«Запиши словечко...»
В. Порудоминский
В марте 1819 года Владимир Иванович Даль ехал из Петербурга в Николаев. Он только что окончил Морской кадетский корпус и получил назначение на Черноморский флот. Дни стояли морозные. Новая, с иголочки, мичманская форма грела плохо. В снежном поле под Новгородом, у Зимогорского Яма, юный моряк совсем замерз. Ямщик, укутанный в тяжелый тулуп, утешая его, ткнул кнутовищем в небо:
— Замолаживает... к теплу...
Первый биограф Даля, писатель Мельников-Печерский рассказывал, что несколько строк, занесенных в тетрадь в морозный мартовский день 1819 года, бережно сохранялись у создателя «Толкового словаря» всю его жизнь: «замолаживать — иначе пасмурнеть — в Новгородской губернии значит заволакиваться тучками, говоря о небе клониться к ненастью».
Сам Даль в неоконченной автобиографической заметке отмечал: «На этой первой поездке моей по Руси я положил бессознательное основание к моему словарю, записывая каждое слово, которое дотоле не слушал». Даль — человек точный. Слово «бессознательное» в этом его замечании не случайно.
«Бессознательное основание» к словарю было положено многолетним и настойчивым собиранием слов живого русского языка. «Я не пропустил дня, чтобы не записать речь, слово, оборот на пополнение своих запасов», — вспоминал Даль на закате своей жизни.
В «Напутном слове» к «Толковому словарю» автор объяснял: «жадно хватая на лету родные речи, слова и обороты», «записывал их без всякой иной цели и намеренья, как для памяти, для изучения языка, потому что они ему нравились». Опять-таки: «без всякой иной цели». Но собирание слов для памяти, для изучения — не бесцельное собирательство. Не «снисходительная любознательность», какую замечал Даль в иных своих образованных современниках по отношению к народному языку.
С детства Даля «тревожила и смущала несообразность письменного языка нашего с устною речью простого русского человека». В зрелости он пришел к ясному убеждению, что настала пора «подорожить народным языком», что невозможно обойтись без «живого русского языка, как ходит он устно из конца в конец по всей нашей родине».
В. И. Даль (22 ноября 1801 — 4 октября 1872) был морским офицером и врачом в сухопутных частях, участвовал в войнах и походах, служил чиновником особых поручений, директором министерской канцелярии, управляющим удельной конторой. В течение сорока лет он выступал в литературе под собственным именем и под псевдонимом Казак Луганский. Он был сведущ во многих науках, обнаруживал инженерные познания, составил учебники «Ботаника» и «Зоология» и задолго до того, как прославил себя необычным, новаторским по сути словарем, был избран членом-корреспондентом Академии наук по естественному отделению.
Он несколько раз пересекал Россию и с севера на юг, и с запада на восток, бывал в Украине и в Белоруссии, в Крыму и на Кавказском побережье, в Молдавии и в Прибалтике, в Поволжье и на Урале, в Башкирии и в казахских степях. Обстоятельства жизни вынуждали его колесить по России, менять профессии, приносили ему встречи со множеством разных людей. Должно быть, он сетовал порой на неустроенность своей судьбы. Но эта подвижная неустроенность дарила увлеченному собирателю богатейшие россыпи бесконечного в своем разнообразии народного языка.
Если бы Даль смолоду углубился в науку, стал бы, к примеру, лингвистом, лексикографом, он, наверное, оставил бы после себя немало интересных трудов, может быть, оказался бы и среди составителей какого-либо словаря, но словаря живого великорусского языка — замечательного Далева словаря — он бы не создал. Подведя итоги, Даль писал о себе (по обыкновению — в третьем лице): «Разнородность занятий и службы... наклонность к наукам естественным и ко всем ремесловым работам ознакомили его, по языку и по понятиям, с бытом разных сословий...»
Разбирая повести и рассказы Даля, Белинский находил в них как «замечательное дарование», так и «многостороннюю житейскую опытность автора, человека бывалого и коротко ознакомившегося с бытом России почти на всех концах ее». Гоголь называл сочинения Даля «живой и верной статистикой России». Тургенев писал, что Даль «проникнулся весь сущностью своего народа, его языком, его бытом».
Бывалость Даля придала своеобразный характер его собирательству. Слова не были для Даля лишь сочетанием звуков, с помощью букв занесенных на карточку. Толкования слов также не были для него понятиями, почерпнутыми из других словарей, справочников и книг. Бывалость Даля сплавляла для него воедино слово и образ, за ним стоящий. У Даля было личное отношение едва не ко всякому слову. Можно сказать, что у него было собственное видение всякого слова. Это ощутимо перешло в словарь, за словом непостижимо встает в нем картина народной жизни и люди, создавшие это слово, метко и выразительно пускающие его в дело.
Обилие собранных Далем «запасов» заставило его «призадуматься над ними и решить, хлам ли это, с которым надо разделаться, свалив его в первую сорную яму, или хлам этот ряд делу и с добрым притвором пойдет в квашню, и даст хлебы, и насытит?»
В октябре 1832 года увидела свет первая книга Даля — «Русские сказки, из предания народного изустного на грамоту гражданскую переложенные, к быту житейскому приноровленные и поговорками ходячими разукрашенные казаком Владимиром Луганским». Много позже Даль объяснял, что не сказки сами по себе были ему важны, «а русское слово, которое у нас в таком загоне, что ему нельзя было показаться в люди без особого предлога и повода — и сказка послужила предлогом. Писатель задал себе задачу познакомить земляков своих сколько-нибудь с народным языком, с говором, которому открывался такой вольный разгул и широкий простор в народной сказке».
«Русские сказки» помогли Далю осуществить давнюю мечту — познакомиться с Пушкиным. Три десятилетия спустя Бартенев записал со слов Даля: «Жуковский долго хотел поехать с ним вместе к Пушкину, но ему было все некогда. Даль взял свою новую книжку и пошел сам представиться». Знакомство с Пушкиным было одним из важнейших событий в жизни Даля и в судьбе словаря.
Пушкин ко времени встречи с Далем — не только великий поэт, прозаик и драматург, но и сказочник. В сказках Пушкина жила подлинная народность, сказки же Даля были «приноровленные», «разукрашенные», «переложенные» на манер народных. Пушкин с его необыкновенной проницательностью тотчас схватил поставленную перед собой Далем задачу. Даль вспоминал потом слова поэта при первой их встрече: «Сказка сказкой, — говорил он, — а язык наш сам по себе... Надо бы сделать, чтобы выучиться говорить по-русски и не в сказке». В этих словах — и оценка книги Даля, и пожелание относительно направления его дальнейшего труда. «За словарь свой Даль принялся по настоянию Пушкина», — записал Бартенев.
Но лишь через полтора — два десятилетия после смерти Пушкина, уже в 50-е годы, ни на день не прекращая собирания новых слов, Даль приступил к обработке уже накопленных запасов, определил наилучшие и наиболее соответствующие духу задуманного словаря способы размещения и толкования слов.
В начале 50-х годов Даль зазавершил другой громадный труд — «Пословицы русского народа». Этот замечательный сборник, содержащий свыше тридцати тысяч народных пословиц и поговорок, увидел свет лишь без малого десять лет спустя. То, что для Даля было «сводом народной, опытной мудрости, цветом здорового ума, житейской правды народа», для светских и духовных рецензентов и цензоров оказалось «памятником народных глупостей» («народ глуп и болтает всякий вздор» — писал один из них), книгой, «опасной для нравственности народной».
«Пословицы русского народа» и «Толковый словарь» связаны между собой не только тем, что в обеих книгах читатель имеет дело с собранием народных речений. Пословицы и поговорки, собранные Далем, составили подавляющее большинство примеров в его словаре. «Их местами нанизано слишком много... — объяснял Даль. — Но... при бедности примеров хорошей русской речи решено было включить в словарь народного языка все пословицы и поговорки, сколько их можно было добыть и собрать». Когда Даль взялся за словарь, рукопись сборника пословиц была под запретом. «Толковый словарь» стал как бы еще одним изданием включенных в него «Пословиц русского народа».
Даль говорил: «Помощников в отделке словаря найти очень трудно, и правду сказать, этого нельзя и требовать: надо отдать безмездно целые годы жизни своей, работая не на себя, как батрак».
Когда первые листы словаря были отправлены в типографию, кто-то из дельных литераторов советовал за счет общества нанять помощника Далю. О каком помощнике могла идти речь! Ни один издатель не поверил, что выпуск в свет «Толкового словаря» окупится, ни одно учреждение не нашло средств на его издание, — первые выпуски словаря получили право на жизнь благодаря частному пожертвованию (Даль возвратил деньги, едва продажа книги стала приносить некоторую прибыль).
В словаре ни одной опечатки быть не должно, а набор был трудный — много непривычных слов в тексте, на протяжении нескольких строк иногда четыре-пять раз меняется шрифт. Даль держал четырнадцать корректур словаря. Четырнадцать раз подряд с величайшей тщательностью он прочитал две тысячи четыреста восемьдесят пять больших страниц плотного текста. «Для одной пары старых глаз работа и впрямь тяжела и мешкотна»,— вздыхал Даль.
«Толковый словарь» выходил первым изданием в 1863-1860 годах, и сразу был высоко оценен современниками. Труд был отмечен разными премиями, а его автор — почетными званиями. Но, пожалуй, всего дороже было то восторженное изумление, с которым встретили этот труд первые его читатели. Он открывал картину народного быта, помогал почувствовать склад народного ума, «опытную мудрость» народа,
«Отечественные записки» писали: «Тут слово тесно связано с взглядами народа, его пониманием вещей, его философией». Известный филолог А. А. Котляревский утверждал в своем отзыве, что словарь Даля помогает получить «полное изображение современной жизни русского народа».
Эта особенность Далева словаря не утрачивается с годами, приобретая историческое значение.
Даль говорил, что, если словарь понадобится читателю, чтобы отыскивать «неизвестное ему русское слово», то «один этот, довольно редкий случай не вознаградил бы ни трудов составителя, ни даже самой покупки словаря». Но тот, кто открыл словарь Даля в надежде отыскать неизвестное слово, вряд ли сможет, удовлетворив потребность, тотчас закрыть его. Словарь Даля не отпускает...
Размещение слов по гнездам так, чтобы не разрушить их «очевидную семейную связь и близкое родство», толкование слов не сухими, отвлеченными определениями, а рядами синонимов («определение одного слова другим, а тем паче десятками других»), объяснение значения слов в сопоставлении их тончайших оттенков; желание охватить в каждом гнезде словаря «все подчиненные выражения, относящиеся к одному и тому же предмету», слияние слов, речений, описание нравов, обычаев, поверий, подробностей быта,— все это зовет в путешествие по словарю: от одного слова незаметно переходишь к другому, все новые картины, сменяя одна другую, встают перед глазами, пословицы поражают меткостью и богатством речи, учат мудрости, обогащают опыт.
Один из первых исследователей Далева труда, академик Я. К. Грот писал: «Словарь Даля — книга не только полезная и нужная, это — книга занимательная: всякий любитель отечественного слова может читать ее или хоть перелистывать с удовольствием. Сколько он найдет в ней знакомого, родного, любезного, и сколько нового, любопытного, назидательного! Сколько вынесет из каждого чтения сведений драгоценных и для житейского обихода и для литературного дела».
Отвечая на вопрос одного из читателей, Некрасов писал: «Я не справлялся с Толковым словарем (Даля), когда писал «Несжатую полосу», а употребил слово «станица» потому, что с детства слышал его в народе, между прочим, в этом смысле: птицы летают станицам и... Заглянув ныне в словарь Даля, я увидел, что и там слову этому придается, между прочим, и то значение, в котором я его употребил...»
Необходимость найти в словаре «неизвестное слово» и поныне возникает гораздо чаще, нежели мог предположить его создатель. Более того: огромное количество местных речений, круг понятий, нашедших отражение в словаре, отражение в словах и толковании их определенного исторического периода — все это делает труд Даля подчас совершенно незаменимым.
Благодаря принятой Далем системе толкования слов его «Толковый словарь» является своего рода и словарем синонимов. Словарь Даля предлагает в ряде синонимов немало метких и нерасхожих слов. Хорош «Толковый словарь» и для того, чтобы подобрать под пару иностранному точное русское слово. «Даль — вот кого переводчикам нужно читать»,— советовал К. Чуковский.
Замечательно глубокое доверие, которое живет в нашем народе к «Толковому словарю живого великорусского языка». Вот уже более ста лет пометка «по Далю» означает точность употребления или толкования какого-либо слова.
Л-ра: В мире книг. – 1976. – № 10. – С. 82-84.
Критика
