Четыре национальности Юрия Домбровского

Марлен Кораллов

Евгений Ермолин в своем очерке «Вкус свободы» («Континент» № 2 за 2003 год) называет «Факультет ненужных вещей» шедевром исторической прозы, вслед за Фазилем Искандером видит в нем лучшее творение о советских тридцатых, о «черной бездне века», о судьбе христианско-гуманистической цивилизации в момент рокового испытания ее ценностей в тоталитарном пекле, о кризисном ее изломе, а главное - о неискоренимой жажде свободы. Это роман о любви. О добре и зле. О жизни и смерти. О Боге и дьяволе. Героем романа не случайно стал Хранитель древностей, верный устоям христианско-гуманистическим. Поэтому «Факультет» - великий русский роман…

В середине XIX столетия на станцию Зима, множество раз упомянутую в стихах и прозе Евгения Евтушенко, прибыл некто Лейбович. Вступил в брак с юной особой, рожавшей ему редких красоток. Когда верная жена умерла, Лейбович, свято соблюдая закон, взял в жены ее младшую сестру, тоже рожавшую прелестных дочек. Трудно выяснить, сколько из них умерло в младенчестве, но общий счет рожденных обеими женами приближался к двум десяткам.

По сибирским масштабам, Зима расположена рядом с Иркутском. Отделяют их километров двести пятьдесят. Подросшие красотки из Зимы шли в Иркутске нарасхват. Бабку моей жены, возвращавшуюся в 1905 году из Ниццы и застрявшую в Москве из-за восстания, перехватил инженер из Прибалтики Мандельштам - родич петербургского поэта. На сестрице ее женился зачем-то прибывший в Иркутск Домбровский. Под руками нет у меня документа о рождении создателя «Факультета ненужных вещей», но сохранилось приходское свидетельство N№ 1804, выданное 19 октября 1918 года. В левом верхнем углу бланка типографский гриф: «Евангел.-лютер. Свв. Петра и Павла приход в Москве». Из свидетельства следует, что сестра будущего зэка Наталья-Евдокия Домбровская родилась в 1918 году 24 июля в 2 часа дня. Что крещена она 29 сентября того же года пастором А. Зигфрид. Родители: Иосиф Витальевич Домбровский, присяжный поверенный, иудейского исповедания, и жена его Лидия, ур. Крайнева, еванг.-лютеранск. исповедания. Подпись: пастор (нрзб). Печать: Евангел.-лютеръ. Свв. Петра и Павла Церкви.

Поделюсь выжимкой из устного комментария давно покойной тещи Елены Яковлевны Мандельштам, родившейся на год позже своего кузена и коротавшей вместе с ним детство. Дачу обе семьи снимали в Малаховке. Как повелось в роду, редкостная красотка, теща покоряла и умом, и характером. На исходе двадцатых, да и позднее, когда родичей мужа - архитектора Островского - сажали подряд, сплошняком, гуртом, «лишенку» Елену Мандельштам изгнали из МВТУ. Долго мыкалась вчерашняя гордость курса без дела и денег, но свет не без добрых людей. Рискнули зачислить в новорожденный институт. На должность нижайшую. Неспеша подымаясь по ступенькам, Прекрасная Елена оттрубила в «Гипрокаучуке» 55 лет. Дипломов, патентов, благодарностей, медалей и орденов - без счета. Удостоилась даже Сталинской премии.

Однажды вечером теща рассеяла недоумение насчет свидетельства о рождении Натальи, бесследно пропавшей в 1941-м. При хозяине земли русской Николае II иудею возбранялось жениться на православной. Но влюбленный Иосиф, вероятно, вспомнив про Генриха IV, решил, что его Париж стоит любой мессы, и вместе с невестой Лидочкой принял протестантство. Если угодно - лютеранство. В отличие от православия преград браку оно не ставило.

Но тогда возникает вопрос: отчего в свидетельстве о рождении Натальи-Евдокии почтенный пастор обозвал отца иудеем? Догадка тещи: свидетельство датировано июлем 18-го года. Февраль 17-го позади. Октябрь тоже. На старые запреты просвещенным гражданам наплевать. Вместе с Александром Блоком Иосиф Домбровский входит в Комиссию по разбору преступлений царского режима. Подозреваю, что гораздо позднее и Юрию Домбровскому на отметки-пометки в свидетельствах и тем более в протоколах допросов стало глубоко наплевать.

Филолог Татьяна Сотникова в статье о Домбровском в биографическом словаре «Русские писатели XX века» утверждает, что Юрий Домбровский окончил Высшие литературные курсы при СП СССР в 1932-м. Не думаю. СП возник в 1934-м. Курсы назывались Высшими государственными (ВГЛК). В том же году подвергся аресту. Получил ссылку в Алма-Ату. В 1937-м угодил в тюрьму второй раз, но после долгого следствия обрел свободу. В 1939-м был опять арестован и отправлен в колымские лагеря. Вернулся в Алма-Ату больным, истощенным в 1943 году.

Передо мною частица семейного архива, которую сохранил кузен моей жены, сын погибшей Натальи - биолог, вдоволь натрудившийся в Пущине. По-домашнему - Лелик. Вроде бы не шибко я слабонервный, но, прочитав снова, да еще на ночь эту частицу архива, долго ворочался с боку на бок.

Треугольник военного времени. Отправлен 3 августа 1943-го со станции Средняя Белая Амурской ж/д. Почтовый ящик лагеря - 259/4. Толстая желтая бумага - в нее селедочные хвосты заворачивать. Исписана густо, взахлеб. Начинается с просьбы к дорогой мамочке, почти молитвы — вкладывай листик почтовый! А иначе - как отвечать? Пока зэк добывал бумагу, от матери пришло второе письмо, отправленное в Магадан 5 сентября 1941-го. Счастье, что добралось до сына через два года. Письма Домбровского из Владивостока, Хабаровска, Инты (четвертое название стерлось) до Москвы вряд ли дошли. К треугольнику подклеено уведомление почтальонши: «Не достучалась. 8.X». В письме Домбровский сообщает, что вторично актирован из-за приступов эпилепсии с потерей сознания. Начальник санчасти обосновал заключение, подписал его лично. Без подписи гражданина начальника свобода не улыбнулась бы. Низкий поклон и эпилепсии, и высокой инстанции. Но голова Домбровского опять раскалывается от тревоги: завтра выпрут из лагеря - и куда деваться? Лазарет жизнь спас, на общих работах давно бы отдал концы, а вот завтра - кто и где нальет в миску черпак баланды? Самая настойчивая просьба к матери: хлопочи! Требуй пересмотра дела. Полной реабилитации! От отчаяния Домбровский наивен. Готов поверить, что добиться ее сейчас легче, чем когда-либо. В чем состоял криминал Домбровского? Глупый вопрос. Вел же он «планомерную диверсионную работу», устраивал пьянки, во время которых антисоветчина переливалась через край. Конечно, вел. Сюжет известный. Весной 1938 года был арестован Николай Заболоцкий. Влепили ему «пятерку» как участнику контрреволюционной организации. Серьезной организации, поскольку во главе ее стоял Николай Тихонов. Между тем Тихонов делал сверхкарьеру, руководя Союзом писателей, Комитетом по Ленинским премиям, заседал во всех «советах», получал все мыслимые награды.

Второе письмо уже с воли. Конверта нет. Два серых тетрадных листка. Дата - 24 сентября 1943-го. Но единица перед римской десяткой зачеркнута. Адресовано матери. Через пять лет после смерти Иосифа Домбровского Лидия Алексеевна в 1928-м вышла замуж. За коллегу. Николай Федорович Слуцкий - биолог широкого профиля. Читал лекции в МГУ, заведовал кафедрой в фармацевтическом институте. Одной из его гимназических учениц была Мариэтта Шагинян. В мемуарах назвала его душкой. Когда в Кремле антикварную мебель начал жрать жучок, для расправы над ним Сталин вызвал к себе лучших специалистов. В их числе - «душку».

Телеграмма из Алма-Аты, доставленная в Москву 18 января 1944 года: «Выписался (из больницы. - М.К.) четырнадцатого ноги отнялись карточки нет помоги существенно положение катастрофическое…»

Малограмотная справка, выданная 2 июня 1955 года при освобождении из лагеря (СССР. Министерство юстиции. ИТЛ ВП-120/2). В справке сообщается, что гражданин Домбровский был приговорен Алма-атинским облсудом 13 августа 1949 года по ст. 58-10 УК к лишению свободы на 10 лет. К поражению в правах на три года. В прошлом имел судимость. По постановлению Президиума Верховного Суда Казахской ССР от 15 марта 55-го срок снижен до шести лет. Поражение в правах на три года после его отбытия сохранено. Справка видом на жительство не служит. При утере не восстанавливается. Дает право Домбровскому следовать к избранному месту жительства в гор. Талдом Московской области.

Надзорная жалоба прокурору Союза ССР. Без даты. Перед глазами у меня четыре странички, в которых безумие следствия помножено на безумие жалобщика.

Выписка из приказа N№ 66 по Центральному музею Казахстана. Приказ отдан 26 августа 1939 года. Из него следует, что Домбровскому, научному работнику исторического отдела, предоставлен дополнительный отпуск - от 20 августа до 20 сентября. На лечение. Без сохранения содержания. С условием обязательного предоставления справки от врачебного заведения о пройденном курсе лечения. Подпись: и.о. директора С. Кротов. Алма-Ата.

…В трех досье Домбровского указаны три разных национальности. Зачем менял их? В каком порядке? Сопоставление справок и документов побуждает выработать гипотезу. В 1932-м необстрелянный еще узник бесхитростно указал, что он иудей. Естественно. В ту пору национальность определялась по отцу. К слову, молодой и зеленый знал, что настоящее отчество покойного отца не Витальевич, а Гдальевич. Почему же во втором деле указано, что арестованный - поляк? Вот как раз потому, что ему шили уже второе дело.

Мог ли Домбровский не ощущать изменений общественных, политических? 1939-й - это поворот на дружбу между Гитлером и Сталиным. Это раздел Польши, заглот Прибалтики… Для ученого экскурсовода, подчеркиваю, хлебнувшего баланды, разумеется, не прошли бесследно убийство Кирова, высылки из Питера, московские процессы, повальные аресты. Нет нужды устанавливать прямую связь между событиями глобальными и обновленной национальной версией узника. На всякий случай извещаю: иудейские ортодоксы устанавливают национальность дитяти не по отцу, а по матушке. С их точки зрения, сынок чисто русской Лидии Алексеевны тоже русак.

Больше смущает другое. Отчего редкостный эрудит Юрий Домбровский вдруг запамятовал, что проходил уже по делу как иудей? Неужто исключал вероятность алма-атинского запроса: «Эй, Москва, перешли первое досье в Казахстан, я найду истину»?

Умница Домбровский правильно решил: его личный Шерлок Холмс пробиваться к истине не будет. Попросту не посмеет. Кто такая Алма-Ата, чтобы приказывать Москве суетиться? Ясно же: к проблеме «пятого пункта» Домбровский в 1939-м уже приобщился. Ясно, отчего в 1955-м в справке, выданной для проезда в Талдом Московской области, освобожденный зэк аттестован воистину справедливо - как русский. Отныне и в паспорте, и во всех сводках он будет значиться русаком. Точка?

Нет, запятая. Была у Домбровского и четвертая национальность. С переливами и оттенками. Войдя в его первую, отдельную, стандартную тесную квартирку на улице Просторной, каждый гость, поднявшийся на девятый этаж, сразу бы понял, что владелец этой двухкомнатной, преподнесенной Союзом писателей - насквозь православный. Иконы… И немало. И вроде бы неплохие… И любимая женушка, окольцевавшая в Алма-Ате коренного москвича, казашка Клара Файзуллаевна, в пристрастии супруга к православию усомниться бы не позволила.

Когда-то я встречал на Просторной Дмитрия Дудко. Священника. Встречал до его второго ареста и телеэкранного покаяния. В семидесятые среди приятелей Домбровского православных евреев стало побольше, чем раньше. Привет им от протестанта Карла Маркса, от католика Генриха Гейне…

Так что за четвертая национальность?

Услышав впервые из уст Домбровского о его цыганских корнях, я подавил улыбку. Вдоволь наслушавшись тюремно-лагерного трепа, давненько пришел я к выводу, что зэки врут покруче, чем рыбаки и охотники. Но годы назад раскрыл я шестой, итоговый том посмертного собрания сочинений Домбровского (1993). Есть в разделе «Статьи, очерки, воспоминания» то ли очерк, то ли статья с уклоном в воспоминания: «Цыгане шумною толпой». Опубликована О.Мизиано через пять лет после смерти Домбровского в журнале «Вопросы литературы» (№ 12 за 1983 год). Написана в середине 60-х по заказу АПН для читателя зарубежного. Философски-исторический очерк великолепного знатока отечественной и мировой классики убедил, что для Домбровского «цыганство» - это позиция. Политически взвешенная. Выстраданная нравственно. Подтвержденная золотым веком русской литературы, творениями Пушкина, Достоевского, Лескова, Толстого, Горького… «Цыганство», не менее криминальное для Гитлера, чем еврейство - символ непокоренности и свободы. Во все века, от всех империй. Впрочем, вдруг господа ученые из партии «Родина» решат, что я заподозрил их в незнании Пушкина и Толстого? Или в том, что русской классике предпочитаю ущербных Сервантеса и Мериме? Ни Боже мой! Но мне действительно невдомек, какую категорию гражданства сегодняшние доктора расовых наук преподнесут эфиопу Пушкину, шотландцу Лермонтову? Не рискую продолжать опасно длинный перечень до иудея-поляка-русского-цыгана Домбровского.