Творчество Харуки Мураками в рамках проблемы межкультурной коммуникации

Куценко Надежда Юрьевна
К.филос.н., доцент кафедры «Философия и социальные науки»
Иркутского государственного университета путей сообщения, г. Иркутск

Это моя тема - коридор между внешним космосом и внутренним.
Харуки Мураками

Проблема межкультурной коммуникации - одна из актуальных проблем современной гуманитарной науки. Пожалуй, мир ещё никогда так не нуждался в межнацио­нальном и межкультурном диалоге, как сегодня.

Одна из «диалогообразующих» фигур нашего вре­мени - популярный писатель, признанный классик современной мировой литературы Харуки Мураками. Не будет преувеличением сказать, что мир сегодня охвачен своего рода «муракамиманией»: тиражи произведений японского писателя бьют все возможные рекорды, романы экранизи­руются, а их автор не раз был номинирован на Нобелев­скую премию по литературе. Возникает естественный во­прос: откуда произрастает такая популярность? Сам Мураками достаточно трезво оценивает своё творчество и неоднократно повторяет, что до подлинно классической литературы он сделал всего лишь шаг: «Мой любимый пи­сатель - Достоевский. В «Братьях Карамазовых» есть все, о чем когда-либо захочется написать, и все, что когда- либо захочется прочитать. Я называю это «абсолютным романом». Вот что мне хотелось бы написать когда-ни­будь. Мне кажется, «Хроники заводной птицы» - шаг в направлении абсолютного романа. Я только-только начал приближаться к миру Достоевского, он все еще далек от меня, и впереди долгий путь, а у меня осталось так мало времени...» [3].

В целом, критика достаточно неоднозначно и, можно сказать, противоречиво оценивает творчество писателя. Например, автор книги «Харуки Мураками и му­зыка слов» американский литературовед Джей Рубин пи­шет: «Я должен признаться с самого начала: я фанат Харуки Мураками» [6, С.6]. Известный эссеист, перевод­чик и популяризатор Х. Мураками, автор книги «Суси- нуар. Занимательное муракамиедение» Дмитрий Коваленин говорит так: «Людей надо лечить, чтобы они с ума не сошли, причем с самого рождения. Вот такое у Мураками призвание» [4].

С другой стороны, японские критики, в большин­стве своем, считают, что «популярность этого писателя свидетельствует о кризисе в современной японской лите­ратуре» [6, С.16]. В связи с чем особенно откровенный в своих высказываниях Масао Миёси пишет о том, что сим­патии японских читателей сегодня «отданы производите­лям сиюминутной развлекательной литературы, к како­вым принадлежат «новые голоса Японии» вроде Харуки Мураками» [Цит. по: 6, С.16].

Однако, несмотря на столь нелестные отзывы со­отечественников, популярность писателя, как было отмечено в самом начале, лишь растёт. О стремительном при­знании свидетельствует присуждение различных литера­турных премий и наград: две премии «Нома» (1979, 1982), «Ёмиури» (1995), ирландская премия Фрэнка О'Коннора (2006), премия имени Франца Кафки (2006), иерусалим­ская премия (2009) и др.

Известно, что время - лучший критик. Нам сейчас сложно что-либо сказать однозначно. Будут ли настолько популярны романы японского писателя лет, например, че­рез пятьдесят? Никто не знает. История показывает, что сверхпопулярные в свое время авторы часто забываются потомками, а творчество совершенно незамеченных со­временниками писателей иногда пробивается сквозь время. Но, как бы там не было, понимать причины такого ажиотажа представляется необходимым, поскольку в ка­кой-то мере они и показывают нам состояние внутреннего мира современного человека.

Герой Мураками совсем не похож на традицион­ного японского персонажа, ни под какие стандарты традиционной японской литературы он не подходит: это, как правило, герой-одиночка. Сравним: для японской куль­туры всегда была характерна «неиндивидуалистичность», и до сих пор некоторые исследователи считают, что «япо­нец» - это человек, буквально растворенный в окружаю­щем, совершенно не акцентирующий внимание на себе: «Японцы практически растворены, с одной стороны, в природе как Универсуме, в том целом, с которым каждый житель Страны Восходящего солнца находится в тесной эмоциональной связке, а с другой - в социальной группе, с которой он себя идентифицирует (будь то страна, ком­пания, семья, кружок икебаны и т.п.). Они не противопо­ставляют себя ни природе, ни обществу» [7, С. 50-51]. И вот здесь, конечно, можно поспорить словами самого Му­раками, когда он говорит о современной молодежи: «Они меняются. Они отличаются от предыдущих поколений... Они не знают своей цели, своего предназначения, не по­нимают, что ими движет, когда они что-либо делают. Многое меняется сейчас, в Японии и во всем мире. Мно­гое сдвигается. Нет никакой определенной системы или строгого порядка. Многие чувствуют себя незащищен­ными» [3]. Полагаем, что романы Харуки Мураками не были бы столь популярны среди японской читающей пуб­лики (особенно молодежи), если бы в них содержание кардинально противоречило действительности. «Герои» этих романов чаще всего и представляют собой совершенно не­защищенных эмоционально, одиноких, не имеющих ни целей в жизни, ни смысла существования людей. Матери­альное благополучие и наличие близких, ради которых, казалось бы, герой должен жить не спасают его от всепо­глощающего чувства одиночества. И слово «герой» взято в кавычки совсем не спроста: часто возникает мысль о де­героизации в романах Мураками, поскольку персонаж зачастую потерян не только для общества, семьи, но и для самого себя: некое экзистенциально-тотальное одиноче­ство. Это не просто столкновение с проблемой смысла существования, или осознание собственной смерти - это терзающее героя одиночество, порой доводящее его до по­мрачения рассудка. В качестве наиболее яркого примера можно вспомнить роман «К югу то границы, на запад от солнца». Одиночество Хадзимэ определяется автором с самого начала, где герой рассказывает о своей семье: «В большинстве семей воспитывали по двое-трое детей - это средний показатель для мирка, где я вырос. Мои друзья детства - все без исключения, кого ни возьми - были из таких, словно по трафарету вырезанных, семей. Не два ре­бенка - значит, три, не три - так два. Изредка попадались семейства с шестью, а то и с семью наследниками, и уж совсем в диковину были граждане, которые ограничива­лись единственным отпрыском. Наша семья как раз была такой. Единственный ребенок - ни братьев, ни се­стер. Из-за этого в детстве я долго чувствовал себя непол­ноценным. Каким-то особенным, лишенным того, что другие принимали как должное» [5, С. 7-8]. Здесь нужно сказать о том, что традиционная японская семья - это дей­ствительно двое-трое детей. И один ребенок всегда счи­тался большой редкостью, поскольку японцы в принципе не мыслят себя вне коллектива, одна из задач их жизни - укорениться в какой-либо группе, к которой ты будешь принадлежать, будешь полагаться на нее, будешь верен ей. Семья - это тоже своего рода «группа», для которой традиционно была свойственна четкая субординация. Очень хорошо «групповое сознание» японцев прослежи­вается в этимологии, например: в японском языке нет наименования степеней родства, подобных нашим «брат», «сестра». Вместо этого: 兄 ー [ani] «старший брат», 弟 [otouto] «младший брат»; 姉 一 [ane] «старшая сестра», 妹一 [imouto] «младшая сестра» (это если речь идет о «моих» братьях и сестрах, чужая семья обозначается другими лексическими единицами, которые несут иную семантическую нагрузку).

Таким образом,Таким образом, даже этот пример показывает нам, что одиночество всегда переживалось японцами очень тя­жело, поскольку не было свойственно их образу жизни. Мураками, следовательно, сразу отходит от традицион­ных сюжетных канонов (не говоря уже о том, что его ро­маны в принципе противоречат основной традиции япон­ской литературы: «сисё: сэцу» («роман о себе», дневник)). И часто герои романов Мураками проживают целую «эво­люцию» одиночества, начиная, как Хадзимэ, с социального одиночества (один ребенок в семье, а отсюда и шаб­лонное отношение окружающих, выливающееся в чувство неполноценности) и заканчивая предельным одиноче­ством на уровне экзистенциальном. Если вернуться к ро­ману: о своей юности герой книги говорит так: «... де­литься с кем-нибудь впечатлениями о прочитанных книгах и о музыке желания не возникало. Мне вполне хва­тало собственного общества. Короче, одиночка с высоким самомнением» [5, С. 26]. О зрелом возрасте: «Я никого не сторонился. Просто не желал завязывать отношений с коллегами в нерабочее время, считал, что мое время должно принадлежать мне одному. Двенадцать лет - от поступ­ления в университет до того, как мне стукнуло тридцать. Годы разочарований, одиночества и молчания, когда я ни­кому не открывал душу. Вечная мерзлота, одним сло­вом. Я все глубже замыкался в себе» [5, С. 61-62].

Мураками пишет, что его тема - это коридор из внешнего мира в мир внутренний. Так вот, достигая неко­его «пика» одиночества Хадзимэ уходит в мир внутренний и, по сути, живет прошлым, своими воспоминаниями, мечтами и грезами. И, зачастую, становится непонятным: происходит ли событие с героем или это очередной ми­раж. Не смотря даже на социальную «обустроенность», одиночество Хадзимэ достигает предела: он мечется по городу, сгораемый жаждой увидеть свою детскую любовь; в каждой хромой женщине он видит Симамото (един­ственный человек, воплощающий для героя на тот момент «спасение» - это хромая девочка из детства, рядом с кото­рой он никогда не испытывал одиночества). Хадзимэ ча­сами просиживает в своем джаз-баре, глядя на входную дверь и рисует образ Симамото. Это своего рода экзистен­циальная тоска, которая культивируется в романе крайней отрешенностью героя от внешнего мира: «Я маялся, не зная, чем заняться. Без всякого смысла слонялся по дому, шатался по улицам.» [5, С. 180]; «Никто понятия не имел, что у меня в голове.» [5, С. 184].

Подобные чувства неуверенности, разочарования и отрешенности от мира испытывает большинство героев Х. Мураками (особенно в романах: «Хроники заводной птицы», «Охота на овец», «Дэнс, дэнс, дэнс»). Таким об­разом, можно говорить о том, что в какой-то степени опи­санные чувства есть состояние современного человека - именно поэтому столь популярно творчество японского автора. И дело даже не в том, что Мураками пишет не о Японии, а в том, что в рамках процесса, который мы назы­ваем «глобализацией», японский человек переживает те же ощущения, что и любой другой, независимо от нацио­нальности. И так появляется своего рода образ универ­сального героя, внимание которого направлено глубоко внутрь себя. Сам Мураками говорит: «… сегодня писатели разных стран влияют друг на друга и меняются сами го­раздо активней, чем раньше. Мир тесен, и становится все теснее. мне захотелось создать героя, который беско­нечно одинок в этом огромном и сложном обществе денег и информации...» [2]. Писателю это в полной мере уда­лось, а небывалая популярность привела, в конечном итоге, к появлению в академических кругах понятия «фе­номен Мураками» [1].

В заключение необходимо еще раз подчеркнуть ос­новную заслугу творчества успешного японского писателя: оно служит невероятно активным посредником в том сложном диалоге, который пытаются установить сегодня разные страны в рамках процесса межкультурной комму­никации: «Своими литературными трудами X. Мураками, с одной стороны, приобщает японского читателя к культу­рам других стран, и с другой - представляет западному миру восточный менталитет в контексте японской куль­туры конца XX в.» [1].

Список литературы:

1. Боева С. А. Творчество Харуки Мураками в условиях глобализации межкультурной коммуникации [Электронный ресурс]: дис. канд. культурологии: 24.00.01. Владивосток, 2009. 226 с. РГБ ОД, 61 0924/60 // Электронный каталог российских диссертаций.
2. Интервью Х.Мураками журналу «Обзор современной прозы», Нью-Йорк, 1995. // It don't mean a thing, if it ain't got that swing: [сайт]. [1995].
3. Кельтс Р. Там внизу, в темноте [Электронный ресурс] // Ежемесячник «КАНСАЙ Тайм-Аут»: [сайт]. [1999].
4. Коваленин Д. Мураками 一 это лечащий врач [Электронный ресурс] // Новая газета: [сайт]. [2007].
5. Мураками Х. К югу от границы, на запад от солнца. М.: Эксмо, 2010. - 256с.
6. Рубин Дж. Харуки Мураками и музыка слов. СПб.: Амфора, 2004. - 410с.
7. Скворцова Е.Л. О русских антагонизмах и японском компромиссе // Вопросы философии. 2014. № 1. С. 46-57.