Арман Салакру. Архипелаг Ленуар
(Отрывок)
Посвящается Реймону Кэно
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Поль-Альбер Ленуар — дед.
Виктор Ленуар — его сын, 45 лет.
Мари-Терез Робек-Ленуар — его дочь, 40 лет.
Адольф Робек-Ленуар — его зять, 53 года.
Мари-Бланш Робек-Ленуар — его внучка, 19 лет.
Гийом Робек-Ленуар — его внук, 24 года.
Графиня Ортанс Казетт — сестра Адольфа, 42 года.
Виконт Шарль-Огюст Казетт —брат ее покойного мужа.
Княгиня Шарлотта Бореску — урожденная Полетта Шатель, 40 лет.
Князь Фердинан Бореску (Бобо) — 60 лет.
Жозеф — дворецкий.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Где-то в департаменте Кальвадос, в фамильном замке Ленуаров. Мрачная гостиная. Две-три двери, окна и, если память мне не изменяет, узкая застекленная дверь, выходящая на сырую и унылую террасу. Среди разностильной мебели — нормандской, времен Империи, Луи-Филиппа и Наполеона III, — тщательно начищенной и натертой воском, выделяется роскошная китайская ширма, в давние времена приобретенная отцом — Полем-Альбером Ленуаром.
События происходят 3 июля 1935 года. Когда поднимается занавес, гостиная не освещена. Жозеф, дворецкий, зажигает лампы и выходит. Тотчас появляется Поль-Альбер Ленуар в состоянии крайнего возмущения и возбуждения.
Играть все это происшествие следует просто, как это бывает в жизни, — без «нажима». Все персонажи естественны, и, если они и нелепы, актеры этого не замечают; на то существует зритель.
Дед. Нет, нет и нет! Ничто не может заставить меня забыть, что я Поль-Альбер Ленуар!
За ним идет его дочь Мари-Терез.
Мари-Терез. Папа, прошу тебя, папа! Я с ума сойду! У меня нервы не выдерживают!
Входит Адольф в сопровождении своей сестры, графини Ортанс Казетт.
Адольф (тестю, сухо). Вот ваше кресло. Садитесь и ждите!
Дед. Чего, собственно, уважаемый зять?
Ортанс. Адольф! Адольф! Я знаю, ты поймешь меня! Когда я узнала, у меня ноги подкосились.
Адольф. Раз уж вам, дорогая сестра, все равно придется участвовать в семейном совете... (Подводит ее к Мари-Терез).
Мари-Терез. И надо же! Именно сегодня!.. В ту самую минуту, когда явилась Полетта. Тридцать лет мы ее не принимали! Решили, наконец, все ей простить, — раз уж она вышла замуж за князя и стала княгиней Бореску.
Ортанс. Признайся, ты не ожидала, что он окажется таким красавцем?..
Мари-Терез. Разве?.. Я не обратила внимания. Впрочем, ее личная жизнь нас не касается. Какой ужас! Войдя в наш дом, эта падшая женщина прежде всего столкнулась с полицейским, пришедшим арестовать папочку! Папочку!
Ортанс. Я в полной растерянности!
Входит княгиня.
Княгиня (Адольфу). Ну и что? Что же, мой милый?
Адольф подводит ее к женщинам, сидящим справа.
Что это — сон, недоразумение? Или старик действительно все еще такой бойкий?
Ортанс. Кошмар, княгиня! Такие неприятности в присутствии вашего супруга!
Княгиня. Князь? Князь в восторге!
Ортанс (удивленно). В восторге?
Княгиня. Он обожает подобные штучки.
Входят Мари-Бланш и виконт. Некоторое время молчат
Мари-Бланш. Я заявляю при всех, что освобождаю виконта Казетт от его обязательства.
Дед. А я запрещаю расторгать эту помолвку и настаиваю на этой отличной партии! Брак задуман мною, и он состоится.
Адольф. Мне кажется, дорогой тесть, что вы не вполне ясно представляете создавшееся положение.
Дед (словно во всем виновато положение). Вполне с вами согласен, положение дурацкое!
Входят князь и Виктор.
Князь. Так, значит, вся эта история свалилась на вас неожиданно?
Виктор. О! Совершенно неожиданно.
Адольф (столь торжественно, что остальные члены совета сперва даже остолбенели). Я не буду оправдываться, нам не до светских условностей. Хочу тем не менее поблагодарить князя Бореску за его своевременное вмешательство, без которого наш отец уже сидел бы в тюрьме Пон л’Эвек.
Дед. Вы сошли с ума, Адольф. Я никогда бы этого не позволил.
Князь. Мое почти невольное вмешательство дает вам, увы, лишь краткую передышку. Полицейский инспектор согласился провести ночь под вашим кровом, но с восходом солнца он выполнит приказ, он не имеет права ослушаться.
Княгиня. Но, Бобо, ведь вам он не откажет. (К Ортанс.) Если бы вы только знали, как действует княжеский титул на полицейских. Они такие снобы.
Слева направо: князь, затем одиноко сидящий в своем кресле дед, затем, возле маленького столика Адольф и немного позади него — виконт. Справа женщины. Виктор ходит взад и вперед.
Виктор (неуверенно). Как же, Адольф, мы будем решать? Тайным голосованием?
Дед. Я протестую. Я вообще против всякого голосования.
Чтобы иметь законную силу, семейный совет должен быть под моим председательством. Кроме того, не члены нашей семьи...
Виконт. Я мечтаю удалиться...
Адольф (сперва обращаясь к князю). Виконт Шарль-Огюст Казетт должен был послезавтра отпраздновать свою помолвку с Мари-Бланш. Когда совет вынесет решение, виконт сам скажет, согласен ли он на этот брак. Но раз судьбе было угодно, чтобы он одновременно с нами узнал о постигшем нас несчастье...
Княгиня. Не проболтайся полицейский, вы бы ничего нам не сказали. Останься Бобо в неведении, дедушку увезли бы в «черном вороне» и вы бы нам сейчас объявили, что у него болит голова.
Дед. У меня-таки действительно болит голова.
Адольф. Мы должны принять меры и сохранить незапятнанным имя Ленуаров, которое мы все носим.
Княгиня (перебивая его). Вся семья в сборе?
Адольф. Нет! Брат Мари-Бланш, наш сын Гийом, слушатель офицерской кавалерийской школы в Сомюре, должен приехать только завтра... Увы, у нас так мало времени.
Ортанс (встает). А наши усопшие? А все наши усопшие? Я хочу, чтобы они были сегодня здесь, — я вызываю их! Я сестра Адольфа, но не забываю, что прежде всего вдова графа Казетт, вашего брата, Шарля-Огюста. Он любил вас так нежно, но тогда вы были лишь трехлетним младенцем. Я стала женой графа Казетт третьего июля тысяча девятьсот четырнадцатого года, а семнадцатого августа тысяча девятьсот четырнадцатого года мой возлюбленный супруг двадцати трех лет от роду пал смертью храбрых, ведя своих солдат в бои с превосходящими силами противника.
Княгиня. Значит, вы были замужем только шесть, недель?
Ортанс. Из них три недели военного времени.
Княгиня. О, бедняжка, вы так и остались вдовой?
Ортанс. Именно так! Ибо мне известно, что мой дорогой супруг видит, как я без него продолжаю жить на земли для него... ем блюда, которые терпеть не могу, двадцать лет меня от них тошнит, но я их ем, ибо Люсьен их любил, — например, шпинат со сметаной или бараньи мозги. Я все это ем, чтобы, глядя на меня, он радовался любимому блюду.
Княгиня. Ах! Представляю себе: двадцатилетний юнец с неба наблюдает, как его красавица невеста превращается и старую даму! О боже! Скорей развеселите меня. Бобо, спасите меня от этого мрака.
Виконт. Благодарю графиню Ортанс за память о брате Люсьене, завещавшем мне пример героической кончины.
Виктор. В очень многих французских семьях, мой юным друг, вы встретите, увы, подобные примеры. Мой брат Жан Поль тоже безвременно погиб.
Мари-Терез. Он погиб в тысяча девятьсот семнадцатом. Ему было двадцать два года. Когда мама узнала о его смерти, то с горя пошла сестрой милосердия на фронт, старалась быть как можно ближе к передовой и сорока пяти лет была награждена Военным крестом.
Дед. Я никогда ничего не говорил об этой истории, но…
Адольф. Что «но»?
Дед. Разумеется, я был уже стар, чтобы воевать в четырнадцатом году... Но с восемнадцатого года, когда на официальных церемониях Валентина стала появляться рядом со мной, вся увешанная медалями и орденами... Хотя я и старался молчать и закрывать на все глаза, все же меня это коробило.
Мари-Терез. Чем ты недоволен? Мамочка выхлопотала тебе орден Почетного легиона!
Адольф (князю). Вы, к сожалению, не знали этого чудесного создания, чья жизнь была соткана из нежности и энергии. Эта святая женщина обладала непоколебимым чувством долга и душой необыкновенной чистоты. Господь наверняка призвал ее к себе... Моя теща, урожденная Шатэль, из отличной семьи.
Княгиня. Мне было тогда десять лет, но я и сейчас вижу ее возле этой самой двери, со связкой ключей, в черним платье. А вот лица не помню.
Maри-Терез. Да, мама любила порядок. Будь она жива — нам не пришлось бы пережить столь неприятный вечер.
Адольф. К сожалению, моя теща тихо угасла полтора года тому назад.
Дед. Разве я не старался всю жизнь сделать ее счастливой?
Мари-Терез. Так бы тебе мама и позволила сделать себя несчастной!
Княгиня. Вот вам жизнь — тридцать лет не видела тетю Валентину и теперь уже никогда ее не увижу.
Дед. Должен вас предупредить — ровно в одиннадцать часов ложусь спать. Я не намерен менять свои привычки из-за того, что...
Адольф. Да замолчите же!
Дед. Вы говорите со мной непозволительным тоном, сударь!
Адольф. Виктор, нам необходимо принять решение.
Дед. Когда меня мучили кошмары, я кричал: «Валентина! Валентина!» Твоя мать щипала меня, я вздыхал, а она успокаивала: «Ничего, это от глупости!» И я снова засыпал. (Кричит.) Валентина!. Валентина!
Мари-Терез. Это выше моих сил. Если папочка будет так вопить всю ночь... я не выдержу...
Виктор. Дорогой отец! Поскольку нам надлежит в короткий срок принять ответственное решение, я полагаю, что мог бы председательствовать Адольф, взяв себе в помощники этого молодого человека, который, вероятно, уже сомневается, стоит ли ему с нами родниться.
Виконт. Вот именно. К тому же я должен вам сказать...
Ортанс. Замолчите, Шарль-Огюст...
Адольф. Вас в крайнем случае можно заменить.
Мари-Бланш. Как? Не спросив меня? Я не так уже цепляюсь за Шарля-Огюста, но...
Виктор. Дорогая Мари-Бланш, тебе, бедняжке, не придется быть слишком разборчивой. Если нам не удастся спасти дедушку, кто вообще согласится на тебе жениться?
Адольф. Но за Мари-Бланш как-никак миллион годового дохода!
Виконт (удивленно). Однако ваш нотариус говорил о значительно меньшей сумме!
Адольф. Речь идет не о том, что мы предложили, а о том, что могли бы дать.
Мари-Бланш. После такого вечера пусть знают все, что я выйду замуж без всякого приданого.
Княгиня. Не думаешь ли ты, деточка, что это легче?
Князь. Послушайте меня, надо попытаться внести ясность!
Княгиня. Бобо, вы великолепны! Неужели вы еще жалеете, что поехали со мной? (Остальным.) Имейте в виду, Бобо настоящий ученый.
Князь. Вы с ума сошли, Лолотт! Какой же я ученый!
Княгиня. Я не сошла с ума! (Остальным.) Помимо прочих наук он изучает фольклор, и я надеялась развлечь его помолвкой в нормандском духе. После подобного семейною торжества Бобо будет в очаровательном настроении, по меньшей мере до середины августа.
Адольф. Мы смущены, мадам...
Виктор. Вы хотите внести ясность? Отлично! Итак, глава вашей семьи Поль-Альбер Ленуар был впервые приглашен...
Дед. Начинается сказка про белого бычка! Не лучше следователя, ей-богу! Вот уже три недели, как я борюсь с человеческой тупостью и упрямством!..
Виктор. ...был приглашен в прокуратуру к четырнадцати часам тридцати минутам двадцать второго мая тысяча девятьсот тридцать пятого года. Ему было объявлено, что некий Делагалль, бывший батрак, служивший когда-то у нас и уволенный за дерзкое поведение и пьянство, обвиняет его в... как бы это сказать?..
Князь. В оскорблении нравственности...
Женщины вскрикивают.
Виктор. ...и в изнасиловании...
Адольф. ...И в изнасиловании некоей Лилиан, семнадцати лет от роду.
Дед. Эти слова, дети мои, только запутают все и ни к чему не приведут. В них все горе! В словах! Из них не вырваться, в них погрязаешь!
Мари-Терез (плачущей Мари-Бланш). Да замолчи же!
Дед. О, если бы Валентина...
Мари-Терез. Уверяю тебя, папа, что при подобных обстоятельствах тебе не следует тревожить память мамочки!
Мари-Бланш. Это превыше моих сил! Маленькая Лилиан, моя молочная сестра!
Мари-Терез. Лилиан тебе не молочная сестра. На самом деле ты родилась за год до нее. Вот ее брат — твой молочный брат. Приличия ради мы называли Лилиан твоей молочной сестрой. Но сегодня, когда мы дошли до такого...
Ортанс (с живым интересом). А можно узнать, где и при каких обстоятельствах произошла вся эта катастрофа?
Князь. Судя по тому, что говорит полицейский, подробно изложивший мне обстоятельства дела...
Адольф вздыхает.
…вы устроили на заводе, неподалеку от кабинета вашего отца, небольшую комнату с диваном для отдыха господина Ленуара после деловых завтраков. Вот именно там все и произошло! Поль-Альбер Ленуар прислал приглашение молодой особе, которая явилась в надежде получить работу.
Виктор. Получить работу!.. Представляете, какие шуточки будут отпускать журналисты, как только вся эта история попадет в газеты?!
Ортанс. О боже! О них я и забыла! Ко всему нас еще будут обливать грязью газетчики.
Княгиня (горит желанием узнать, что было дальше).
Ну что же?
Князь. Естественно, что у обвинения нет свидетелей. Но, выйдя из той комнаты, в коридоре молодая особа потеряла сознание...
Виктор. Ее привели в чувство машинистки... Она твердила, словно во сне: «Не троньте меня... не троньте меня».
Ортанс. Возможно, это было притворством.
Князь. Если свидетелей не было, тогда дело простое: все отрицайте!
Дед. Что я должен отрицать?
Адольф. Мой тесть, оказывается, во всем сознался!
Ортанс (возмущенно). О!..
Дед. Ни в чем я не сознавался... Я разъяснил все обстоятельства. Следователь оказался неглупым. Я с ним поговорил, как мужчина с мужчиной! Он сам же мне и сказал: «Вы совершенно правы, мсье Ленуар, — это чисто мужские дела».
Адольф. Вы, очевидно, не знаете, что следователь города Пон л’Эвек масон.
Дед. Если вы будете сюда припутывать политику, я вообще отказываюсь продолжать разговор! Местные интриги! Предвыборная грызня! Я вам скажу, дети мои! Мне сейчас хочется на все плюнуть и уехать на край света, хоть в Китай!
Князь. К сожалению, за этой дверью вас ожидает полицейский с парой наручников.
Мари-Терез. Я схожу с ума, Ортанс!
Ортанс. Ты не заслужила этого!
Дед. При чем тут наручники?
Князь. Так полагается — если хотите — по этикету.
Виктор. На рассвете в наручниках тебя отправят в городскую тюрьму Пон л’Эвека, где и будешь ожидать суда.
Произведения
Критика
