Марио Луци. В пылу спора
Евгений Солонович
Литературная молодость Луци связана с кружком флорентийских герметиков и с флорентийскими журналами «Фронтеспицио», «Леттература», «Кампо ди Марте», в которых он активно сотрудничал. В 1957 году Луци разделил с Умберто Сабой, одним из крупнейших итальянских поэтов XX века, премию «Марцотто», а в 1964 году одновременно с Анной Ахматовой получил премию «Этна-Таормина».
В нашей стране переводы стихотворений Марио Луци печатались в сборниках «Итальянская лирика, XX век» (М., «Прогресс», 1968) и «Западноевропейская поэзия XX века» (М., «Художественная литература», 1977, серия БВЛ).
Перед нами новая книга Луци «В пылу спора» — книга поэм, органично дополняемых буквально считанным числом стихотворений. Поэмы не имеют выраженного сюжета, фрагментарны и в отдельных частях как бы представляют собой последовательно сложившиеся независимые стихотворные циклы (в этом отношении показательно название четырехчастной поэмы «Сегменты великой боли», в которой откровенно задана фрагментарность построения, его калейдоскопичность).
В современной итальянской литературе поэма — редкий жанр. Пожалуй, среди тех, кто обращался в последние десятилетия к этому немодному жанру, наиболее полно выразил себя в нем Пьер Паоло Пазолини, автор таких масштабных произведений, как «Прах Грамши», «Плач экскаватора». «Религия моего времени». Гражданский темперамент Пазолини требовал эпического размаха, и не случайно обращение Пазолини к прозе (роману) и кинематографу.
Может быть, именно желая подчеркнуть их лирическое начало, Луци и «разбавляет» прозу несколькими стихотворениями, близкими к ним не столько по замыслу, сколько по чувству, ощущению, настроению.
В новом для него жанре поэмы Луци дебютировал в 1971 году: первые три поэмы автор «Готической тетради» опубликовал в сборнике «На невидимых опорах». Теперь можно сказать, что этот дебют не был совершенно неожиданным, ничем не подготовленным: драматическая структура поэм Луци восходит к внутренним монологам сборника 1963 года «В магме», нередко построенным в форме диалога.
Я все еще не пойму, допрашивает ли он меня
или сам по себе продолжает свой монолог без начала и
без конца,
не пойму и того, говорит ли в нем высокомерие или нечто черное и безутешное плачет у него внутри.
«Но зачем рассуждать о грезах?» — думаю я и ищу для мысли убежища
в ней, находящейся здесь, в этом мгновении вселенной.
«А вы не грезите?» — вновь начинает он — как раз
когда с улицы
доносится остекленелый крик детей, от которого стынет
кровь.
«Быть может, на грани между явью и грезой...» — лепечу и слушаю корундовую иголку в последних бороздках, без музыки, без щелчка.
В заглавии рецензируемой книги отражен характер отношений лирического героя и действительности, его полемика с любимым человеком, в которой звучит боль утраты, его спор с собственным alter ego, спор с временем, отмеченным знаменательными для лирического героя вехами счастья, разлуки, воспоминаний — «правды, слишком похожей на воспоминанье». Оппонент поэта (разве спор не предполагает наличие оппонента?), как правило, многолик, о чем Луци предусмотрительно оповещает читателя в авторском примечании к «Отрывкам смертельного дуэта»: «Названием, я думаю, сказано все — и почти языком жестов: между мужчиной и женщиной, поэтом и поэзией и т. д.».
«Правда, слишком похожая на воспоминанье...» Поверяя правду, реальность пробным камнем памяти, Луци не ограничивает память прошлым. В одной из его статей, посвященной проблемам поэтического творчества, читаем: «„Поэзия — дочь памяти" — древнее изречение, нечто вроде аксиомы. Но я полагаю, что... оно нуждается в некотором уточнении. Память не обязательно является памятью о прошлом или, лучше сказать, о некоем прошлом. Настоящее тоже смутно заряжено памятью: в глубине нашего восприятия оно отпечатывается как повторение события, которое происходило всегда и будет происходить впредь. Освобожденное от случайных примесей, поражающих чувство, оно своей сутью проникает в глубину нашего внимания как реальный знак чего-то, что принадлежит системе, в которой время неотделимо от человека. Поэзия — форма этого вечного настоящего. Фрагмент или эпизод прошлого лишь тогда побуждает поэта к действию, когда уже не воспринимается как минувший и тем самым утраченный; таким же образом настоящее входит в магнитное поле поэзии, лишь когда оно потеряло случайные признаки... Прошлое и настоящее создают в соединении особое расширенное время — настоящее всех времен».
Как у многих поэтов, его современников, определяющие, исторические признаки окружающего мира впервые появились в поэтических строках Луци под влиянием военной поры (сборник 1946 года «Тост» с новыми для поэта метафорами — такими, как «зашитые слезами рты», «необитаемые улыбки», «распятые деревни»). А ведь еще не так давно «отдаленное присутствие жизни в дверных проемах» сводилось для лирического героя Луци к «тоске небес с их водяной пылью, покою циновки на окне, прикосновению ветра» (стихотворение «Токката» в сборнике «Лодка»).
Луци говорит о сегодняшней итальянской действительности, и вот в поэзию врывается хроника — и это тоже один из характерных признаков настоящего времени, его литературы:
Известия между тем уверяют, что возвращаются, что уже у ворот доблестные мужи, несравненные гаранты доброго порядка...
Кто они такие, эти «доблестные мужи», было бы понятно, даже если бы через несколько строк не упоминался некий «адмирал на буксире у альмиранте» (Альмиранте — лидер Итальянского социального движения, партии неофашистов).
С известиями о возможном фашистском перевороте перекликаются строки из «Сегментов великой боли», написанные до похищения и жестокого убийства левыми экстремистами бывшего премьер-министра Италии Альдо Моро, но содержащие тот же безжалостный диагноз существующей социальной системы, который можно было прочесть на страницах итальянской печати в трагические дни апреля и мая 1978 года. Пессимизм Луци отнюдь не обезоруживающего свойства:
Умирает позорно республика.
Позорно смотрит
множество ее ублюдков на ее последние мучения.
Точат позорно клюв вороны в соседней комнате.
Позорно грызутся ее сироты.
Позорно рвут друг друга в клочья ее шакалы.
Все происходит позорно, все,
кроме самой смерти...
Это память о настоящем. А памятью о прошлом рождены в книге строки о трагической судьбе голливудской звезды Мэрилин Монро, о еще не заживших после долгой жестокой войны ранах Вьетнама. И конечно, памятью о прошлом и настоящем вызваны к жизни страницы не прерывающегося мысленно ни на один день, ни на один час разговора (вовсе не всегда спора) с тою, кто была рядом с лирическим героем в его близких и далеких странствиях, дороги которых пролегли, в частности, через Грузию, Ленинград, Москву. В 1966 году Марио Луци в числе других зарубежных гостей был приглашен в Советский Союз на юбилей Шота Руставели, грузинского Данте, и Вардзия, древняя пещерная столица легендарной Тамары, спустя много лет засверкала сначала в книге «На невидимых опорах», и теперь на страницах поэмы «Граффити вечной царицы» отразилась в водах вечерней Куры, по которой поднимается плот с кострами под шампурами, с музыкой и вином на нем в честь Руставели, певца Витязя в барсовой шкуре и ее, царицы этих скал, а за этой далекой встречей власти и искусства — две жизни, в сущности разрушенные, разрушенные памятью не меньше, чем забвением.
Мозаичность представленных в книге поэм выявляет стилистическую гибкость Луци: четкая прорисованность отдельных образов не исключает герметических аллегорий, простейшие сравнения подчас уступают место изысканной метафоре, которая как бы напрашивается сама собой, стих то порывист, то сдержан до кажущейся холодности, свободные ритмические построения перемежаются более строгими, иногда близкими к классическим, инструментовка предусматривает и белый стих, и вольно ложащиеся рифмы (в том числе и внутренние), и ассонансы. И всегда, даже при кажущейся холодности фрагмента, чувствуется, что определяющим в поэзии Луци неизменно остается эмоциональное начало.
Книга Марио Луци «В пылу спора» стала одним из главных событий литературного года в Италии, и присужденная ее автору почетная премия «Виареджо» за 1978 год — заслуженная награда поэту.
Л-ра: Современная художественная литература за рубежом. – 1978. – № 6. – С. 34-37.
Критика
