинских доблестей и рыцарственности поэт уделяет особенно много места в своих одах и стансах. При этом, как бы ни был приукрашен портрет Генриха IV у Малерба, он нередко овеян и согрет теплом неподдельного чувства преклонения и восхищения. Дифирамбы здесь более содержательны, чем в одах, посвященных Марии Медичи. Людовику XIII или Ришелье. Они вырастают из конкретных наблюдений, сочетаются с обоснованием определенной политической программы, озаряются проблесками некоей философии истории. Перед нами не просто столь распространенный в придворной поэзии XVI-XVII вв. напыщенный, условный панегирик могущественному владыке. Генрих IV в одах Малерба выступает и как излучающая обаяние личность и как государственный деятель большого масштаба, как монарх, с именем которого связан настоящий исторический перелом в жизни французской нации. Во французской литературе XVIII в. и, в первую очередь, в «Генриаде» Вольтера получил распространение образ Генриха IV как некоего идеального просвещенного монарха. Поэзия Малерба расчищала путь этой легенде, созданной через столетие усилиями буржуазных поборников теории просвещенной монархии.
Наиболее восторженны по тону, но вместе с тем и во многом искусственны, взвинчены и риторичны поэтические комплименты, которыми Малерб осыпал Марию Медичи. Здесь на первый план выступает желание угодить, польстить правителю-женщине. Поэт знает, что чем более гиперболичной будет эта лесть, тем более благосклонно она будет принята королевой-матерью. В этих стихах ярко выражены тенденции барочные. В них Малерб выявляет себя прежде всего как умеющий курить фимиам поэт-царедворец.
Известное исключение составляет ода «Королеве по поводу ее благополучного прибытия во Францию» («A
И тем не менее нет ничего удивительного в том, что «Ода королеве» поражала умы современников. Она действительно заключает в себе нечто новаторское, ранее невиданное во французской поэзии. Конечно, мы обнаруживаем в ней и черты, сближающие ее с художественным творчеством Берто и Дю Перрона. Она многими нитями связана с поэтическими традициями придворной поэзии конца XVI столетия. И все же сквозь пышность традиционного верноподданического славословия в ней пробиваются и приковывают к себе внимание интонации, незнакомые поэтическому творчеству непосредственных предшественников Малерба. Это прежде всего излучаемое одой ощущение внутренней мощи, которого часто не хватало расплывчатым сочинениям Дю Перрона и Берто. Источник этой поэзии — непоколебимая уверенность поэта в несокрушимом могуществе монархической государственности, которую он воспевает в лице королевской четы. Его голос обращен к тысячам сограждан и в свою очередь служит рупором их настроений, их чаяний и устремлений. Поэт выступает однако не только в качестве витии, вещающего о грядущих победах и завоеваниях, но и в качестве мыслителя, размышляющего о непреложных законах бытия, и в качестве общественного деятеля, оценивающего политическую обстановку (примечательно умение, с которым Малерб вплетает в поэтическую ткань оды, не нарушая ее общего возвышенного тона, намеки на злободневные политические события). Именно в тех местах оды, где Малерб от хвалы монаршей семье, от условных комплиментов Марии Медичи переходит к размышлениям философского и гражданственного характера, поэтическая сила сочетается у него с простотой и чеканностью художественного выражения (таковы, в первую очередь, X и XIX строфы).
Знаменательно далее, что в лучшем из поэтических произведений Малерба, обращенных к Людовику XIII, в оде «На поход для усмирения бунта в Ла-Рошели», непосредственная характеристика личности самого монарха почти полностью отсутствует. Образ короля возникает по преимуществу косвенно: из обращенных к нему призывов поэта. Все это придает фигуре Людовика XIII какой-то лишенный индивидуальных черт безличный характер, делает ее величавой, но жесткой и бездушной. Чем вызван такой холодок со стороны поэта, трудно сказать. Но сам факт очевиден: перспектива нарисовать развернутый портрет этого монарха не вдохновила воображение поэта. Зато четыре строфы отведены восторженному по содержанию, хотя и витиеватому, рассудочному с точки зрения формы, отзыву о кардинале Ришелье.
И еще больше места занимает замечательный, дышащий внутренней мощью автопортрет. Стареющий поэт, физически слабея, сдаваясь перед неумолимым натиском лет, вместе с тем сознает неувядающую, юношескую свежесть своего духа. Тема, которую Малерб здесь развивает и которую он унаследовал от Плеяды, — преисполненное внутреннего достоинства сопоставление могущества монарха и поэта — всплывает еще в одах, написанных в честь Генриха IV. Однако тогда она решалась Малербом в несколько ином плане. В заключительных строфах «Оды королю Генриху Великому на счастливое и успешное окончание Седанского похода» на первый план выступает утверждение величия поэзии. О самом себе Малерб говорит со сдержанной скромностью. В оде же «Королеве Марии Медичи на счастливое и успешное начало ее регентства» и в оде, обращенной к Людовику XIII по случаю похода на Ла-Рошель, мы наблюдаем иное. Здесь поэт горделиво подчеркивает прежде всего свое собственное всесилие, свою способность даровать бессмертие и свое превосходство над собратьями по перу. Строфы, в которых находит свое развитие эта тема, оттеняют принципиальность монархических убеждений, декларируемых поэтом. Тем самым они придают его лучшим одам тот общественный пафос, который был во многом утерян слишком подобострастной и раболепной по своему тону придворной поэзией Депорта и Дю Перрона. Это ощущение собственного достоинства не покидало, естественно. Малерба и тогда, когда он обращался к аристократическим сеньорам, вроде герцога Бельгарда. Конечно, в оде, посвященной последнему. Малерб не скупился на лесть, но в данном случае она смягчалась и уравновешивалась оттенком дружеского равенства и интимной близости.
Анализ идейного содержания политической лирики Малерба отчетливее выявляет социальные истоки его творчества. Поэт отражает в своих одах умонастроения тех кругов французского дворянства и французской буржуазии, которые обусловили в конце XVI в. торжество абсолютной монархии и которые и в дальнейшем (в том числе и в преисполненный внутреннего брожения период, охватывающий 10-е и начало 20-х годов) выступали ее рьяными приверженцами. При этом Малерб, официозный придворный поэт, приближенный Генриха IV и Марии Медичи, ярый поклонник кардинала Ришелье и друг президента Дю Вера, субъективно в большей мере тяготел к правому крылу этого широкого абсолютистского по своим политическим убеждениям общественного лагеря. Какое бы всеобъемлющее, общенациональное звучание Малерб (этот «нормандский дворянин, одаренный практическим чутьем буржуа», как его удачно назвал Г. Ланеон) ни стремился придать своему творчеству, по существу внутренне наиболее близкой ему социальной средой были магистраты, представители «дворянства тоги» и так называемое «новое» (т. е. стремившееся приспособиться к развивающимся капиталистическим порядкам) дворянство в целом.
Политическая лирика Малерба представлена разными жанрами: одой, стансами, сонетом (политические по своей проблематике стихи Малерб особенно охотно облекал в форму сонета в начале 20-х годов. В качестве примера можно привести написанный в
Политической лирике Малерба-классициста присуща ораторская окраска. С. С. Можульский дал верное и точное определение: «Малерб понимает оду как речь в стихах о каком-либо важном событии современной политической жизни». Ода Малерба действительно приурочена обычно к какому-нибудь знаменательному общественному происшествию: то это прибытие Марии Медичи во Францию, то поездка Генриха IV в Лимож, то неудавшаяся попытка покушения на жизнь монарха, то поход Людовика XIII на Ла-Рошель и т. д. Несколько видоизменяя справедливое замечание С.С. Мокульского, можно сказать, что в своей совокупности оды Малерба содержат отклик, если и не на все, то на многие значительные события политической жизни своего времени.
Это отнюдь не означает, однако, что ода Малерба представляет собой характерный образец так называемых стихов на случай, с присущим последним эмпиризмом и быстротечностью. То или иное конкретное общественное событие Малерб рассматривает обычно лишь как исходный момент, как повод. Отталкиваясь от него, поэт наполняет свое произведение гораздо более широким и общезначимым идейным содержанием. Сила и своеобразие од Малерба и заключается в стремлении к обобщению, к передаче тех общих чувств и мыслей, которые вызывает у поэта осмысление общественной жизни Франции, судеб страны и предназначения абсолютной монархии. То или иное событие интересует Малерба не как материал для повествования, а как предмет размышления. Превосходство Малерба над его непосредственными предшественниками и состояло в том, что он превращал политическую поэзию из стихотворной придворной хроники в лирические раздумья, посвященные вопросам общенационального значения.
Этому способствовал и выбор темы. Внимание поэта сосредоточивалось не на частностях придворного быта, не на событиях, представляющих ограниченный династический интерес, а на явлениях действительно большого политического резонанса. Этому способствовала и сама манера обработки избранной темы, отсекавшая все мимолетное, случайное. Из од Малерба вырисовывалась определенная концепция исторического процесса. Поэт излагал цельную политическую программу. Он охотно предавался и более отвлеченным философским размышлениям относительно закономерностей человеческой судьбы, роли рока и всесилия времени, обильно вводил в свои стихотворения рассуждения на моральные темы. Именно в этих философско-моральных отступлениях он зачастую достигал особенных поэтических удач. Чем более обобщенным был тот угол зрения, под которым следовало охватить жизненные явления, тем лучше и увереннее чувствовал себя Малерб-поэт.
Стремление сблизить оду с торжественной речью, подчиняя построение поэтического произведения законам риторики, конечно, усиливало в политической лирике Малерба элементы рассудочности. Основной акцент делался на последовательное, максимально четкое развитие мысли. Отсюда вытекал и отказ от излишних описаний, мифологических сравнений и параллелей, сюжетных отступлений, т. е. от всего того, что могло бы сделать оду более красочной и пышной, но вместе с тем уводило и отвлекало бы от основного хода мысли, заслоняло и скрывало бы ведущий идейный стержень.
Той же цели была призвана служить и композиция. Она в одах Малерба всегда крайне проста и логична. Возьмем к примеру «Оду на счастливое и успешное окончание Седанского похода». Произведение это легко поддается членению. Мы обнаруживаем в нем несколько самостоятельных разделов. Каждый из них, однако, органически связан со следующим, и вместе взятые они образуют единое, стройное, внутренне крепко спаянное целое. Малерб начинает с описания победы Генриха IV над герцогом Бульонским (это описание весьма своеобразно, ибо речь идет не о воспроизведении живописных деталей сражения, разыгравшегося вокруг крепости Седан, а о сжатом определении сущности происшедших событий). Рассказ о победе побуждает поэта перейти к восхвалению монарха, и эта хвала, в свою очередь, перерастает в пророческое предсказание грядущих триумфов монархической Франции. Завершается ода размышлениями о могуществе поэзии. В этой связи следует отметить и энергичное, стремительное начало од Малерба, умение поэта с хода, без растянутых вступлений, приступать к развертыванию основной темы.
Как бы риторичны, интеллектуально сгущены, а во многом и рассудочны ни были оды Малерба, они отнюдь не лишены эмоционального начала. Основная отличающая их эмоциональная тональность — это приподнятая торжественность. Иногда эта торжественность перерастает в напыщенное словословие. Однако в лучших одах Малерба-поэта, одаренного чувством монументальности, она обретает поэтическую обоснованность и проникновенность.
Конечно, хвалебные оды Малерба в значительной мере идеализируют и схематизируют реальную действительность, преувеличивая историческую роль монархии, ее общественные заслуги. Однако в одах Малерба слышны не только одни апофеозные или идиллические ноты. Эмоционально они сложнее и многограннее. В них можно различить и гордость, восхищение достигнутыми абсолютной монархией успехами и одновременно непрестанную тревогу за будущее. Неточно поэтому было бы утверждать, что в глазах Малерба динамикой и противоречиями обладает лишь прошлое, а настоящее, связанное с победой абсолютной монархии, предстает статичным и застывшим в идиллическом покое. Поэта не только преследуют гнетущие воспоминания о недавнем прошлом, о хаосе религиозных войн. Он чувствует, что угроза возврата к этому прошлому отнюдь не устранена, понимает, что реакционные круги делают все возможное для того, чтобы вновь ввергнуть страну в пучину опустошительных гражданских войн. Однако Генрих IV препятствует осуществлению их замыслов, и эти темные силы плетут коварные заговоры, покушаясь на жизнь короля. Смерть подстерегает его ежечасно. Еще за несколько лет до убийства Генриха IV католиком-фанатиком Равальяком Малерб предчувствовал возможность подобного политического катаклизма и отразил это предчувствие в своих произведениях. Наличие его и придает таким стихотворениям, как, скажем, ода «В связи с покушением, совершенным на Новом мосту» или стансы «Молитва за здравие короля», внутренний накал и оттенок затаенного трагизма. Если иногда (например, в некоторых обращенных к Марии Медичи одах) история и предстает у Малерба в качестве пышной феерии, эффектной парадной инсценировки, то в крупнейших своих произведениях поэт изображает ее в виде многотрудного, требующего жертв и сурового напряжения сил, преисполненного противоречий пути.
В этом отношении особенно примечательны неоднократно уже упоминавшиеся нами стансы «Prière pour le roi Henri le Grand, allant en Limousin». Если изобилующая аллегориями ода «На счастливое » успешное окончание Седанского похода» отличается несколько однообразным витийством и рассудочностью, если в железном ритме «Оды на поход Людовика XIII» выразительно передана грозная поступь сметающей на своем пути все препятствия абсолютной монархии, то стансы «Молитва за здравие короля» — одно из эмоционально наиболее насыщенных произведений политической лирики Малерба. Не случайно А. Шенье в своем комментарии к Малербу отнес это стихотворение к числу самых удачных произведений поэта.
Это впечатление возникает не сразу при чтении стансов. В первой строфе еще преобладают холодные поэтические штампы и расплывчатые абстракции (ужасы и бедствия гражданской войны обозначаются словами «vaines fureurs», победу самодержавия над противниками абсолютной монархии поэт характеризует выражением «дерзость была повергнута к стопам разума» и т. д.). Однако вскоре поэтическая интонация становится иной — белее теплой и одновременно более взволнованной. Причина этого — ощущение поэтом того, что победа, достигнутая Генрихом IV, непрочна, что у короля есть могущественные враги, что жизни монарха и делу, за которое он борется, угрожает опасность. Внутренний мир и единство, которые установились в стране и которые поэт воспевает, оказываются относительными, способными рухнуть. Малербу, приверженцу абсолютной монархии, хотелось бы, чтобы движение истории замерло, приостановилось. Однако жизненная правда противоречит этому стремлению: в стихи Малерба вторгаются отзвуки общественных столкновений, подспудно зреющих и готовых разрешиться взрывом конфликтов. Покой и внутреннее равновесие, которые Малербу-классицисту хотелось бы увековечить, оказываются нарушенными. Поэт с горечью заключает, например, в пятой строфе стансов:
Un malheur inconnu glisse parmi les hommes,
Qui les rend ennemis du repos où nous sommes;
L'a plupart de leurs voeux tendent au changement;
Et comme s’ils vivoient de misères publiques,
Pour les renouveler ils font tant de pratiques,
Que qui n’a point de peur n’a point de jugement.
Следует, правда, отметить, что мрачные предчувствия, преследующие поэта, выражены им и здесь в весьма обобщенной и отвлеченной форме. Как бы то ни было, однако, тревога, испытываемая Малербом, придает более богатую эмоциональную окраску и большую внутреннюю динамику его произведению, побуждая поэта резче, чем обычно, распределить свет и тени. Не случайно именно в стансах «Молитва за здравие короля» мы и находим уже упоминавшийся нами ранее гневный выпад против дурных, не выполняющих свой долг монархов. С другой стороны, именно в «Стансах» прогрессивные черты общественных взглядов Малерба выражены отчетливее, чем в каком-либо другом; произведении его политической лирики. Я имею в виду прежде всего строфу:
La rigueur de nos lois, après tant de licence,
Redonnera le coeur à la faible innocence,
Que dedans la misère on faisoit envieillir
A ceux qui l’oppressoient, il ôtera l’audace;
Et sans distinction de richesse, ou de race,
Tous de peur de la peine auront peur de faillir.
Вряд ли найдется другое стихотворение Малерба, в котором так недвусмысленно осуждался бы режим, предшествовавший правлению Генриха IV, в котором так четко выдвигалось бы требование гарантировать людям независимо от их социального положения равенство перед законом. В стансах же «Молитва за здравие короля» Малерб находит особенно выразительные поэтические слова для того, чтобы воспеть радости мирного времени. Правда, и тут, как уже говорилось, он отдает дань типичному для него тяготению к абстракции. Однако наряду с холодными и безличными стихами, вроде «Le fer mieux employé cultivera la terre», справедливости ради следует отметить в описании ожидающего народа изобилия и такие красивые и гармоничные строки, ставшие затем классическими и хрестоматийными:
Toute sorte de biens comblera nos familles.
La moisson de nos chair.ps lassera les fauci les.
Et les fruits passeront la promesse des fleurs.
Художественную выразительность и большую искренность стансам Малерба придает и еще одно обстоятельство. Воспеваемые поэтом завоевания и благодеяния монархии проецированы им в будущее. Малерб не утверждает, что они уже претворены в реальность (это усугубило бы в его произведении черты верноподданической апофеозности). Они предстают лишь в виде некоей еще ожидающей своего осуществления программы действия, в форме пожеланий поэта и его единомышленников, их мечты.
Стихотворение Малерба окрашено в религиозные тона. Стансы написаны в форме молитвы за здравие короля. Обращаясь к всевышнему, поэт просит его о заступничестве и, в первую очередь, умоляет оберегать короля. Поэт убежден, что пока Генрих IV жив, судьба Франции может не вызывать опасений. Эти религиозные мотивы своеобразно переплетаются с рационалистическими тенденциями и как бы размываются последними. Бог Малерба, автора стансов, лишен каких-либо приметных специфически христианских черт. Это — образ чрезвычайно абстрактный. Он воспринимается скорее как поэтическая персонификация рока, фортуны, справедливости и разума. В первой же строфе, например, бог изображается Малербом в качестве некоего служителя разума, повергающего к стопам последнего разнузданную дерзость. К тому же сверхличные силы, преобладающие над волей короля, не только воплощаются в образе бога. Они связываются местами поэтом с побуждениями людей, с особенностями человеческой натуры, и в этом контексте приобретают совершенно земной, посюсторонний характер.
Религиозность Малерба носила довольно внешний и достаточно условный характер (об этом свидетельствуют, в частности, и факты, о которых рассказывает Ракан в своем «Жизнеописании Малерба»). Это была прежде всего дань традициям, выражение пиетета по отношению к существующим устоям, к государственной власти. В религии поэт видел средство, способствующее поддержанию господствующего порядка и сохранению единства страны. Малерб принимал религию рассудком, но она не слишком глубоко затрагивала мир его чувств. Не проникала она и в сердцевину его философских убеждений. Сущность последних заключалась в пафосе познания действительности разумом, в восхищении твердостью человеческой воли.
Политические оды Малерба позволяют лучше понять ту не лишенную сложности диалектику взаимоотношений, которая связывает творчество создателя «Оды королеве» с поэтическим наследием Ронсара. Как бы субъективно отрицательно Малерб ни относился к литературной деятельности Ронсара. по существу он строил здание своей политической лирики на фундаменте, унаследованном от замечательного поэта XVI в. Истинным родоначальником политической оды классицизма — приподнятой, торжественной поэтической речи, овеянной патриотическим пафосом и прославляющей в качестве национальных героев деятелей монархии — был вождь Плеяды. И в то же самое время оды Ронсара были столь же непохожи на оды Малерба, как воспетый ренессансным поэтом бурно разросшийся Гастинский лес на распланированный по всем правилам геометрии и старательно обстриженный придворный парк. Произведения Ронсара гораздо более полифоничны, тематически более многогранны, эмоционально полнокровны, чем оды Малерба. Малерб устранял из оды всякие следы эпического начала, всякие элементы сюжетности (в частности, занимающие такое большое место у Ронсара пересказы древних мифов) и одновременно сдерживал, обуздывал бурный напор лирических эмоций, с такой силой клокотавших в одах Ронсара. Ронсар в одах с упоением рисовал внешний облик героев, живописал картины природы, предавался изображению баталий. Устремления же Малерба обходиться без сюжетных отступлений и без развернутых описаний имели два аспекта. С одной стороны, здесь еще раз сказывалось желание освободить оду от всего того, что мешало бы максимально ясному изложению основной идеи. В пиндарических одах Ронсара бездна поэзии. Однако их идейное содержание часто туманно и расплывчато. А с другой стороны, в этом отказе Малерба от повествовательного начала сказывалась и рационалистическая отвлеченность его поэзии, тяготевшей к идейному осмыслению действительности, но чуждавшейся непосредственного чувственно-образного и объективного отражения реального мира.
Л-ра: Филологические науки. – 1965. – № 2. – С. 14-26.
Произведения
Критика
