Творческая эволюция Ломоносова-поэта

Творческая эволюция Ломоносова-поэта

С. В. Калачева

Поэзия Ломоносова зачастую представляется единым монологом, в котором варьируются родственные образы.

Первый период творчества Ломоносова в известной мере несамостоятелен — поэт опирается здесь на опыт своих предшественников. «Общепризнано, что Ломоносов подражал Гинтеру, так он произносил это имя. Иоганн Кристиан Гюнтер отличался сложной судьбой. Разночинец по происхождению, он не сумел приспособиться к требованиям меценатов и умер очень молодым, подвергаясь, как предполагают немецкие ученые, гонениям со стороны духовенства. Ода Гюнтера «На заключение Пассаровицкого мира» близка «Оде... на взятие Хотина 1739 года» по теме: заключение победного мира с Турцией. Но имеются параллели и в композиции: русский поэт, как и Гюнтер, начинает с описания боев, далее у немецкого поэта появляются духи римских воинов, когда-то сражавшихся в этих местах, а у русского поэта — духи Дмитрия Донского, Ивана Грозного и Петра.» Заканчиваются обе оды описанием мирной жизни, но у Гюнтера старый воин рассказывает молодежи о героических подвигах, подготавливая ее, так сказать, к новым битвам. Для Ломоносова же мир — это освобождение от войны. Купец и моряк, землепашец и пастух — каждый получает возможность заниматься своим делом. Песнь о героизме воинов поет пастух — «солдатскую храбрость хвалит в ней», как бы благодаря за радость мирной жизни. Таким образом, Ломоносов не столько подражает оде своего предшественника, сколько развивает его идеи, подчеркивая роль простых людей во всем происходящем.

Ода Ломоносова была шагом вперед по отношению не только к немецкому поэту, но и к Феофану Прокоповичу, «Эпиникион» которого был написан раньше оды Гюнтера, но перекликается с ней, потому что у обоих авторов главным персонажем и главным героем выступает полководец: у Гюнтера — принц Евгений, а у Феофана — Петр I. В традициях Феофана создавалась и панегирическая книжная лирика тех лет. В то же время уже самим названием оды — «На взятие Хотина» — Ломоносов полемизирует с Тредиаковским, за несколько лет до этого создавшим оду «О сдаче города Гданска», где воспроизводятся переживания Станислава и его войск, трепещущих перед русскими. В центре внимания Ломоносова — прежде всего русские воины, их героический порыв, а не переживания врагов. Очень характерно, что русские воины названы «сынами российскими». «Конечно, поэт эпохи абсолютизма не мог целиком сосредоточиться на изображении того, «коль росская ужасна сила». В оде обязательно появляется образ императрицы, но это сделано более утонченно, чем у Тредиаковского, который в первой же строфе заявляет: «Храбру прославлять хощу Анну», словно императрица непосредственно участвовала в штурме города. У Ломоносова Донской и Петр I с радостью констатируют:

На юге Анна торжествует,
Покрыв своих победой сей.

При этом принципы изображения императрицы перекликаются с традициями древнерусской литературы. Спустя несколько лет в одах, посвященных Елизавете Петровне, поэт будет вспоминать царствование Анны как время тягостной неволи, но в 1739 г. Анна не только наделяется им могуществом, но и прославляется как вдохновительница побед. Думается, что и в оде Тредиаковского, введшего, так сказать, императрицу непосредственно в битву, и в возвеличивании Анны Ломоносовым сказалась та этикетность, которую так блестяще описал Д. С. Лихачев как характерный признак древнерусской литературы. В согласии с художественными принципами древнерусской литературы первые поэты нового времени наделяют самодержицу всеми достоинствами великого монарха. Лик ее светел, гнев грозен для врагов, русские воины вдохновлены ею.

Приемы, продолжающие «этикетное» изображение самодержца, еще нагляднее проявляются в одах, посвященных Иоанну Антоновичу:

Целую Вас, Вы, щедры Очи,
Небесный в коих блещет лучь.
Как дни, при Вас светлы мне ночи.
Чист воздух мне во время тучь.
Лишь только Перетик Ваш погнется,
Народ бесчислен вдруг зберется,
Готов идти, куда велит.

Очень характерно, что в оду «На праздник высокого рождения ... государя Иоанна III» (1741) Ломоносов включает предание о том, как Гостомысл пригласил варягов, — легенда, против которой в дальнейшем он выступил как историк. Думается, что непосредственная связь с традицией древнерусской литературы подсказала и средства возвеличения не только младенца-императора, но и его родителей, ничем положительным в русской истории не отличившихся. Так, принятое в древнерусской литературе изображение того или иного персонажа в соответствии с его местом в социальной иерархии распространилось и на незадачливую Анну Леопольдовну:

Надежда, Свет, Покров, Богиня
Над пятой частью всей земли,
Велика севера Княгиня,
Языков больше двадцати,
Премудрой правиш ты рукою,
Монарха тех держиш другою...

Правительница с младенцем-императором на руках невольно напоминает богоматерь. Герцог же Брауншвейгский назван «Отца отечества отец». Широко распространено мнение, что классицизм грешил каноничностью в изображении. Между тем в русской литературе именно классицизм нарушил господствующие на предыдущем этапе литературного процесса каноны, поскольку стал широко изображать рядовых членов общества, наделив их, правда, всего одной страстью, дающей, однако, возможность индивидуализировать образ. Каноничность сохранилась только при обрисовке правящего монарха как идеального, а его врагов — как черной силы без единого проблеска положительных качеств:

Как в клуб змия себя крутит,
Шипит, под камень жало кроет, —
так изображаются защитники Хотина.

Второй период творчества Ломоносова (1742-1746) представлен одами, которые печатались своим коштом, независима от официальных заказов Академии. Следовательно, в них в наибольшей степени могли проявиться цели поэта и волновавшие его чувства. Считается, что создание такой оды преследовало личные интересы и выгоды. Повод создания Ломоносовым в 1742 г. оды «на прибытие» императрицы Елизаветы Петровны «по коронации» из Москвы в Санкт-Петербург представляется настолько частным, что ни о чем, кроме желания автора обратить на себя внимание, он не свидетельствует. Однако соотнесение с обстоятельствами политической жизни того времени позволяет обнаружить здесь два важных факта.

Во-первых, захватив власть, Елизавета еще не чувствовала себя прочно на престоле. Поэтические похвалы Ломоносова расточались не для того, чтобы потешить тщеславие императрицы и привлечь ее благосклонность к певцу. Ода была средством завоевать новой самодержице сторонников, привлечь на ее сторону симпатии подданных. Поэтому, ни словом не упоминая о насильственном перевороте, о том, что Елизавета Петровна фактически нарушила законы империи, свергнув наследника, который занимал трон согласно принятым принципам престолонаследия, Ломоносов стремится уверить читателей и слушателей в том, что царский венец Елизавете вручен по соизволению воли небесной:

Великих зря Монархов Дщерь,
От верных всех сердец избранну,
Рукою Вышнего венчанну,
Стоящу пред Его лицем,
Котору в свете Он Своем
Прославив щедро к Ней взирает,
Завет крепит и утешает.

В то время эти образы имели громадное значение: Ломоносов отводил от Елизаветы нарекания в незаконном захвате власти.

Во-вторых, положение Елизаветы осложнялось тем, что она считалась незаконной дочерью Петра. Это было очень сильным аргументом, благодаря которому ее кандидатуру на престол отклонили после смерти Петра II. Разговоры о происхождении новой императрицы долгое время продолжались и после переворота 1741 г.

В такой политически неустойчивой обстановке Ломоносов строил систему образов оды, исключая возможность сомневаться в происхождении новой императрицы. Уже в первой строфе поэт называет ее «дщерь Петра». В дальнейшем этот перифраз пройдет через многие его произведения, но в оде 1742 г. он имеет злободневное значение и приобретает новый оттенок. В оде появляется «дух Петров»:

На запад смотрит грозным оком
Сквозь дверь небесну Дух Петров,
Во гневе сильном и жестоком
Преступных он мятет врагов.

Может показаться странным столь грозное появление родителя императрицы, но это связано с еще одним, важнейшим для Ломоносова фактом, который, возможно, объясняет, почему оду он написал именно в декабре. В это время начались мирные переговоры со Швецией, причем выяснилось, что Елизавета заняла достаточно твердую позицию, хотя шведское правительство рассчитывало на большие территориальные уступки как плату за поддержку императрицы во время дворцового переворота. Следовательно, Ломоносов оказался в числе тех, кто воздерживался от восторгов, пока не выяснилось, что Елизавета не собирается расплачиваться государственными интересами за оказанные ей личные услуги. И хотя переговоры еще не завершились, Ломоносов, настаивая на том, что Елизавета заслуживает звания наследницы Петра, поскольку

...все дела твои (Петра. — С. К.) восставит,
И в свете тем себя прославит,—

закрывал пути к компромиссу, дипломатическому отступлению с ее стороны. Законность происхождения и наследования императрицы подтверждалась избранным ею политическим курсом. Причем теме войны и мира в оде отводится главное место. С описания конфликтной ситуации и начата ода:

Брега Невы руками плещут,
Брега Ботнийских вод трепещут.

Строка «Брега Невы руками плещут» звучит как подлинный символ, ибо она обладает и конкретно-метонимическим и бесконечно расширяющимся значением. Можно представить народ, собравшийся на берегу Невы перед Зимним дворцом и рукоплещущий приехавшей царице, но это и народ, радующийся миру, причем не только у Невы. Переезд Елизаветы в Петербург тоже приобретает символический характер: дочь утверждается в столице, воздвигнутой отцом в ознаменование победы над давним врагом. Так приветственная ода превращается в серьезное политическое выступление. Ломоносов пишет: «Мы славу дщери зрим Петровой», ощущая себя при этом не подателем песнопения, ожидающим золотого перстенька или табакерки, а выразителем важнейших интересов своей страны и своего народа, рукоплещущего пышному въезду царского поезда.

Выступление Ломоносова от лица массы, самой России оказалось возможным благодаря тому, что дворцовый переворот, совершенный Елизаветой, отличался от всех предыдущих и последующих. Она сумела использовать в своих интересах национальное чувство. Недаром опальная царевна водила в своем дворце хороводы с сенными девушками и пела русские песни. Захватив престол, она заявляет, что при назначении на любую должность необходимо оказывать предпочтение русскому перед иностранцем. Так же как через 20 лет Екатерина рядилась в либеральные, вольтерьянские одежды просвещенного монарха, так Елизавета приняла позу русской царицы, защитницы национальных интересов. Но вольтерьянская фраза могла быть обращена к сравнительно узкому кругу дворянства, а национальный лозунг понятен самым широким народным массам. Поэтому приход на престол Елизаветы Петровны выделялся на фоне многочисленных переворотов XVIII в. в рассматривался не просто как победа одной политической партии над другой, а как восстановление национальных прав народа. В свете всего этого ода Ломоносова Елизавете отличалась небывалым ранее пафосом.

Общий подъем национального самосознания выразился в целом ряде выступлений солдат против немецких офицеров. Началась борьба и в стенах Академии. Ее русские сотрудники обратились к императрице с жалобой на главу реакционной партии — Шумахера. Хотя подписи Ломоносова под этим прошением не было, его единомыслие с составителями совершенно ясно, поскольку он активнейшим образом старался помешать сторонникам Шумахера изъять порочащие последнего документы из архивов Конференции.

Однако нигде, наверное, ограниченность дворцовых переворотов не проявлялась столь очевидно. Именно благодаря тем ожиданиям и утопическим мечтам, которые связывались с появлением «Петровой дщери», стало особенно ясно, как далека была царица от подлинных интересов народа. Ломоносову пришлось убедиться в этом очень чувствительным образом.

Судя по содержанию жалоб, русской группе в Академии удалось собрать немало обличительных материалов против Шумахера. Но недаром тот старательно подбирал единомышленников в стенах самой Академии, выживая всех неугодных ему ученых, недаром он поднаторел и в придворных интригах, выслуживаясь перед Анной Иоанновной и ее фаворитами. Заручившись поддержкой влиятельных лиц, Шумахер был оправдан, выпущен на свободу и даже вознагражден. «Шумахеру быть у дел в Академии по-прежнему, и за которое время жалования он не получал, оное ему выдать», — гласил Указ, подписанный самой Елизаветой. А еще через полгода Шумахер был возведен в чин статского советника и стал Директором Академии наук по причине того, что «претерпел немалый арест и досады».

В прошении русских утверждалось, что если бы в Академии не царила несправедливость, то «половину целую профессорского комплекту россияне составляли». Среди ученых, подающих наибольшие надежды, назывались и те, кто поставил свою подпись в жалобе на Шумахера. В результате проведенного следствия этих претендентов на профессорские должности приговорили ... к смертной казни! Правда, Елизавета их помиловала и они были всего лишь наказаны плетьми!

В биографии Ломоносова упоминается скандал, учиненный им в Академии 26 апреля 1743 г. Отношение к этому эпизоду двойственное. С одной стороны, его упоминают только вскользь, ибо как-то неловко говорить, что великий ученый в нетрезвом виде явился в Академию и называл профессоров дураками. С другой стороны, утверждают, что в пылу борьбы Ломоносов иногда переходил границы и подобные поступки совершал неоднократно. Между тем документы сообщают лишь об одном таком случае, точно датированном. Причем, судя по указанному числу, для скандала было более чем достаточно оснований. За четыре месяца перед этим был освобожден Шумахер и настала пора привести в исполнение страшную экзекуцию над товарищами Ломоносова. Очень, возможно, что именно это и вызвало его отчаянное, но в общем-то беспомощное возмущение. Косвенным свидетельством того, какое впечатление на ученого произвела расправа над жалобщиками, могут служить выписки, сделанные им для Вольтера по истории стрелецкого бунта. Анализируя причины выступления стрельцов, Ломоносов громадное значение придает наказанию, которому власти подвергли стрельцов за их справедливые жалобы. Отсюда можно сделать вывод о тех настроениях, которые владели русским ученым в связи с аналогичным беззаконием, учиненным правительством Елизаветы.

Поступок возмущенного Ломоносова был тут же использован его противниками. Во время следствия над Шумахером, а потом над Горлицким и его коллегами Ломоносова не удалось серьезно запутать — настолько расчетливо и осторожно давал он свои показания. Но для реакционной партии он был опаснее всех своих единомышленников, в связи с чем и началась систематическая травля молодого ученого. Одна за другой подаются жалобы на Ломоносова. Он лишается права посещать ученые собрания Академии, с него пытаются взыскать «студенческие» деньги, которые выплачивались во время заграничной учебы, и т. д. В конце концов Ломоносов оказался под арестом на 8 месяцев.

Лицемерный характер политики Елизаветы проявил себя достаточно красноречиво, что, несомненно, понял и сам Ломоносов, ответив на это единственным возможным для него способом — он отказал императрице в своей поэтической поддержке. Это вовсе не значит, что поэт вообще отрекся от борьбы словом, просто он на несколько лет переменил адрес своих посвящений. В июне 1743 г., находясь под арестом, Ломоносов пишет торжественную оду «...на день тезоименитства его императорского высочества...» Петра Федоровича. Характерно, что имя царствующей императрицы здесь вообще не упоминается, ее существование даже игнорируется, и уже внуку Петра I напоминается о необходимости продолжить дело его деда:

Се вечность от пространных недр
Великий ряд веков приводит:
В них будет жить Великий Петр
Тобой, Великий Князь Российский.
В Тебе весь Норд и край Азийский
Воскресшу прежню чтит любовь.
Как в гроб лице Петрово скрылось,

В сей день веселья Солнца тмилось,

Но днесь Тобою светит вновь.

Всего лишь год назад почти такими же словами Ломоносов приветствовал Елизавету. В новой оде создается впечатление, что после смерти Петра в жизни страны никаких отрадных событий не произошло и единственная надежда в этом отношении возлагается на наследника престола. А в следующих строфах, обращаясь уже непосредственно к описанию наследника престола, Ломоносов изображает его «предкам вслед взлететь спешаща». Думается, что и замалчивание имени Елизаветы, и многозначительные метафоры оды являются звеньями одной цепи. Убедившись на собственной судьбе, насколько безразлична была «великая Петрова дщерь» ко всем прогрессивным идеалам своего времени, Ломоносов склонен противопоставить ей наследника престола, в то время еще только приехавшего в Россию и недостаточно проявившего себя. После двух дворцовых переворотов, следовавших друг за другом (Анны Леопольдовны и самой Елизаветы), только что приведенные строки звучали призывом к третьему. В 1745 г. была написана ода на бракосочетание Петра Федоровича, и в том же году поэт посвятил наследнику престола свою грамматику.

Неизвестно, почувствовала ли Елизавета Петровна угрозу в произведении поэта и нашла ли нужным реагировать на нее, но освобождение из-под ареста произошло только через полгода. Однако и после этого Ломоносов не вернул императрице своего расположения. Считается, что в 1744-1745 гг. его не допускали выступать от имени Академии с торжественными одами, давая возможность выдвинуться более угодным Шумахеру лицам. Но поэт мог посвятить императрице оду по собственной инициативе. Если бы ода была для Ломоносова только средством добиться лучшего положения, то он бы нашел пути для славословия. Но, думается, произведения Ломоносова тем и отличаются от многочисленных официозных песнопений, что поэзия для него всегда служила делу, а не лицам. После конфликтов 1742 г. Ломоносов, разочаровавшись в политике Елизаветы Петровны, не считал возможным воспевать ее.

Итак, второй период творчества великого русского ученого сосредоточен на изображении монарха с целью защитить его интересы и популяризировать как личность. Это были своеобразные политические прокламации. Злободневность од приводит к тому, что автор уже не может сохранить каноничность образа, что особенно ярко проявляется в наиболее художественной оде, посвященной императрице.

Оды, адресованные Петру Федоровичу, значительно слабее по своему уровню, и воспеваемый в них образ ближе к канону: молодой наследник — воплощение всех надежд. Лишены они и главного, что отливает оду Елизавете Петровне, — ощущения единства автора с широкими народными массами, вместе с которыми он приветствует въезд самодержицы в столицу. Затем появляется новая черта, предвещающая следующий творческий период. Ода 1743 г. начинается не с античной картины Пинда или Парнаса, а с пейзажной зарисовки:

Уже врата отверзло лето,
Натура ставит общий пир.

Упоминание натуры, т. е. природы, особенно знаменательно, и этот впервые звучащий мотив очень важен для поэта-ученого. Пейзажными зарисовками пронизана вся ода Петру Федоровичу, как и ода на его бракосочетание. Обе оды выдержаны в высоком патетическом стиле, поэтому не лишены условности. Вместе с тем в них присутствуют и яркие художественные детали:

Как утрення заря сияет,
Когда день ясный обещает,
Румянит синий горизонт...

Однако общей чертой этого периода является то, что своим поэтическим творчеством Ломоносов пытается вмешаться в политическую жизнь и не столько прославляет личность монарха, сколько оказывает ей политическую поддержку.

Третий период открывается одами Елизавете 1746 г., («Ода на день восшествия на... престол ... императрицы Елисаветы Петровны» и «Ода на день рождения... императрицы Елисаветы Петровны...») и носит переходный характер. Обе они посвящаются императрице и прославляют черты, которые характеризовали ее в 1742 г. Образ Елизаветы не совпадает здесь с привычными этикетными образами, но для Ломоносова приобретает каноничность: это «дщерь Петрова», освободившая страну от ночной тьмы предыдущих царствований и установившая в ней «тишину». Однако поэт понял, что у него есть собственные творческие интересы, которые прежде всего и подлежат поэтической популяризации. Уже в первой оде намечается зарисовка русской земли:

Тобой сугубо осиянный
Восток и льдистый Океан...

Дальнейшее развитие получает образ «натуры». Так, упоминание «прекрасной планеты» в первый момент ассоциируется с образом монархини, но из дальнейшего описания становится ясно, что это Солнце, взирающее на Елизавету... Во второй оде появляется «натуры глас», после чего создается образ этой натуры:

Седя на блещущем престоле,
Составленном из твердых гор,
В пространном всех творений поле
Между стихий смиряет спор;

Сосцами реки проливает
И теми всяку тварь питает.

Широко известен образ «великой жены» из оды 1748 г., который чаще всего отождествляют с образом императрицы. Между тем в оде 1746 г. имеется в виду именно «натура», причем прямо указывается, что порождением ее является и «героиня» — Елизавета, которая в 1742 г. выступала как посланница всевышнего. Таким образом, в поэзии Ломоносова усиливается тема науки.

Наряду с этим возникает обращение: «О коль, Россия, ты щастлива!» До сих пор патриотическое чувство Ломоносова получало выражение главным образом через эпитеты российско, росско и т. п. Теперь образ родины как бы консолидируется и получает завершение в одах четвертого периода. В знаменитой оде 1747 г. поэт с гордостью заявляет:

Толикое земель пространство
Когда всевышний поручил
Тебе в щастливое подданство.
Тогда сокровища открыл,
Какими хвалится Индия;
Но требует к тому Россия
Искусством утвержденных рук.

Далее следует описание родной земли от нетающих снегов Севера до Амура. Причем тема родины и науки сливаются воедино. Просторы России и необходимость развития науки, осваивающей скрытые богатства, воспринимаются как призыв к тем, «которых ожидает отечество от недр своих». Намеком прозвучавшее в оде 1742 г. ощущение того, что поэт выступает представителем широкой народной массы, получает полное выражение. Ломоносов говорит от лица родной страны, подлинные интересы которой он как ученый и поэт, воспевающий ее величие, понимает глубже самого просвещенного монарха. В попытке выразить интересы своего отечества Ломоносов обнаруживает зародыш народности, которая в дальнейшем станет ведущей чертой русской литературы XIX в.

В одах этого периода изменяется и представление о русском народе. Если в «Оде ... на взятие Хотина 1739 года» создавался канонический образ, имеющий давнюю религиозную традицию: «в труд избранный наш народ», то теперь русский народ выступает как могучая сила, рождающая талантливых людей, необходимых для освоения неисчислимых богатств родной земли.

В соответствии с поворотом в содержании изменяется и форма оды. Ломоносов вводит в оды традицию устного народного творчества, те богатейшие образные «запасы», которые были ему знакомы с ранних лет, проведенных в песенно-былинном Холмогорском крае. В «Оде на день восшествия на... престол... императрицы Елисаветы Петровны 1746 года» появляется характерная формула:

Пять крат под щастливой державой
Цветами красилась земля.

Возникают образы, приближающие оду к заговору:

Да движутся светила стройно
В предписанных себе кругах,
И реки да текут спокойно
В Тебе послушных берегах;
Вражда и злость да истребится
И огнь и мечь да удалится
От стран Твоих и всякий вред;
Весна да рассмеется нежно.
И земледелец безмятежно
Сторичный плод да соберет.

Аналогично знаменитое обращение к наукам в оде 1750 г.:

О вы, щастливыя науки!
Прилежны простирайте руки
И взор до самых дальних мест.
Пройдите землю и пучину,
И степи, и глубокий лес,
И нутр Рифейский и вершину,
И саму высоту небес.

Четвертый период творчества характеризуется тем, что Ломоносов не ограничивается прославлением императрицы, а все более увлекается изображением родной страны, говорит о необходимости развития отечественной науки. Свое одическое творчество он осознает как голос родной земли. В одах 1750-1762 гг. образ страны родной завершается введением исторической характеристики, переплетающейся с историческими изысканиями Ломоносова тех лет. Ощутив себя к концу 40-х годов выразителем интересов отечества, Ломоносов обращение к царствующей особе использует уже не для прославления императрицы, а с целью дать свое представление о политической программе, которой самодержец должен следовать. Это стремление, думается, ошибочно распространяется на все поэтические произведения Ломоносова.

Оды последнего десятилетия в творчестве поэта отличаются большой свободой в изображении царствующей особы. Однако индивидуализация возникает не в связи с индивидуальностью личности. Образ Петра Федоровича оказывается носителем тех же обобщающих черт, что и в последних одах Елизавете или в одах, посвященный Екатерине. Это образ просвещенного монарха, о котором мечтали лучшие люди России. Индивидуализация в каждой оде достигается сопоставлением то с какими-то пейзажными зарисовками, то с историческими образами, то с мифологическими. Опора на импровизационное народное творчество дала простор фантазии поэта, освободила его от давления этикетных образов книжности.

Часто говорят о стабильности образов Ломоносова. А между тем ему пришлось пройти сложный творческий путь, испытать определенные разочарования, прежде чем он почувствовал себя выразителем интересов своей Родины. Ломоносов первым пытался представить историческое движение не только в прошлом, но и в будущем. Представляя, как обогатится страна благодаря развитию наук, он, заглядывая в далекое будущее, вопрошал:

Что вы, о поздние потомки,
Помыслите о наших днях?

Л-ра: Вестник МГУ. Сер. : 9. Филология. – 1987. – № 3. – С. 17-25.

Биография

Произведения

Критика


Читайте также