Пьер Буль. Коварные рассказы
А. Строев
Место действия «коварных рассказов» Пьера Буля — некоторое утопическое царство Шандонг, расположенное где-то в Гималаях. Время — сейчас и никогда. Произведение восходит к жанровой традиции вольтеровского «Задига» и одновременно разрушает, пародирует ее. Восточный антураж тоже используется здесь скорее для иронического отстранения. Но если в повести Вольтера события связаны сюжетом, то у Буля временной ряд намеренно разрушен. Кроме того, у Буля вынут стержень романного повествования — духовная эволюция героя.
Пьер Буль прямо ориентировался на французскую литературу XVIII века, но не подражал какому-то конкретному произведению. Произошло иное — избрав определенный сюжет, писатель тем самым подключился к сильной литературной традиции, диктующей определенное идеологическое освещение событий. Но Буль как писатель XX века пошел на это, вероятно, стремясь создать новое на пародийном разрушении старого. Традиционный романный сюжет столкнулся с резко противопоставленной ему жанровой формой — цикл новелл, объединенных одним героем. Поэтому в «Коварных рассказах» произошло как бы раздвоение повествования: мотив сделки с дьяволом ушел в обрамление, а тема «преуспеяния порока» стала центральной для основного текста. Но эти два пласта произведения тесно связаны между собой формально (одна линия постоянно перебивает другую) и содержательно (рассказывая о себе, повествователь как бы убеждает слушателя в правоте своей жизненной позиции).
В «Коварных рассказах» сталкиваются голоса двух рассказчиков. Первый из них — писатель, истерзанный поисками новых тем, готовый за сюжет продать душу дьяволу. И покупатель находится: это второй рассказчик, столетний старик, азиат, священнослужитель сомнения — государственной религии Шандонга. Лик патриарха и манеры пропойцы. Актеришка — так характеризует его писатель. Он обращается к нему: «Старик!» (да еще на «ты»), постоянно прерывает рассказы, комментирует их вслух или про себя. Для писателя характерна подчеркнуто разговорная речь, а его собеседник изъясняется безукоризненно правильно, говорит собеседнику «сударь» и «вы». Эти два персонажа взаимодополняют друг друга как «да» и «нет», как добро и зло (черт всегда предстает как изнанка человека). Писатель, который по профессии своей должен повествовать, оказывается слушателем, учитель — учеником, происходит обмен ролями и масками. На стилистическом уровне оппозиция реализуется как противопоставление «высокой» речи искусителя и «низкой» — слушателя.
Одному из «Коварных рассказов» предпослано следующее рассуждение старика азиата: «В то время как японцы переводили каучуковые плантации в нефть, американцы делали из нефти синтетический каучук». Казалось бы, эти слова дают нам ключ к пониманию рассказов: в этом самом Шандонге все, как на западе, только наоборот: что с них взять, с азиатов... Но на самом деле этнография здесь ничего не объясняет: Пьер Буль пишет, безусловно, о современной цивилизации. Рассказы строятся как разрешение противоречия между видимостью явления (персонажа, ситуации) и его сущностью, ситуация выворачивается наизнанку.
В рассказе «Королевская милость» рассказчик, тогда еще молодой адвокат, приходит к королеве, умной и добродетельной, с просьбой о помиловании юноши, приговоренного к смертной казни. Королева благожелательно его выслушивает, но во время разговора неожиданно узнает, что ее больного сына может спасти только пересадка сердца. Она утверждает смертный приговор, сердце приговоренного пригодится для пересадки. Мать юноши, узнав об этом, убивает молодого парня-сироту. Необходимое сердце получено. Королева снова становится милостивой, отменяет приговор юноше и заминает дело об убийстве. Все вернулось на круги своя, все хорошо, если не считать такой мелочи, как невинно убиенный.
В новелле «Чудесный дворец» министр статистики, видя, что «кривая преступности» круто ползет вверх, организует постройку громадного комплекса, оборудованного по последнему слову науки, техники и культуры, для массовой отправки «преступников» на тот свет. Рассказчик, в то время священник, служитель религии сомнения (опять явный парадокс — по канонам любой церкви, сомнения — от лукавого, религия подразумевает безусловную веру), должен был работать в этом «дворце чудес». Но центр умерщвления, уже полностью готовый, так и не открывается: молодой король неожиданно поддался на уговоры других министров и отменил в стране смертную казнь.
Первая звезда королевского балета из рассказа «Законы» оказывается беременной. Боясь потерять место, она делает аборт, что строжайше запрещено законом. Ее приговаривают к смертной казни. Стремясь отсрочить кару, она безуспешно пытается соблазнить пришедшего к ней в тюрьму рассказчика — 70-летнего священника (беременных не казнят). Ребенок, ставший причиной ее несчастий, кажется ей средством спасения, и она, отвергавшая красивейших юношей страны, отдается обезьяноподобному тюремщику. Но, как только она понимает, что снова беременна, ее неожиданно милуют, ибо открылись смягчающие обстоятельства ее греха. Ребенок снова становится для нее карой, и, не выдержав нервной перегрузки, она умирает от разрыва сердца.
«Служба утешения». Рассказчик, еще молодой, бросает адвокатуру и, разочаровавшись в жизни, подумывает о самоубийстве. Он звонит в «службу утешения» и действительно успокаивается, услышав несколько дежурных фраз. Он встречается с шефом фирмы, приходит в бюро, привлекающее его уютом и умиротворенностью. Рассказчик остается там работать и, утешая других в их горестях, выслушивая их беды, чувствует себя здоровым и успокоенным. Но вместо точки Пьер Буль прибавляет второй сюжетный ход, внешне дублирующий первый, но выворачивающий ситуацию наизнанку: первая клиентка рассказчика, страдающая от ненависти мужа, оказывается женой... шефа фирмы, «служба утешения» действительно утешает только ее сотрудников.
«Ангелоподобный господин Дайх». Здесь — почти прямая отсылка к литературному образцу: рассказу Стивенсона «Странная история доктора Джекиля и мистера Хайда». Герой английского писателя изобрел снадобье, позволяющее человеку изменить свой облик. Но он принял это лекарство, находясь в дурном состоянии духа, и его «второе я» оказалось извергом, погубившим в конце концов своего создателя. Пьер Буль меняет условия эксперимента, его герой, прочитав Стивенсона, сумел повторить открытие доктора Джекиля, но перед тем, как принять препарат, постился, умерщвляя плоть, думал о Боге. И его двойником стал не изверг Хайд, а ангел Дайх. Однако финал рассказа Буля не намного радостнее: Дайх раздает все состояние доктора, бросает его невесту, чтобы жить с прокаженной. Две души не могут ужиться в одном человеке, и герой погибает.
Во всех рассказах добрые люди совершают злые поступки. Человек не только не может избежать кары за невольный проступок; любое действие, даже с благими намерениями, оборачивается горем и гибелью.
Интенции писателя становятся понятнее в сопоставлении «Коварных рассказов» со следующей его книгой, романом «Добрый Левиафан».
Л-ра: Современная художественная литература за рубежом. – 1978. – № 6. – С. 91-93.
Произведения
Критика
